На пути в бездну

– Да, ты прав, – Корвус встал с трона и положил руку на плечо своего друга. – И все равно, на переговоры отправится кто-нибудь другой. Мы лишились Орелии и Ридгара, не хватало еще потерять тебя.

– Как пожелаешь, – Изегрим был недоволен этим решением, но оспаривать его не стал. – Мы найдем достойных послов, я в этом не сомневаюсь. А теперь давай перейдем к более важным делам.

– А именно?

– Разработке плана боевых действий. Не забывай, осень на носу, а значит, действовать придется быстро, – он поднялся и потянулся так, что хрустнули ребра. Буди Перышко, зови Каш-рона, прикажи полковникам и генералам прибыть в тронный зал, и приступим. Я хочу знать, какими силами мы располагаем на сегодняшний день, и, самое главное, точно ли все обстоит так, как ты рассказывал мне во время нашей прошлой встречи.

Глаза Корвуса сощурились, и Изегрим знал, что там, под маской, изуродованные шрамами губы разошлись в улыбке.

И это заставило его сердце радоваться – один простой разговор позволил брату вспомнить, кто он такой, и как обязан поступать.

"Мертвых мы оплачем, когда вернемся с победой. Ничего, они поймут".

Ну а если малышка Игнис, Орелия и Ридгар каким-то чудом остались в живых, что ж, они узнают об этом и найдут способ вызволить друзей.

В любом случае, наматывание соплей на кулак ничем не поможет, а значит – пора действовать.

***

– Проклятье!

Брошенный со всей силы предмет столкнулся со стеной и разлетелся на куски с характерным звуком. Да, именно что со звуком. Видеть траекторию полета ему теперь не дано, но острый запах свидетельствовал о том, что в колбе находилось лекарство.

Очередное.

Бесполезное.

Таривас с трудом сдержал вопль отчаяния.

– Сынок, сынок, упокойся! – нежные мягкие руки обхватили его за плечи, и принц расслабился. – Все вон!

По топоту, донесшемуся до слуха принца, он заключил, что многочисленные слуги и лекари Ордена Спасения стремительно покинули комнату, опасаясь столкнуться с яростным характером королевы.

Принца окутала волна жалости и заботы, с легкими нотками гнева. Эмоции матери успокаивали и возвращали душевное равновесие. Как всегда.

– И снова провал, – прошептал он одними губами.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем, – шептала мать, как заведенная.

По волне напряжения, идущей от нее, можно было понять, что дела идут не слишком хорошо. И в этом не было ничего удивительного – в воздухе отчетливо пахло войной, большой и страшной, и аромат этот нервировал как дворян, так и простых горожан. Сентий замер в напряженном ожидании, а войска – отряд за отрядом собирались возле столицы, однако по другую сторону реки Латы было тихо и спокойно. Слишком тихо и спокойно.

– Какие новости от дяди?

– Привел своих в готовность, будет держать север и ожидать команд, – ответила мать.

– Не поедет в Сентий?

– Нет, – в ее голосе послышались нотки раздражения, – он считает, что вероятность атаки на герцогство Риштат слишком высока для того, чтобы рисковать.

– И он прав, – заметил Таривас.

Эти разговоры помогали, они давали возможность забыть о том, что дневной свет стал несбыточной мечтой. Такие беседы напоминали, что он – все еще наследный принц, все еще жив.

– Ну конечно, – фыркнула мать, однако злость начала уходить, королева наконец-то сумела взять себя в руки, что в последние дни происходило с ней нечасто.

Королева переживала о том, что с ним случилось. В первый же день после трагедии во дворец были согнаны все лекари, каких только получилось найти, но…

– Никаких следов ученицы Орелии? – Таривас понимал, что не должен спрашивать об этом, но не мог удержаться.

Полыхнуло яростью.

– Нет. – Скрип зубов Кэлисты был слышен так отчетливо, что принц легко представил, как мать цедит это слово, а ее пальцы сжаты так сильно, что костяшки побелели. – Эти ублюдки прихватили ее и воспитанницу Кающегося с собой, бежали из страны.

– Ожидаемо, – Таривас с трудом сумел сдержать вздох разочарования.

Говоря начистоту, он и не надеялся на столь сильное везение, но небольшая надежда все-таки осталась. Теперь и она растаяла.

Таривас коснулся уродливого рубца, пересекавшего оба глаза, и свежий шрам отозвался фантомной болью. Да, Вороний Король оказался прав, жить без солнечного света – это страшно. Но все-таки, он дышит, а значит, шансы на исцеление остались.

Мать, в очередной раз безошибочно угадав настроение, подошла к принцу и обняла его.

– Мы что-нибудь придумаем, сынок, обязательно.

– Спасибо, мама, – Таривас нежно погладил ее руку и улыбнулся, – ты всегда поддерживала меня.

– А как же иначе.

В дверь постучали и Кэлиста отстранилась. Таривас сразу же представил, как она поднялась, сложила руки так, чтобы те подчеркивали форму безупречной груди, приосанилась, убрав с лица все намеки на страх, неуверенность или слабость. Ее эмоции, впрочем, как и всегда, бурлили, но тут уж ничего нельзя было поделать – Роза Юга никогда не отличалась сдержанностью.

Злость, раздражение, жалость.

– Войдите, – распорядилась она, и дверь открылась.

– Госпожа, есть новости. – Вошедшей оказалась Мислия.

Боль, усталость, жалость к себе.

Первая Тень, как рассказывали принцу, с трудом пережила ту страшную ночь, и до сих пор полностью не восстановилась от ран.

– Да, и новости очень важные.

Вслед за Мислией вошел Амандус.

С одной стороны, это было удивительно, но с другой – ожидаемо. Таривас сразу же понял, что они сейчас скажут, а потому – напряженно замер, готовясь встретить надвигающуюся бурю.

– Слушаю, – коротко бросила королева.

– Посланники Волукрима, – в один голос произнесли канцлер и первая Тень.

Жаркая волна ярости затопила все вокруг. Эмоции матери оказались столь сильными, что принц тихонько охнул, не в состоянии справиться с ними.

«Три, два, один» …

– Что-о-о!!! Какие еще посланники! – Вопль правительницы Дилириса, должно быть, слышали в самом дальнем флигеле дворца. – Вздернуть их на ближайшей осине!

Это было ожидаемо. Они с матерью задумывали то, что задумывали не для того, чтобы теперь пойти на попятную, но все-таки, столь бурная реакция не могла не вызвать улыбку. Мать, как всегда, была искренна в своих чувствах, и если уж ненавидела кого-то, то делала это всей душой.

– Я понимаю ваш гнев, о моя госпожа, – ровный и уверенный голос Амандуса, как всегда, сумел притушить ураган по имени Кэлиста, – но все-же вынужден настаивать на приеме послов. Дворяне не желают войны и открыто высказывают свои мнения, мы не можем не учитывать этого, а потому должны показать, что не являемся агрессорами.

– Это так, – подтвердила первая Тень. – Ночное нападение на дворец, несмотря на все свое вероломство, испугало многих. Они не понимают, что происходит, и чем мы заслужили возмездия Вороньего Короля и Охотника. А напуганные и непонимающие люди – плохое сочетание. Нужно сделать так, чтобы виноватой стороной оказался именно Волукрим.

– Что весьма непросто будет организовать, – продолжил за нее Амандус, – если посланцев, имеющих дипломатическую неприкосновенность, казнят без суда и следствия.

И снова мать заскрипела зубами в бессильной ярости. Она знала, что советники правы, более того, эти вопросы не один и не два раза обсуждались до начала путешествия, и все-же, принять истину было трудно даже для нее.

– Хорошо, – наконец процедила Кэлиста Вентис, – пусть прибудут в столицу для переговоров. Я даю слово, что ни один волос не упадет с их головы. Мислия, ты знаешь, что нужно сделать.

– Знаю, – холодно и бесстрастно ответила она.

Холодная решимость, злость, злорадство.

Таривас с трудом сдержал вздох. Еще каких-то три недели назад эти слова переполнили бы его радостным возбуждением, но теперь… Теперь он начал смотреть – хех! – на вещи немного иначе.

Принц вновь коснулся рубца на лице и впервые за долгие годы задумался:

"А правильно ли мы поступили, дергая ворону за перья"?

***

– Подсекай, – Безымянный, не обращая никакого внимания на шипение гарпии, дождался, пока рыба надежнее клюнет на наживку, и лишь после этого резко, насколько позволяло изломанное тело, дернул самодельную удочку вверх.

Серебристый росчерк хвоста свидетельствовал об удаче, и когда в следующий миг тело рыбы затрепыхалось на камнях, юноша ощутил некое подобие радости.

"Подумать только, как иногда мало людям нужно для счастья", – пришло ему в голову, но вслух Безымянный не стал говорить ровным счетом ничего – какой смысл в словах, когда речь идет о пище.

Даже одна пойманная рыба в их положении означала возможность жить и бороться. О том, для чего ему нужна эта самая жизнь, и какой смысл в борьбе, юноша старался не думать. Да что там, он решительно отгонял эти мысли так далеко, как только получалось, вот только получалось – паскудно. И все же, Безымянный боролся с собой, потому что знал – если не будет этого делать, то груз предательства, разбитых надежд и тяжелых обид приведет его к ближайшей осине. Хотя повесится, конечно, не выйдет – не на чем.

"Придется вскрывать вены", – меланхолично подумал полукровка, насаживая на крючок нового червяка.

Да, перерезать себе вены он еще мог – чудесная волукримская сталь не пережила падения и меч разлетелся на несколько осколков, но тот, что торчал из гарды был ничуть не менее остер, чем раньше, а значит – один разрез от кисти и до предплечья, и все кончится.

Но Безымянный не мог так поступить по двум причинам. Во-первых, это бы свело на нет самопожертвование гарпии. Аелла лишилась крыльев, спасая его жизнь, и нужно было оказаться последней тварью, чтобы просто так взять и плюнуть на старания дочери неба. Но не только лишь благодарность мешала юноше наложить на себя руки. Было вторая – не менее важная – причина.

Он обещал Вороньему Королю защищать Игнис даже ценой своей жизни, и с треском нарушил клятву, а значит, жизнь и смерть ему больше не принадлежат. Корвус должен будет сам решить, как поступить с клятвопреступником, и Безымянный был серьезно настроен предстать пред его очами для суда.

В голове что-то кольнуло и перед глазами возник образ: фиолетовые небеса, крыша чего-то, напоминавшего крепость, Вороний Король и Кающийся. Корвус что-то говорит, но слов не разобрать.

Безымянный моргнул и видение бесследно растаяло, оставив после себя резкий приступ головной боли. Скривившись, полукровка коснулся виска пальцами изувеченной правой руки и зашипел. В последние дни время от времени у него начали появляться видения, судя по всему, имевшие какое-то отношение к тому, о чем он бесследно забыл. И это что-то, определенно, имело колоссальное значение.

Посидев несколько секунд и не найдя ответа, он вернулся к мысленному самобичеванию.

«Да, я обязан расплатиться за свои грехи»!

Юноша понимал, что в случае возвращения ничего хорошего ждать не стоит, но его это не волновало. Смерть – так смерть, пытки – так пытки. Какая разница? Особенно теперь, когда мир застыл на пороге новой Последней Войны. Безымянный не страдал от излишнего оптимизма и понимал, что Вороний Король не спустит такого предательства. Он наверняка хотя бы в общих чертах уже знает о том, что произошло. Не может не знать. Лично сам виконт на его месте передал бы гарпиям, призванным следить за Игнис, какой-нибудь магический артефакт, позволяющий экстренно выйти на связь, ну или хотя бы подающий сигнал в случае гибели разведчиков. Правда, у Аеллы, которая, вроде бы, и командовала гарпиями, ничего такого с собой не было, но это мало что значило. Так или иначе, Корвус должен был понять, что за нападением стоял Дилирис, а даже если и нет – то возвращение его высочества и первой Тени весьма подозрительно само по себе. И Древний, до помешательства любящий свою приемную дочь, обязательно сорвется и сотворит какую-нибудь глупость.

«Допустим, он совершит или уже совершил нечто непоправимое. Что произойдет после, ближе к концу лета»?

Со стороны все будет выглядеть так, словно безумный Вороний Король напал на ни в чем не повинный Дилирис, и у Аэтернума не останется иного выхода, кроме как прийти на помощь. А где Аэтернум, там и Империя Бархатных Островов, с феноменальной силой флота которой придется считаться даже легендарному сковывающему.

Неясным Безымянному оставалось отношение к происходящему Ривеланда, но юношу начали посещать нехорошие мысли на предмет сговора двух королев. Уж очень все хорошо сходилось, прямо такие удачные случайности, что дальше некуда.

От размышлений его отвлекло то, что леска дернулась. Безымянный вновь подсек, и горная речка подарила им с гарпией еще одну рыбу. Аелла радостно пискнула и схватила ее, а юноша устало улыбнулся и насадил нового червяка на крючок.

"Какие же они все-таки жизнерадостные создания", – с легкой завистью подумал он. – "Осталась без крыльев, и все равно находит в себе силы радоваться мелочам жизни".

Сам он так не мог. Теперь не мог.

Циничное и гнусное предательство принца что-то надломило в еще недавно несгибаемом капитане личной гвардии его высочества. Безымянный, смысл жизни которого заключался в служении, внезапно понял, что он – всего лишь расходный материал, верный сторожевой пес, которого пинком под зад погнали со двора, стоило лишь один раз отказаться выполнять приказ.

И снова он вспомнил Талиссу, чье лицо в следующий момент почему-то сменилось маской Игнис.

Безымянный вздохнул и в очередной раз постарался изгнать из головы настойчиво лезущие мысли.

Выживание – вот единственное, что заслуживает внимания. Только оно, и ничего больше. Они сумели кое-как перевязать свои раны, хотя юноша до сих пор не мог встать на распухшую ногу, левый бок жгло огнем при каждом глубоком вдохе, а на то, что осталось от правой руки и смотреть лишний раз не хотелось. Не загноилось, и слава Богу – он видал, как и от меньших увечий людей начинала сжирать гангрена. Безымянный отчетливо понимал: если он хочет принять смерть от Корвуса, следует набраться сил и поправиться. Со сломанной ногой, изувеченной рукой и поврежденными ребрами нечего и мечтать о том, чтобы перебраться через графство Финибус, а затем – пройти по Ничейным Землям.

А потому он принялся внимательно следить за поплавком, изготовленным из куска коры.

Чтобы жить, нужно есть, а оставшиеся с собой предметы не оставляли особого выбора. У Безымянного имелись лишь осколок меча в сломанных ножнах, нож, порванная одежда, прохудившиеся, но еще защищавшие ступни сапоги, да кое-какие мелочи. У гарпии – и того меньше. За исключением лески с крючком – вообще ничего полезного. У них не было даже одеяла или плаща, чтобы укрыться ночью, и им приходилось прижиматься друг к другу возле небольшого костерка.

Здесь на дне каньона, кроме реки не было особых источников пищи, и оставалось радоваться тому, что вообще удается найти хоть что-то съедобное. Червей приходилось копать в каменистой почве все тем же осколком меча, рыбу жарить на открытом огне, причем без соли и каких бы то ни было специй, жажду утолять речной водой.

И, тем не менее, и он и Аелла мало-помалу поправлялись – у обоих спал жар, сломанные кости удалось зафиксировать с помощью веток, срезанных с растущих на дне каньона деревьев. А благодаря все тем же деревьям они были обеспечены огнем, так что, в целом, все было не так плохо, как могло бы.

До вечера полукровка поймал еще четырех рыб, которых Аелла, освежевав и почистив, принялась готовить с поразительной сноровкой заядлого рыбака.

Гарпия протянула товарищу по несчастью палочку с насажанной на нее жареной рыбой, и Безымянный принялся жадно поедать пресное мясо, выплевывая косточки.

Есть значило жить, и он не собирался сдаваться.

"Ваше величество Корвус, я обязательно приду, чтобы получить заслуженное наказание", – упрямо думал юноша, вгрызаясь в ужин. – "Я не сдамся, вы узнаете всю правду"!

Глава 3.

Дни меняли один другой, август уверенно перевалил за середину и начал клониться к завершению, а ничего не происходило. Одуряющая, тягучая тишина, скука и страх стали верными спутниками Игнис. Она вновь превратилась в маленькую девочку, с ужасом ожидавщую палачей, готовых привязать ее к вертелу над костром.

От осознания собственного бессилия хотелось выть и ругаться, жаль только смысла не было. По каким-то причинам Кайса не находила времени на свою игрушку, и это радовало. Ни одна из игр, в которую с ней могла бы сыграть Дикая Роза Севера определенно не понравилась бы огнерожденной.

Каждый раз, когда в коридоре слышались шаги, она замирала от ужаса, смешанного с дикой, непонятной надеждой. Игнис очень хотелось верить, что вот сейчас появится отец, и все станет как прежде, но она понимала: возврата к прошлому уже не будет. А шаги обычно принадлежали тюремщику, несущему еду. Кормили тут, надо отдать должное северянам, отменно. Блюда, как казалось девушке, покидали личную кухню королевы, и Игнис решительно не понимала, что это такое: забота, или очередная изощренная пытка.

Ее размышления прервали приближающиеся шаги.

"Ко мне"? – подумала Игнис, чувствуя, как по ее спине начинает катиться холодный пот. – "Или нет"?

Шаги остановились, щелкнул замок, и дверь распахнулась. И снова, как и в предыдущий раз, в дверном проеме возникла светящаяся от радости Кайса.

– Привет, сладкая моя, – проворковала королева, радостно улыбаясь, – как настроение?

С этими словами она грациозно вошла в камеру и, плотоядно улыбаясь, подошла к Игнис?

– Все хорошо, ваше величество.

Девушка надеялась, что ей удалось произнести эти слова бесстрастно, ничем не выдать свои чувства. Кайса плотоядно облизнула губы и в ее глазах вновь зажглись огоньки безумия.

– Знаешь, скоро прольются реки крови, – заговорщическим шепотом, точно близкой подруге, сообщила она своей пленнице. – Эта дура Кэлиста делает все ровно так, как и должна. Иногда мне даже страшно становится, как только представлю, какими же предсказуемыми бывают самовлюбленные идиотки.

"Как бы потом этого не сказали и о тебе", – злобно подумала Игнис.

Вслух же она произнесла иное:

– Госпожа моя, я не понимаю.

– В этом нет ничего удивительного, – ухмыльнулась Кайса, – ты еще очень молода. Но я, так и быть, объясню кое-что. Видишь ли, Кэлиста думает, что все те гениальные планы – дело ее ума, в то время как это не совсем соответствует истине.

Это она уже говорила, но Игнис сочла за благо сделать вид, что ей очень интересно, и кивать, дабы не злить свою пленительницу.

– Но тебя, наверное, интересует, как же тогда делаются дела, верно?

Да, настроение Кайсы, определенно, было лучше некуда, раз она решилась пооткровенничать. Впрочем, возражать Игнис не стала, пусть говорит, быть может, удастся вытянуть что-нибудь полезное.

– Итак, – Кайса облизнулась, точно сытая кошка, и задумчиво склонила голову набок. – С чего бы мне начать. Пожалуй, с того, чем окончились переговоры между Волукримом и Дилирисом. Я сама получила новости лишь пару часов назад, и просто не могу не поделиться ими с тобой.

Ее улыбка стала еще шире, а безумие в глазах – куда отчетливее и осязаемее. Было видно, что королева, вынужденная на людях постоянно сдерживать себя, просто в восторге от того, что у нее появилась столь благодарная слушательница.

– Итак, переговоры должны были состояться в Сентии.

***

Таривас ощущал и слушал. Ничего другого ему, честно говоря, и не оставалось. Впрочем, принц совершил открытие: оказалось, что слушать – это очень важно и полезно. Почти так же, как и читать женские эмоции, направляя их в нужное русло. Нет, даже важнее! Никогда раньше ветророжденный не узнавал столько, как сейчас. Он слышал раздраженное бормотание матери, слышал, как Мислия перебирает четки – наверняка очередной магический артефакт, слышал, как скрипит по пергаменту перо. Амандус даже в преддверии важнейших переговоров в истории Дилириса не оставлял работу с другими вопросами – работа канцлера поистине неблагодарная!

А еще он слышал бряцанье мечей в ножнах и скрип арбалетных тетив – многочисленные гвардейцы королевы по периметру окружили зал с круглым столом, за которым должны были состояться переговоры.

От Дилириса помимо королевы с принцем присутствовали также почти все самые влиятельные аристократы. Лишь дядя, да еще несколько пограничных властителей не сумели оставить свои владения, все же остальные, кто имел право находиться на подобных мероприятиях, уже прибыли. Мест не хватило, и аристократам попроще пришлось довольствоваться принесенными из других покоев креслами. И они перешептывались где-то позади.

"Вы еще надеетесь на мир", – с какой-то неожиданной для себя жалостью подумал принц. – "Такие же недалекие, как глупый верный Лариэс, вот только не столь честные и надежные. Жаль, что пришлось оставить его позади"…

Принцу действительно было жаль. Лариэс – этот удобнейший инструмент, не раз и не два полностью окупал все вложенные в него средства. Марк Лоусилл, к сожалению, лично на взгляд – ха! – Тариваса оказался слабее, как командир. Да и гвардия приняла своего нового капитана, как бы это сказать помягче… Прохладно. Да, хорошее определение.

Принц ощутил острый приступ раздражения справа и вздохнул – мать, как всегда, не могла сидеть спокойно. Ее бурные эмоции сменяли одна другую с такой скоростью, что иногда от этого начинала болеть голова. Не в пример ей, Тень была совершенно спокойна и собрана. Ни страха, ни злости, лишь ожидание.

«Вот бы мать так умела», – подумал он, ощущая очередную волну ярчайших чувств – на сей раз весьма неожиданной радости – долетевших от Розы Юга.

В это время объявили о прибытии послов, а значит, ждать оставалось уже недолго.

"Надеюсь, все пойдет по плану", – подумал он, обнаружив еще одно интересное изменение в своем характере.

Раньше Таривас, приняв решение, никогда не сомневался и шел до конца, теперь же… Охотник, видимо, сумел-таки заронить в его душу зерна неуверенности, которые уже начали давать всходы.

"Да ладно, что может пойти не так"? – успокоил сам себя принц.

И правда, финальная часть плана, как ни странно, была самой простой и легкой. Послов Корвуса, равно как и их господина, нельзя было унизить – они не обращали внимания на такие мелочи; их нельзя было подкупить – Таривас не представлял, что он может предложить человеку, обличенному доверием одного из сильнейших Древних; с ними нельзя было и договориться. А потому, нужно просто выставить их агрессорами, выдвигающими абсурдные требования. И это было до смешного легко. Таривас представлял, как послы начнут говорить об устном договоре с Вороньим Королем, о переданном в пользование Вентисов драгоценном артефакте и дочери, отправившейся в рискованный поход. Они скажут про Древних – сторонников Корвуса, и добавят пару слов о невыполненном обещании.

Вот только…

Вот только слова стоят дешево, а говоря точнее – ничего.

Единственные свидетели, помимо, конечно же, дилирисцев, принадлежали Ривеланду, и, естественно, ни один из них не поддержит версию Вороньего Короля.

Так что, с какой стороны не посмотри, все будет выглядеть, будто бы Корвус в порыве безумия приказал своему ручному монстру атаковать Сентий, а теперь прикрывается какими-то бредовыми выдумками.

У этого плана были сплошные плюсы и ни одного минуса. Во-первых, он позволял заткнуть рты аристократам, недовольным надвигающейся войной и требующим переговоров – с безумцами не о чем говорить. Во-вторых, давал возможность избежать быстрого начала боевых действий – самого паршивого для Дилириса развития событий. Провал переговоров не означает автоматического начала войны. Дипломаты начнут сновать туда-сюда, пытаясь все-таки решить вопрос без большого кровопролития, а время продолжит свой бег. Уже конец августа, пройдет месяц, и ни один – даже самый уверенный в себе – правитель не решится атаковать. Из этого следует «в-третьих». За осень и зиму Дилирис и Ривеланд, который до поры до времени скрывается в тени, сумеют перетащить на свою сторону Аэтернум и Империю Бархатных Островов, и, если весной следующего года Корвус все-таки решится на драку, его будет ждать полноценная коалиция.

Впрочем, Таривас, равно как и Амандус с матерью были единодушны во мнении, что старая ворона даже ради дочери не решится на такое. За зиму он остынет и отступит, что, в свою очередь, серьезно ослабит его влияние на континенте. И все события, которые происходили с момента возвращения Тариваса в столицу свидетельствовали о правильности этого решения.

Ослепленный яростью, Корвус задействовал редчайшую ценность – один из скрытых в Сентии Ковчегов – для того, чтобы привести в город отряд ловчих во главе с Охотником. Безусловно, лично для Тариваса это стало катастрофой, однако же, говоря объективно, с военной точки зрения подобная бездумная трата ресурсов – идиотизм. Почти три десятка ловчих – убийц высочайшего уровня, подготовка каждого из которых занимала десятилетия, Ковчег, выставление себя психом, наконец! И все это – ради одного человека!