На задворках истории. Повесть

На задворках истории

Повесть

Денис Лаухин

© Денис Лаухин, 2025

ISBN 978-5-0065-8297-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На задворках Истории

Повесть

ЧАСТЬ 1

Март 1945 года. Северо-восток Франции. Город Мец.

Мец, расположенный в регионе Гранд-Эст, некогда был столицей Лотарингии. Ближайший пограничный пункт пропуска с Германией находится в 50 километрах, в местечке Фреминг-Марлебак. Мец дважды входил в состав Германии: с 1871 по 1918 и в 1940—1944 годах. Этот город всегда был хорошо укреплён. Выдающийся французский военный инженер Себастьян де Воба́н в своё время писал королю, что «крепости защищают провинции королевства, а Мец – государство в целом». Однако немецкая администрация приняла решение снести укрепления и проложить на их месте бульвары и набережные. Из старинных сооружений уцелели лишь величественные Ворота Немцев…

В 1944—1945 годах зима в Европе была чуть теплее обычного, где-то 5—7 градусов выше ноля, дождливо, ветрено. Низкое, клочковатое небо, редкие зонты на улицах. Всего несколько месяцев назад Франция была освобождена от немецкой оккупации, и Мец вернулся к статусу 1552 года, когда, по итогам Тридцатилетней войны, официально был закреплен за Францией.

07:20. 01 марта 1945 года. Четверг. Алекс Крюгер.

Штурмбанфюрер Алекс Крюгер запарковал свою машину около дома №2 по улице Шено́. Крюгер был в штатском, на то были свои причины. Перед тем, как войти в подъезд, он оглядел улицу, но бегло и не вертя головой. Так учили. Эти приемы давно уже вошли в привычку, стали частью его. Однако он оставался строг к себе, и все отрабатывал безукоризненно. В доме напротив зажглось окно галантерейного магазина. Хозяйка, уставшая женщина лет тридцати пяти, скользнула взглядом вдоль серой улицы, сквозь залитое дождем стекло, и, не разглядев в Крюгере покупателя, отошла от окна. Он запомнил марку и номер авто, припаркованного в пятидесяти двух метрах выше по улице. Далее, на пересечении улиц Шено́ и Луи Давиль, на фонарном столбе Крюгер разглядел два покосившихся указателя на немецком языке. Вот, все что осталось от Германии, подумал он. Три месяца назад, в декабре 1944 закончилась оккупация Франции. Желваки едва заметно поиграли на его скулах, и он зашел в подъезд.

Крюгер прошел мимо лестницы, по темному коридору, и вышел с другой стороны дома через черный вход. Он прошел через заброшенные дворы и вышел на улицу Барона Анрион, обогнул квартал и вышел на улицу Алькан. Немного пройдя, остановился у дома №6. Рядом был запаркован темно-коричневый пежо. Дверь подъезда открылась, и на крыльцо вышел мужчина лет сорока пяти.

– Доброе утро, господин Вебер. – Сказал он. – Я вас жду. Все готово, как вы просили.

– Отлично, – Крюгер протянул руку, – ключи?

– Вот, пожалуйста.

– Сядем в машину. – Они сели в пежо, Крюгер за руль, мужчина сел радом.

Крюгер достал из внутреннего кармана плаща бумажный пакет, туго перевязанный бечевкой, развязал. Там были деньги.

– Посчитайте.

– Что вы, господин Вебер, я вам верю, – мужчина неловко взял пакет. Крюгер молча смотрел на него, – а, впрочем, конечно…

Он пересчитал.

– Все в порядке, господин Вебер! – Он вышел из машины. – Всего доброго, господин Вебер!

Алекс завел машину и тронулся. Он проехал улицу Алькион до конца, свернул направо на улицу Круа де Латарингия и через два квартала снизил скорость у здания начальной школы. Школа не работала, а возле нее пустовала небольшая стоянка. Алекс заехал на стоянку и припарковался справа у школьного забора так, чтобы машина не бросалась в глаза с улицы. Вышел, запер машину и, не оглядываясь, вышел со стоянки, свернул за угол, и вышел обратно на улицу Барона Анрион. Теперь он пешком преодолел два квартала, затем в обратном порядке прошел через дворы и также зашел с черного входа в дом №2 по улице Шено́. Но на этот раз он повернул на лестницу и поднялся на второй этаж.

От лагеря для военнопленных под Людвигсбургом до Штутгарта 12 километров, и от Штутгарта до Мец 293 километра. Алекс Крюгер выехал из лагеря в 02:00, и теперь у него был день на работу, полночи на отдых и полночи на обратный путь. Сегодня надо было все закончить. Незаметно так растягивать рабочие командировки становилось все сложнее.

07:50. Библиотека.

Поднявшись на второй этаж, он зашел в шестой номер. Эту квартиру он снял три месяца назад, и здесь хранилась его библиотека. Правда, сказать его это не совсем точно, так как эту библиотеку он приобрел целиком по объявлению у одного старика-профессора из Сорбонны. Библиотека была ценнейшая, но – война, война…

Вся библиотека была собрана в 250 ящиков, которые занимали сейчас почти всю маленькую комнату в несколько рядов. В разложенном виде это был один большой книжный кабинет от пола до высокого потолка, большой буквой «П» огибающий рабочий стол профессора. О ее содержании Алекс имел весьма поверхностное представление и это был минус. Впрочем, он как раз и приехал сюда уже пятый раз, чтобы пересматривать ее. Однако, сторонний наблюдатель, если бы вдруг такой нашелся, был бы весьма удивлен тем, как именно он это делал. Он открывал очередной ящик, бегло просматривал корешки книг, выбирал книгу толщиной около 5—6 сантиметров, и открывал ее на тридцатой странице. Затем брал кусок жесткого картона, вырезанного по шаблону, строго по центру страницы размечал прямоугольник размером 55х120 мм, и вырезал армейским ножом страницы вглубь на 32 мм. Затем снова закрывал, укладывал книгу обратно, закрывал ящик и переходил к следующему. Так можно было подготовить 5 книг в час, а за день утомительной и однообразной работы подготовить около 45 ящиков.

Сто девяносто шесть ящиков из двухста пятидесяти были уже пересмотрены за четыре предыдущих визита, оставалось еще пятьдесят четыре, но сегодня надо было все закончить к 21:00.

16:20. Последний лист.

Открыв 236й ящик, на одной из книг он увидел на корешке название – «О’Генри. Рассказы». Потянул книгу, раскрыл наугад и прочитал:

«… Мне надо кое-что сказать тебе, белая мышка, – начала она. – Мистер Берман умер сегодня в больнице от воспаления легких. Он болел всего только два дня. Утром первого дня швейцар нашел бедного старика на полу в его комнате. Он был без сознания. Башмаки и вся его одежда промокли насквозь и были холодны, как лед. Никто не мог понять, куда он выходил в такую ужасную ночь. Потом нашли фонарь, который все еще горел, лестницу, сдвинутую с места, несколько брошенных кистей и палитру с желтой и зеленой красками. Посмотри в окно, дорогая, на последний лист плюща. Тебя не удивляло, что он не дрожит и не шевелится от ветра? Да, милая, это и есть шедевр Бермана – он написал его в ту ночь, когда слетел последний лист…»

Это был финал рассказа «Последний лист». Подростком Алекс любил читать. О’Генри, Хемингуэй, Фолкнер, Диккенс. Рассказ «Последний лист» он прекрасно помнил. Юная девушка, с тяжелой пневмонией, слабея с каждым днем, со своей кровати смотрит в окно, как осенний ветер обрывает листья с плюща на стене дома напротив. И решает, что с последним листом умрет и она…

Эту книгу он аккуратно положил на место и взял какую-то другую.

20:55. Алекс закрыл последний ящик, окинул взглядом все нагромождение упакованной библиотеки и посмотрел на часы. Опустил засученные рукава сорочки и надел пиджак. Ровно в 21:00 подъехал грузовик, из него вышли водитель и еще двое работяг, грузчики с железнодорожной станции. Крюгер открыл окно и дал им знак подниматься в квартиру.

– Доброго вечера, господин Вебер! – добродушно махнул рукой водитель, – поднимаемся, ребята!

Алекс пошел открывать дверь. Получив указания, грузчики принялись перетаскивать в машину ящики с книгами.

– Вот адрес, – Алекс передал водителю бумагу, – железнодорожный накопитель Мозель.

– Да, господин Вебер, я знаю это место, – отвечал водитель, – частенько вожу туда грузы.

– Вы должны разгрузиться на 2м складе, – продолжал Алекс, – там все оплачено, вот квитанция. Обратитесь к станционному смотрителю, мсье Дюар. И, я вас умоляю, будьте аккуратны, это книги, моя фамильная библиотека.

– Не беспокойтесь, господин Вебер, все сделаем в лучшем виде, – бодро говорил водитель, – вы слышали, олухи, аккуратнее, это библиотека! Небось, первый раз в жизни книги в руках держат! – Со смехом подмигнул он Алексу…

Когда машина уехала, Алекс еще немного постоял у окна, затем задернул шторы и тоже пошел к выходу. Он знал, что следующая командировка сюда будет последней. Сейчас он поужинает в небольшом кабачке на углу улицы, вернется в квартиру, поспит 6 часов на старой продавленной тахте и в ночь отправился обратно в Людвигсбург.

Шталаг V-A.

Алекс Крюгер курировал работу дознавателей в лагере Шталаг V-A, в 12 километрах к северу от Штутгарта.

Шталаг V-A – это немецкий лагерь для военнопленных, который находился в южной части Людвигсбурга, Германия. В этом лагере содержались военнопленные союзных стран разных национальностей, включая поляков, бельгийцев, голландцев, французов, британцев, советских солдат, итальянцев, американцев и представителей балканских стран.

Лагерь был построен на месте бывшего военного лагеря немецких кавалеристов. В октябре 1939 года конюшни были переоборудованы в казармы для заключенных, а также были построены деревянные бараки для размещения всех пленных. На крышах зданий, с какой-то детской непосредственностью, были начертаны буквы «KG» и большие красные кресты, чтобы гарантировать, что союзники не нанесут удар по лагерю.

Тюремный комплекс был разделен на отдельные участки, которые были огорожены двойным забором из колючей проволоки высотой пятнадцать футов и высоковольтным проводом. Пространство между заборами также было заполнено колючей проволокой. Через каждые сто метров вдоль забора располагались вооруженные сторожевые вышки.

Первыми заключенными в этом лагере стали поляки, взятые в плен во время немецкого вторжения в Польшу в 1939 году. По мере развития войны в лагерь прибывали заключенные из других стран, и к апрелю 1945 года в нем находились военнопленные союзников из всех стран, воевавших с Германией.

Два компауда были выделены для предполагаемых родственников высокопоставленных офицеров или чиновников противоборствующих стран. Для мужчин и женщин соответственно. В задачу дознавателей входила разработка данной категории пленных и градация их по степени важности для СД. Надо сказать, что Гестапо также проявляло интерес к проекту, как всегда бывало, когда родственная структура в чем-то опережала.

Успехи у проекта были, но незначительные. И в начале декабря 1944 года Крюгера вызвал Вальтер Шеленберг и лично поставил дополнительную задачу – подключиться к организации маршрутов отхода для высокопоставленных чинов 3го Рейха. Те, что в будущем назовут крысиные тропы.

Крюгеру предстояло обеспечивать прохождение документов для получения виз, как туристических, так и рабочих, в посольствах и консульствах Аргентины на территории Германии, Италии и Франции.

Именно в это время Алекс Крюгер решил взять себе горничную из пленных восточных славян. Болгария, Румыния, Сербия, Польша, Словакия. В известной степени так поступали многие офицеры. Это особо не афишировалось, разумеется, не поощрялось, но… Требовалось, конечно, соблюдать формальности, высшим офицерам, живущим отдельно, горничные не возбранялись, а уж кто это будет, возраст, национальность – дело вкуса. Одним словом, эта затея не выделяла штурмбанфюрера Крюгера на фоне остальных офицеров, и хорошо. Даже более того, Крюгер почти полгода уже вел хозяйство самостоятельно, и это в большей степени обращало на себя внимание. Не стоит отбрасывать и то обстоятельство, что Алекс был 31-летним холостым мужчиной. И тут, молодая девушка, абсолютно бесправная, если есть возможность перебраться из барака на квартиру к молодому офицеру, это, конечно, пикантно.

Алекс занимал половину небольшого двухэтажного дома. Когда, до 1939 года здесь располагались кавалерийские войска, на территории лагеря был штабной корпус и офицерский дом. Теперь в штабном корпусе базировалась комендатура с административной частью и следственным отделом, а офицерский дом так и остался офицерским домом.

У Крюгера был отдельный выход на улицу и отдельный выход в гараж. На первом этаже была прихожая и небольшая гостиная, а на втором две тоже небольшие комнаты, разделенные небольшой площадкой, куда выходила узкая лестница. Алекс занял комнату налево от лестницы так, чтобы между его комнатой и второй половиной дома оказалось несколько других помещений.

Вторую половину занимал комендант лагеря штандартенфюрер Франц Штангль с супругой. В мирное время это был бы добродушный толстяк, с такой же добродушной женой, любивший хорошо поесть и хорошо поспать. Трудился бы на какой-нибудь швейной фабрике, без халтуры, но и без особого рвения. Был бы душой компании, любил бы жену, растил детей и ждал бы внуков. Постепенно поднимался бы по штатному расписанию и, возможно, тянул бы какую-нибудь общественную нагрузку. Во время войны он, будучи пехотинцем по военной специальности, приобретенной во время срочной службы, быстро оказался не там, где ценилась инициатива и принятие решений, а там, где требовалось вести учет и поддерживать порядок. На момент нашего повествования было ему 43 года и с Алексом они явно симпатизировали друг другу.

15:00. 05 декабря 1944 года. Вторник. Горничная.

Алекс Крюгер вызвал к себе в кабинет на втором этаже комендатуры гауптштурмфюрера Леерса, начальника службы надзора, и попросил отобрать для него 10—15 девушек около 20 лет из числа восточных славян. Леерс, понимающе, но едва заметно, улыбнулся, отдал честь и вышел. Через час он позвонил Крюгеру и пригласил подойти к компауду 18. Когда Крюгер подошел, Леерс встретил его у ворот внутреннего периметра. 8 девушек стояли у стены компауда и даже с двадцати метров, которые отделяли их от ворот, было заметно, как они дрожали от холода и, наверно, страха.

Алекс смотрел на них и думал про себя: «Экая ты, братец, свинья…». Гауптштурмфюрер Леерс ждал.

– Вон та, третья справа. – Сказал Крюгер и повернулся спиной к воротам.

Леерс внимательно посмотрел на третью справа девушку.

– Сербка, ей 22, господин Крюгер, – сказал он.

– Не важно. Выполняйте. – Ответил Крюгер и пошел в сторону комендатуры.

– Так точно, штурмбанфюрер, – услышал он вслед.

В семь тридцать вечера этого дня, когда в квартире Крюгера уже горел свет, Леерс, в сопровождении конвойного, привел сербку к подъезду Алекса Крюгера.

19:40. Квартира Крюгера.

– Как тебя зовут?

– Катарина Ткалья, господин Крюгер.

Зачем я ее взял? Почему именно ее?.. Они стояли в гостиной его квартиры на первом этаже. Леерс с конвойным ушли.

– Мне господин надзиратель сказал, что я должна называть вас господин Крюгер?

– Все верно, – Алекс рассматривал ее, – мне нужен порядок в квартире и здоровая еда. Но вовремя и незаметно.

– Да, господин Крюгер.

Алекс шагнул к ней, двумя пальцами взял за подбородок и поднял к себе ее лицо. Она подняла на него глаза. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, и затем он как-то неуверенно отпустил ее подбородок и убрал руку. Что-то в этом жесте было вынужденное.

– И еще… – Алекс недоговорил. Катарина ждала, – я буду звать тебя Кэт, – сказал он явно не то, что собирался.

– Да, господин Крюгер, – сказала она через паузу.

Среднего роста, каштановые волосы, свободный разлет черных бровей, остатки румянца на щеках. Она стояла и спокойно смотрела перед собой, иногда поднимая на Алекса карие глаза. Даже под лагерной робой угадывалась ладная фигура.

Леерс принес также и оставил в прихожей объемную сумку с различными вещами, накопившимися за долгое время. Очевидно ему это все не впервой, подумал Крюгер.

– Твоя комната на втором этаже направо от лестницы. Разбирайся на кухне, ужин в восемь, завтрак должен быть готов в 7:20.

– Да, господин Крюгер.

– Выбери себе вещи, Алекс кивнул на сумку, – вид должен быть скромный, опрятный и… В общем, я посмотрю.

– Хорошо, господин Крюгер. – Она смотрела на него спокойно и, в целом, по-деловому. Он никак не мог понять, осознает ли она истинную причину ее появления здесь. Что-то неуловимое мелькало в ее образе, манере говорить, смотреть. Это что-то одновременно и раздражало и интриговало его. «Какого черта!» – подумал Алекс и пошел к себе наверх.

За ужином Катарина вела себя по-прежнему спокойно, без особого желания угодить, но и без показного равнодушия. «Ткалья – вспомнил он сербскую фамилию, надо будет узнать, что это значит…». Но пока Алекс так и не понял, как к ней подступиться. Хотя она была в полной его власти, и он мог бы просто сказать: «Иди в мою комнату». Но он в результате решил подождать день-другой. Даже не то, чтобы решил. Однако…

Однако день-другой растянулся на несколько недель, а потом и месяцев. Впоследствии Алекс никак не мог припомнить, как это произошло. Он приходил со службы, Кэт накрывала ужин, прислуживала корректно, спокойно. Убиралась, наводила порядок, неизменно спрашивала: «Что-нибудь еще, господин Крюгер?» и, получив отрицательный ответ, уходила к себе. Когда он возвращался из очередной командировки, она всегда, в любое время суток, встречала его, кормила.

Алекс отчетливо видел, что каждый раз, спрашивая «Что-нибудь еще, господин Крюгер?», Кэт была готова к приказанию идти к нему в комнату. Иногда ему казалось даже, что она именно этого и ждет. Но он всегда одергивал себя, хотя в первую очередь именно для этого он ее и брал. Ерунда какая-то. Наверно дело было в том, что вся эта ситуация нестерпимо его интриговала, и такой, казалось бы, естественный выход в перспективе грозил тусклым разочарованием. Он понимал, что Кэт невинна. Много раз вечерами он проматывал в голове возможные сценарии и варианты, но, странное дело, все они казались ему недостаточно пикантными.

Сербия.

Однажды вечером штурмбанфюрер Крюгер был в особенно прекрасном расположении духа. Он пришел со службы, переоделся в домашнюю пару и вышел к ужину.

– Подавать, господин Крюгер? – спросила Кэт.

– Подавай! – с наигранной театральностью махнул рукой Алекс и сел к столу. Кэт хозяйничала у плиты. Он смотрел на нее со спины.

– Кэт, а достань-ка ты мне коньяку, – сказал он.

Она оставила тарелку у открытой сковородки, прошла к буфету, достала бутылку, рюмку и поставила на стол перед Алексом. Он весело наблюдал за ней. Открыл бутылку, налил, выпил, поставил рюмку на стол и снова налил. Кэт поставила перед ним тарелку жареной картошки с колбасками. Все было свежее, аккуратное, в нужном количестве и нужной температуры.

– Что-нибудь еще, господин Крюгер? – она спокойно смотрела ему в лицо.

– Кэт, поужинай со мной сегодня, – неожиданно, в том числе и для себя самого, сказал Крюгер. Кэт замешкалась, – давай, бери тарелку, накладывай и садись. Расскажешь мне про Сербию.

– Господин Крюгер, я… – она в растерянности зачем-то посмотрела на часы на стене. – Да, господин Крюгер, – она взяла тарелку, положила немного и села напротив.

– Возьми себе рюмку, – сказал Крюгер.

– Нет-нет, господин Крюгер, пожалуйста, я…

– А, впрочем, как хочешь. Расскажи мне про свою Сербию. Что эта за страна? Мне, правда, интересно. Ешь.

Алекс выпил, принялся, с аппетитом, есть и сделал ей еще раз приглашающий жест – ешь. Кэт взяла вилку.

– Что сказать? – Кэт покачивала вилкой в руке, раздумывая. С первой минуты Алекс обратил внимание, что она умеет изящно есть и говорить одновременно. Редкое качество. «Простая девушка, говорите?..», усмехнулся про себя Алекс.

– Мы очень любим нашу Сербию, это удивительная страна с удивительной природой и удивительными людьми, – она еще немного подумала, – мы очень любим и бережем природу Сербии. Еще в XIV веке царь Душан запретил чрезмерную вырубку лесов, представляете?

Крюгер, продолжая есть, слегка приподнял брови, как бы показывая заинтересованность рассказом.

– В Сербии очень холодные, снежные зимы и жаркое лето. На севере страны влажные, на юге – сухие, – Кэт слегка развела руками, – Балканы! Горы, ущелья, крепости, реки, озера, источники. Одно Крупайско врело чего стоит! Множество церквей, монастырей. Вы знаете, что такое монастырь, господин Крюгер? – Кэт потихоньку воодушевлялась, – это люди, каждый из которых однажды лично для себя решил пойти в монахи. И они не кончаются! Трудолюбивый народ.

Постепенно голос ее становился звонче, радостней. Она смотрела временами на Алекса, а временами куда-то вдаль.

– Сербия когда-то была частью Римской империи, – продолжала Кэт, – много римских императоров родилось на территории современной Сербии, по-моему, семнадцать, больше только в современной Италии. Самым известным из них был Константин Великий, первый христианский император, который издал указ о религиозной терпимости на всей территории империи. Но Сербия никогда не принимала власть инородцев, нас завоевывали, да, но сербы всегда сопротивлялись. Даже когда Сербия с XIV по XVI века была под османами, а наших мальчиков подвергали насильственной исламизации для будущих янычар, сопротивление не ослабевало!..

Кэт осеклась. Крюгер давно уже перестал есть и смотрел на нее с любопытством и сожалением.

– Хм. Но сейчас ваше правительство благополучно сотрудничает с немецкой администрацией, – слегка иронично возразил Крюгер.

– Я не разбираюсь в политике, – Кэт склонилась над тарелкой, голос ее потух.

Помолчали.

– У тебя очень хороший немецкий, – сказал, наконец, Алекс, – откуда?

– Бабушка окончила королевскую гимназию, – тихо сказала Кэт, – она меня учила. Пока была жива.

Крюгер понял, что настроение пропало. Выпил еще одну рюмку, вытер губы полотенцем, бросил его на стол и ушел к себе. И, тем не менее, после этого случая, он иногда приглашал ее поужинать вместе и поговорить.

Тем временем командировки по сопровождению документов становились все чаще и длиннее, на лагерные дела время почти не оставалось. Заканчивался декабрь 1944 года…

Новый 1945 год.

Офицеры гарнизона лагеря встречали Новый год. Новый 1945 год. Можно с уверенностью сказать, что все они понимали, что ничего хорошего этот новый 1945 год им не принесет и не сулит. Это отражалось и на том, в какой немного нервной обстановке проходил вечер.

Собрались, как водится, у коменданта лагеря; сам комендант штандартенфюрер Франц Штангль, заместитель коменданта оберштурмбанфюрер Карл Фрицш, начальник службы надзора гауптштурмфюрер Йоханн Леерс, два оберштурмфюрера, дознаватели следственного отдела, и штурмбанфюрер Алекс Крюгер.

Фрицш и Леерс привели своих горничных, которые и помогали фрау Эмме Штангль, супруге коменданта, и занимались столом. Кстати, также из числа пленных. И теперь эти двое осторожно подтрунивали над Алексом, у которого была самая молодая горничная, но он ее не привел, хотя она и была буквально за стенкой. Крюгер, как мы говорили, занимал вторую половину дома, где квартировал комендант лагеря. По большому счету это могло бы вызвать подозрение, в этом кругу больше было принято хвалиться, нежели скромничать. Но репутация Алекса как человека жесткого и последовательного служила ему надежным прикрытием. По крайней мере, пока.

00:03. 01 января 1945 года. Понедельник.

Слово взял заместитель коменданта Фрицш.

– Господа! Мы сегодня должны выпить за нашу победу! За нашу твердую победу в наступающем 1945 году! – Он был старый вояка. Еще в Первую мировую он получил Красного Орла, и сейчас, конечно, тяготился предпенсионной должностью заместителя коменданта заштатного лагеря для военнопленных на задворках истории. Можно быть уверенным, что он верил бы в победу Германии, даже если бы Красная армия уже взяла Берлин, Германия подписала бы капитуляцию, а он сам стоял бы со связанными руками в зале суда Лиги наций… – Наши доблестные войска, под мудрым руководством нашего фюрера, несомненно возьмут в наступающем году эту треклятую Москву. Выпьем же за это! За победу! Хайль Гитлер!!!

– Хайль Гитлер! – Грянули все в ответ, и каждый старался, чтобы ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Ай, да Карл!.. – добродушно смеялся комендант.

На подобных собраниях напивались быстро и, скажем так, качественно. Обязательным порядком горланили песни, обнимали друг друга за плечи, щипали горничных, как своих, так и чужих. А Алекс свою не привел…