Полная версия
Любовь Левшинова
Десять из десяти
Десять из десяти
Ночь черной рясой ложилась на сонный город, заставляя поежиться даже при взгляде в окно. Я знаю, кто сейчас начинает охоту.
Снова и снова на развилке я выбираю поворот с указателем «саморазрушение». Раньше меня бы это волновало – было чувство собственного достоинства, амбиции. Сейчас плевать: хотите – вытирайте об меня ноги, не жалко. Могу подползти ближе, чтобы вам не вставать. Моя жизнь – хлам. Я не решаюсь на изменения, не увольняюсь с должности уборщицы в больнице, не ищу нормального парня – я выкуриваю три сигареты в день, выжигаю руки порошком, драя полы, и каждый, мать его, раз, открываю дверь Вадику.
– Я спросил у консьержа, где живет самая красивая девушка на земле, но ошибся и зашел к тебе.
Кончики пальцев печет возмущение, но я пожимаю плечами, впуская мужчину внутрь.
– Курочка, ты что, не рада нас видеть?
Вадик замечает мое безразличие – смотрит колко, держит одним только взглядом за горло.
Я поднимаю глаза на мужчину, тяжело вздыхаю. Не знаю, почему до сих пор терплю его.
Вру, знаю.
Потому что, как любая баба, думаю, что смогу его спасти. Вернуть к прежней жизни, несмотря на разрушающие сознания вещи, которые он со мной, с нами творил. И вроде как, Вадик-то, сам и не против. Проблема лишь в том, что я не знаю, когда со мной разговаривает именно он.
У Вадима Валеева низкий, бархатный голос, прокуренные пальцы и репутация опасного парня тянется из глубокого прошлого. Он сломанный, неправильный, только теперь сеансом у психолога не обойдешься – полгода назад Вадик вышел на новый уровень.
– Ты, сука, не рада, я спрашиваю?
Вадик не любит, когда ему не отвечают – тогда слово берет Карлос. Безобразная пасть с длинными, белыми клыками проглатывает человеческую голову и кровожадно улыбается. Тело мужчины поглощает темная, густая дымка, превращая моего парня в настоящее демоническое существо, царапающего острыми волчьими ушами потолок. Ладони покрываются сизыми волдырями, пальцы вытягиваются в полуметровые палочки-тростинки с острыми когтями, а ноги у ступней усыхают, трансформируясь в нечто, похожее на деформированные копыта. Грузный, большой корпус держится разве что на святом духе.
Он наклоняется ко мне: белые глазницы без зрачков должны внушать страх и трепет, но на меня это уже не действует. Насмотрелась достаточно – Карлос услужливо показал самое страшное.
Валеев – дикий. Валеев – грубый. Я – сломанная. Это видно невооруженным взглядом. У меня нутро в стеклянную крошку и показушное грубое превосходство щитом ото всех проблем. Я скалюсь, хмурюсь, откровенно прожигаю взглядом, и это именно то, что Карлосу не нравится.
Он рычит, хватает меня трубчатыми пальцами за предплечье, швыряет в стену. Больно, признаю – это он умеет. Несколько секунд сложно дышать, грудину сдавливают тисками. Колет в правом боку – надеюсь, что нет перелома ребер и пневмоторакса. Хотя, кому я вру – я уже ни на что не надеюсь.
Карлос подходит ближе, возвышается надо мной скалой, но мне не хочется бежать или сопротивляться – я устала.
– Доигралась, курочка.
Его голос отдаленно напоминает шум на стройке – сложно разобрать слова, сказанные хриплым басом, но я уже поднатаскалась.
Карлос цапает меня лапой поперек туловища и тащит в сторону спальни – я не имею ни малейшего понятия, почему он продолжает иметь меня по понедельникам, средам и пятницам строго после обеда. В Вадика я была влюблена, к Карлосу испытываю первородную ненависть. В данном уравнении минус на плюс дал безразличие.
Как только меня бросают на кровать, Вадик принимает человеческий облик: в этот момент я снова теряюсь. Диссонанс привычного первобытного ужаса и родного лица заставляет с каждым разом все больше терять рассудок. Потому что на контрасте я начинаю к ним привыкать. В легких воздух плавится, крошит гортань, позвоночник трется о свинцовые внутренности. Вадик кусает меня в ключицу и медленно, наслаждаясь моим прерывистым от паники дыханием, задирает ткань платья выше, ведя пальцами по сухому белью.
– Ты такая холодная сука, что это даже заводит.
Вадик совершает поступательные фрикции в течение пятнадцати минут. Кожа на стенках влагалища натирается и печет, но у меня есть заживляющая мазь в шкафчике. Больше удивляет, что у демонического существа совершенно нет чувства собственного достоинства, раз регулярно трахает такое бревно.
Я остро ощущаю всю прелесть емкого слова «крах». Хочется застыть в пространстве и оттаять через пару-тройку месяцев, когда «отойду».
Самое выбешивающее, что можно услышать, когда скорбишь – это «жизнь продолжается». Знаю я, что она продолжается – живу же как-то, пытаюсь. Сейчас вот, после того, как Вадик закончит, пойду на дизайнерские курсы и буду пугать лектора отсутствующим взглядом. Веселюсь, как могу.
Тихо вздыхаю и закатываю глаза – Валеев сегодня в ударе. На несколько секунд напрягаюсь и сжимаю мышцы вокруг его члена плотным кольцом, после чего мужчина мерзко стонет и заваливается рядом на кровать – почему я раньше до этого не додумалась? Столько бы времени сэкономила.
– Курочка моя, ты прелесть.
Он улыбается, вытирая пот со лба, потом этой же рукой гладит меня по щеке. Я брезгливо морщусь, не отрывая взгляда от потолка. Не могу смотреть в родные зеленые глаза, ведь вместо этого теперь вижу окровавленную пасть с ошметками кожи и мышц на зубах. Вижу его перемазанного кровью моей подруги и то, как к моим ногам упало разорванное платье. Карлос не разменивался на прелюдии – как и Вадик, шел к своей цели, несмотря ни на что.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
