Маленький дорожный роман

Поняла, что именно он от нее хочет. И была, судя по всему, не против. Потому что, не спуская с него глаз, легонько похлопала ладонью по дивану рядом с собой, как бы приглашая его.

И тогда он сделал это второй раз. Он не понимал, что в этой маленькой женщине особенного. Приятная, спокойная, в какой-то мере даже скованная, неопытная, но что же его к ней так тянуло? Быть может, все дело в этой пропахшей старым сухим деревом чужой даче и в том сыром садовом воздухе, что хлынул в комнату, стоило им только распахнуть окно? Или в том, что он знал, зачем она сюда приехала? Знал, чем она собиралась здесь, на этом диване, заняться с каким-то жирным Виктором?

Получается, что он с самого начала, вернее, с того самого момента, как она рассказала ему о своей проблеме и о причине, заставившей ее приехать сюда, знал о ее доступности, и именно это его и возбудило? Но разве можно назвать доступностью то, что она себе позволила? А что, если она отдалась ему от отчаяния, что, если ей захотелось нежности и ласки, человеческого тепла?

Нет, он не имеет права ее осуждать. Ей и без того пришлось немало вынести. Смерть мужа, похороны, безденежье, домогательства Виктора. И поэтому она отдалась, получается, первому встречному. Таксисту.

Эти мысли возбуждали его, он уже не мог оторваться от нее…

Они заперли дом и выехали уже глубокой ночью. Она уже не плакала. Сначала просто сидела рядом, глядя в темное окно, потом несколько раз повернула голову в его сторону, и тогда он, не сбавляя скорости, нащупал ее руку и сжал. И вдруг она прильнула к нему, потом поднесла его руку к губам и принялась целовать. Она благодарила его за избавление от унижения, от ада, который поджидал ее в том доме, если бы она осталась там наедине с ненавистным ей мужчиной.

Какие красивые у нее были волосы, густые, чистые, теплые. А кожа – нежная и тоже теплая, шелковистая.

Машина летела по шоссе навстречу сверкающей огнями Москве, а Юрий словно продолжал ощущать себя еще там, в том доме, сидящим на диване, и на его коленях все еще покачивалась она, его новая женщина.

Он так распалился, что впору было притормозить, чтобы, лихо свернув в черный ночной лесок, снова забраться под подол ее голубого сарафана.

И он притормозил. Повернулся к ней, она протянула к нему руки, и они неловко обнялись.

– Ты не подумай обо мне плохо… Сама не знаю, что со мной… Я так благодарна тебе, что ты увез меня оттуда…

Нет-нет, она точно не собиралась плакать. Она выглядела счастливой, как если бы он освободил ее из тягостного плена. Глаза ее поблескивали при свете приборной панели, он притянул ее к себе и поцеловал.

– Ничего не бойся со мной, поняла?

– Да, – ответила она, отдышавшись.

– Я никогда не обижу тебя.

– Да.

– И не думай, что вот отвезу тебя сейчас домой и забуду. Нет. Будем встречаться. Ты же хочешь этого?

Он впервые в своей жизни разговаривал с незнакомой женщиной так откровенно и решительно. Ему было важно, чтобы она поняла, что он от нее хочет. И боялся, что это она наутро, вспомнив ночного любовника, сразу забудет его, устыдившись своих чувств.

– Да, хочу. Не бросай меня. Мне от тебя ничего не надо. Даже если ты будешь мне просто звонить иногда, я уже буду счастлива.

– Я же сказал, что сниму для тебя квартиру. Вернее, для нас. Ты же все понимаешь…

В ответ она его поцеловала.

По Москве ехали по навигатору, нашли нужную улицу, дом, поднялись в квартиру, и даже тогда, когда уже вроде бы ясно было, для чего они здесь, зачем она пригласила его к себе и почему не включает в комнате свет, а тянет за руку к кровати, промелькнула ядовитая мыслишка, что его куда-то втягивают, что где-то поблизости его поджидает опасность, ведь она еще недавно была для него просто пассажирка, и он о ней ничего не знал. То есть он до последнего, просто, как очень осторожный человек, ждал подвоха. Но ничего такого не случилось.

– Сколько еще жильцов в квартире? – спросил он шепотом, раздевая ее у кровати при свете уличного фонаря, льющегося через окно, зашторенного кружевной занавеской.

– Семья из двух человек и всё. Здесь спокойно.

– Ты же не исчезнешь завтра? – Он снимал ей через голову сарафан. – Не исчезнешь? Ты же не приснилась мне?

– Нет, я буду ждать тебя. Обменяемся телефонами, не переживай.

– У тебя было много мужчин до меня?

Какой же он дурак! Вот не мог промолчать! Да какое право он имеет спрашивать ее о таких вещах? И с какой стати она ему должна отвечать?

– У меня был муж, и всё.

Он снял брюки и даже в этот момент, когда все мужчины без штанов чувствуют себя уязвимыми, подумал о том, что вот сейчас свет вспыхнет, и он увидит сидящего в кресле гориллоподобного мужика (как в кино) с пистолетом в руке.

Вот откуда эти страхи? Откуда? Насмотрелся сериалов? Детективов? Или все дело в том, что он просто профессиональный таксист, который привык всегда быть начеку, умеющий оценивать пассажира в плане опасности и много лет испытывающий хорошо скрываемый страх стать добычей для грабителей или бандитов? Быть может, он поэтому не любил, когда сзади него, прямо за водительским местом, усаживался мужчина.

Это случалось редко, в основном все садились с другой стороны, и все таксисты знали, что когда даже агрессивный пассажир сидит таким образом, то от него проще увернуться. Когда же в машину набивается компания, среди которых есть женщины, вот тогда и вовсе можно не опасаться. Но ведь случались и драки, и какие-то разборки, да чего только не было за двадцать лет его работы таксистом. Но сейчас-то чего он так напрягся, когда остался без брюк? Ну да, свет в комнате она не зажгла, но разве непонятно почему? Чтобы не спугнуть ярким светом охватившее обоих желание, чтобы уличный фонарь успел выхватить лишь неясные тени, бледные очертания женского тела да позолотить прядь растрепанных волос… Этого вполне достаточно для того, чтобы утонуть в этой женщине до утра.

Но характер его и привычки заставили его отстраниться от Саши и включить свет. Гориллы в кресле не было. Маленькая чистенькая комнатка со старой мебелью, большую часть которой занимала широкая кровать, прикрытая клетчатым пледом.

Свет вспыхнул молнией и погас, вернее, Юрий его и погасил. Извинился.

Он не мог произнести: «Я таксист, извини, надо всегда быть начеку». Да и глупо было бы.

Он сказал по-другому:

– Мне послышался шорох. У вас нет мышей?

Она рассмеялась.

– Нет, мышей нет.

– Ложись, иди ко мне.

Потом она его спросила, женат ли он.

Он не стал врать. Да, женат.

Больше подобных вопросов она не задавала.

Это наутро он начал себе задавать вопросы. Как? Почему? Он никогда прежде не изменял своей жене. Он любит ее. Что с ним случилось? Какое-то сексуальное наваждение, словно его напоили чем-то волшебным, сделав его сильным и ненасытным. Или все дело в женщине? Но она обыкновенная, ничем не примечательная. Теплая, мягкая, уютная, и его тянет к ней невозможно как!

Наутро, проснувшись в ее кровати, он понял, что ничего не прошло и что он на самом деле готов снять для них квартиру. Деньги не проблема, он заработает, у него всегда есть деньги.

И Валя ничего никогда не узнает. Откуда ей знать вообще, где он. Таксист же. Она и сама занята, работает с утра до вечера, а в свободное время встречается с подругами, занимается своим здоровьем, иногда отправляется в небольшие путешествия. Чаще всего бывает в Питере, вечно днем сидят на Невском с подружкой Дашкой, пьют какао с пышками, а вечером отправляются в театр…

Он вздохнул, представив себе жену с чашкой какао в питерском кафе, где напротив нее за столиком сидит не подружка Даша, а мужчина, любовник. И даже не огорчился почему-то. Да что со мной такое?

При дневном свете Саша показалась ему еще нежнее и тоньше. Невероятно женственная, с плавными движениями и очаровательной улыбкой. Неужели он влюбился?

– Завтракать будешь?

Но он хотел домой. В душ и спать. Потому что почти всю ночь не спал.

– Ты позвонишь мне? – спросила она уже у порога, опустив глаза, словно боясь прочесть в его взгляде сомнение.

– Я приеду вечером. Можно?

4. Август 2024 г

Женя

С самой первой минуты, как только Борис предложил ей поехать с ним на место преступления, ее не покидало нехорошее предчувствие.

«Он все знает и нарочно везет меня туда, где я могу встретиться с Павлом. Он провоцирует меня. Хочет посмотреть на нас со стороны, поймать наши взгляды, понять, мы чужие с Журавлевым или нет».

Вот об этом она думала до последнего, сомневаясь в правильности своего решения.

Ее терзало еще одно предположение, которое просто-таки отравляло поездку. Случайно ли предложение Бориса отправиться туда, где она могла встретить Павла, учитывая, что сам Павел как-то резко, безо всяких объяснений вдруг перестал отвечать на ее звонки? Что, если Борис встречался с Журавлевым, и они поговорили? Вернее, Борис крепко поговорил с ним, попросил оставить его жену в покое. Возможно даже, они подрались. Борис может… Женя знала, каким он может быть грубым и несдержанным.

Но если отмести в сторону все ее подозрения, связанные с Борисом и его ревностью, то причина, по которой он взял ее с собой, может быть совершенно другой. Что, если Ребров действительно попросил Бориса взять с собой Женю, рассчитывая на ее женскую интуицию и сообразительность? Сколько дел они раскрывали вместе и раскрыли (!) благодаря ее способностям! А она, вместо того чтобы порадоваться предстоящей интересной работе, совсем раскисла. Вот не зря же говорят, что на воре шапка горит. У нее просто-таки полыхает. Чувство вины сделало ее слабой и неуверенной в себе. Вот была бы здесь Наташа, она быстро бы развеяла все ее сомнения и заставила бы ее поверить в себя и послать куда подальше всех, кто омрачает ее жизнь. Что, собственно, она сама и сделала, избавившись от недоевшего мужа и утомившей ее маленькой дочки. Наташа – моральный урод. Вот так. И нечего ее защищать!

Вот так неожиданно мысли Жени перескочили на Наташу. Однако, чем ближе становилась Москва, тем тревожнее становилось на душе Жени. Так будет там Павел или нет? И если нет, то это даже хорошо, она будет чувствовать себя посвободнее и сразу же начнет действовать, предварительно переговорив с Валерием.

Но если Павел там, то как ей с ним себя вести? Не поздороваться с ним она не сможет, они же как бы друзья. А если поздоровается, то может не удержаться и упрекнуть его в том, что он не отвечает на ее звонки. Хотя, как это не удержится? Надо удержаться. Надо держать себя в руках и сохранять достоинство. Ну, разлюбил он ее, бывает. У него другая женщина…

– Ты что-то притихла, – услышала она голос Бориса и вернулась в реальность.

Она сидит рядом с мужем, рога которого уже заметно подросли и, еще немного, будут задевать кожаный потолок автомобиля. Она – дрянь. Обманщица. Бессовестный человек, не ценящий хорошего к себе отношения.

– Да я все думаю, что же такого она, эта несчастная женщина, могла совершить, чтобы ее убили?

– Так непреднамеренное же убийство! – напомнил ей с раздражением в голосе Борис. – Ты прямо летаешь где-то. Забыла? Она ударилась головой об острый угол мраморного стола.

Женя машинально открыла телефон и набрала в поисковике, в картинках «мраморный квадратный столик». И увидела столько столиков, что устала листать страницы. И зачем же делают эти острые углы? Что, нельзя как-то округлить их, сгладить? И зачем люди вообще покупают такие вот «убийственные» столики?

Она вспомнила фамилию подозреваемого, клиента Бориса – Хованский. Красивая фамилия.

Быстро нашла в интернете и фотографию Хованского. Высокий представительный мужчина с вытянутым лицом и грустными глазами бассет-хаунда.

– Где нашли женщину, надеюсь, не у него дома, где он проживает с семьей?

– Да нет, конечно. Он живет на Дмитровке, а труп нашли на Добролюбова. Вроде бы он снимал там квартиру. Сейчас всё узнаем.

«Что он делал в этой квартире? Кем ему приходится женщина? И кто вызвал полицию?»

– Кто вызвал полицию? Сам Хованский?

– Нет, кто-то позвонил в полицию и сообщил, что в такой-то квартире по такому-то адресу совершено убийство, что из квартиры доносится женский крик или стон… Полиция выехала и застала как раз Лешу, рядом лежала мертвая женщина, а сам он был не в себе, в шоке.

– Помнится, было у нас же похожее дело, не так ли? – Она имела в виду историю Вадима Льдова, крупного бизнесмена и приятеля Наташи, который однажды утром, проснувшись, обнаружил рядом с собой в кровати мертвую девушку с перерезанным горлом. Вот это дело было! Наиинтереснейшее!

– Да уж… – покачал головой Борис. – Понимаешь, Женечка, перерезанное горло – это уже сигнал.

– Сигнал чего?

– Того, что человека подставили. Слишком уж чудовищный способ убийства, мало кто способен на такое. Да и шарахнуть женщину головой о мраморный стол – тоже вызывает подозрение. Скорее всего, это самый настоящий несчастный случай. Оступилась женщина, пятясь, упала и ударилась. Или споткнулась. Или зацепилась тапкой за край ковра. Но в любом случае Леша влип. И что-то подсказывает мне, что ты права и что женщина эта – его любовница. А у него ведь жена и…

– …трое детей. Где-то мы это уже тоже слышали. Причем совсем недавно.

– Насколько я помню, трое детей было у бывшего партнера по бизнесу Олега Британа…

– Точно![1] Но, может, та женщина вовсе и не любовница, а коллега по работе, которую он навестил… Да мало ли кто?

– Хочешь быть объективной, да?

Борис иронизировал. Жене не понравился его тон.

– Да, Боря, прежде чем делать скоропалительные выводы, надо бы сначала послушать самого Хованского, а потом уже все проверять.

– Вот мы его сейчас и послушаем! Главное, чтобы он уже пришел в себя и осознал, что с ним произошло. Надеюсь, что, увидев меня, он выйдет из ступора и заговорит.

Женю пропустили в квартиру вместе с Борисом, об этом позаботился возникший словно из воздуха Валерий Ребров. Джинсы, черный свитерок. Лицо сосредоточенное и даже хмурое. Щеки впалые. Он снова похудел, или это только так кажется?

– Спасибо, что приехала, – сказал он, жестом приглашая ее последовать за ним.

Борис уже растворился, затесался между работавшими в квартире экспертами, представителями Следственного комитета, людьми из прокуратуры и полицейскими. В квартире было уже накурено, мужчины стряхивали пепел прямо на паркет, ковры. Женя поморщилась.

Ребров привел ее в спальню, где на полу лежала мертвая женщина. Молодая, красивая, стройная шатенка. На ней была темно-синяя нейлоновая сорочка, чулки на широкой кружевной резинке. Голубые домашние туфли с меховым помпоном (смешные, киношные) валялись неподалеку. Постель была разобрана, подушка свалилась на ковер. На столике Женя заметила остатки пиршества: тарелка с бутербродами с черной икрой, заветренный кусок ветчины, вазочка с клубникой… Початая бутылка шампанского, из-за толстого зеленого стекла не видно пока, сколько выпито, а сколько осталось. И два хрустальных бокала с желтоватой жидкостью. Скорее всего, с шампанским.

Картинка складывалась просто идеально: любовнички выпили, закусили, прилегли, но потом произошел какой-то серьезный конфликт, женщина, возможно, сказала что-то лишнее, мужчина набросился на нее, ударил… или не ударил?

Надо будет потом спросить у экспертов, есть ли на теле следы побоев. Но пока, кроме раны на виске, нигде ничего не видно, ни синяка, ни ссадины или кровоподтеков… А может, она просто встала, чтобы допить шампанское, зацепилась за ковер и упала, ударилась виском, вот он, след от удара, запекшаяся кровь…

Умерла, скорее всего, сразу, и мужчина, который долго в это не мог поверить, от шока онемел…

Но стоп! А как же звонок в полицию, когда проходивший мимо человек услышал женский крик и сказал, что в квартире убивают? Значит, ее убивали. Или били. Или ударили один раз, она упала и вскрикнула от боли.

Ребров стоял позади нее, она даже чувствовала на затылке его дыхание.

– Вы выяснили, кто она? – спросила она, не поворачивая головы.

– Пока нет, – услышала Женя и, узнав голос, обмерла.

Медленно повернулась. Журавлев был совсем близко к ней. Его взгляд обжег ее. Что это, ненависть или, наоборот, он так соскучился, что буквально впился в нее взглядом.

– Да?..

– Соседи сказали, что это не ее квартира, она ее снимает, хозяйку зовут Людмила Петровна Охромеева, она должна вскоре подъехать, с ней уже связались. Вернее, квартиру снимает мужчина. Да все в подъезде знают, что в этой квартире никто постоянно не живет, что парочка встречается здесь время от времени, что мужчина приезжает на большой черной иномарке, всегда с цветами, пакетами… И женщина «роскошная, нарядная»… Это не я, это соседи говорят.

Но Женя уже не думала о том, кто и зачем снимал эту квартиру. Она хотела одного: чтобы ей объяснили, почему Журавлев избегает ее, почему не хочет говорить с ней, слышать ее голос. Вот же он, живой и здоровый!

– Так все-таки любовники, – тихо проговорила она, разглядывая мертвую женщину. – Хованского так и не смогли допросить?

Вот зачем спросила? Знала же, что он молчал, что был в шоке и ждал Бориса.

– Он сейчас никакой, вся надежда на Бронникова, может, ему удастся его разговорить.

Журавлев, который был с Борисом на дружеской ноге, мог бы назвать его по имени, но он, словно нарочно, произнеся его по фамилии, как бы отстранился от него, совсем как посторонний, чужой.

– А что ты сам думаешь? Он виноват?

Она задавала ему вопросы, боясь снова повернуться к нему.

– Как знать, как знать… Если бы не звонок в полицию, когда свидетель сказал, что женщина кричала так, что он решил, что ее убивают, я бы мог предположить несчастный случай. А так… Найти бы еще этого свидетеля.

– А с какого телефона он звонил?

– Ты не поверишь – с телефона этой несчастной. Во всяком случае, именно этот телефон лежал рядом с дверью в подъезде рядом с женской сумкой, последний звонок был именно в полицию.

– Что? Как это может быть? Женщина раздета, находится в квартире, а ее сумка и телефон перед дверью? А дверь-то была открыта?

– Да, распахнута. Получается, что убийца или свидетель, кто-то из них зачем-то выбросил сумку и телефон из квартиры…

– Или жертва, убегая от преследователя, вышвырнула сумку, из которой выпал телефон… Или убийца в ссоре сделал это… Странно, все очень странно и не поддается никакому объяснению.

– Скорее всего, это сделала жертва, – предположил Журавлев. – Думаю, она таким образом хотела привлечь внимание к квартире. И кричала она тоже для этого. Вот прохожий и среагировал. Позвонил в полицию с ее телефона, а потом стер отпечатки своих пальцев.

Наконец Павел взял ее за плечи и развернул к себе. В комнате они были одни (не считая погибшей), все, кто работал здесь, уже вышли. И снова так посмотрел на нее, что она окончательно смутилась, растерялась. Что это за взгляд? Она никак не могла его понять.

– Вот как ты это себе представляешь? Предположим, за женщиной носится по квартире ее любовник, она раздета, забегает в прихожую, хватает сумку, открывает дверь и швыряет сумку в подъезд?

– Но это же ты сейчас сам это предположил… – Она была окончательно сбита с толку.

– Предположил, и самому стало смешно.

Вернулся Ребров. Скорее всего, он сопровождал Бориса в кухню, где находился невменяемый Хованский.

– Установили ее личность, – сказал Валерий. – Ее зовут Валентина Петровна Троицкая, 1984 года рождения. В шкафу нашли жакет, в кармане которого была ее визитка. Она мастер маникюра. Но работает, мы так поняли, на дому. На визитке телефон и адрес.

В комнату вошли санитары с носилками. Женя поежилась и даже зажмурилась.

– Ты как вообще? – спросил ее Ребров, уводя в соседнюю комнату, служившую гостиной. – Это я попросил Бориса привезти тебя сюда. Может, не стоило этого делать…

– Валера, да ты что? Я только рада буду помочь. Скажи, с чего начать? Опросить соседей?

– Да, но только конкретно кого-то. То есть не ходить по квартирам с опросом, этим занимается сейчас наш оперативник, а познакомься с соседкой, которая живет напротив. Она точно что-то знает. И, конечно же, надо как-то переговорить с хозяйкой квартиры.

– Да не надо ей ни с кем знакомиться и разговаривать, – сказал холодноватым тоном Журавлев, услышавший конец фразы. Он так тихо вошел в комнату, что Женя его и не заметила. – Ясно же, что эту квартиру Хованский снимал для встреч с этой женщиной. О чем могут рассказать соседи? О том, какого размера были букеты, которые предназначались для этой женщины? Или какого цвета были волосы у мужчины, который приезжал на большой черной машине? Так мы и так знаем.

– Точно ли Хованский? Ты уверен в этом? – спросила Женя.

– Да, соседка, что живет напротив, и рассказала. Когда приехала полиция, она уже была тут как тут. И сразу же сказала одному из полицейских, что квартиру снял именно этот мужчина. Она опознала его. Валера, ты же сам мне об этом сказал.

Женя оторопело смотрела то на Реброва, то на Павла. Что вообще происходит? Какая кошка между ними пробежала?

Нехорошее предположение вызвало даже приступ тошноты: неужели Ребров вызвал ее не для того, чтобы она помогала, а для чего-то другого? Но если сам Ребров признался в том, что это он попросил Бориса взять ее с собой, и Борис это подтвердил, то для чего ее пригласили, если не для какого-то конкретного дела? Неужели для того, чтобы она встретилась с Павлом? Он сам этого хотел или Ребров все подстроил? Но тогда почему же между ними чувствуется такая напряженность или даже неприязнь?

Она резко повернулась к Реброву:

– Валера, что происходит? Ты зачем меня позвал?

– Просто решил выдернуть тебя из дома, чтобы ты развеялась, – ответил, хмурясь, Валерий. – Соскучился по тебе!

– Вообще не смешно!

– Но я правду говорю! Может, со знакомством с соседями я и погорячился, но для того, чтобы понять, что здесь произошло, совсем не лишним будет узнать и подробности. – И Ребров выразительно посмотрел на Журавлева.

– Что-то я не пойму… Вы что, мальчики, поссорились? Что случилось?

– Нет! – одновременно выпалили оба.

И как раз в этот момент в гостиную вошла женщина в черном брючном костюме и с черной повязкой на кудрявых рыжих волосах. Судя по тому, как уверенно она двигалась по комнате и разглядывала все подряд, словно проверяя, всё ли на месте, стало понятно, что это и есть хозяйка. А траур успела надеть, как только ей позвонили и сказали, что в ее квартире совершено убийство. Как будто бы она была знакома с Троицкой.

– Людмила Петровна Охромеева?

И в тот же момент Журавлев, воспользовавшись тем, что Валерий направился к хозяйке, приблизился к Жене, схватил ее за руку и притянул к себе.

Она обмерла. Что это было, счастье или ее просто отпустило, и она получила ответ на мучивший ее вопрос? Она чувствовала, как Павел сжимает ее руку, и совсем потерялась. Вот от того, что он сейчас скажет, зависела, кажется, вся ее жизнь. Или признается в том, что у него другая и им не следует видеться, или…

– Соскучился страшно, – услышала она и нервно всхлипнула.

Они находились на месте преступления, в квартире, где недавно убили женщину, но почему же она не осознает всю серьезность и важность происходящего? Почему ее занимает только Журавлев? И это притом, что где-то в этой же квартире, кажется на кухне, с подозреваемым Хованским беседует ее муж! Вся компания в сборе. А ведь еще недавно все они гостили у них, и Ребров, которому в доме была отведена комната, и Павел, и Борис одинаково радушно принимал гостей, считая их своими друзьями.

– Паша, вот она – моя жертва, – вдруг сказала она, имея в виду свой возникший интерес к рыжеволосой хозяйке. Она говорила шепотом, отведя Журавлева к двери так, чтобы Людмила Петровна ее не услышала. – Вот чувствую, что она сплетница еще та. И она все знает об этой парочке. А что еще не знала, так ей расскажут соседи. И я просто обязана с ней поговорить, поближе познакомиться.

– А ты соскучилась? – спросил он, обдавая горячим дыханием ее ухо.

Сейчас самое время было спросить его, почему он сбрасывал ее звонки. Но нет, она не спросит. Выдержит. И ничего ему не ответит. Или ответит?

– Давай уже выйдем отсюда… – сказала она, уводя его в прихожую.

Дверь в кухню была приоткрыта, и Женя увидела беседующих за столом Бориса с Хованским.

Алексей Дмитриевич Хованский – крупный, представительного вида мужчина с сохранившимися к тридцати пяти годам густыми темными волосами. Очень приятный, с правильными чертами лица и полными чувственными губами. На его лице читалось страдание. Но, судя по манере разговаривать и порывистым движениям тела в сторону своего адвоката, словно он хотел быть к нему поближе и рассказать ему что-то, чтобы никто, кроме него, не расслышал, Борису он доверял и был с ним искренним. Во всяком случае, у Жени складывалось именно такое впечатление.