Сумасшедшие

Я найду свою дочь во чтобы то не стало. Этот школьный автобус не мог уйти далеко, он слишком медленно ездит.

– Вас казнят, мисс Престон.

Моя голова упала на грудь.

Нет… нет… этого никак нельзя допустить.

– Дайте угадаю, – положил на стол ручку док и скрестил руки на груди, – Хотите сбежать, чтобы спасти дочь?

Я кивнула, и Драйв закрыл лицо ладонями, втягивая в себя весь кислород в крохотном помещении, стены которого и без того беспощадно давили на мои виски. Дышать стало сложно.

– Почему вы это сделали? – вдруг спросил мой адвокат и обвинитель в одном лице, мой священник, если хотите… которому я хочу исповедаться уже очень давно, но не знаю в чем.

Я никак не могу сосредоточиться на том, что действительно меня окружает. Я бы рада признаться в преступлении, но не могу. Я не до конца уверена… НО, одна правда все же существует!

– Все люди, док-тор, – куски алчного дерьма, которые вынюхивают и пожирают выгоду с любого несчастного, имеющего последний цент за душой. Они заслуживали смерти. Вы даже не представляете, мистер Драйв, что творится за стенами их провонявших алкоголем и наркотой стенами… разве вы не убили бы их, зная, что они творят со своими детьми?

– Но детей вы тоже убили, миссис Престон?

– Я этого не говорила… – я осеклась, – И все же, ответьте мне, что бы из них выросло, доктор? – я хотела откинуться на спинку железного зловонного стула, хранившего запах предыдущего допрашиваемого, но оковы на моих запястьях не дали мне этого сделать, – Они бы продолжали жить в этих гребанных домах, бесконечно рожать эти сатанинские отродья, что избивают послушных ДЕВОЧЕК И НЕ ВЫПУСКАЮТ ИХ ИЗ АВТОБУСА!!! – я замолчала.

– Вы сожалеете о содеянном?

Я не ответила, а Алан оттолкнулся от спинки скрипучего кресла и грохнул локтями по столу, возвращаясь на исходную.

– Я хочу вам помочь, Эмили. Я верю вам. Я веду вас очень давно и знаю, что вы на такое не способны.

– Я нет, а вот она да, – киваю в сторону отражения и улыбаюсь огромному зеркалу, которое отражает нас и грязно-серую коробочку, что нас окружает.

– Вы видите там кого-то еще?

– Нет, доктор, – приближаюсь к нему, практически ложусь на стол и тихо произношу, – Я ведь не сумасшедшая…

А ты?

Ледяной шепот касается кончика уха психиатра, и он вскакивает на ноги, отмахиваясь от него словно от призрака. Я продолжаю смотреть на девушку в отражении, срез каре которой острый словно бритва, он может запросто лишить кого-нибудь головы. Она приближается к Драйву, заставляя его пятиться к стене.

Помоги мне, Алан…

– Я… я сделаю все, что в моих силах…

Изящная бледная ручка пробегается по мужской шее и плечу, спускается по груди к животу под ремень, где заправлен черный облегающий предмет одежды. Брюки свободны, и она без труда проникает в них. Моей ладони становится тепло и твердо, и я отвожу взгляд от зеркала.

– Доктор, с вами все в порядке? С кем вы говорите?

Смотрю на дрожащего брюнета с серым оттенком кожи и подзываю его пальцем. Драйв покорно приближается и нагибается ко мне. Наши лица так близко друг к другу, и я слышу бешеное сердцебиение и вижу его на мощной мужской шее.

Делаю усилие над собой, касаюсь губами пунцового уха, Драйв вздрагивает и закрывает глаза.

– А если я вам скажу, что могу заставить любого сделать то, что я хочу… вы мне поверите?

Бронированная металлическая дверь с грохотом распахнулась, и в нее влетели два конвоира, сопровождаемые с уже известным и изрядно поднадоевшим мне мужчиной неприятнейшей наружности с бегающими маленькими глазками.

– Ваше время истекло, доктор Драйв! Покиньте подозреваемую.

– Я еще не закончил, я…

– О, нет, приятель, ты еще как за-кончил, – худое поросячье лицо ухмыльнулось, когда Алан увидел едва заметное на черном цвете мокрое пятно.

Один из амбалов освободил мне руки, а второй впился в плечо и вывел прочь, оставляя за спиной глаза доктора, полные ужаса и растерянности.

Глава 6. Сумасшествие не заразно

Алан.

Я лежал, прикрыв веки, в полумраке в своей спальне и рассматривал переливающийся свет уличного фонаря высотой с этаж. Ветки деревьев махали перед яркой лампочкой, меняя витиеватый рисунок на моем одеяле.

Аспен – проклятый город, где уровень преступности пропорционален количеству моих пациентов, сейчас спал, как все душевнобольные его жители, и стеклянная, просто немая тишина заставляла меня громко вздыхать и сдавливала грудную клетку металлическим кольцом. Я чувствовал вину перед этой девушкой, но почему я еще не осознавал. И еще… я безумно хотел быть с ней рядом.

– Что это было со мной? Сумасшествие же не заразно… – произнес я одними губами и не понял, спросил ли я последнюю фразу или сделал утверждение.

Впервые в своей практике я был в замешательстве. Эмили Престон каждый раз затуманивала мой холодный рассудок, и он замерзал, покрывался инеем, а иногда тонкой ледяной коркой. И сегодня я понял, что толщина льда в моем разуме скоро станет сквозной через все мои внутренности, острыми кольями протыкая все на своем пути.

Окно было приоткрыто, потому что, несмотря на изморозь в голове, тело то и дело обдавало жаром, приятным и обжигающим, и даже болезненным. За легкой светло-голубой шторой едва различался худой белокурый силуэт, и я слишком резко поднялся на локтях. Она тут же исчезла, а я проклял себя, как это делала мама.

Я рос в очень набожной семье, где не признавали точные науки. Моя мать умерла, отказавшись от лечения, уповая на волю Божью и его же неисповедимые пути. И я не хотел, чтобы это произошло со мной вновь. Я с содроганием представлял Эмили, умирающую, холодеющую с каждым взмахом ее потрясающих ресниц. Жизнь уходила из ее прекрасных глаз в моем видении, и мое тело осыпало мелкой дрожью. Я хотел помочь ей ценою всего… и все же я спугнул грустного призрака, желанную таинственную гостью.

Желанную…

Последняя мысль меня испугала, и я понял, что влюбился в свою пациентку.

**********************************

Эмили.

Единственное окно в моей одиночной камере прибито к двери. Оно предназначено для передачи протухших объедков, которые местные офицеры называют пищей. Тусклый, едва видный свет от мерцающей лампочки постепенно сводит с ума, а стоны и сумасшедшие смешки от моих соседей не дают мне хоть немного поспать на деревянной парящей скамейке.

Чтобы вы понимали о запахе, который царил в угодьях для самых отъявленных преступников, для отбросов среди даже убийц, я поясню… тот корпус, куда меня поместили состоял сплошь из карцеров с тонкой щелочкой света и толикой кислорода. В кабинах для заключенных не было не только освещения и вентиляции, но и туалетов. А еще каждая хренова мокрая стена смердела кровью самых страшных грешников этого мира, ибо они загибали в обратную сторону свои ногти о них, пытаясь выцарапать хоть малейший шаг прочь из этого ледяного котла.

А, может, они просто пытались заглушить невыносимую вонь, что постепенно разъедала глаза?

В таком месте ты даже не можешь сосредоточиться на своем безумии, ты медленно умираешь еще до исполнения приговора, да даже до суда. Вот, что такое тюрьма «Ледяной шепот», куда меня заключили еще до доказательства моей вины. Это место, где подсудимые вскрывают себе вены зубами и разбивают головы о каменные стены.

Презумпция невиновности – просто чушь собачья! И не для таких как я!

Тюрьма «Ледяной шепот» – единственное место на земле, где держат преступников на грани сумасшествия, осужденных заключенных и тех, чья вина еще не доказана. Корпус карцеров – место забвения и суицидов. Женский корпус – тюрьма для особей с бешенством матки, яж-матерей и яж-жен. Чаще всего там обитают убийцы любовниц, нянечек, учителей и чувства своего собственного достоинства. Мужской корпус практически пустует, потому что если мужики и совершают преступления, то сразу попадают в карцерную. Корпус теней – таинственное крыло здания, куда допускают только четырех немых офицеров, похожих на нарисованных валетов. Им дали выбор когда-то. Глаза или язык? То есть либо ты не видишь, что там происходит, либо не говоришь об этом. Также у них нет пальцев на руках и ногах, чтобы они не могли написать о том, что увидели. Увольняющихся сотрудников обрекали на карцерную.

Шепот так похож на колоду карт. Карцер – несомненно крест. Смерть в самом жестоком ее воплощении. Мужской – конечно же красное сердце или любовь… только мужчины могут любить беззаветно и искренне, немеркантильно, но… но это случается настолько редко, насколько пуст их отсек. Женский – естественно бубны, ржавые гвозди, которыми было прибито тело самого святого человека, ходившего по этой грешной земле. Каждая женщина творит чудо, она дает жизнь, но… но не каждая способна сохранить рассудок после этого.

И таинственный корпус Теней, где, вне всякого сомнения, обитают тузы и короли, является пиками – копьями Шепота. Весь персонал выходил оттуда, и мне казалось, что там я найду свое спасение, совершу свой отчаянный побег. Во всяком случае мне так хотелось в это верить, верить хотя бы во что-то.

Почему в Шепоте всегда порядок? За любой проступок вас ждет карцер. Каждый новичок проходит его. Его ад длится ровно столько времени, сколько бы он провел в преисподней, если бы он действительно совершил преступления, в которых он обвинен. Вы спросите, кто это устанавливает?

Говорят, что директор – самый настоящий садист и наблюдает за нами в скрытые камеры. Исход один – все будут смешаны с дерьмом, перемолоты через мясорубку. Вы спросите, кто говорит?

Я подружилась с мальчишкой, что кормил меня и иногда делился своим обедом. Он закончил полицейскую школу, но что-то в его жизни пошло явно не так, и он попал в Шепот. Но о нем я расскажу немного позже… ибо…

Непроглядная тьма и невыносимый смрад окутывали мое пока еще живое тело и покрывали трупными пятнами, язвами, ссадинами. Снова кто-то заплакал. Мужские стенания становились все ближе и вот уже раздались за моей спиной. Я повернулась на звук, в углу карцера свернувшись в позу эмбриона полулежал голый мужчина, и запах перегара наполнил помещение, немного разбавив убийственное амбре.

– Кто ты такой? – прохрипела я, и одинокий цоколь ожил, загораясь чуть ярче.

Лысый белый мужчина повернул ко мне свою обезображенную голову с зашитыми глазами, губами и носом, плохо держащуюся на разрезанной до самой гортани шее. Он попытался что-то сказать, и несколько лоскутов из черных кровавых сгустков упали на его разбитые колени.

В нем я узнала нашего ближайшего соседа, что раз в месяц отправлял свою жену в реанимацию, из которой она однажды не вернулась.

– Как жаль, что у меня нет тесака. Я бы снова тебя убила, сучий ты выродок.

Его тело разлагалось, а запах аммиака сводил меня с ума еще больше.

Хотя куда еще больше…

Вскоре труп истлел и растворился в черноте вместе с отдаляющимся стоном и приближающимся шепотом. Моя камера снова погрузилась в кромешную тьму.

– ЕСЛИ ЭТО ПЫТОЧНАЯ, ЧТОБЫ МЕНЯ ИСПУГАТЬ, У ВАС НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ, Я СДОХНУ НЕ ОТ СТРАХА, А ОТ РАЗРЫВА МОЧЕВОГО ПУЗЫРЯ!!!

Но никто не ответил мне, и ничего не оставалось, как… в общем, опустим подробности.

Лучше бы они избили меня, чтобы достать свою правду.

Сидя у выхода, я смотрела в стену, которая уже казалась мне бесконечным черным коридором. И в конце я вдруг увидела девочку в нежно голубом сарафане, босую, со светлыми волосами и серого цвета, как у меня глазами.

– Эмили… – она протянула ко мне свои крохотные ручки и шагнула вперед.

Слезы вырвались наружу, но сил встать и подойти к ней у меня не было. Я не ела ничего из того, что мне скидывали прямо на пол, а редкие яблочки пацана не могли насытить мой голод. Я даже уже не вставала, просто сидела в мокрых штанах и ждала конца.

– Почему ты мне не поможешь?

– Малышка… – тихо произнесла я.

Над ней зажглись длинные потолочные лампы, и я увидела ее в помещении, похожем на подвал. Пол был усыпан стеклом, и моя девочка шла и ранила свои нежные ступни. Она морщилась от боли, но шла. Я закрыла глаза, просто не могла смотреть на страдания моего маленького ангела, лишь слышала хруст и детские всхлипы.

Вдруг все стихло, и кто-то постучал меня по плечу.

– Эмили…

Открываю глаза, в том же коридоре висит тело отца. Он в белой одежде, выкрашенной в красный, и из его тела повсеместно торчат словно осколки игральные карты. Девочка начинает верещать, а я ощущаю, как из моего уха течет теплая струйка.

Я не заметила, как начала орать уже я. Я не понимала, нахожусь ли я в сознании или уже умерла. Я стояла на коленях у выхода и била изо всех сил кулаками по двери, когда та со скрипом открылась, и мое бессознательное тело рухнуло в коридор. Последнее, что я услышала было.

– Помойте ее! Смрад просто невыносимый.

Глава 7. Кукольник

– Так вы сможете объяснить, как запись вашего разговора с Драйвом смогла чудесным образом испариться?

Не могу сосредоточиться над тенью, нависающей надо мной. Мне кажется, что я провоняла от пяток до кончиков своих волос, и никакое на свете даже самое хозяйственное мыло не в силах его оттереть.

Сегодня на допрос явился один из детективов. У них ни у кого не было имен, и они считали, что так их не вычислить и не найти. Но я бы нашла его даже среди кишащего мегаполиса по тому смраду, который исходит от него, и по сравнению с его мой кажется номером пять.

Лживый, двуличный, просто омерзительный.

Коричневый пиджак сел напротив и представился.

– Меня зовут детектив Стромболи.

– Стропони? – не смогла я справиться со словесным поносом, что ливанул в ответ на бесячий неестественно учтивый тон гандона, что запер меня в самое черное место на земле совершенно незаконно.

– Стромболи, – настоял свинячий глаз.

– Это вы типа кукольник или просто любите совращать малолетних и эксплуатировать детский труд?

Ярость. Бушующее пламя гнева могло накрыть меня убийственной волной и вновь бросить в ледяное пекло… если бы не одно НО!

– Вы – все мои марионетки, дорогая. Я! Я дергаю за ниточки. Запомни это и умести в своей глупой, но такой нужной для меня коробочке.

– Нужной?

Мое недоумение позабавило слишком потливого и слишком молодого человека.

– Совсем скоро, миссис Престон. Очень скоро.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.