Ричард I Львиное Сердце. Повелитель Анжуйской империи

В 1237 году Гийом X отправился поклониться святыням Сантьяго-де-Компостела. На время своего отсутствия он передал опекунство над дочерью Луи VI Толстому королю Франции и поставил условием, чтобы тот нашел ей достойного мужа в случае, если он не вернется из паломничества. Герцог Аквитанский как в воду глядел: 9 апреля он скончался, едва достигнув цели своего путешествия.

Король Франции здраво рассудил, что самым достойным мужем для столь завидной невесты вполне может стать его собственный сын и наследник Луи VII Младший. Придя к такому выводу, опекун мешкать не стал, и уже 25 июля 1137 года в Бордо состоялась пышная свадьба. Вся знать Гаскони, Пуату и Сентонжа присутствовала на церемонии венчания, которую проводил Жоффруа дю Лору архиепископ Бордоский. По праву жены Луи стал герцогом Аквитанским, а всего семь дней спустя – еще и королем Франции, так как его отец Луи Толстый скончался от дизентерии.

Красота и ум жены-аквитанки совершенно покорили Луи, он влюбился в нее без памяти и позволял супруге делать все, что ей только могло взбрести в голову. А фантазий у молодой королевы хватало, ибо воспитана она была при шумном и веселом аквитанском дворе, где высоко чтились традиции трубадуров[34]. Алиенора отличалась живым характером, свободомыслием и известной вольностью поведения, что весьма часто ставилось ей в укор. О ее романах ходило множество сплетен, правдивость которых, впрочем, ни в одном случае не была доказана.

К досаде Луи, семейная жизнь у молодых не задалась: ответных чувств в своей жене он пробудить не смог. Да и чем мог завоевать расположение столь прекрасной во всех отношениях дамы человек крайне набожный, аскетичный и весьма воздержанный в интимных отношениях? А Луи VII был именно таким, о чем красноречиво свидетельствует рассказ Гералда Валлийского.

Как-то король тяжело заболел. Собравшиеся у его ложа лекари единогласно пришли к выводу, что недуг вызван долгим половым воздержанием. Поскольку королева в этот момент находилась очень далеко, то консилиум в присутствии епископа, аббатов, приоров и многих людей, известных своей благочестивостью, предложил лечение, сообразное с причиной болезни.

Привести все же какую-либо девушку, чтобы та явилась лекарством, и вернуть его к жизни. Когда епископ и все присутствующие предложили это королю, взяв на себя всю ответственность, гарантировав отпущение грехов и заступничество перед Господом, благой сей муж ответствовал: «Если нет другого лекарства от моей болезни, пусть свершится надо мной Господня воля, ибо лучше умереть непорочным, чем жить прелюбодеем». И таким образом, отдав себя на милость Господа, который не оставляет уповающих на Него, он вскоре выздоровел и божественным даром как лекарством злую болезнь превозмог[35].

Разительная несхожесть темпераментов мужа и жены не позволяла им жить в мире и в ладу. Поговаривали, что как-то в порыве гнева Алиенора произнесла убийственную фразу: «Я вышла замуж за монаха, а не за короля»[36]. Эта резкая характеристика дает понять, сколь велико разочарование семейной жизнью было и с ее стороны.

* * *

В 1145 году пределов Европы достигли шокирующие новости из Святой земли. Под натиском сельджуков, которых вел деятельный и решительный Имад ад-Дин Занги атабек Мосула и Алеппо, пала Эдесса. Это известие повергло в ужас весь христианский мир и вызвало резкий всплеск антимусульманских настроений. Папа Евгений III и пламенный проповедник Бернар из Фонтена аббат Клервоский[37] призывали к крестовому походу[38].

При таком накале всеобщего энтузиазма крайне набожный, хотя совершенно не воинственный, Луи VII не мог оставаться в стороне. Волей-неволей ему пришлось примкнуть ко Второму крестовому походу. Вместе с ним в Палестину отправилась и Алиенора, что стало последним шагом, который привел неудачный брак к краху.

Столь необычное решение королевы Франции послужило пищей для очередной порции пикантных слухов, не очень-то для нее комплиментарных. Молва приписала Алиеноре интрижку с ее собственным дядей Раймундом де Пуатье князем Антиохии. Скорее всего, за этими сплетнями ровным счетом ничего не стояло, поскольку даже ревнивый супруг не выдвигал ни тогда, ни впоследствии никаких обвинений в адрес жены. Однако сложно отрицать тот факт, что между Алиенорой и Раймундом установились весьма тесные отношения, пусть и без оттенка эротизма. Хитроумный князь Антиохии пытался через королеву Франции перенацелить усилия крестоносцев к собственному благу и завоевать с их помощью соседнее Алеппо, находившееся под властью сельджукской династии Зангидов.

Планы Раймунда потерпели неудачу, да и весь Второй крестовый поход окончился провалом. В середине ноября 1149 года Луи VII с женой вернулись в Париж. Король со всей наглядностью продемонстрировал свою ничтожность как на военном, так и на дипломатическом поприще. Это окончательно отвратило от него Алиенору, и перспектива развода встала перед супругами в полный рост.

Несовместимость характеров, равно как и сплетни, продолжавшие преследовать королеву, никоим образом не могли послужить основанием для расторжения семейных уз. Церковь не признавала подобных несерьезных аргументов – даже после адюльтера супруги оставались женатыми перед лицом Господа. Политические и экономические интересы самого Луи VII также настоятельно требовали сохранения брака: будучи женатым на герцогине Аквитанской, король Франции, безусловно, являлся самым влиятельным правителем Европы.

Однако же существовала еще одна весьма весомая причина, настоятельно подталкивавшая Луи VII к расставанию с женой – у венценосной четы не было наследников мужского пола. За 14 лет совместной жизни Алиенора родила только двух девочек – Мари и Аликс. Между тем суровая реальность тех времен была такова, что удержать бразды правления страной особе женского пола, даже наделенной всеми необходимыми для того качествами, было практически невозможно.

Наглядным свидетельством тому служили события в Англии, где Мод Императрица, дочь и законная наследница короля Генри I Боклерка, напрягала все силы в борьбе со своим дальним родственником Этьеном де Блуа, объявившим себя королем Стивеном Блуаским. Неизвестно каким ветром занесенный на трон Англии, третий сын одной из теток Мод Императрицы получил поддержку немалой части английской знати, которая предпочла мужчину с сомнительными правами женщине, пусть даже обладавшей правами неоспоримыми.

Луи VII видел, что для обеспечения твердой преемственности королевской власти в рамках династии Капетингов ему позарез был нужен сын. В 1152 году супруги решились наконец на развод. Папа Евгений III и Бернар из Фонтена аббат Клервоский, обладавший колоссальным авторитетом как в церковных, так и в светских кругах, одобрили этот шаг. Церковный совет в Божанси, состоявший из Юга де Туси архиепископа Санского, Самсона де Мовуазена архиепископа Реймского, Жоффруа дю Лору архиепископа Бордоского и Юга д’Амьена архиепископа Руанского под предлогом кровного родства в четвертой степени расторг брак 21 марта 1152 года.

На освободившуюся руку богатой красавицы сразу же объявилось множество претендентов во главе со столь знатными сеньорами, как Тибо V Добрый граф де Блуа и Жоффруа VI д’Анжу. Они пытались заполучить вожделенную добычу, совершенно не стесняясь в средствах, и были даже готовы похитить ее силой. Однако Алиеноре повезло избегнуть их лап и добраться в целости и сохранности до Пуатье. Оттуда она отправила посольство к Анри герцогу Нормандскому и графу Анжуйскому – старшему брату неудачливого жениха Жоффруа VI – и без излишнего жеманства согласилась отдать ему свою руку и сердце.

Завороженный перспективой столь блестящего союза, Анри приказал немедленно готовиться к свадьбе. Церемония состоялась на Троицу 18 мая 1152 года и была весьма скромной, без излишней помпезности. Невесте к тому времени исполнилось уже 30 лет, а жених только-только отметил свое 19-летие.

Король Франции пришел в ярость. По какой-то причине он надеялся, что даже после развода сохранит власть над обширными владениями бывшей супруги, и впоследствии они отойдут по наследству их общим дочерям. Луи VII требовал, чтобы его продолжали именовать герцогом Аквитанским, и считал себя законным опекуном бывшей супруги. Однако не таков был Анри граф Анжуйский, чтобы выпустить из рук доставшиеся ему земли, занимавшие примерно треть территории современной Франции. Алиенора также не собиралась терпеть ни малейших попыток посягательства на свое родовое имущество со стороны нелюбимого бывшего мужа.

Поэтому Луи VII, упустившему выпавший на его долю счастливый шанс, не оставалось ничего другого, как объявить войну графу Анжуйскому. Король Франции обвинил своего вассала в том, что тот женился без разрешения сюзерена, и напал на герцогство Нормандское. Однако в этой кампании он преуспел не более, чем в крестовом походе. В конце концов его свалила лихорадка, и военные действия сами по себе заглохли.

* * *

Прошло два года с момента объединения владений Анжуйской и Аквитанской династий, и вот в Дуврском приорстве скончался король Стивен Блуаский. Согласно Уоллингфордскому договору, заключенному им при жизни с Мод Императрицей, права наследования английской короны переходили теперь пусть не к ней лично, но к ее потомству. Таким образом, 19 декабря 1154 года Анри граф Анжуйский, старший сын Императрицы, был коронован в Вестминстерском аббатстве Тибо дю Беком архиепископом Кентерберийским как Генри II Английский.

Теперь уже не Луи VII Французский, а Генри II Английский стал самым влиятельным и могущественным королем Европы. В отличие от своего номинального сюзерена, он отнюдь не был монахом ни в личной, ни в общественной жизни. Современники видели в нем великого правителя, способного сокрушать соперников силой или обводить их вокруг пальца хитростью. Крепкий телом, умный, проницательный и образованный, Генри II мог поддержать разговор хоть на французском, хоть на латыни, не боялся ступать в споры и умел отстаивать свое мнение. Он обожал охоту, но не выставлял свою страсть напоказ. Напротив, по большей части его видели вовсе не в простой охотничьей одежде, а в роскошной мантии – за что король и получил свое прозвище Короткая Мантия.

Его власть распространялась на необъятные территории, простиравшиеся от шотландской границы на севере до Пиренеев на юге. В подвластные ему земли входили королевство Англия, герцогство Нормандское, герцогство Аквитанское со всеми подчиненными ему сеньориями, а также три графства – Анжуйское, Мэнское и Туреньское, для удобства именуемые Большим Анжу.

Подданные Генри II говорили на разных языках. На севере в ходу были английский и нормандский. Обитатели Большого Анжу и Пуату общались на французском диалекте langue d’oïl. В Сентонже и далее к югу звучал провансальский или окситанский langue d’oс – прекрасный язык трубадуров. На самом юге говорили на баскском языке, которого не понимал никто, кроме его непосредственных носителей. Среди басков большой популярностью пользовалась древняя легенда, рассказывавшая о том, как дьявол решил выучить баскское наречие, чтобы легче завоевывать души местных жителей и затем обрекать их на адские мучения. Семь лет враг рода человеческого учил этот язык, но смог запомнить только два слова – bai (да) и ez (нет), да и те вскоре позабыл.

Этот разношерстный набор земель, населенных разноязычными людьми, воспитанными в разных культурных и политических традициях, был создан исключительно благодаря счастливому сочетанию капризов генеалогии, причуд феодальных обычаев и торжества военной силы. Он перманентно находился на грани распада и грозил расползтись по швам как лоскутное одеяло. Сохранить его целостность могла лишь твердая рука единого правителя, которому требовалось прилагать для этого немало сил и энергии. Генри II постоянно разъезжал по своим обширным владениям, внезапно появляясь в самых отдаленных их частях. В народе ходили слухи, что король умеет летать, но на самом деле он почти не слезал с коня, из-за чего на ногах у него нередко образовывались болезненные язвы.

Конгломерат практически ничем не связанных между собой территорий, власть над которым волей судеб получил Генри II, спустя века многие ученые стали называть Анжуйской империей. Конечно, у этого термина есть некоторые изъяны, поскольку он не в полной мере соответствует специфике обозначаемого им явления. Да и владыки этого образования формально никогда не носили императорского титула.

Тем не менее предложенное в качестве альтернативы неуклюжее название Территория Плантагенетов (фр. Espace Plantagenet) кажется еще более некорректным. Во-первых, оно совершенно лишено какой-либо политической и социальной смысловой нагрузки; во-вторых, не отвечает принципу историчности. Династия Плантагенетов получила свое название только в XV веке, а к тому времени анжуйское квазигосударство уже давно прекратило свое существование. Поэтому за неимением более точного определения и для удобства понимания мы будем называть земли, которыми правили Генри II и его сыновья, Анжуйской империей.

* * *

Выйдя замуж за Генри II, аквитанская красавица быстро доказала всему христианскому миру, что отсутствие детей мужского пола в предшествующем браке было вовсе не ее виной. Пятнадцать месяцев спустя у Алиеноры родился первенец – Гийом, который, правда, умер в трехлетнем возрасте. Второй сын, получивший в честь отца имя Анри, появился на свет в Лондоне в 1155 году. Третьего сына (второго из выживших, если принимать во внимание раннюю смерть младенца Гийома) Алиенора родила 8 сентября 1157 года. Скорее всего, это произошло в королевском дворце Бомонт, расположенном у северных ворот города Оксфорда.

Мальчика нарекли Ричардом[39]. С его рождением было связано несколько интересных фактов. Прежде всего, среди его предков были анжуйцы, нормандцы, фламандцы, уроженцы Мэна и Аквитании. Но придется основательно покопаться в генеалогии, чтобы найти в ней хоть каплю англосаксонской крови. Ближайшей родственницей, в чьих жилах она текла, была его прапрабабка Маргарет Уэссексская, она же святая Маргарет Шотландская – дочь Эдуарда Этелинга и внучка Эдмунда Железнобокого, короля Англии из Уэссексской династии.

Кроме того, Ричард получил имя, которое было популярно только среди герцогов Нормандских. В старофранцузский язык оно пришло из протогерманского, где rīk – означало «правитель, король», а hardu – «сильный, храбрый», и полностью расшифровывалось таким образом как «сильный правитель». Не совсем понятно, почему мальчика решили назвать в честь его предков именно по нормандской линии, и уж тем более загадочно, из каких соображений родители дали ему это имя – он не был старшим сыном, и полновластным властителем Анжуйской империи по смерти отца должен был стать его брат Анри.

Нетрудно представить, какое раздражение вызывало у Луи VII каждое новое счастливое пополнение анжуйского семейства. Ему-то за четырнадцать лет совместной жизни Алиенора не родила ни одного мальчика. Король Франции тщетно пытался обзавестись законным наследником. Он женился вторично – на принцессе Констанце Кастильской – но и тут его преследовали неудачи.

Со стороны действительно казалось, будто семейная жизнь у Алиеноры наладилась, однако ее независимый характер и тут не сулил королевской чете безоблачного будущего. Если она прежде не смогла ужиться с любящим ее покладистым мужем, то вряд ли можно было ожидать мира в семье, где столкнулись две сильные, самовластные натуры, привыкшие повелевать многочисленными подданными в своих обширных владениях.

Нет никаких оснований предполагать, что Генри II испытывал какие-то теплые чувства к своим детям, в том числе и к младенцу Ричарду. Вечно погруженный в государственные дела, он был полностью поглощен проблемами, связанными с управлением обширными континентальными владениями и почти не виделся с родными, которые жили вдали от него, в безопасной Англии.

Алиенора также не слишком баловала детей своим вниманием, хотя по-своему была привязана к ним и особенно к Ричарду, который считался ее любимцем. Тем не менее сама она сына грудью не кормила, поскольку это не было принято в аристократических семьях. С самого раннего возраста Ричард был отдан на попечение кормилицы – саксонки Ходиерны из Сент-Олбенса. У женщины в один день с Ричардом родился сын Александр Некам, впоследствии ставший знаменитым ученым, теологом, поэтом и аббатом августинского Сайренсестерского аббатства. Ходиерна кормила родного сына левой грудью, а принца Ричарда – правой, ибо тогда считалось, что молоко из правой груди более питательно.

Именно кормилица восполнила мальчику всю недополученную от родителей любовь и нежность. Привязанность к ней Ричард сохранил на всю жизнь и назначил ей щедрый пенсион. Более того, ее именем был назван целый приход – Нойл-Ходиерн в Уилтшире. По всей видимости, Ходиерна стала единственной кормилицей в истории страны, удостоившейся такой чести.

* * *

В глазах Генри II Короткой Мантии основная ценность его детей – и Ричард не был здесь исключением – заключалась в возможности использовать их в дипломатических интригах в качестве приманки. Заключение выгодного династического брака считалось весьма надежным средством скрепить политический союз, хотя на практике такой ход никаких гарантий не давал и срабатывал далеко не всегда. Свою первую небольшую роль в эффектно задуманной постановке отца Ричард чуть было не исполнил в возрасте полутора лет.

Генри II активно готовился к кампании против Реймона V графа Тулузского, желая вооруженным путем реализовать давние претензии герцогов Аквитанских. Тулуза была очень важным стратегическим, торговым и финансовым центром. Через нее проходили дороги, соединявшие крупные порты на Атлантическом океане – Ла-Рошель, Бордо и Байонну – с портами Средиземного моря. Генри II стремился завладеть графством, поскольку имел на то определенные права. Говоря точнее, не он лично, а его супруга. Когда в 1094 году скончался Гийом IV граф Тулузский, то по местным законам ему должна была наследовать единственная дочь Филиппа. Однако власть в графстве захватил брат покойного – Реймон де Сен-Жиль. Нынешний граф Тулузский приходился последнему внуком, а внучкой оттесненной от наследования Филиппы была как раз Алиенора Аквитанская.

Реймон V не собирался сдаваться без сопротивления, поскольку чувствовал за собой поддержку короля Франции, на сестре которого он был женат. Предвидя тяжелую борьбу, Генри II также хотел обзавестись союзниками. В начале 1159 года он встретился в местечке Блай, что на Жиронде[40], с весьма богатым и могущественным Рамоном Беренге IV графом Барселонским, который также давно конфликтовал с графами Тулузскими и посему мог считаться естественным союзником английского короля.

Повелитель Барселоны представлял собой довольно интересную личность. Он был женат на Пейронеле королеве Арагона и правил королевством от ее имени. При желании он вполне мог бы сам принять титул, но отказывался наотрез это сделать. Рамон Беренге во всеуслышание заявлял, что лучше быть первым среди графов, чем седьмым среди королей. Впрочем, гипертрофированная гордость вовсе не мешала ему именоваться принцем Арагонским.

Для Генри II и Рамона Беренге не составило труда договориться о совместных действиях. Однако экспедиция, предпринятая летом 1159 года, не достигла намеченной цели, и Тулуза осталась в руках Реймона V. Впрочем, Генри II удалось захватить у врага Каор и Керси. С этих пор вражда между главой Анжуйской империи и графом Тулузским разгорелась еще жарче, поскольку смириться с потерей столь ценных областей для Реймона V было невозможно.

Завершение кампании не означало, однако, что Ричард вскоре увидит своего отца. Мальчик оставался с матерью в Англии, а Генри II по-прежнему не собирался покидать континент. Такое пренебрежение близкими вызывало недоумение не только у королевской семьи, но и в среде высшей английской знати. Тибо дю Бек архиепископ Кентерберийский в начале лета 1160 года отправил королю письмо, в котором умолял его приехать в Англию. Не последним аргументом прелат считал то, что отец должен находиться со своими детьми.

И, таким образом, мы молим вас (в надежде, что вам угодно то же самое, что угодно, как мы считаем, Господу) вернуться к своему народу, во имя нужд которого и посредством молитв которого мир для вас, как мы полагаем, был восстановлен Господом повсюду. Пусть вас тронет преданность вашего народа и любовь ваших детей, даже самый жестокосердный отец вряд ли смог лишать их своего внимания столь долго. Пусть вас тронет супружеская верность, очарование природы и изобилие удовольствий, которые мы не можем перечислить; и, чтобы нам не упустить наши собственные мотивы, пусть тронет ваше сердце одиночество того, кто стар и нездоров, и не сможет долго ждать вашего приезда, которого я сильно желаю. «Кости мои прилипли к коже моей и плоти моей…» [Иов 19:20]; моя душа готова отойти, но тем не менее держится за члены в тоске и в надежде[41].

Трогательное послание никоим образом не повлияло на планы Генри II, и Алиеноре приходилось периодически бросать детей и отправляться в дальнее путешествие, чтобы повидаться с мужем. Король вновь ступил на английскую землю только в январе 1163 года, после четырех с половиной лет отсутствия.

Такая неустроенная семейная жизнь все больше и больше разочаровывала Алиенору. В конце концов произошло неизбежное – в мае 1165 года она рассорилась с Генри II и уехала сначала в Нормандию, а затем в Аквитанию. С собой Алиенора взяла любимого сына Ричарда и его старшую сестру Матильду. Вскоре после этого неотложные дела вынудили короля опять расстаться с жившими в Англии детьми. Он отправился в Уэльс, где вспыхнуло восстание под руководством Риса ап Грифита князя Дехейбарта и Оуэна ап Грифита правителя Гуинета, однако экспедиция успехом не увенчалась.

* * *

В свите матери Ричард впервые попал в Аквитанию – землю, где он провел затем большую часть своей юности. Именно там сформировался его характер, столь впечатлявший современников, именно там окрепла его духовная связь с матерью, ставшая намного крепче родственной привязанности к отцу.

Впрочем, никудышными воспитателями оказались оба его родителя. У Алиеноры также не хватало времени на демонстрацию своей любви к сыну. Она не имела обыкновения подолгу задерживаться дома, много путешествовала по своим родовым владениям, поскольку чувствовала себя в первую очередь герцогиней Аквитанской, во вторую – матерью и лишь в третью – королевой.

Можно сказать, что Ричарда воспитала сама эта удивительная страна, к расцвету культуры которой самым непосредственным образом были причастны его предки. Еще жива была память о его прадеде Гийоме IX. Своей щедростью, красивой внешностью и необычным поведением тот вызывал у одних восхищение, у других – негодование. Его современник Уильям из Мамсбери, выдающийся английский историк XII века, монах бенедиктинского аббатства, писал о нем с откровенным негодованием.

Жил тогда Гийом граф Пуатевинский, легкомысленный и непостоянный; который после возвращения из Иерусалима (как повествует предыдущая книга) до такой степени погряз в трясине всяческих пороков, словно верил, что всем управляет случай, а не Провидение. Более того, свою болтовню он оживлял юмором, приправляя ее своего рода ложным очарованием, вызывая громкий смех у своих слушателей[42].

Но то, что вызывало гнев у набожного священнослужителя, приводило в восторг представителей пуатевинской знати. Гийом Аквитанский покорял их своим веселым нравом и многочисленными талантами – помимо всего прочего, он был первым известным трубадуром. Его текстам, порой откровенным и нескромным, никак нельзя было отказать в мастерстве и изяществе.

Беспокойной нашей любвиВетвь боярышника сродни;Нет листочка, чтоб не дрожалПод холодным ночным дождем,Но рассвет разольется ал —И вся зелень вспыхнет огнем.Так, однажды, в лучах зариМы закончить войну смогли,И великий дар меня ждал:Дав кольцо, пустила в свой дом;Жизнь продли мне бог, я б держалРуки лишь под ее плащом[43].

По стопам Гийома Аквитанского пошло целое сонмище трубадуров, превративших его родину в самую поэтическую страну Европы. Серкомун, Маркабру, Жофре Рюдель, Бернарт де Вентадорн – все они были аквитанцами. Однако по уровню таланта им нелегко было сравниться с Гийомом. И не стоит взирать на герцога Аквитанского с высоты прошедших веков с некоторой долей скептицизма или насмешки. Напротив, его вклад в развитие художественной литературы был огромен, о чем и писал Клайв Стейплз Луис, британский писатель, поэт, профессор английской литературы, ученый богослов.

Нам кажется естественным, что любовь должна быть самой распространенной темой для серьезной художественной литературы: но взгляд на классическую древность или на Тёмные века сразу же показывает нам – то, что мы считали естественным, на самом деле есть особое положение вещей, которое придет, возможно, к своему концу, но которое определенно имело начало в Провансе XI века. Нам кажется – или казалось до недавнего времени – естественным, что любовь (при известных условиях) должна рассматриваться как благородная и облагораживающая страсть. Но если мы вообразим, что пытаемся разъяснить эту догму Аристотелю, Вергилию, святому Павлу или автору «Беовульфа», то осознаем, насколько она далека от естественности. Даже наш кодекс этикета с его правилом, согласно которому женщины всегда имеют приоритет, является наследием куртуазной любви и считается далеко не естественным в современной Японии или Индии. Многие особенности этого чувства, в том виде, как оно было известно трубадурам, действительно исчезли. Но это не должно скрывать от нас тот факт, что самые важные и самые революционные элементы в нем составили основу европейской литературы на восемь столетий. Французские поэты в XI веке открыли, изобрели или первыми выразили тот романтический вид страсти, о котором английские поэты продолжали писать еще в XIX веке. Инициированные ими перемены, которые не оставили нетронутыми ни один аспект в нашей этике, в нашем воображении или в нашей повседневной жизни, воздвигли непреодолимые барьеры между нами и классическим прошлым или восточным настоящим. По сравнению с этой революцией Ренессанс – просто зыбь на поверхности литературы[44].