Укротить дьявола

– Зря ты приехал на место преступления, – перевожу я тему. – Дал пищу для размышлений журналистам.

– Со мной все понятно, а вот что ты здесь делала?

Лео мрачнеет. Его пальцы барабанят по рулю.

– Помогала другу, – моргаю я, не понимая, что его нервирует. – Он из органов.

– Виктор не просто из органов, – заявляет Лео. – Он из органов, которые следят за моей семьей.

Я сглатываю.

– На что ты намекаешь?

– Ты прекрасно поняла.

– Подожди… ты поэтому затащил меня в машину?

Шакал хмуро молчит, и я покрываюсь холодным потом, громко вскрикиваю:

– Останови машину!

– Я не отпущу тебя, Эми, – говорит он. – Пока не выясню то, что меня интересует.

– Выпусти сейчас же!

Мы останавливаемся на перекрестке, и я тянусь к дверной ручке, чтобы выскочить на улицу, но Лео вмиг дергает меня к себе, прижимает за шею к груди и держит, пока мы снова не набираем скорость. Я до того поражена, что беспомощно лежу на его груди, слушая быстрые удары сердца. Лицо горит огнем. Пальто расстегнуто, и щекой я чувствую твердые мускулы под рубашкой. Одна ладонь упирается в бедро Лео, а другая в рельефный пресс – и невольно опускается чуть ниже, будь она проклята.

Лео вздрагивает.

– Хватит кричать, ты меня от дороги отвлекаешь, – говорит он мне на ухо, и я улавливаю этот проклятый запах кофе, резко отпрыгиваю обратно на пассажирское сиденье, жмусь к двери. Адвокат равнодушно продолжает: – Сначала я хочу услышать, кто ты. Может, тоже следишь за мной? Откуда мне знать? Ты и в клинику приехала с Виктором.

– Полгода назад ты исчез, и я места себе не находила, не знала, что думать, а потом Виктор нашел тебя и решил организовать нам встречу.

– Неубедительно.

– Я не шпион!

– А кто?

– Сказала уже! – рявкаю я. – Мы дружили. Ты меня спас. Так и познакомились. Затем… ладно, хорошо, затем я встретила Виктора, и он хотел, чтобы я… шпионила. Доволен? Но он искал не тебя. Ему нужна была Ева. И я не согласилась! Просто так совпало, что мы подружились и с тобой, и с Виктором.

– Ты прямо друг года, – загадочно улыбается Лео.

– В любом случае все в прошлом. Я не шпионю за тобой. Я вообще не хочу тебя видеть! После того как ты исчез, бросил меня, я не желаю иметь с тобой ничего общего.

– Бросил?

Я прикусываю язык.

– Да, друзья так не делают. Я переживала за тебя, ясно?

– Возвращаюсь к вопросу в клинике… – Лео понижает голос, и у меня мурашки бегут по спине: – Эми, у нас с тобой что-то было?

Его взгляд задерживается на моих губах. Лишь на секунду.

– Да что ты заладил? – заикаюсь я. – Нет.

– Хорошо.

– Хорошо? – давлюсь я воздухом.

– Угу, – усмехается он. – Ты не в моем вкусе.

Господи, я даже не знаю: смеяться или плакать.

– Чудесно. Я уже испугалась, что после удара по голове окажусь в твоем вкусе.

Он хмыкает.

– Но глаза у тебя красивые, – подмигивает Лео. – Давно я не встречал человека с гетерохромией.

– А я никогда не встречала человека с таким раздутым самомнением. Высади меня!

– Можно я буду называть тебя Хромик?

Мое сердце останавливается.

– Тогда я буду звать тебя Шакалом.

– Романтично…

– Очень! Высади меня у больницы, пожалуйста. Пойду сделаю рентген мозга. Посмотрю, что у меня в голове, раз я согласилась сесть в твою гребаную машину.

– Я заеду в магазин брата, а потом отвезу тебя в суд, как ты и просила.

– Брата? В смысле к Глебу?

– Именно. Если мы с тобой так замечательно общались, он должен знать, кто ты, верно?

– Почему бы тебе просто не позвонить? Зачем тащить меня к нему?

– У меня свои методы.

– Вот и оставь их при себе! Я попросила выпустить меня. Я не твоя пленница!

– Очень даже моя, – растягивая слова, подмигивает он. – Я же маньяк, забыла? Я тебя похитил.

От его низкого глубокого голоса у меня дыхание перехватывает.

– Почему ты до того спокойно к этому относишься? Я не понимала, как ты живешь, защищая убийц, а теперь все считают убийцей тебя самого. Но ты не только приезжаешь на место преступления, но еще и милуешься с журналистами, которые завтра напишут, какое ты чудовище.

– Мне безразлично, что думаю люди, Эми. Знаешь, что такое свобода слова? Это когда народу дают иллюзию, что он умеет думать и формировать свое мнение, когда на самом деле он повторяет то, что ему внушают. Мозгов у народа нет. Куда укажут, туда и смотрит. Всем нравится считать меня злодеем. Пусть считают. Завтра найдут другого козла отпущения и будут доставать его, а я выдохну. Или не найдут. И будешь носить мне буханки с заточками в тюрьму, ведь ты такая хорошая подруга.

Я молча хлопаю ресницами.

Спокойствие Лео меня поражает. В прошлом году, когда люди осуждали его за защиту известного киллера, все было иначе, ведь большинство поддерживало убийцу. Киллер или серийный маньяк – общество так и не узнало, кто он, – убивал влиятельных людей, но не обычных, а тех, кто совершал преступления и покупал себе свободу. Он вроде героя, который карал безнаказанных господ.

Только вот оказалось, что это был не один человек, а международное тайное общество. Оно создало машины для убийств. Я знаю немногих. Лео. Стелла. И главный экспонат – Ева. Самая жестокая и чокнутая среди них, ведь «Затмение» основательно промыло ей мозги еще в детстве, воспользовавшись ее психологической травмой после изнасилования.

Киллер убил кучу народа. Его прозвали Призрачным дьяволом. Но едва ли люди, кроме тех, кому было чего бояться, считали его злом.

Когда в мире, где чудовища прячутся в стенах дворцов, появляется кто-то, способный истребить чудовищ, этот кто-то становится героем, которым все восхищаются.

Я никогда не восхищалась идеями «Затмения». Как бы Стелла ни разглагольствовала о том, что «Затмение» убивает во имя справедливости, что оно заколачивает нечисть в свинцовом гробу, я никогда это не поддержу.

Они не боги.

Они не имеют права решать, кому жить, а кому умирать.

Они – зло.

Лео не поддерживал «Затмение», но он любит свою семью и бесконечно предан ей. Поэтому он был частью механизма: киллером… или серийным маньяком… не знаю. Человека, который убивает по поручению, пусть и не за деньги, не могу назвать маньяком. Лео расправился с насильником сестры, несколькими педофилами, купившими себе свободу, и работорговцем. Это все, что я знаю. С тех пор как Ева исчезла, а Лео заявил, что больше никого не тронет, убийства бизнесменов и чиновников прекратились.

Люди, которых убивают сейчас, не богаты и не влиятельны. Мотивы убийцы не ясны. Похоже на работу маньяка. Но кто сказал, что им не может быть Ева?

В любом случае Лео многие ненавидят. Он уже не защитник всеобщего героя. Он психопат. И его посадят, если не найдут настоящего виновника.

На меня вдруг снисходит, что я понятия не имею, как Лео обвинили.

– Почему тебя поймали? – спрашиваю я. – Ты говорил, что против тебя недостаточно улик, но откуда они вообще появились? Что за улики?

– Меня кто-то подставил, – объясняет Лео. – И я бы хотел узнать… кто.

Я уменьшаюсь в кресле. Есть ощущение, что Лео подозревает даже меня. И осознавать это невыносимо больно.

– А какие улики?

– Моя ДНК.

«Лексус» останавливается у магазина «Eva», и я сглатываю, не до конца понимая, хочу ли видеть Глеба. Лео называет этого парня братом, потому что муж Стеллы – Лев Гительсон – усыновил Глеба совсем маленьким. Он тоже был кем-то из племянников главы семейства. Лео и Глеб росли вместе. Они очень близки. И Глеб знает, что мы с Лео никакие не друзья… но не рассказал ему обо мне.

Дьявол, может, Глеб тоже посчитал это бессмысленным? Зачем Лео знать, что мы встречались? Что изменится? Он меня не помнит! И ничего ко мне не чувствует.

– Слушай, я тороплюсь, так что вызову такси. Меня уволят, если сейчас не приеду. А ты занимайся своими делами.

– Кто тебя уволит, если судья – мой знакомый? – удивляется Лео. – Я отвезу тебя. И зайду поздороваться. Пошли.

– Зачем тебе это?

– Не знаю. Ты подозрительный персонаж. Хочу понять, кто ты.

Лео вылезает из машины, открывает дверь и подает мне руку. Я делаю вид, что руки не существует. Выбравшись из «Лексуса», прикидываю, в какую сторону бежать, но адвокат берет меня за запястье и тянет следом.

– Если ты меня не помнишь, дай уйти, – прошу я. – И тебе не о чем будет переживать.

– Нет уж. Ты мне всю ночь снилась, – говорит он едва слышно.

– В кошмарах?

– Душераздирающих.

– И что ты…

Я вскрикиваю. Кроссовки скользят, и я шлепаюсь с крыльца – вернее, шлепнулась бы, но Лео подхватывает меня на руки.

– Хоть иногда смотри под ноги, – говорит он, разворачиваясь, и заносит меня внутрь магазина. – Ступеньки скользкие после дождя.

Я чувствую, как сильные руки сжимают мою талию. И замираю. Тело отказывается слушаться. Я превращаюсь в каменное изваяние, поверженное не Медузой-горгоной, а адвокатом, выползшим из подземного царства, чтобы искушать таких наивных овечек, как я. Лео и не думает меня отпускать. Словно его веселит, как я краснею.

Дальше – хуже.

В магазине я встречаюсь взглядом с серо-голубыми глазами Его Высочества Глеба. Он весь в белом. Пальто. Ботинки. Джинсы. Снежные растрепанные волосы. Он общается с продавцом у стойки и смотрит на всех высокомерным взглядом северного принца. Что у Глеба, что у Лео – самомнение зашкаливает. Сразу видно, что из одного гнезда выпали. Выглядят как шахматные фигуры, и между ними я точно клякса, которая своим присутствием портит не только доску, но и саму игру.

Мы с Глебом смотрим друг на друга. Оба оцепенели. Лео продолжает держать меня на руках и, скорей всего, чувствует мою дрожь, но без эмоций следит за нами, оценивает реакцию. Глеб какое-то время молчит, а потом кладет на стойку книгу и подходит.

Лео опускает меня на ноги. Через несколько секунд ему вновь приходится меня подхватить – одновременно с Глебом, – ведь снежный принц выдает фразу, из-за которой я едва не теряю сознание:

– Кто это с тобой?

Глава 7

Вселенская амнезия

Под звуки колокольчиков над дверью я слышу голос Лео. Адвокат зовет меня, просит подождать, но я хочу лишь сбежать куда-нибудь подальше. Желательно на другую планету. Чтобы выдержать происходящее, надо иметь гранит вместо сердца, а у меня в груди бьется хрустальный шарик. И то треснутый. Вот-вот разлетится на осколки. И прощай, Эмилия. Ты была из тех, кто просто хотел жить… а оказалась камнем преткновения для мафиозной семьи, маньяков и бог знает кого еще.

– Эми, стой! – кричит Лео где-то позади.

На ходу я вижу, что Шакал выбегает из магазина и собирается меня догонять, но его отвлекает телефонный звонок. Меня же отвлекает лужа. Я наступила в нее и промочила ботинки. Проклятие. Я хлюпаю по тротуару, оглядываюсь на Лео. Надеюсь, что он разговаривает не с той златовласой мадам, которая была с ним на парковке. Хотя… какая разница?

Я ему чужая.

Запыхавшийся Глеб возникает прямо перед моим носом, преграждает путь. Он выпрыгивает из-за угла. От неожиданности я торможу, резкий шаг назад – и спотыкаюсь пяткой о разбитый камень тротуара, падаю задом в лужу.

Плюхс!

Трындец…

Я издаю протяжный стон негодования, ибо промокла до белья. А мой голубой плащ? На что он теперь похож? Гадство! Еще и запах от меня будет, как от болота. Сходила в суд, черт возьми. Лучше бы осталась ждать Виктора в машине.

– Ты ходячая катастрофа, – причитает Глеб, поднимая меня на ноги.

– Вы оба можете оставить меня в покое? – кричу я, отталкивая парня.

Глеб снимает свое молочное пальто и накидывает мне на плечи.

– Снимай плащ, простудишься. В кого ты такая неуклюжая тетеря, а? – возмущается он, поправляя рукава своего серого свитера.

Снежные отросшие волосы парня дрожат на ветру. Светлые брови сдвинуты к переносице. Глеб нервничает, глядя на меня, кусает тусклые губы. Честное слово, солярий бы этой Снегурочке не помешал.

Я поворачиваю голову назад, ищу взглядом Лео. Он все еще хмуро спорит с кем-то по телефону. Мимо него проходят две девушки. Они едва не сворачивают шею, засматриваясь на адвоката. По широким улыбкам видно, что стоит Лео с ними заговорить, как обе брюнетки будут готовы прыгнуть к нему в постель в ту же минуту.

Презрительно фыркнув, я обхожу Глеба и сворачиваю за угол. Пальто оставляю себе. Потом верну. Сейчас мне надо поскорее очутиться дома. К черту приличия. К черту суд. К черту адвоката. К черту эту жизнь.

– Малая, я не говорю ему ради твоего же блага, – поясняет Глеб, преследуя меня, хотя он явно замерз.

Его бело-серый шарф развевается за спиной в порыве ледяного ветра.

– Какой ты благородный человек, – язвлю я. – Спасаешь меня от брата.

Глеб хватает меня за локоть, останавливает.

Честно говоря, я и на секунду не поверила, что Глеб меня забыл. В его взгляде было что угодно, но не амнезия. Однако его поведение меня до того разозлило, что я едва не закричала на весь магазин, как ненавижу всю их дрянную семейку.

Подумать только! Притворился, что меня не знает!

– Эмилия, послушай. – Глеб разворачивает меня за плечи. Я бросаю взгляд на его пальцы. Они в ожогах и темных пятнах. Как и всегда. Явился прямиком из своей лаборатории. – До потери памяти Лео было очень тяжело. Он не из тех людей, которые проявляют эмоции, он все держит в себе, оттого страдает еще больше. Ваши отношения разрывали его на части. Лео не мог бросить ни тебя, ни семью, он не знал, что делать, боялся испортить тебе жизнь, постоянно корил себя за то, что с тобой происходит по его вине, за то, сколько боли он принес тебе. Лео хотел исчезнуть, но не мог забыть тебя… постоянно возвращался. И я уверен, что он попросил бы меня не рассказывать о ваших отношениях. Эми… вам не быть вместе. Его могут посадить, или ему придется уехать, чтобы этого не произошло. В его жизни нет места для тебя, понимаешь? Он…

Взмахом ладони я прошу Глеба замолчать. На глазах слезы.

– Я уйду, – обещаю ему и сглатываю. – Больше вы меня не увидите. Но сначала расскажи, как Лео лишился памяти.

– Этого даже я не знаю, – вздыхает Глеб.

Он скрещивает руки на груди, подталкивает носком ботинка маленький камень. Мне холодно на него смотреть, но пальто возвращать не хочу. У него рядом автомобиль и магазин, а я окоченею до смерти, пока домой доберусь. Я замечаю, что Глеб, как и я, сильно похудел. Из-за высокого роста он кажется совсем тощим.

– А убийства… ты не думал, что их совершает Ева?

– Думал, но я в этом не уверен.

– Она ведь исчезла.

Беловолосый сокрушенно кивает, облизывает искусанные до крови узкие губы.

– И такой вариант отбрасывать нельзя, верно? – настаиваю. Глеб отводит взгляд, и я добавляю: – Лео не убийца. Мы оба это знаем. Может, он и совершал ошибки в прошлом, работая на «Затмение», но потом раскаялся и ушел из тайного общества. Он бросил криминал.

– Бросил? – невесело смеется Глеб. – Ты уверена? Напомни, кому он дал обещание покончить с криминалом? Не тебе ли? А теперь скажи… как Лео будет помнить об обещании тебе, если как раз тебя он и не помнит?

* * *

Самым мерзким и непростительным кажется не то, что Лео потерял память, а то, что он не помнит зверств своей семьи, не помнит, как хотел покончить с их делами, не помнит, во что тайное общество превратило его сестру. В глубине души я надеюсь, что Лео по-прежнему ненавидит «Затмение». И что он не выполняет поручения, не убивает, но… вероятность обратного слишком велика.

Память – наша совесть. Мы учимся быть людьми, ошибаясь и получая шрамы. Без памяти мы уничтожим друг друга и самих себя. С потерей памяти Лео лишился шрамов на сердце, которые делали его хорошим человеком…

Пока я размышляю об адвокате, гудки наконец-то прекращаются, и голос бабушки окутывает меня теплом, подобно огню камина зимним вечером:

– Мили, солнышко!

Помнит меня. Слава богу.

– Привет. – Я лежу на кровати, завернувшись в одеяло, смотрю в потолок. – Как твое здоровье?

По краткому молчанию я понимаю, что плохо, но заставляю себя не задавать лишних вопросов, когда бабушка отвечает:

– Все хорошо, дорогая.

– Я приеду к тебе на следующие выходные.

– Нет, нет, не стоит, – мягко протестует она. – Не трать деньги. И тебе надо учиться, ты ведь пропустила целый месяц.

– Я быстро схватываю, бабуль. Ничего страшного. Тебе привезти что-то? Скажи, я куплю.

– У меня все есть, милая.

Я тру подбородок, зная, что бабушка лжет. Ее пенсии ни на что не хватает. Особенно на лекарства. Пока я учусь в университете, мне платят пособие, как сироте, и я сама спрашиваю у врача, что нужно бабушке, и покупаю. А нужно так много, что на лекарства уходят все деньги. От меня бабушка помощь не примет, поэтому я попросила врача, чтобы он сказал, что таблетки выдаются бесплатно. К счастью, бабушка поверила.

Когда на всем белом свете есть лишь один родной человек, последний член семьи, то ты сделаешь все возможное для него, чего бы это ни стоило. Если бабушки не станет, я останусь совсем одна.

Мы заканчиваем разговор, и я разрываюсь между нежными чувствами и глубокой печалью. От мысли, что бабушке становится хуже, хочется плакать. А я и без того океан слез пролила после встречи с Лео. Но, как говорит Виктор: есть боль, которую нужно прочувствовать, и погасить слезами бушующий в душе огонь, чтобы на месте пожара взрастить новый мир, лучше прежнего.

Я открываю учебник по зарубежной истории права. Адвокат то и дело забирается в мысли, и я не могу сосредоточиться, не могу выбросить из головы его изучающий взгляд. Боже! Что за карма? Бабушка вот-вот меня забудет. Лео уже забыл!

Отвлекаясь от чтения параграфа о праве собственности в Древнем Китае, я набираю сообщение Виктору.

Удалось что-нибудь выяснить?

Пока жду ответ, вытягиваю желтую розу из букета Венеры. Подарок Дремотного. Пахнет потрясающе. Венера поставила вазу с розами у наших кроватей, чтобы наслаждаться ароматом.

Щелкающий звук сообщения заставляет меня оторвать нос от цветка.

Скажи спасибо придурку Фурсе, что не пропустил тебя. Серьезно. Зрелище не для слабонервных. Кстати, ты под дождем не промокла? Надо было подождать меня в машине.

Трупами меня не напугать. У последнего места преступления с расчлененкой мы с тобой бургеры жевали.

Ты не видела того, что видел я.

Все равно хочу участвовать. Пожалуйста! Если убийцу не найдут, Лео посадят. Или ему придется бежать из страны. Я хочу помочь. Может, я приеду к тебе? Расскажешь, что видел.

С радостью. Но позже. У меня сейчас гости.

Неужели есть люди, которые способны с тобой ужиться?

Я держу их на цепи. Им приходится терпеть мое общество. Ладно, солнце, до встречи. У меня важные дела. Постарайся никуда не влипнуть, ибо я ненадолго уезжаю из города.

Фыркнув, я заставляю себя подняться и пойти в ванную. В экране телефона отражается нечто жуткое. И это нечто срочно нужно умыть. Еще надо прибраться, потому что прошлым вечером, после возвращения из клиники, я разгромила всю комнату. Венеры не было дома, так что моему гневу никто не мог помешать. Знать бы только, как соскрести с потолка томаты… В порыве злости я разбила банку с маринованными помидорами, которую передали родители Венеры. Стены я оттерла, а до потолка не достаю.

Я умываюсь, минут десять смотрю на свое разноглазое отражение, рассуждаю, насколько грязные у меня волосы и не помыть ли голову. Отмахнувшись, делаю пучок. Потом я пробую скрыть круги под глазами тональным кремом. Злюсь, что я по-прежнему уродец. Бросаю это дело. Да и перед кем мне красоваться? После всего, что Лео заставил меня пережить, я на парней и смотреть не могу. Они ассоциируются со страданиями.

Выхожу из ванной комнаты и замечаю реферат, который я забыла сдать. Великолепно. Здравствуй, незачет. Похлопав себя по лбу, решаю заесть гнев лапшой быстрого приготовления.

– Эй, ну хоть бы окно открыла! Всю комнату лапшой провоняла, – возмущается вернувшаяся Венера. – Господи, что здесь случилось?!

Подруга так хлопает дверью, что я подпрыгиваю.

– И я рада тебя видеть, – достаю ложку изо рта. – Не волнуйся, я поем и найду способ убрать помидоры с потолка.

– А что случилось с твоей картиной? И ваза… где наша ваза?

Я киваю на мусорное ведро, куда успела сложить осколки с утра.

– Давай поговорим об этом позже, хорошо?

Венера моргает, надувает пепельно-розовые губы: они сочетаются с оттенком ее облегающего платья. У моей подруги каждый наряд подчеркивает достоинства фигуры, и сегодня она определенно решила сделать акцент на груди четвертого размера. Неудивительно, что в университете Дремотный и на минуту от своей девушки не отходит. Ее формы – маяк для озабоченных студентов.

– Когда? – Венера упирает руки в бока.

Я вздыхаю и бурчу:

– Когда дожую…

– Эми, твоя лапша сейчас тоже на потолке окажется, ясно? Ты угробишь желудок, – ругается подруга. – В холодильнике есть салат.

– Я не коза. И заедать горе салатом не так эффективно, как вредной едой.

– Да что случилось? Рассказывай!

Венера кидает сумку в кресло и садится за стол рядом со мной.

– Эми, на тебе лица нет. Рассказывай, кто тебя обидел. Я их языки засуну им же в…

– Нет, нет, – я беру Венеру за руку, – дело в Лео. Я… встретила его.

– Что?! – кричит она, едва не кувыркаясь со стула.

Дальше подруга трясет меня, требует выдать местонахождение Шакала, чтобы вместе отправиться к нему и захоронить его тело на пляже, оставив торчать одну голову – на корм крабам.

Сначала я хвалю Венеру за изобретательность, а затем торопливо рассказываю, как встретила Лео в клинике, объясняю, что у него амнезия и поэтому он пропал.

Венера в ужасе восклицает:

– И как он отреагировал, когда ты рассказала о ваших отношениях?

Мое молчание служит для подруги красноречивым ответом.

– Ты должна! – настаивает Венера. – Вдруг он тебя вспомнит.

– Я боюсь, что это его оттолкнет, а я не хочу, чтобы он снова исчез. Помнит меня Лео или нет, а я должна помочь ему. Не хочу, чтобы его посадили. К тому же… ну, расскажу я ему, и что дальше? Ви, он меня не помнит, а значит, не любит. Он ничего ко мне не чувствует. И мне будет вдвойне больно, если он решит воспользоваться этим, понимаешь?

– Лео так не поступит, – поджимает пухлые губы Венера.

– Я этого не знаю. Да и не важно. Главное сейчас – найти настоящего убийцу. Судя по тому, как ведет себя Лео, он уже договорился с каким-нибудь капитаном корабля дальнего плаванья, чтобы уплыть на другой континент и сменить имя. Он даже не пытается защищаться.

– Боже, ты просто ангел, – вздыхает подруга. – Такая милая, когда переживаешь за него. Я бы уже напала на этого Незнайку, связала, взяла рупор и орала прямо в лицо, пока не вспомнит все, что между нами было.

– Видимо, мне вкололи хорошие успокоительные в клинике.

Я накручиваю лапшу на вилку, прикидывая, реально ли на ней повеситься.

– Помидоры на потолке с тобой не согласятся… и как ты сказала? – кривится подруга. – В клинике?

– Долгая история. – Я подпираю голову кулаками. – Черт, Ви, я держусь только потому, что должна найти доказательства невиновности Лео. Если его посадят, если он сбежит за границу… я этого не переживу. Сначала я выясню правду. Мы с Виктором найдем убийцу. Я уверена. Думаю, что это Ева. Но… проклятие… нет, я не могу, Ви! Он смотрел на меня, как на пустое место!

– Так, – Венера сжимает мою ладонь, – выдохни, хорошо? Ты правильно мыслишь. Не опускай руки. Лео тебя вспомнит, вот увидишь. Не теряй надежды.

– Надежда – товарищ слабых, ленивых и беспомощных. Как раз про меня.

Я отодвигаю пустую упаковку от лапши. Вспомнит? А если нет? Ева так и не вспомнила прошлого. Не знаю, что это… дела гребаной организации, или у Чацких наследственная проблема с памятью, не понимаю.

Из кармана Венеры звонит телефон, и следующие пять минут я слушаю пререкания подруги с Дремотным. Оказывается, они тоже что-то не поделили. Пока Дремотный тарахтит в трубку, Венера зажимает динамик и говорит:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Notes

1

Фэйсы – сленговое выражение. Так называют сотрудников ФСБ.