Развод. Ты останешься моей

– Обосрался, маленькая. Не надо меня жалеть. Как есть говори! – решительно сжимает челюсти и шагает ко мне.

– Нет, Дима. Ты нас обосрал. Всех обосрал. Теперь мы в говне, с ног до головы, а ты… В белом костюме. С блестками.

– Зой… – тянется ко мне.

– Нет! – повышаю голос, выставив вперед ладони. – Нет! – кричу, отступая на несколько шагов назад.

Не могу видеть его так близко, чувствовать запах туалетной воды, аромат его тела.

Не могу!

Сердце кровоточить начинает, захлебывается в агонии.

Дима смотрит мрачно, его темный взгляд тяжелой тенью проносится по моему лицу.

– Надо поговорить.

– Я не хочу с тобой разговаривать.

– Но придется! – резко шагает ближе. – Мне жаль.

– Жаль? – смеюсь. – Жаль, что не только я узнала? Жаль, что узнала? Или что – жаль?! Определись!

Хотелось быть сильной в эти мгновения, но не получается.

– Давно ты ее так, крутишь-вертишь? Я ведь отель узнала, – тяну…

Я прохожу в гостиную и, только сделав несколько шагов, понимаю, что не разулась! Прошлась по светлому паркету и ковру в грязных мокрых туфельках.

Ступни кажутся невероятно тяжелыми, горят, ноги в капельках подсохшей грязи.

Вся наша жизнь теперь кажется сплошной грязью, и я, и нам… проще выпилиться, как сказал бы Паша.

Бросаю взгляд в зеркало, смеясь: я так тщательно выбирала платье. Самое удобное, чтобы, ну… понимаете, да? Такое, чтобы мужу было удобно под него пробраться, трахнуть меня хорошенько и вернуть тот благопристойный вид, который был до непристойного траха.

Дура. Такая дура.

Опустившись на диван грузно, роняю лицо в ладони. Все тело ноет, в мыслях бардак.

Кажется, во мне не осталось ни сил, ни крови – ничего! Из меня вытрясли нутро, вынули все живое. Звякает что-то…

Муж стоит рядом, наливает из графина в высокий бокал воду.

Спокойный, собранный.

Только горлышко графина позвякивает о край бокала, выдает его чувства.

Все остальное – непоколебимо. Даже внешний вид не портит.

У него разодрана рубаха. Он кое-как вытер рукой кровь, она засохла ужасной маской.

И все равно он – спокойный, красивый, мужественный.

– Выпей, – толкает мне в руки стакан с водой.

Я в тот же миг выплескиваю ее в лицо предателю.

– Понимаю, – кивает. – Заслужил. Теперь поговорим?

Он настойчиво садится рядом и обхватывает меня за плечи.

– Не трогай меня! Не трогай! – прошу сквозь слезы, срываясь на крик. – Убери руки!

– Тебе успокоиться нужно! – тоже повышает голос. – Поговорим, решим, как быть.

– Решение может быть только одно – развод.

Муж лишь настойчивее меня удерживает и больно встряхивает несколько раз.

– Развод ты не получишь! НИКОГДА! Ты моя жена, ею и останешься!

Глава 5

Зоя

Никогда?!

От возмущения меня потряхивает.

Да кто он такой, чтобы бросаться такими громкими словами?!

– Никогда не говори… НИКОГДА! Ведь одно из своих никогда… ты уже нарушил, Дима. Ты говорил, никогда не разлюблю… Никогда не…

– Я тебя и не разлюбил! ЛЮБЛЮ! – орет. – Слышишь?! Тебя я люблю, а на нее мне плевать.

– Ты все свои клятвенные обещания… Все свои громкие слова и заверения в любви… Не просто нарушил… Ты их уничтожил.

– Я все исправлю. Это поправимо.

– Вот как?

– Да, – кивает.

Взгляд лихорадочный, полный решимости.

– Мы начнем сначала. Второй шанс. Разве я когда-нибудь тебя подводил? Допускал хотя бы одну ошибку? Зой… У всех есть право на ошибку.

Я в шоке с его лицемерной системы моральных координат.

Право у него. На ошибку…

Право выдрать шлюху.

– Ошибка? Ты… Ты называешь это ошибкой?!

Шок. Шок. Шок.

Меня будто бьет током снова и снова.

В одно и то же место!

Там, где было сердце, просто дыра.

– Уверен. Именно так и было. Ты же меня знаешь. Я тебе изменять не собирался.

– Тогда это тело… Тело тебя подвело. Предало. Да? Член повело налево. И я должна простить?!

Делаю паузу, потому что дышать не могу. Просто воздуха не хватает, а легкие не в состоянии в груди расправиться полностью.

ТЯ-ЖЕ-ЛО!

У меня будто камни там.

Каждый вдох отдается болезненной резью в груди.

– Право. На… Ошибку… – повторяю. – Охренел, что ли?!

– Зоя, я понимаю, как это выглядит.

– О нет-нет-нет… – трясу головой в знак отрицания. – Ты не понимаешь. Ты давишь на меня своими, блин, правами на ошибку, правами на левак, правами на полигамию или на бог знает что еще. Не многовато ли прав!

– А ну прекрати! – подскакивает.

Он сжимает пальцы в кулак: большой, грозный, разъяренный, взрослый мужик.

Мне хочется съежиться.

Митя в бешенстве, и таким он меня даже немного пугает!

Но я держусь… Держусь из последних сил, право, не понимая, откуда они берутся.

– Я такого не говорил! Я не говорил, что у меня есть право сходить налево или право трахать всех телок мира, просто потому что хуй привстал. Хочешь правду? Да, привстает, ска. На жопы. На сиськи. На провокационные позы, на стоны… Да блять, даже на картинку иногда нехило так хуй ширинку подпирает… А встречи эти… С партнерами… Иногда я им знаешь, каких невъебенных сосок поставляю…

Мне это слушать не хочется.

Дима меня в свой бизнес не ввел, говорил, что нет ничего хуже, чем работать с родственниками. Рекомендовал другим заняться. Помню, как я сильно на него впервые обиделась, когда он меня на работу к себе взять отказался. Скандал, слезы, обиды… Море слез, прощение, примирение…

Тогда Дима меня убедил: «Маленькая, не лезь в мое. Начни свое. Начни все, о чем мечтается, все, о чем ты думала втайне, но не решалась, и я тебя поддержу… У тебя все получится!»

И поддержал.

Он оказался прав, у меня получилось.

Митя всегда оказывался прав.

Поэтому я в его бизнес не лезла, подробности не выясняла, но сейчас он решает на меня их вывалить:

– Корпоративы, маленькая, это просто ангельские посиделки по сравнению с тем, как иногда мы закрываем сделки, как приходится подмазывать чинушам и поставлять им телок сочных. Иногда не только поставляю, но и смотрю, как ебут их… Привстает, да. Такая вот мужская физиология. Просто эрекция, блять! Бездушная. Безэмоциональная. Это у вас, женщин, мнение, что секс равно люблю, а у мужиков не так. Обычная эрекция, запомни, Зоя. Это не измена. Просто хуй привстал на смачный жопец – это не из-ме-на. Это, сука, гребаная физиология. И все-е-е!

– О да. Физиология. Ты до сих пор в отменной форме. Физиология у тебя огонь. Как… Как там Паша сказал… Вдул? Вот так ты вдул!

Я смыкаю пальцы в кулак и громко шлепаю второй ладонью.

– Ты звезда, Мить. Просто звезда. Вот только я выходила замуж за Дмитрия, Митю, Диму… А не за звезду с физиологией и правом на левак. Извини, но я твоих прав не разделяю.

– Хотел бы изменить, давно баб пачками бы трахал…

– Ты не изменял? А что же мы увидели, Мить?! Что же тогда такое на большом экране увидели все мы?!

– А-а-а… – рычит он и выходит.

Но возвращается быстро.

С аптечкой.

Отворачиваюсь в сторону, не желая ему помогать. Пусть сам себе…

Муж вытирает влажными антибактериальными салфетками лицо, обрабатывает рану.

– Я тебе не изменял. В мыслях не было. То, что ты увидела… Ошибка. Просто ошибка. Я прошу тебя признать, что все мы ошибаемся. Иногда… – добавляет тихо.

Но я-то знаю, чего ему стоит такой тихий тон, полный смирения и просящих ноток.

– Право на ошибку. Прекрасно ты вывернул! Оступился… и прямо в чужую, сочную пиз… – перехватываю инициативу.

Отбросив аптечку, Дима садится ко мне, удерживает. Пальцы мужа безжалостно впиваются в плечи все сильнее.

– Пойми. Ты сейчас истеришь. Довольно!

– Нет, Дима. Ты, кажется, не понимаешь? Ты своей мерзкой изменой унизил меня, извалял в грязи… Ты для меня ничем не лучше этой шлюхи!

– Отпусти, мне больно! Больно!

Взгляд Димы меняется, потухает немного. Он медленно разжимает пальцы и смотрит там, где меня касался. От его пальцев багровые пятна: останутся синяки.

– Прости, – хрипит. – Не хотел. Не хотел, маленькая. Ты просто не кричи, ладно? Мы же взрослые люди. Мы все обсудим. Ты и я… Мы…

Он уговаривает меня, повторяя:

– Маленькая, маленькая…

– Не маленькая я. Митя, мне, блин, за тридцатник давно перевалило. Может быть, хватит?! Хватит меня ТАК называть? Или ты надеешься, что и ума во мне… маловато? Знай, что это не так…

Муж тяжело проводит ладонью по лицу, трет его, сдирая заскорузлую корку крови.

– Я и не говорил, что ты глупая. Никогда не говорил и не подразумевал этого. Не передергивай, Зоя. И я буду называть тебя так. Маленькая. Потому что ты всегда. Всегда будешь… Маленькая моя, – добавляет в голос нежности.

Меня сейчас вырвет.

Как он может так?!

Совести же хватает!

– Ты, кажется, спутал. Спутал меня с другой. С той девкой. Вот она… Реально маленькая, черт. Дима.

– Зоя, послушай. Я тебя… очень… Успокойся! Мы справимся! – говорит с нажимом.

Моргаю.

Может быть, я ослышалась.

– Что?

– Мы справимся. Ты и я. Плечом к плечу. Ты – моя жена, и мы вместе пройдем через это испытание.

Глава 6

Зоя

– Вместе?!

Мне кажется, что я ослышалась. Поэтому я переспрашиваю.

– Вместе? Это как…

– Мы женаты, – устало говорит Дима. – Мы муж и жена, Зоя. Разводиться я не намерен. Помнишь, что мы обещали друг другу?

– Ммм… Дай-ка подумать…

Я постукиваю пальцем по губам, облизнув их. Взгляд мужа темнеет, наливается, пока он наблюдает за моим ртом. Он присаживает ближе и сообщает хриплым тоном:

– Ты охренеть, какая красивая, Зой. Я от тебя без ума. Торчу, как подросток. Помнишь, как мы впервые встретились, а? Помнишь? Маленькая, скоро годовщина. Неужели все зря? Нет, я не верю!

– Я вспомнила, как там обычно говорят. «Клянусь любить тебя в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас». Понимаешь, что это значит?

– Да.

– Пока смерть не разлучит нас, – делаю акцент. – А теперь отмотай немного назад, милый. То, что ты сделал, и есть смерть. Смерть для наших с тобой отношений. Смерть браку… Можно сказать, что он мертв! Все. Нас разлучила… твоя физиология и неумение держать член в трусах… Хотя, конечно, такой экземпляр…

– Бля. ЗОЯ! Как с тобой сложно. Твою мать, как сейчас с тобой сложно разговаривать. Ты на взводе… А я не могу, не могу допустить наше расставание, пойми. Ты все для меня. С тобой я стал тем, как я есть… Ты…

– Господи, Митя! Вот только не надо, а! Не надо делать меня виноватой. «С тобой я стал тем, как я есть…» – передразниваю. – Подонком, что ли? Или это всегда было в тебе, а я слепая? Боже, ну, конечно… Конечно! Я просто… Дура. Да как я могла поверить, что такой ловелас, как ты… Мог быть верен! Так… Где мой телефон? Мне нужно проверить… Когда у меня запись к гинекологу, и передвинуть ее пораньше.

– Зачем?! – хмурится.

– Хочу провериться. Мало ли в какие дыры ты своим членом нырял, а потом нес… Нес это в наш дом, в нашу постель!

– А-А-А!

Дима вскакивает и пинает столик. Он отлетает через всю гостиную и крошится о стену, разлетаясь осколками.

– ЭТО. БЫЛО. ОДИН. СУКА. ГРЕБАНЫЙ. РАЗ. И. ЭТО. ОШИБКА. ОДНА. ЕДИНСТВЕННАЯ. ОШИБКА! – подчеркивает каждое слово.

Слышится топот ног, по лестнице в гостиную сбегает Пашка, надутый, угрюмый.

Такой задира, сейчас сильно напоминает деда – у того тоже волосы аж топорщатся, когда хочет с кем-то подраться.

– Что тут у вас, а? – рявкает с последней ступеньки.

– Все хорошо, Пашка. Иди к себе, – устало машет Дима.

Он такой уставший, боже. Выжатый буквально.

На него находит волнами. Яркий всплеск, тотальная выжатость, снова всплеск и в… ноль.

– А ты мне… не маши. Усек? – выпячивает подбородок вперед Пашка. – Ты так… бабам своим махать будешь. Или еще чего.

– Не говори со мной в таком тоне. Я все еще твой отец. Понял?

– Я об этом жалею! – выплевывает. – Ты как это расхлебывать собираешься, а? Дэн уже растрепал. В чате спор, сколько палок за ночь могут кинуть старики. Тебя выдвигают на первые позиции. Мол, батя Плахи может дать класс… Мне радоваться или стрематься?

– Ваши тупые чаты – мусорка. Помойка. Просто деграданты… Сидите тычете свои гаджеты круглые сутки подряд! Полезным бы занялись лучше…

Я роняю голову на ладони. Худшего тона для разговора Дима выбрать не мог.

Сейчас век технологий, гаджетов. Сейчас тринадцатилетки уделают нас по части техники и продвижения в сети. Зря Дима так. Стремительно теряет очки репутации в глазах сына.

– Паш, все хорошо. Мы поговорим. Разойдемся по разным комнатам.

– Уверена? – спрашивает сын и поддевает левую бровь вверх.

В этом жесте столько мужицкого и столько… стопроцентно Димкиного, что я едва не задыхаюсь.

Даже если я захочу стереть лицо Димы из памяти, вряд ли у меня когда-нибудь получится это сделать. Сын – копия отца, даже в таких мелочах.

– Если что, я крикну, Паш.

– Ок, я без музы́, услышу.

Черт… Если у сына не получается уйти в наушники и он прислушивается к звукам нашей ссоры, значит, он переживает даже сильнее, чем я предполагала. Сын уходит, а я запускаю в Диму маленькими подушками.

– Физиология, гад! Подонок… Самому не стремно?! Сын это слышал.

– Бля-я-я…

– Поздно, Дима… Неси совок и щетку. Надо убрать осколки.

Он не ропщет, приходит с совком, щеткой и большим мусорным ведром. Крупные собирает в отдельный плотный мешок. Я делаю все молча, чувствуя, как он смотрит на меня.

Неосторожное движение.

Шиплю, порезав палец об острый край.

– Дай посмотрю, – мгновенно ко мне бросается.

– Это просто порез крошечный. Не трогай меня! – с психом вырываю руку из его захвата. – И не смей на меня смотреть так, будто тебе не насрать.

– Мне. Не. Насрать. Ты и Пашка – вы мое все. Моя семья. Ты – моя жена, я и сохраню семью.

– И как ты себе это представляешь?! Твои подвиги видели все… Уже в сеть, наверное, просочилось. Как минимум, в кругу Пашки это уже перемалывают.

– Если перемалывают, значит, перемелют. Почешут языками и перестанут! – заявляет уверенно. – Я не позволю семье развалиться из-за одной, сука, ошибки!

– Поступай, как знаешь. И я – тоже.

– Что тоже? О чем это ты?

Дима хватает меня за запястье и разглядывает руку.

– Где твое обручальное кольцо?! – спрашивает возмущенно.

– Затерялось там же, где твоя верность.

– Зой!

– Нет, Дима, нет. Слышать тебя я не хочу. Разговоров на сегодня довольно! Я иду… спать.

– Я тоже.

– Спи где хочешь, белье себе возьмешь сам.

– Ты не будешь спать в нашей спальне? – удивляется и как будто даже возмущен.

– Я не хочу пачкаться. Посплю в гостевой спальне.

Перед тем, как отправиться к себе, я заглядываю к Паше. Разумеется, стучу. Он открывает почти сразу же.

– Что? Барагозит?

– Нет. Просто зашла пожелать… Даже не знаю. В общем, я попробую поспать. И ты – тоже, идет? Не сиди в этих чатах, – отвожу взгляд.

Я переживаю за многое, но больше всего за то, чтобы Пашке не перепало, чтобы его не высмеивали… Боюсь этого со страшной силой! Я не хочу, чтобы мой сын стал изгоем.

– Боишься, меня зашеймят? Не стоит. На твоем месте, ма, я бы переживал за другое.

Я поднимаю взгляд на сына и задерживаю дыхание, слушая его так, словно он из нас двоих – самый взрослый.

– Что такое, Паш?

– Если пахан будет заливать, что с этой шалавой один раз случайно пересекся, не верь. Я ее видел в офисе. Она на него работает.

Глава 7

Зоя

У меня такое ощущение, что все разочарование мира падает грузом мне на плечи. Чувствую себя атлантом, едва удерживающим тяжкую ношу.

Наверное, лицо совсем расстроенное, потому что Пашка делает то, что позволяет себе один-два раза в год на большие праздники – целует меня в щеку.

– Сорри, ма.

Дверь закрывается перед моим лицом, я медленно бреду в гостевую спальню, автоматически достаю белье, расправляю постель. Перед тем, как лечь, много времени провожу в душе, надеясь, что воде удастся смыть следы. Но меня шатает от внезапного осознания, что вода в душе – горькая на вкус. Горькая и соленая от моих слез.

Достаточно раскисать, кажется, после того как поревела в душе, только хуже стало. Переодеваюсь в пижаму, расправляю немного просушенные волосы пальцами и вхожу в спальню.

В коридоре по ту сторону двери замирают шаги.

Сердце подскакивает к горлу.

Я прыгаю, как кенгуру, к двери, быстро-быстро поворачивая защелку.

Ручка дергается вниз.

– Зой… – вымученно просит Дима. – Открой.

– Ты не понимаешь, да? Мне тебя видеть… больно. Даже видеть. Слышать… Еще хуже. Твой голос. Запах. Ужас… У меня все горит, Дима. Дай мне побыть одной, просто побыть одной.

– Мне тоже. Ты думаешь, мне не больно, а? Давай вместе, а? Зой… Мы же через все вместе проходили. Даже через…

– Если ты мне напомнишь кое о чем, я тебя… никогда не прощу.

– Окей, я ухожу. Просто, Зой. Я тогда рядом с тобой был. Всегда был рядом. Мне, сука, тошно, что тебе от меня сейчас паршиво.

– Дай передышку.

– Даю.

Отпускаю смешок.

– Иди спи, Дима.

– Думаешь, я усну?

– Не знаю. Но спал же ты все это время как-то? Дим, это было не вчера. Не позавчера… Ты ко мне после этого ходил, целовал, обнимал. Улыбался, смеялся. Говорил комплименты. Трахался! Спал ты крепко, даже храпел. Так что давай не ломайся в мученика.

– Зой. Я был бы кретином, если бы отрицал вину. Но я не отрицаю. Просто сам в ахуе. Будь рядом. Просто будь рядом. Я уверен, что справлюсь, исправлю все. Только если рядом с тобой. А без тебя… Да пошло оно все…

Признал он.

Герой, блин!

Сначала кулаками махал, орал о физиологии и праве на ошибку, теперь признает, что накосячил.

– Чудесных тебе сновидений, Дим.

Хочешь нести крест – неси.

Но не жди, что я пойду за тобой…

* * *

До самого утра я, вполне ожидаемо, не сплю. Глотаю стекло…

Оно крошится и сыплется осколками в горло.

Язык сухой, распухший, горло дерет…

Становится совсем светло.

Сегодня у Паши нет занятий с утра, только после обеда. Мужу, стандартно, нужно на работу. Мне – тоже.

Сил подняться нет. Желания – тоже. Впрочем, и лежать уже совсем невмоготу.

В зеркале вижу бледную блондинку с воспаленными глазами.

Когда тебе больше тридцати, у тебя просто нет морального права не высыпаться. И пусть хоть сколько кричат о косметологах, о хорошем уходе и значении питания… Мол, и разменяв четвертый десяток, можно выглядеть не хуже.

Можно, не хуже.

Но все-таки возраст и опыт считывается на лице, в усталом выражении глаз. Даже если учесть, что я выгляжу младше своих лет, уверена, та «Розочка» сегодня утром выглядит ярче и свежее, чем я.

Мне хочется хоть немного исправить ситуацию, нивелировать ее и спрятаться за ровным тоном и персиковым румянцем. Да здравствует косметика, ее придумала очень разочарованная и закомплексованная женщина.

Но вот беда, вся моя косметика в нашей спальне. Супружеской спальне…

Там наше все…

Постель – памятник многочисленным утехам. Впрочем, не только постель в спальне. Мы же не замшелые какие-то. Дима активный в сексе, с выдумкой, с задором, и я сама… Да чего скрывать, потрахаться я люблю. Кто же не любит, боже…

Грудь с утра потяжелевшая и чувствительная. Вспоминаю, как это бывает, когда муж еще во сне, на каком-то автомате и интуиции поглаживает именно так, как нужно, сжимает, оттягивая тугие соски, и прижимается вставшим членом в поясницу, раскачивая бедрами.

За утро Дима мог меня несколько раз довести до оргазма, и пальцами, и ласками, и потом уже членом…

Легкая дрожь по телу…

Импульс запущен, но… глохнет без подпитки. Сил и отклика чувственные фантазии во мне не находят, горечи намного больше.

* * *

В гостиной не осталось ни следа вчерашнего погрома, Дима вынес все. В доме тихо, спокойно, слышится легкий звук: робот-пылесос застрял между диваном и окном, не в силах выбраться. Помогаю бедолаге покинуть капкан, понимая, что наша ситуация – такая же.

Мы застряли в ней. Сможем ли справиться сами? Без посторонней помощи? Или наша семья, как тот пылесос, что не смог из элементарной ловушки выбраться, а он суперумный, одна из самых дорогих моделей…

В первом ящике вешалки в коридоре нахожу любимый кушон, тушь и блеск для губ. Дима подтрунивал, что у меня косметика повсюду распихана, но она мне ни к чему.

Не прав, Дим. Ты не прав…

Видишь, пригодилась?

Вид почти умершего лебедя превратился в вид лебедя, который еще поборется…

Но за что?

За какие ценности?

Есть ли тут за что держаться?

Развод хочу…

Митя пригрозил, что не даст.

Как будто мне его разрешение требуется, чтобы на развод подать!

Насмешил…

Сегодня же займусь, обращусь к знакомому адвокату.

Главное, чтобы он захотел принять мою сторону, потому что он – наш общий с Митей знакомый…

Глава 8

Зоя

Номер адвоката, Леонида, записан у меня в телефонной книжке. Но если надо, и так найду, он знаменит и состоятелен. Ко всему прочему, он уже практикует, вернулся к практике после автомобильной аварии, процветает…

Эта мысль не то чтобы придает мне силы.

Просто намечает цель.

Если проблема сложная, не стоит пытаться справиться с ней одним махом, нужно наметить отдельные, небольшие шаги и двигаться понемногу.

Осознать проблему – разделить на части – идти вперед.

Пока получается…

Не спешу рассмотреть все сложности, их слишком много. Начну погружаться – смоет цунами.

Вспоминаю способы борьбы со стрессом и депрессией.

Еще есть способ – рутина. Те самые ежедневные обязанности, от которых иногда становится тошно. Быт, на который хочется иногда забить, закрыть глаза… В стрессовой ситуации именно рутина становится спасительным плотом, соломинкой для утопающего.

Начинаешь и втягиваешься…

Знаю, это работает. В прошлом была ситуация, когда после трагедии я полностью ушла в себя. Неспроста мы с Митей не спешили завести еще одного ребенка, после Паши.

Виной тому был выкидыш, который случился, когда Пашке было два с небольшим.

Какое-то время я думала и даже была уверена, что сама виновата в потере ребенка. Пашка был крупным, роды – тяжелыми. Врачи рекомендовали сделать паузу, если вдруг захочу родить еще, а я была настолько восторженна и счастлива, что решила – два года вполне достаточная разница.

Забеременела…

Я даже не думала о сложностях в то время, была уверена, что все получится. Но судьба распорядилась иначе, и я до не могу понять, почему я? Для чего мне нужен был опыт этот болезненной потери? Вопрос остается без ответа.

Вторая беременность пошла тяжело сразу же: ужасный токсикоз, изжога, слабость, мое давление скакало, как ненормальное, постоянный тонус и выделения… Я изо всех сил пыталась сохранить ребенка, но не вышло, и на меня накатило ужасное отчаяние.

Черная-черная депрессия.

Сильная душевная боль ранит не меньше, чем физическая. Окаменение сковывает все тело, вместо сердца – будто гранитный камень. Вдохнуть и выдохнуть полной грудью кажется нереальной задачей.

Я так сильно переживала боль утраты, что я потеряла себя как живое существо, как дочь, как мать… Как жена? Боже упаси… Я с трудом выносила любые прикосновения, а секс был вычеркнут из жизни на несколько долгих месяцев.

Я в то время вообще вспоминала и понимала, что за пределами океана моей боли был кто-то еще, когда эти люди появлялись в поле моего зрения.

Дима тогда был рядом. Родители тоже…

Но именно Дима… он вытаскивал меня…

Не сдавался, хотя иногда я говорила ему в запале ужасные вещи и совсем не спала с ним, как женщина. Муж был якорем для меня в то время… Он вынуждал меня жить дальше, вытаскивал, ослепшей от слез, и заставлял заниматься рутиной, сыном, бытом.

Я оттаивала понемногу, и в этом была исключительно его заслуга, заслуга моего мужа – первого, любимого и единственного мужчины в моей жизни.

Боль удалось отпустить не сразу, потом жизнь начала играть новыми красками.

Как я была благодарна Диме за терпение, за все… За то, что он был рядом и не опустил руки, хотя мог бы, да? Конечно, мог! Тысячу раз мог встать и уйти: какому мужчине понравится, когда вместо жены – заплаканный зомби… Но именно его любовь меня спасла.

Потом у нас случился новый опыт во многих сферах нашей жизни – и в сексе, в том числе. Мы та-а-ак друг другу открылись, не передать словами!

Шестнадцать лет нашей жизни проносятся перед глазами, и меня накрывает шоковым состоянием, за которым возмущением ревет вопрос, буквально накатывает штормом: неужели… все?!