Мякоть

– Так, – пожал плечами Рыбкин. – Графики выглядят прекрасно. Все налажено.

– Это очень хорошо! – погрозил Рыбкину пальцем тесть. – Все налажено. Что и требовалось доказать. Давай-ка, дорогой, отойдем на два слова. Или даже на три. Выйдем на воздух.

Клинский обнял Рыбкина за плечи и повлек его к турникетам.

…

Сентябрь только разгорался, и солнце светило по-летнему. Хотя от асфальта, который окружал офис компании, уже не поднимался невыносимый жар. Ветер забивал под бордюры листву. Рыбкин оглянулся, нашел окно своего офиса, разглядел в соседнем окне Вику. Похоже, у каждого окна кто-то замер. У выхода остался стоять Безбабный.

– Пойдем-пойдем, – влек за собой через стоянку Рыбкина тесть. – Я знаю, что тебе нелегко. Но это пройдет. Ты должен понимать, что все проходит. Будешь удивлен, но абсолютно все. Даже то, что кажется незыблемым. Черт возьми, кажется, я становлюсь сентиментален. А вот твой батя всегда был жесток. Может быть, даже чрезмерно жесток. А уж батя его бати… Знаешь, что про него рассказывали? Лучше тебе не знать… Иногда оно возвращается. И что самое обидное? Это то, что порой судьба зависит от какой-то фигни. Причем, что удивительно, эта фигня случается у каждого, а судьба ломается лишь у некоторых. И знаешь, почему? Потому, что они этой фигне придавали слишком большое значение. А этого нельзя допускать. Вот к примеру, ты держишь в руках листочек бумаги. Просто листочек с буквами. А вот если ты придаешь ему слишком большое значение, то он становится таким тяжелым, что ты можешь надорваться. С другой стороны – все наоборот. Когда ничему не придаешь значения, то, чего ты недооценил, может тебя придавить. Вот так, дорогой мой… Рыбка.

– Что-то я не понимаю, – пробормотал Рыбкин.

Они стояли в калитке на выходе с территории компании. Невдалеке поблескивал мерседес Клинского. Толик курил рядом. Из окон машины несся Иглесиас.

– Сейчас поймешь, – поморщился Клинский. – Я что еще хотел сказать-то. Вот возьмем, скажем, пытки. Без них не обходится. Нигде. Ни у ментов, ни у наших. Уж поверь мне. Когда на словах, а когда и на деле. Ты думаешь, что пытками выбивают признания? Нет, дорогой мой. Ими доводят тебя до кондиции. Ну, размягчают, что ли. Делают податливым. Это как с тестом. Его месить надо, понимаешь? До мякоти! До мякотки, я бы даже сказал! И знаешь, что любопытно, самое страшное для тех, кого пытают, не боль. Потому что даже самая страшная боль становится привычной.

– А что же? – спросил Рыбкин.

– Вот! – обрадовался Клинский. – Это важно. Самым страшным становится ощущение, что тебя калечат. Безвозвратно. Навсегда. Ну, в легком варианте – выбивают все зубы. В плохом – ломают руки, ноги, отбивают внутренности, лишают зрения, слуха. Вырывают язык. Когда-то – ноздри. И всякое разное. Могут сломать спину. И вот уже ты овощ. Калека. Убожество. Понимаешь?

– Это конечно жутко любопытно, – признался Рыбкин. – Но когда же вы скажете те три слова, ради которых…

– Да прямо сейчас, – ухмыльнулся Клинский, отпрянул и с разворота впечатал Рыбкину нос в его же лицо. А когда тот упал, принялся бить ногой в живот, в грудь, в голову, которую Рыбкин пытался прикрыть руками, повторяя всего три слова:

– Плыви нахер, Рыбка. Плыви нахер, Рыбка. Плыви нахер…

– Сергей Сергеевич! – донесся крик Безбабного. – Хватит! Вот… Твою же мать…

Глава шестая. Вдох

«Y'know i'll take time»[12]Sonny Boy Williamson. «I'm A Lonely Man»

– Началось в колхозе утро, – пробормотал Кашин, рассматривая физиономию друга.

– За полдень уже, – поморщился Рыбкин, промокая нос ватным диском с запахом ядреного кашинского одеколона.

Широкоплечий приятель принимал его на маленькой кухне.

– Нос сломан? – спросил Кашин, протягивая вложенный в полиэтиленовый пакет лед. – Сотрясение?

– Нос не сломан, – ответил Рыбкин. – Как говорили в детстве – разбит. И зубы все на месте. Те, что были. Глаза тоже, как видишь, в комплекте. Но без синяков не обойдусь. Насчет сотрясения не уверен, но вряд ли. Я закрывался руками. Хорошо, хоть он мне пальцы не переломал. Черт, правая скула отекает. И цвет… Нужна пудра, хотя, какая теперь пудра… Может, тональный крем? Черные очки есть? Да! Вовка. Почему ты дома? Вторник же.

– Я дома только потому, что ты позвонил, – объяснил Кашин, откупоривая банку пива. – Где я тебя должен был принять с твоей разбитой физиономией? В отделе? По уму-то да, но ты же сам сказал…

– А где твои? – спросил Рыбкин, подхватывая пиво.

– Родичи? – скривился Кашин. – Шопинг, мать их. Так что вечером… Сам понимаешь…

– Ясно, – кивнул Рыбкин. – Ладно, не бери в голову, что-нибудь придумаю.

– Придумать можно, да реализовать с такой рожей будет непросто, – заметил Кашин, гоняя пальцем номера в телефоне. – Ты лучше скажи, что случилось-то? Что это стряслось с твоим тестем? Он, часом, не двинулся? А то видок у тебя, прямо скажем, так себе… Ты хоть раз ему в ответ вмазал?

– Перестань, Вовка, – попросил Рыбкин. – Не понимаешь, что ли? Как ты себе это представляешь?

– Никак, – признался Кашин. – Сколько ему лет?

– За семьдесят, – ответил Рыбкин. – Прилично за семьдесят. Отмахнуться можно было бы, если бы я ждал удара. Хотя, что-то такое назревало. Но вряд ли. Только не хватало отправить собственного тестя в реанимацию. Да что я говорю? Какой из меня боец? Это он мог отправить меня в реанимацию. Безбабный его еще и оттаскивал.

– Крепкий старичок? – спросил Кашин.

– Медицина движется вперед, – кивнул Рыбкин. – Понятно, что не для всех, но… Гены к тому же. Ольгин дед умер в сто четыре года. Не так давно, кстати.

– Гены, хорошее питание, ведомственная клиника или даже иностранная клиника, это, конечно, хорошо, – заметил Кашин. – Но главный фактор – это, думаю, нервы.

– И ты туда же, – усмехнулся Рыбкин. – Прямо как моя теща. Все болезни от нервов.

– А ты зря смеешься, – откупорил вторую банку пива Кашин. – Ты только вспомни, когда ты последний раз ложился спать, чтобы ни о чем не думать? Чтобы тебя не трясло? А? Нет, понятное дело, можно хлобыстнуть беленькой и расслабиться, но вот так, чтобы без допинга? Когда?

– В детстве, – развалился на кухонном кашинском уголке Рыбкин. – Да и то… Другой вопрос, что проблемы были… другими. Или ты не помнишь? Ты ж сам меня защищал в классе от Гришки Грюканова. Забыл?

– Да чего там было защищать… – покачал головой Кашин. – Дети же. Гришка, кстати, теперь в полном порядке, хотя вот ведь был оболтус из оболтусов… Значит, говоришь, проблемы были другие, а теперь вот такие? Да? А я, дурак, думал, что у таких шишек, как ты, в какую сторону ни посмотри, чистый горизонт приятных событий.

– Вот именно, – хмыкнул Рыбкин. – В смысле приятных событий горизонт абсолютно чист.

– Ты фиксировать побои собираешься? – спросил Кашин.

– Ты сейчас о чем? – поднял брови Рыбкин.

– Все о том же, – пожал плечами Кашин. – Травмпункт, заявление, показания очевидцев. Свидетели избиения были?

– Полно, – ответил Рыбкин. – Почти весь совет директоров, да и вообще все топы стояли у окон. Ты же знаешь, хлеба и зрелищ. Безбабный. Вахтеры, думаю. Такое представление грех пропустить.

– Ну? – оживился Кашин.

– Не прокатит, – сказал Рыбкин. – Не будет свидетелей.

– Не захотят давать показания против шефа? – не понял Кашин.

– Не знаю, – задумался Рыбкин. – Я, пока в такси ехал, пытался позвонить кое-кому. Похоже, я заблокирован. Всеми. Да, кстати, Борька какие-то дурацкие разговоры заводил с утра. Я же у него ночевал. Про вынужденное предательство. Понимаешь?

– Подожди-подожди, – прищурился Кашин и заорал в трубку. – Гришка! Привет! Как дела? Слушай. Не в службу, а в дружбу. Нужно приютить одного чувака. Да, спрятать. Отвечаю. Порядочней не бывает. Да знаю я, что и свиньи бывают порядочными. Понял-понял. Как ты сказал? Спросить Махрама? И ключи даст? Ясно. Спасибо, дорогой. Подробности чуть позже. Буду должен!

– Гришка? – переспросил Рыбкин.

– Ну, да, – подмигнул Рыбкину Кашин. – Твой детский враг. Сам же напомнил. Только ты не дергайся. Я же ему твое имя не назвал? Хотя он выпытает. Проныра же. Он теперь этот… как же, мать твою… девелопер! Язык сломаешь.

– Гришка Грюканов девелопер? – удивился Рыбкин.

– Ты только у меня ничего не спрашивай, – посоветовал Кашин. – Я в этом не разбираюсь. Он мутит там что-то с недвижимостью, квартиру себе ремонтирует на Бакунинской, да, вот такие возможности у человека, и может приютить тебя. Там, конечно, еще бригада трудится и будет трудиться, но кое-какие комнаты уже готовы. Тряпку бросишь у порога, чтобы не таскать побелку, и все. Комплект постельного белья я тебе дам. Там только кровать. Понимаешь? Возвращать белье не нужно. Оно старое.

– Боже мой, – пробормотал Рыбкин. – «Как низко я пала»[13]…

– Не поймаешь, – засмеялся Кашин. – Ты же знаешь, кино моя страсть. Италия. 1974 год. В главной роли любимчик моей жены. Микеле Плачидо.

– Каменный век… – схватился за голову Рыбкин. – Мы с тобой старые, как…

– Отходы жизнедеятельности одного вымершего животного, – согласился Кашин. – Так на чем мы остановились? Борька вел какие-то разговоры про предательство. Хочешь позвонить ему с моего телефона?

– Пока нет, – задумался Рыбкин.

Что-то не сходилось.

– Послушай, – поморщился Кашин. – Из нас двоих один – директор большого предприятия. Даже я сказал бы – очень большого предприятия. Не я, а ты. Понимаешь? Ты. Вспомнил? Вот. Теперь успокойся и скажи, что собираешься делать. Пока что я понял лишь одно, тестя ты сажать не хочешь.

– Я хочу найти Сашку, – сказал Рыбкин.

– Стоп, – схватился за голову, взъерошил вихры Кашин. – Вот после всего этого ты хочешь найти свою Сашку?

– Да, – сказал Рыбкин.

– А ты понимаешь, что вот эта твоя Сашка и могла стать причиной произошедшего? – спросил Кашин.

– С трудом, – признался Рыбкин. – Как-то раньше Клинского особо не интересовало, кем я увлекаюсь. Он сам не ангел.

– То, что он не ангел, я уже понял, – вздохнул Кашин. – Но ты же сам сказал, что твоя Сашка – это что-то особенное. Вот и Клинский себя повел… по-особенному. Понимаешь?

– Пока я ничего не понимаю, – сказал Рыбкин. – Хотя нет. Одно ясно. Кажется, я уже не управляющий директор компании. Было бы странно появиться там в прежнем качестве. Вообще было бы странно там появиться.

– Что у тебя с деньгами? – спросил Кашин.

– Пока нормально, – пожал плечами Рыбкин. – Кое-что есть на карте, солидный пакет акций компании, ну и золотой парашют в случае увольнения.

– Квартира? – прищурился Кашин. – Дома-то точно нет, я бы знал.

– Ни дома, ни яхты, ни дачи, ни бунгало в Аппалачах, – усмехнулся Рыбкин. – Квартира на Ольге, но, наверное, долей в ней я владею. Машина на дочери. Это все ерунда, Вовка. Главное – найти Сашку.

– Вот как… – задумался Кашин. – Тогда скажу вот что. Только ты не обижайся, хорошо?

– На тебя? – покачал головой Рыбкин. – Успокойся.

– Я спокоен, – кивнул Кашин. – Скажи, а что ты будешь делать, если узнаешь, что твоя Сашка имела в виду не тебя, а директора этой вашей Фифти Лимитед? Ну, ладно-ладно. Не хмурься. Что, если она имела в виду тебя вот с этим твоим качеством? Подожди, не отвечай. Это ведь не исключает… какой-то там любви. Мало ли. Поверь, чем дальше, тем меньше я предполагаю какую-то собственную неотразимость. Да, здоровье пока что есть, да и пузо не отрастил, но когда юная девчонка залипает… всегда смотрю в зеркало. Знаешь ли, помогает.

– Залипают все еще? – усмехнулся Рыбкин.

– Случается, – кивнул Кашин. – Хотя, кто их знает. Может, их подкладывают под меня. Не знаю, как у вас, а у меня тут… не все так просто. И вот представь. Девушка. Возраст еще не критический, времена изменились, но близкий к тому. Мать у нее, как ты говоришь, в Нижнем Новгороде. С отцом, скорее всего, неясность. Профессия – руки-ноги. Парикмахер же? Трудная профессия. Как жить? И тут наклевывается папик.

– Ну, знаешь ли, – поморщился Рыбкин.

– Давай называть вещи своими именами, – предложил Кашин. – Вычти из своего возраста ее годики. Вычел? Получилось больше двадцати? Или около того? Папик. Без вариантов.

– А если мне семьдесят, а ей пятьдесят? Тоже папик?

– Не, – скривился Кашин. – Тогда дедок. Хотя это уже какая-то археология. Заметь, все это не исключает большой и чистой любви. На какое-то время. Хотя я и за тебя бы не поручился, знаешь, надо как-то соизмерять внутреннее устройство с внешними факторами. Иногда же хочется ведь и поговорить о чем-то? Или нет? Там есть о чем поговорить?

– Она очень умная, – сказал Рыбкин.

– Только этого еще не хватало, – закатил глаза Кашин. – И в чем ее ум проявляется?

– Она хорошо молчит, – после паузы вымолвил Рыбкин. – И умеет слушать. И слышит. И понимает услышанное.

– Черт, – поднялся с табурета, открыл дверцу над вытяжкой и выудил оттуда сигаретную пачку Кашин.

– Ты же бросил? – удивился Рыбкин.

– Иногда надо, – открыл окно Кашин. – «Она хорошо молчит». Черт, черт, черт! Я так влюблюсь в твою девушку.

– Найди мне ее, Вовка, – попросил Рыбкин.

– Может, у тебя есть ее фото в телефоне? – предположил Кашин. – Ну хоть что-то?

– Ничего, – признался Рыбкин. – Я даже не думал об этом.

– Ладно, – пробормотал Кашин. – Хозяева той квартиры, что ты назвал, насколько я понял, где-то в Испании. Кто они, я еще не выяснил, но какая-то бездетная пара. Как твоя Сашка эту квартиру оплачивала, я пока не знаю, договор официально оформлен не был. Контактов с ними нет, да и не стоит вот так сразу тыкаться в эту сторону. Мало ли. Сначала надо разобраться. Эта квартира пока последняя надежда. Туда надо попасть.

– Ты сейчас у меня спрашиваешь, как туда попасть? – спросил Рыбкин. – У меня нет ключей.

– Это я думаю вслух, – пробурчал Кашин. – Ладно, решим. Все ж таки земля нашего управления. Можно устроить хоть тот же потоп. А потом вскрыть… с понятыми. А там уж что-то да найдется. Или пробить скрытый осмотр? Там хоть дорогая мебель? Ремонт?

– Квартира пустая, – сказал Рыбкин. – Выведена под чистовую, но ремонт не сделан. Кухня, правда, в порядке, а так-то… Надувной матрас на полу в зале, и все. Ну, пара стульев еще. Правда, чисто. Сашка очень любила, чтобы чисто. Говорила, что ее пустили по знакомству.

– Знаешь, что меня всегда удивляет в таких, как ты? – прищурился Кашин. – Вас нет в соцсетях. Почему?

– Потому что у нас обычно все в порядке, – пробормотал Рыбкин. – К тому же у меня совсем не было времени. Вы все уже достали меня с этими соцсетями. Я очень много работал, Вовка.

– На стройках капитализма? – скривился Кашин.

– А Сашка… – Рыбкин замолчал на мгновение, вспоминая ее лицо. – Я тоже ее спросил, она просто пожала плечами. Ну и бросила несколько слов… Неважно, впрочем. Так что? Будешь дверь ломать?

– Обижаешь, – отмахнулся Кашин. – Откроем. Даже замок менять не придется. Там сигнализации нет?

– Нет, – сказал Рыбкин.

…

В той квартире были две ванные и кухня. И три пустых просторных комнаты, в одной из которых посередине лежал большой надувной матрас, что служил Сашке постелью. За неделю до смерти отца Рыбкин лежал на этом матрасе и смотрел в выскобленный потолок, который словно ждал своей участи. Сашка лежала рядом.

– Почему они тянут с ремонтом? – спросил Рыбкин.

– Пусть тянут, – ответила Сашка. – Видишь провода? Начали тянуть сигнализацию, а потом и ее забросили. Только и сделали кухню и ванные. А насчет остального – задумались. Это как со стихами. Не пишется. А хозяевам – не придумывается интерьер. А потом их озарит, чего они хотят от этой квартиры, и я стану снова искать жилье.

– Знакомые? – спросил Рыбкин.

– Нет, – хмыкнула Сашка. – Клиенты. Хозяин сел ко мне в кресло. Разговорились. Хороший мужик. Я тогда где только ни жила. Он сказал, что я похожа на его жену. Ну, понятно, с разницей в возрасте. Я потом познакомилась с ней. И в самом деле. Только она ниже ростом на полголовы.

– Зачем? – спросил он.

– Что зачем? – не поняла Сашка.

– Зачем знакомилась с его женой? – спросил Рыбкин.

– Они уезжали куда-то, – пожала плечами Сашка. – И им было нужно, чтобы кто-то присматривал за квартирой. На самом деле, как я поняла, не единственной. Ну и оплачивал хотя бы коммунальные платежи. Он предложил мне пожить в этой, ремонт в которой приостановлен на стадии обдумывания интерьера. Ну, а она захотела посмотреть, кто будет следить за жильем и платить за него.

– Сейчас все можно оплачивать онлайн, – заметил Рыбкин. – А воровать здесь нечего.

– Именно это я ему и сказала, – снова хмыкнула Сашка. – Знаешь, мне показалось, что они увидели во мне свою дочь. Не в том смысле, что у них была дочь или еще что. Он сказал, что у них нет детей. Я не стала спрашивать – нет или уже нет. Но вот так…

– И о чем вы с говорили с женой хозяина? – спросил Рыбкин.

– О тебе, – ответила Сашка.

– Обо мне? – удивился Рыбкин. – Но это ведь было еще до того, как мы с тобой познакомились?

– Конечно.

Сашка повернулась на бок, прижалась к Рыбкину грудью, стала перебирать волоски у него возле сосков.

– Поэтому мы не называли твоего имени. Я просто тогда его еще не знала.

– Но уже знала, что я буду старше тебя на…

Она накрыла губы Рыбкина ладонью.

– Не надо. Ты просто поспешил родиться.

– Торопыга? – улыбнулся он.

– Нет, – она была серьезной. – Давай бросим одеяло на пол? Мне жутко не нравится заниматься этим на батуте.

– Поверишь? – он засмеялся. – Я сам хотел это предложить.

…

– Ау! – щелкнул пальцами у лица Рыбкина Кашин. – Ты еще здесь?

– Да, – кивнул Рыбкин. – Что ты мне посоветуешь?

– Говоришь, до конца недели ты в отпуске? – спросил Кашин.

– Если так можно сказать, – вздохнул Рыбкин.

– Тогда не делай ничего, – предложил Кашин. – Полежи, приди в себя. Купи упаковку пива. Погуляй… по Сокольникам. Пройдись хоть по Бульварному кольцу. Даже можешь съездить на родину. Ты, кстати, не вспомнил среди своей движимости и недвижимости дом матери. Продал, что ли?

– Нет, – закрыл глаза Рыбкин. – Просто не был там несколько лет.

– Хорошо там, – вздохнул Кашин. – Лес, речка, какие виды… Монастырь. Озера. Моих там даже корней уже не осталось. Мы ведь могли с тобой сгинуть там, а не сгинули. Выбились в люди.

– Кажется, Гришка нас с тобой перещеголял, – заметил Рыбкин.

– Ну, он же пришлый, – отмахнулся Кашин. – Детдомовский. Откуда-то с Электростали.

– Все равно, – не согласился Рыбкин.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

– Становится слишком темно, чтобы видеть.

2

Заключительный пассаж в музыкальном произведении.

3

– Детка, давай оставим это между нами… Sonny Boy Williamson.

4

– В этом городе у меня есть женщина, и она хороша для меня.

5

– Моя лучшая девушка собралась и оставила меня.

6

Песня Г. Васильева и А. Иващенко.

7

Московский Дом Блюза.

8

– Мне нужна моя малышка здесь дома.

9

– Что-то подсказало мне, что все кончено.

10

– Давай дадим им, о чем поговорить.

11

«Она» 2013. Режиссер Спайк Джонс.

12

– Знаешь, мне нужно время…

13

Фильм Луиджи Коменчини 1974 года. Италия.