Записки перед казнью

«Забери его, – монотонно просила она, как только младенец заканчивал кормиться. – Я не хочу, чтобы он оставался здесь».

Досада Джонни нарастала. Лаванда чувствовала, как она накапливается у него в груди, словно расплавленная лава. От ужаса ей становилось только хуже. Внутри у нее все онемело. Она питалась одной банкой кукурузы или фасоли в день, и спазмы голода ощущались как фоновые помехи. «Я дам тебе больше, когда снова начнешь вносить свой вклад, – лениво обещал Джонни голосом, кислым от отвращения и досады, повторяя слова, которые превратились в навязчивую идею. – Ты должна научиться зарабатывать свой хлеб».

К моменту, когда Джонни, переполненный негодованием, склонился над кроватью, Лаванда была настолько слабой и безмозглой, что не могла даже заставить себя испугаться. Она смотрела снизу вверх на своего мощного мужчину, взбешенного, кипящего от ярости, и пыталась вызвать в памяти Джонни в поле с малиной. Не то чтобы его заменил этот жуткий незнакомец, скорее он эволюционировал. Превратился в собственную тень.

– Вставай, – велел Джонни.

– Не могу, – ответила Лаванда.

– Вставай, Лаванда, мать твою. – Его голос звучал сдавленно от сдерживаемой ярости. – Вставай сейчас же.

– Не могу, – повторила она.

Лаванде казалось, будто она добровольно напросилась на то, что произошло дальше. Словно сюжет был уже написан для нее и ей оставалось только его прожить. Она поняла, что месяцами ожидала этого. Запертая еда, небольшие синяки – предупреждения, которые она замечала, но которым не внимала.

Прежде чем Джонни бросился на нее, она ожидала, что перед ней предстанет какая-то кошмарная версия человека, которого она никогда раньше не видела. Но нет. За миллисекунды до удара, глядя на того же брутального мужчину, которого всегда знала, Лаванда подумала с ясностью, граничащей с сочувствием: «Ты мог бы стать кем угодно, Джонни. Ты мог бы стать кем угодно, только не этим».