
Полная версия
Царство облучённых
Воспоминания снова нахлынули на мою голову, и перед моим взором стоял жаркий летний денек. Лариса и Вася сидели на задних сидениях и, раскачиваясь из стороны в сторону, словно ветки деревьев на ветру, подпевали в унисон песне. Их лица излучали радость, а мое тело заполнялось теплом, но этого больше нет и не будет. Я никогда не почувствую тот уют, который создавали они вдвоем… Который окрылял меня и дарил желание жить… Жить ради них… ради себя для них…
Сигнальный звук, выходящий из машин, вывел меня из транса. Еще бы чуть-чуть и этот день закончился аварией. Нужно выкинуть подобные мысли из головы, они заставляли реальность вокруг меня расплываться и переносили мое сердце в потерянный и невозвратимый уют. Мужчина из седана что-то крикнул мне вслед, но я не стал даже обращать внимания.
Спустя минут двадцать перед нашим взором показалось большое солнечно-желтое здание театра. Мы вышли из машины, чтобы направиться внутрь. Чистые окна отблескивали и отражали внутренний интерьер, а изумрудные шторы внушали театральность. Вдвоем мы увидели большую двустворчатую деревянную дверь, она была так искусно вырезана, что создавалось ощущение, будто ее не купили в строительном магазине, а сделали на заказ. Я распахнул их перед дочерью, чтобы та вошла; это выглядело так грациозно, кажись, мы оказались в каком-то зарубежном фильме, где почетные особы заходят во дворец потрапезничать с королем. При открытии двери издавали приятный для слуха звук, словно и впрямь они ведут в замок.
Углубившись в здание и оказавшись в гардеробной, в которую повела меня Василиса, перед нами открылся вид из ряда вешалок. Она часто тут бывала с друзьями, поэтому знает больше. В этом месте я впервые, так как после того, как той нашей счастливой семьи не стало, перестал ходить в подобные заведения. Помню лишь, когда мы все вместе посещали театральные залы в Мэрариме. Хотелось бы снова оказаться в этом чудном городке, он не выглядел, как деревенский Роквудвилл, а издавал аромат элегантности и почтения, так как являлся культурным центром нашей страны.
Я снова углубился в свои мысли, и дочери понадобилось большое усилие, чтобы вывести из них. Она стояла с номерком в руках и дергала меня за локоть. С ее ростом дочь была мне по грудь – такая маленькая и аккуратная. Я поспешил вручить свое пальто женщине в гардеробной комнате, так как не хотел заставлять свою Василису ждать. Мы отправились в театральный зал и приземлились на места, соответствующие нашим билетам.
Свет погас. Распахнулся занавес. Некоторые присутствующие спешили на свои кресла. Представление началось, заиграла музыка, а женщины в роскошных платьях вышли на сцену. Они махали веерами из пушистых перьев и передвигались, словно куколки, их движения завораживали зрителей, и несколько из них начали хлопать. Я откинулся на спинку кресла и иногда поглядывал на Василису, ее взгляд полностью сосредоточен на спектакле. Затем начали выходить и молодые люди из-за кулис. Одеты они были в такую же благородную одежду, как и дамы на сцене. Актеры изображали бал, как в старые времена при дворцах и замках.
Вася облокотила голову на мою руку, словно ей тяжело удержаться перед такой слишком грациозной атмосферой. Я почувствовал вибрацию телефона в кармане брюк, но не стал его доставать, не хотелось портить такой прекрасный момент. Где-то на задних рядах мне послышался знакомый голос, я обернулся и увидел стоящего меж рядами мужчину, точно такого же, который и заправлял мой минивен.
– Тебе нужно помыть свою машину! – прокричал мне он, что звуковая волна, исходившая из его рта, заставила меня поежиться.
Я продолжительно моргнул, надеявшись, что это лишь недосып, но, снова открыв глаза (а лучше бы я этого и не делал, а просто сидел с закрытыми), лицезрел уже не только того странного мужчину, но и всех зрителей, обернувшихся на меня и кричавших хором: «Помой машину! Помой машину!». Моя голова начала бить тревогу, все же недосып и постоянное кофепитие каждую ночь на протяжении трех лет дают о себе знать. Я повернулся к сцене (но лучше бы тоже этого не делал) – все актеры и присутствующие в других рядах пялили на меня своими большими глазами с красными капиллярами и повторяли все те же слова в унисон. Решив хоть как-то разбавить ситуацию этого сумасшествия, я спросил:
– Что, тоже плохо спите и давитесь кофе каждую ночь?
Кто-то толкнул меня локтем о мой.
– Пап, ты чего? Представление же идет! – шепотом окликнула из этого кошмара Вася.
Все встало на прежние места: никто не смотрел на меня, а взгляд людей был сосредоточен на актерах на сцене.
– Все нормально, похоже, плохо поспал сегодня, не переживай.
Кого я решил обнадежить: себя или дочь, я так и не понял, потому что никто не знает, что конкретно спровоцировало это безумие.
– Сходи в уборную, умойся, – она поднялась с моей руки и положила свою мне на ладонь.
Я решил послушать ее совета, поднялся с кресла, многократно извиняясь и проходя через ряд. Я направился в уборную. «Хм, уборная, – думал я по пути. – Она мастерски умеет использовать нужные слова в нужном месте, чтобы выглядеть подходящей везде».
В туалетной комнате не оказалось никого, поэтому мне стало спокойнее. Я открыл кран холодной воды и приступил к умыванию и приведению себя в доблестный вид. Покончив с этим и почувствовав себя лучше и бодрее, мне было необходимо вернуться к дочери. Я открыл дверь и столкнулся в проеме с каким-то мужчиной.
– Прошу прощения, не заметил вас при выходе!
– Помой машину!
Услышав эти слова, мои глаза расширились, а в сердце снова начал работать паровой молот. Я никогда бы не смог подумать, что будучи мужчиной, буду вздрагивать от страха от такого. Мне не хотелось оборачиваться и что-то говорить, хотелось просто выйти отсюда и убежать, но оставить дочь одну не смог бы. Я поспешно вышел из туалетной комнаты и вернулся в театральный зал на свое место, все также многократно извиняясь перед присутствующими.
Последние минуты представления вывели меня из этого безумного состояния, и я уже не чувствовал себя взбалмошным. Вася все равно переживала за меня, поэтому держала за локоть и изредка посматривала на лицо по пути в гардеробную. Мы надели свои пальто и удалились из театра, отправившись на парковку в машину.
В Роквудвилле уже стоял поздний вечер, а планов никаких больше не было, поэтому я решил везти нас домой. Вася снова попросила включить ту самую песню, но моя голова при ней больше не воспроизводила тех воспоминаний, а старалась не работать на перегрев и дать мне отдохнуть хотя бы в собственных мыслях. Я не знал, что со мной происходило сегодня. Может, я свихнулся от одиночества и постоянных наваждающих и тянущих умозаключений? Мне не хотелось снова уходить в мысли, так как голова и так раскалывалась, хоть и сердцу было более менее спокойно.
Мы приехали домой, но меня не покидало чувство тревоги. «Кажется, я сошел с ума…» – подумал я и решил не пить кофе, а спокойно лечь спать. Вася до самой гостиной вела меня под локоть, даже не нужно было задавать вопросов, беспокоится ли она или нет, все и так наглядно видно. Я присел на диван и пытался не погружать себя в убивающие и не дающие спать мысли. Василиса включила телевизор и побежала на кухню. Мой телефон снова зазвонил, а меня заранее окутал страх неизбежного и непоправимого. Надпись «Константа» освободила от надвигающегося приступа истерики.
Мы называли так нашего Костю Вольного из-за того, что его мнение никогда не меняется в отличие от окружения.
– Господин, ну как ваш поход в театр? – его заранее придуманное и наигранное предложение заставило меня улыбнуться.
– Отлично, давно я не бывал в театрах, а в Роквудвилле, оказывается, ставят хорошие спектакли, – с ностальгическим вздохом произнес я.
– Вот и устраивайся туда актером, – усмехнулся Костя. – А-то совсем свихнешься с этой работой и директором.
Чем дольше он говорил, тем больше я понимал, что он пьян.
– Кость, ну хватит пить! Ты даже телек без бутылки посмотреть не можешь! – послышался голос Сережки Гореко.
– Заткнись, Горе ходячее! – отрезал пьяный товарищ.
Я бросил трубку, изрядно просмеявшись. Моя любовь к друзьям питалась по-настоящему искренней, несмотря на то, что они были совсем далеки от меня. Ведь неважно, что объединяет или разъединяет тебя с теми или иными людьми, потому что существуют ситуации, когда даже самые разные личности к друг другу ближе, чем те, которые очень похожи.
Вася вывела меня из меланхоличного состояния и принесла чай с печеньем.
– Спасибо, солнышко, – я протер глаза и взялся за кружку, а она присела рядом и убавила громкость телешоу про поваров.
– Ты в порядке, может, лучше тебе на ночь пить чай, а не кофе? Иначе долго не протянешь, – дочь положила свою ладонь на мою свободную руку.
– Ты права, – эти слова вышли со вздохом.
Я понимал, что дочь видела меня ночью и не раз, поэтому даже не стал спрашивать, откуда она знает. Наполнение кружки начало понемногу уменьшаться, а из моего сердца постепенно улетучивалась тревога.
– Ты готовилась к пикнику завтра? Мы поедем в обед, – решил я сменить тему и перестать нагнетать.
– Не совсем, но утром закончу. Мы подберем друзей у школы? Они подойдут туда, – Вася освободила мою руку от кружки и поставила ее на маленький и низкий стол напротив.
– Да, почему бы и нет. А оттуда как раз доедем до парка, там внизу есть что-то наподобие леса, можно расположиться рядом с прудом.
Мы решили закончить разговор на этом и идти спать, потому что последующие минуты сидели молча. Я спал в отдельной комнате на двуспальной кровати-диване, на которой когда-то спали мы с женой в обнимку, а Вася в своей.
Мое тело давно уже хотело заснуть, но вот голова все думала и думала, попросту не давая покоя. Я ворочался и переворачивался с бока на бок в тщетных попытках увидеть сон, а не открывать глаза каждые две минуты. Ко мне в мысли даже закралась идея пойти и выпить снотворное, потому что давиться кофе я больше не стану, иначе совсем сойду с ума. Кто же будет обеспечивать и воспитывать дочь, если не я?
Время на экране блокировки моего смартфона менялось довольно быстро и дошло уже до двух часов ночи. В голову мне пришла идея умыться, чтобы избавить себя от навязчивых мыслей, и я, встав с кровати, поплелся в ванную. Зеркало, висевшее напротив моего лица, поблескивало, будто хотело обратить внимание на что-то важное. В ушах эхом отдался знакомый голос.
– Помой машину, Павел Семенович! – это нечто позвало меня по имени и фамилии, чего не было раньше.
Я почувствовал, что начинаю задыхаться.
– Ну чего ты мельтешишься? Помой машину! – он произносил это с нарастающим голосом, а в конце предложения буквально зашипел и закричал.
Я уже не понимал, что реально, а что нет, и пожалел о том, что не взял свой телефон. Этот голос преследовал ото всюду и звучал какофонией вокруг меня. Я пулей вылетел из ванной, даже не выключив свет, и запрыгнул в кровать, схватив с тумбы телефон. Первое, что пришло в мою измученную и полусонную голову, это позвонить Косте, но он не отвечал минуту, хотя обычно делает это быстро. «Спит!» – подумал я и трясущимися руками набрал Сережке.
– Алло? Ты чего так поздно звонишь? Время уже пол третьего ночи! С чертежами сидишь что-ли? – его голос звучал сонно, но при этом слышалось щелканье клавиатуры и мыши.
«Похоже, снова играет в игры…» – подумал я.
– Ал-ло… – мой рот содрогался, но выпустить больше ничего из себя не смог.
Я понял, что понижаю планку сам себе и, вздохнув, решил ничего не говорить.
– Ты в порядке там? Эй, Паш! – крикнул Гореко с другой стороны линии.
– Да нормально все, просто не спится, вот, подумал, что тебе тоже, – мой голос дрожал, но чем больше я говорил, тем меньше он меня выдавал.
– Да я-то что? Я же всегда по выходным играю по ночам, забыл что-ли? – он что-то хлебнул и затем продолжил. – А ты-то что не спишь?
– Работаю с чертежами.
О поручении директора мои товарищи знали сполна. Мы всегда делились друг с другом обо всем, но я единственный, кто еще не открыл сердце перед ними. Они могли и поплакать мне, и позлиться, и наговорить глупостей. А я что? Я? А я не мог…
Разговор с Сережкой успокоил меня, и через полчаса мое тело погрузилось в сон. На утро я проснулся не бодрым и не сонным и надеялся, что сегодня не будет мозговых развлечений. Вася спала, как спят все нормальные люди без бессонницы. Я направился в ванную и мельком задел взглядом кухню: дочь уже завтракала.
– О, пап, ты проснулся? Садись ешь, – она, не доев, вскочила с места и поставила на стол тарелку и кружку с чаем, а затем села в привычное положение.
Я умылся и потопал к дочери, чтобы составить компанию к завтраку.
– Как спалось? Не пил сегодня кофе ночью? – она без устали стала задавать вопросы, но меня это, по правде, немного нагружало.
Моя голова еще не окончательно проснулась и пыталась влить в себя информацию с источников внешнего мира.
– Да нормально, лучше, чем раньше. Кофе не пил, думаю отказаться от него совсем, – бросил я и закинул яичницу с вилки себе в рот.
– Ну и правильно! – Вася подскочила со стула, отправила грязную посуду в мойку, подбежала к моей спине и чмокнула в щеку. – Умничка, папа! Я пойду готовиться к пикнику!
Я был рад, что утро началось лучше, чем оно обычно могло начинаться. Моей единственной задачей являлся сбор остальных вещей и еды. Я схватил люноль, термос с чаем и еще несколько газировок для друзей дочери. Затем взялся за сумку холодильник и отправил туда бутерброды для всей нашей компании, шоколад и несколько йогуртов. Последним шагом было положить свежие фрукты, мед и печенье в корзину для пикника. Оставалось только одеться и погрузить все в машину.
Пока я собирал себя, дочь бегала по всей квартире и не могла решиться, что надеть.
– Пап, может, вот это платье? – красно-белая клетчатая ткань потрясающе смотрелась на миниатюрном теле, а бант с бусиной дополнял образ.
– Выглядит отлично, но тебе будет неудобно в этом, – произнес я, стоя у шкафа и также выбирая наряд.
– Ну, хорошо, – она покружилась вокруг своей оси и, словно в танце, поплыла в свою комнату.
Вариантов у меня было меньше, чем у Васи: брюки, либо шорты и какая-нибудь футболка. Я хотел выглядеть соответствующе ее наряду, поэтому не спешил с выбором.
Она снова вышла в гостиную, но уже не в платье, а джинсовом комбинезоне и футболке. Любая одежда выглядела на ней хорошо.
– Вот это другое дело! Удобно и красиво! – произнес я, изучая цветовую гамму голубо-белого наряда.
Очень бы хорошо сочетались охровые брюки и белая футболка поло. Пусть я и не особо люблю такой тип верхней одежды, но тем не менее в шкафу она имелась. С этими мыслями я достал нужные вешалки с интересующими меня вещами и после выглядел полностью соответствующе дочери.
В коридоре выстроилась небольшая баррикада из наших вещей, дочь взяла не так много в отличие от меня. Я поспешил относить сумки в багажник моего минивена, а Вася, схвативши рюкзак и повесив его на свою ровную спину, принялась прятать белые носочки с сердечками под бежевыми кроссовками.
К обеду мы были готовы к выезду на пикник и расположились на сидениях с любимой музыкой в салоне. Я сделал мелодию чуть тише, дабы не мешать телефонному звонку.
– Алло, вы уже у школы? – Вася была в отличном настроении, и мне в душе было тепло, что она не грустит так часто, а в большей степени радуется.
Дочь кивнула мне в знак того, что компания уже ждет нас на месте назначения и продолжила разговаривать по телефону. Я ехал ровно, иногда посматривая на Васю и улыбаясь. Погода в Роквудвилле бывает странной: в один день может стоять ветер, что приходится надевать куртки или кофты, а в другой – летняя жара, что футболки и шорт будет более чем достаточно.
Мы приблизились к зданию школы, у которой уже заждались подростки. Я остановился рядом с ними, и они запрыгнули на задние сидения, и все время, пока мы ехали, Вася и ее друзья напевали песенку, охватившую весь салон минивена. Мое состояние заставляло улыбку истинно расплыться на лице, а сердцу ощущать покой и легкое пульсирующее тепло. Наконец-то, со мной все было хорошо: никаких странных преследующих видений, звуков и прочей сверхъестественной нечисти.
Мы приехали на место назначения, где разрешалось ездить по лесу и ставить там машину. Дочь поспешила вытаскивать плед из рюкзака и расстилать его по мягкой зеленой траве, а я разгружал сумки и готовил еду для расположения ее на подстилке. Вася с друзьями весело расположились, начали хихикать и разговаривать о своем, а я сидел на раскладном стуле со спинкой и читал книгу. Лишь изредка мои взор и слух обращались на эту забавную компашку, от которой мне слышались обрывки разговоров.
– Какие планы на лето? – спрашивал Дэн. – А то весенние каникулы не такие длинные, а летние уже не за горами!
– Я даже не знаю… – размышляла Вася вслух. – Может, соберемся также вместе и пойдем…
На несколько секунд лесок охватила задумчивая тишина.
– На речку? Или просто гулять в парк? Или с ночевкой в этот же лес?! – Мира так верещала от радости, что несколько птиц, вздрогнув, слетели с веток и отправились врассыпную.
Я был готов возить дочь и ее друзей куда угодно, главное, чтобы все улыбались и всем было хорошо. Мне не хотелось дочери того, что испытывал я, не спя по ночам несколько лет и давясь кофе.
Они стояли друг перед другом, смотря прямо в глаза. Ее радужки поблескивали в свете луны, сердце криволинейно билось, ожидая от меня того самого шага. Я крепко обнял Элизабет и не хотел отпускать. Мне и в голову не приходило, что такой человек, дорогой мне человек, был так рядом, буквально в моих руках. Я клялся у себя в голове, что больше не отпущу ее.
Она обняла меня в ответ, это было тем знаком, которого приходилось так долго ждать… Я решил не медлить и поцеловал ее в щеку, а затем в пухлые губы, и она снова ответила мне. Мы слились в танце поцелуя под лучами луны и светом фонарей в парке. Этот день был незаменимым и остался в памяти на всю жизнь. Я проводил ее домой в своей кожаной куртке, чтобы она не простудилась.
«Всего какое-то семнадцатое марта!» – подумалось мне. «Всего какое-то семнадцатое марта…» – твердил мне мой милый друг, не осознавая, что этот день значил для меня больше, чем день собственного рождения. Всего какое-то семнадцатое марта, а потом знакомство с родителями, совместная жизнь и вот уже у вас двое детей и семнадцать лет брака… Нельзя обесценивать, ведь для каждого человека даже простой след на песке может оказаться важным. Даже глупая книга или письмо… Нельзя обесценивать! Потому что у всех есть крылья и точка опоры, от которой мы отталкиваемся при полете… И даже если их нет и нечем летать, то всегда существует точка опоры, дарящая нам желание жить, любить и летать. И здесь размышления не конкретно о человеке и не о конкретной личности. Здесь разговор о том, что каждый видит себя в чем-то. Каждый любит и ищет свою точку опоры…
Я читал вслух произведение Иноккендия Литского «Точка опоры» и был приятно удивлен, как умеют совпадать события в жизни. Мое чтение никого не отвлекало, поскольку дочь отвлечена своими друзьями и знала, что лишь на природе я читаю вслух. Мне хотелось посоветовать ей эту книгу, но она не особо любит читать романы. Ей ближе динамика, фантастика, триллеры… Что-то, что постоянно меняется и движется, а не «слюнтявые романы», как сама их называла. Но обязательно настанет время, когда ее сердце потянется к таким произведениям.
Иногда я отвлекался на еду, при этом не мешая компании Васи, хотя она сама была не прочь моего присутствия рядом. Затем, сложив книгу, я решил прогуляться по лесу. Буквально через метров так пятнадцать мой телефон захотел прервать спокойное и тихое уединение.
– Господин! – голос Кости начал разговор.
– Я же говорил не называть меня так! – оборвал его я, выдержав пятисекундную паузу, а после засмеялся. – Да не переживай ты так, что хотел?
– Может, соберемся завтра вечером втроем у меня? Что-нибудь глянем, поедим, поговорим, а то давно уже такого не было, – в голосе Кости чувствовалась дрожащая ностальгия.
– Да можно, почему бы и нет? – произнес я, подумав о дочери и глянув в ее сторону.
– Заметано, а если все же не придешь, штрафной получишь в свои ворота! – он пригрозил, посмеявшись, и положил трубку.
Я решил пройти вглубь леса и покопаться в своих мыслях о будущем. Под легким ветерочком шелестела листва деревьев, птички сидели на ветках и напевали какую-то песенку друг другу. Передо мной оказался пруд. Я присел прямо на траву, меня освещали лучи солнца и грели так же, как и еще несуществующие планы на будущее. Вдох и выдох моими легкими создавали умиротворение и покой. Лягушки прыгали то из воды, то в воду, то скакали мимо меня, желая обратить на себя внимание.
Я панорамно крутил головой, осматривая эти чудеса природы. Отчасти мне хотелось вернуться в то время, когда с нашей семьей было все хорошо, но уже не совсем видел в этом смысла. Жизнь «До» кардинально отличалась от жизни «После». Раньше мы вовсе не жили, а лишь создавали эту атмосферу вдвоем с дочерью, но после того, как все изменилось, и нашей семьи больше нет, я словно почувствовал свободу. Смог снова вдохнуть воздух, расслабиться, не думать о том, что все идет к чертям. Будто жизнь стала более спокойной, свободной и ароматной.
Рассказал бы я прямо сейчас, что произошло на самом деле, но боюсь, не время, поэтому, ни Вы, ни мои друзья даже не сможете догадаться, что случилось три года назад, когда мне было лишь сорок. Я уходил в мысли и снова возвращался в реальность, давая себе глоток действительности, дабы не утонуть в прошлом. В нем не нужно страдать или винить кого-то, в нем нужно разбираться, рефлексировать, чтобы будущее и настоящее не стало тем же, от чего ты так бежишь.
Иногда я вспоминаю цитаты из книг, которые я прочитал, но одна мне запомнилась на всю жизнь и звучит она так: «Деньги имей в кармане, а свое мнение при себе» из «Крылья для полета» Иноккендия Литского. Ну уж очень нравятся его произведения, он умеет писать что-то психологическое и эмоциональное под покровом романов. Из-за чудодейственного природного окружения меня повело на романтические суждения. Сейчас я винил себя лишь в том, что не взял с собой книгу для прочтения, зато в данный момент мог позволить себе думать обо всем, о чем не получалось в обычные дни. Мне даже хотелось прослезиться… Мой покой нарушило чье-то прикосновение, направленное на левое плечо.
Глава вторая. Начало конца
Я обернулся, но не увидел никого, и легкая дрожь прошлась по телу. Когда взгляд обратился в прежнее положение, предо мной стоял мужчина. Я, наконец-то, мог увидеть его при свете дня и распознать черты лица, чего и не особо хотелось делать. Глаза фигуры налиты ядерно-зеленым цветом, ни зрачков, ни радужки, ничего, что могло претендовать на способность этого человека видеть. Губы были то-ли заклеены, то-ли зашиты изнутри, но рот не двигался, поэтому создавалось такое впечатление. Мужчина выглядел, словно зомбированный. Обычно так родители представляют себе своего ребенка, который посидел в гаджетах дольше обычного.
Он снова начал что-то невнятно говорить, притом, что его рот вовсе не двигался.
– Помой машину! Помой машину! Она слишком грязная! – монотонил он.
Мужчина не был похож ни на одного, скольких я видел, и у меня сложилось ощущение, что они постоянно меняются. Он исчез, а мои глаза его больше не видели. Я успокоил свое на износ бьющееся сердце и периферическим взглядом заметил это существо справа. Оно исчезало, видя, что я обращаю на него внимание, а затем снова появлялось, оставляя мне невидимую дорожку и куда-то ведя.
Мой мозг ничего не придумал лучше, как встать с травы и двигать тело вслед за ним. Мы оказались не так далеко от последнего местонахождения, вырытая яма привлекла мое внимание. Мужчина с кислотно-зелеными глазами и обездвиженным ртом сел на корточки и указал одной рукой на то, что находилось в небольшом углублении в земле. Там располагалось что-то блестящее и сверкающее на солнце. Это оказался кристалл: прозрачный, отражающий небольшой участок травы под ним, словно хрустальный пьедестал. Многогранный и такой красивый, но я не знал, какого вида, потому что видел впервые. Мужчина протянул руку, будто зазывал положить мою на его, но что-то меня кольнуло в сердце, предостерегая от неизбежного, поэтому я не стал ничего делать.
Забрав интересную находку, тело повело на предыдущее местонахождение. Фигура появилась предо мной и перегородила путь назад, я развернулся в противоположную сторону, чтобы, таким образом, обойти это существо, но увидел знакомое мне здание.
– Это же мое место работы! Атомная электростанция! – прокричал я себе, но потом не понял, как она тут оказалась вообще.
По телу снова пробежала дрожь, а неизвестный мужчина потянул меня своим исчезновением и появлением вглубь места, которое было мне так знакомо и в то же время неузнаваемо. Оказавшись на входе, другая похожая фигура с такими же глазами и обездвиженным ртом начала мямлить.