
Полная версия
За невидимой тенью безликой химеры
Отправив напарника, теперь-то уж можно назвать его таковым "на все сто", переодеваться, сам принялся за извлечение добычи. Целых четыре горошины и пять споранов в довесок, очень неплохо, – будущее стало видеться абсолютно безоблачным и манило перламутрово-розовыми тонами.
От золотых грёз меня отвлекло явление призрака в белых одеждах, я аж внутренне вздрогнул от неожиданности. Худой в белом кителе официанта выглядел зловеще, проявившийся в полумраке ниши, где имелся выход на кухню и подсобные помещения, он что-то жевал и стряхивал крошки с ладоней. От былого наряда остались только кроссовки, всё остальное, получается, было измазано кровью. Ну хоть не потеряется в темноте ночного леса.
– Хват, ты говорил, что тут можно неплохо перекусить, я же нашёл только сыр, хлеб заплесневелый…, от мясной нарезки остались лишь куски обёртки, какая-то тварь из-за неё раскурочила холодильник.
– Банкет отменяется, кто-то нежданный и очень настырный желает присоединиться к нашей компании.
Во истину "опыт сын ошибок трудных", не встретив от партнёра возражений, не теряя ни секунды времени, мы в самом бодром темпе устремились прочь из этого негостеприимного места.
В лесу сразу вспомнил о тепловизоре, – так необходимом нам теперь «рояле в кустах». Кроны деревьев скрывали темнеющее небо и всё вокруг растворилось в густых сумерках. Как нельзя кстати пришёлся опыт ночного бегства из Южного. Пять минут на отработку взаимодействия, и мы двинулись навстречу уже знакомым приключениям с колючими пощёчинами ветвей, коварными тычками сучьев и предательскими ямами нор и выворотней.
В течении следующего часа скорость передвижения упала настолько, что дальнейшие усилия теряли хоть какой-то смысл. Выбрав подходящее место, я скомандовал "привал".
Разбить мало-мальски оборудованный лагерь не имелось ни малейшей возможности, и легко одетый напарник уже через пять минут стучал зубами, пришлось одолжить ему свою суперфирменную куртку. Не люблю я этого, – отдавать кому-то своё имущество, пусть и на время, – всё равно кто-то внутри меня получает тяжёлую травму, и так страдает, так страдает, что даже мне плакать хочется.
Вскорости взошла луна, её призрачного света едва хватало, чтобы рассмотреть силуэт впереди идущего, но я решил максимально оторваться от таинственного преследователя. Очевидно, что это не заражённый, им такие трудности как недостаточное освещение неведомы. А я, с некоторых пор, не ощущаю приближения угрозы и даже наоборот, – двигаясь по тёмному лесу, мы явно удаляемся от её источника. Значит это человек, и те выстрелы, что мы слышали накануне, были неслучайны. Особых кандидатов на роль догоняющих у меня не было, единственная сила, которой я умудрился перейти дорогу в последнее время, это муры, и учитывая "картину маслом", что оставили после себя Март и Дин, о намерениях "отбросов общества" можно особенно не задумываться. Теперь, примеряя на себя "выход в открытый космос", я внутренне леденел и, периодически оборачиваясь, помогал Худому проходить особенно сложные участки.
Рассвет застал нас на дороге, с которой мы сошли, срезая часть пути. Если не будем терять темп, то через пару-тройку часов доберёмся до патрулей и относительной безопасности.
Худой, и в самом деле не отличающийся атлетическим сложением, за часы, прошедшие с момента воскрешения, вовсе превратился в обтянутый кожей скелет, его заметно шатало, – регенерация требует ресурсов, а тут ещё этот марш-бросок.
Благо, в обжитых районах нет проблем с провизией, так что полчаса, требующиеся на скорый завтрак, особой погоды не сделают. На добрый лад настраивало и пропавшее ощущение преследования, значит не зря мы тыкались впотьмах и ломились сквозь по-утреннему сырой подлесок.
На одном из перекрёстков ожидаемо повстречали мангруппу и, не желая больше рисковать, просидели следующие часы в привычном для меня бронированном брюхе транспортёра, созданного местными самоделкиными на базе четырёхосного самосвала.
До Южного, как я и рассчитывал, добрались в середине дня. Естественно, первым делом к знахарю, новые вопросы задать и истребовать ответы на старые.
***
С момента возвращения в стаб, я не спешил к нему с визитом, – после откровенного разговора с Катраном меня не покидало подозрение, что этот ловкий эскулап провернул какую-то свою интригу, в которой я оказался не просто статистом, но и одним из щедрых спонсоров чужого проекта.
Мой бывший командир, пока я ещё был в его распоряжении, дал исчерпывающую аттестацию недавним компаньонам: «Никто свои умения не афиширует. Да, пока ты в группе, то невольно демонстрируешь свой дар, соответственно бойцы знают твой уровень, но это залог успешной команды. Затем, по мере, открытия новых граней и появления новых способностей ты волен действовать на своё усмотрение: скрыть или повысить свой статус в группе, объявив о новых умениях. Лич был ликвидатором, а девчонки иногда работали с ним, прикрывали на переходах. Эти трое очень опасные люди, привычные к хладнокровным убийствам, особенно Лич. Как именно теперь он убивает, мне не известно, но раньше вроде как бил с дистанции, причём я всегда считал главным его умением просчитывать последствия своих атак и выходить сухим из воды. Когда он ходил ещё под чужим командованием, то выбирался из переделок где погибали десятки рейдеров, а парни, которым улыбалось уцелеть, говорили о нём как о заговорённом, что только рядом с ним было безопасно. Я тогда и услышал, что метров с десяти он может остановить сердце слабенького заражённого или обычного рейдера. То есть он как своеобразный повелитель смерти, держал в руках чужие жизни, почти в буквальном смысле. «Лич» это именно оттуда пошло».
И всё же игнорировать Алмаза было невозможно. Изменения в организме физически не ощущались, не было такого, чтобы я проснувшись утром почувствовал нечто новое в своём теле, но всё же приходилось постоянно отмечать накопление признаков перерождения: ногти на руках и ногах стали прочнее и почти из идеально плоских пластин превратились в округлые чешуйки, на внутренней стороне каждой обозначилось ребро жёсткости, ещё немного и на моих пальцах отрастут полноценные когти. Теперь маникюр для меня процедура первостепенной важности, – никогда не думал, что пилки для ногтей бывают с алмазным напылением. В какой-то момент вдруг обнаружилось, что воротники рубах перестали застёгиваться на верхню́ю пуговицу. А затем, потирая как-то в глубокой задумчивости шею, отметил необычно выпирающие позвонки. Более тщательное прощупывание собственного хребта, привело к неутешительному выводу, шейный и грудной отделы позвоночника вовсю претерпевают странные метаморфозы: позвонки становятся шире и толще, и на каждом формируется костный нарост, пока почти незаметный визуально, но уверено пальпируемый.
Я сразу понял в чём дело, но воспринял открытие на удивление спокойно, – я найду выход, один шанс я упустил, но теперь точно не оплошаю, надо только не опускать руки. И первым делом следует засунуть обиды куда подальше и топать к знахарю.
Алмаз излучал радушие, встретил как старого знакомого приветственно распахнув объятия:
– Здравствуй, здравствуй! Что же это Вы, уважаемый, совсем и про ружьё своё забыли и про книги, а уж про Вашего покорного слугу и речи нет, – Вы теперь личность известная, можно сказать знаменитая.
Знахарь светился золотым червонцем, от моего недовольства не осталось и следа. Разговор складывался легко, мы без лишних церемоний перешли на скользкую тему недавнего похода и подбора членов команды. Я позволил себе прямо высказаться о неблаговидной роли собеседника в этом процессе:
– То ли Вы умеете мысли читать, то ли ещё как-то можете просчитывать клиента, не суть. Главное, всё то время Вы манипулировали мной? Втянули в компанию маньяков-убийц…, только потому что они завязали, уверились в их раскаянии? Чёрт побери, да Вы псих! Меня ведь запросто могли кинуть, – скрипач не нужен!3
Алмаз молчал, плотно сжав губы и не отрываясь, глядел мне в глаза. Спустя минуту, он неожиданно сменил тему:
– Давайте поиграем в шахматы, – коробка уже стояла на столе и мой собеседник, раскрыв её, принялся выкладывать фигуры, – Самое главное сохраняйте спокойствие, не нервничайте, следите за дыханием, старайтесь контролировать тембр голоса, он должен быть ровным, тогда удастся отсечь часть информации, неконтролируемо транслируемой окружающим. Потом глаза – концентрируйтесь чтобы они не бегали. Человека с мечущимся взглядом легко поймать: глаза на мгновение замирают, когда сознание откликается на значимую фразу или же фиксируется на важном предмете. Есть ещё масса приёмов и ухищрений чтобы влезть в сокровенные мысли человека, читать их вовсе не обязательно, да и вряд ли возможно, даже в этом мире, поверьте мне.
– Всё равно признайтесь, – я и вправду завёлся от собственной речи и теперь пытался взять себя в руки, сбавить обороты, – Вы поставили меня на самый край пропасти, ведь напряжение в отношениях с Личем ощущалось почти до самого окончания охоты.
– Лич человек повидавший всякого, всех его Умений даже я прочитать не смогу, он здесь очень давно и не станет просто так убивать. Здесь было что-то другое, зачем-то ему вдруг понадобился этот поход. Ключевое слово здесь «Вдруг». Я и не помню, когда он был у меня последний раз, а тут появился неожиданно и о Вас заговорил. Этот человек непонятен мне. Вот и сейчас с этой вашей Настей как с писаной торбой возится, к себе забрал.
Моя рука с шахматной фигурой сжалась в кулак.
– Я один, один! Ничего не получил! Зеро! – утихнувшая было буря эмоций, вновь стала закручиваться в тугую спираль самого чёрного и разрушительного торнадо. Стиснутые пальцы побелели и вдруг, в правой кисти, что-то хрустнуло, я испуганно разжал кулак, – на ладони лежала переломленная фигурка короля, острые грани светились теплым оттенком белого цвета с едва заметным сетчатым рисунком. Бивень мамонта! Я затравлено посмотрел на знахаря.
– Вы зашоренный и неблагодарный человек. Вы получили больше всех. Проглоти Вы ту жемчужину и всё – поговорили и забыли. А сейчас Вы событие. Иммунные, которые хотя и утратили, забыли свои человеческие чувства, тем не менее, хорошо помнят то бешенство и ужас, которые их сопровождали в течение месяцев, а то и лет медленной трансформации, помнят ощущение полной беспомощности и невозможности противостоять этому перерождению. Вот они точно оценили такую жертву, каждый примерил ситуацию на себя, – поверьте мне. Конечно, большинство посчитало Вас идиотом, но теперь Вы точно не «пыль с ботинок», которую можно отряхнуть и забыть. А ведь именно так относятся к населению Южного лучшие люди нашего города.
Спорить дальше не хотелось. Мы молчали. Испорченный шахматный гарнитур полностью занял мой разум, вытеснив оттуда и «Похищение Европы», и «предательское коварство».
Глава 7 Потаённые страхи (возмутительная корреляция)
Гарнитур оказался действительно из слоновой кости. Но он не являлся особенной проблемой, на одном из кластеров этот редкий набор появлялся регулярно и при желании подобными фигурками можно было обеспечить любого желающего. Зато в итоге я получил ценный совет и обзавелся, в придачу, обязательным для культурного человека занятием, именуемым «Хобби».
«Нельзя злобу держать в себе, заталкивая поглубже, – поучал меня знахарь, -нужно вытаскивать её, работая с раздражителем и перерабатывать, утилизировать, разбирать на составляющие, упрощая проблему, или наоборот двигаться от простого к сложному – анализ и синтез, дедукция и индукция. Для тренировки попробуйте взять второстепенную проблему, совсем второстепенную и попробуйте её решить одним из методов».
Вот я и взял себе в проблему, – разобраться с шахматной программой. Теперь я ненавижу шахматы, раньше любил, а сейчас ненавижу, но всё равно сажусь играть каждый день. Меня тошнит от одного вида бело-зелёных клеток на мониторе. Эта сволочь, компьютер, делает со мной что хочет: на девятом уровне разносит меня в пух и прах, не оставляя ни малейшего шанса, я даже не успеваю разменять половину фигур; на пятом уровне я побеждаю в половине партий и могу даже примерно определить в какой момент он мне поддался, но вот именно этот момент и выбешивает больше всего – иногда он жертвует тяжелую фигуру, я отмечаю у себя в голове «слив засчитан» и тут же он ставит мат. Если бы это был персонифицированный биологический объект, то я бы одел эту шахматную доску прямо ему на голову, а тут остаются только потоки ругательств и проклятий, как инструмент психологической разгрузки. Иногда очень хочется пойти и набить морду знахарю, этому самоуверенному кретину. Но где-то в глубине сознания сидит твёрдая убеждённость, что он прав, – чтобы выживать и конкурировать с самыми успешными иммунными, необходимо научиться думать на три-четыре шага вперёд, и что-то надо делать с раздражительностью… Помноженная на ничем не подкреплённые амбиции она даёт совершенно омерзительный результат под названием спесивость.
Я стал практиковать дыхательные упражнения: вначале просто глубоко дышал, потом стал концентрироваться на вдохе-выдохе, затем на сердечной активности, пытался успокоить пульс в такт дыханию. В конечном итоге перешёл к практике дыхания под статической нагрузкой, то есть дыхательные упражнения в определённых, нагружающих крупные мышцы, позах. Раздражительность, а тем более бешенство и агрессия остались в прошлом, но вот только эта электронная гадина всё равно не желала сдаваться, игнорируя накопленную мной прану. «Но я всё равно тебя раздолбаю, чёртова железяка!»
И вот я снова давлю на звонок хорошо знакомой мне квартиры. Алмаз по своему обыкновению «у себя» и широким жестом приглашает войти.
Я предполагал, что мой протеже станет интересен знахарю, но не думал, что настолько. Этот мозгокрут провозился с парнем неприлично долго и по моему наблюдению остался недоволен, – выглядел уставшим, на лбу выступила испарина и…, ему даже потребовалась доза уксусного раствора! Это феноменально! Я впервые вижу, как знахарю требуется допинг, что-то у него там не получается.
Пассы руками вокруг тела клиента сопровождались вопросами. Первоначально Алмаз расспрашивал Худого, но в какой-то момент переключился и на меня: зачем я потащился в рейд; почему не присоединился к стронгам; как относился к ним до допроса пленных и после. А потом начал изводить глупыми вопросами о моих чувствах к Худому. Я сперва старался быть точным в ответах, всё же работает человек, а потом как-то разволновался: «Это к чему он мне о чувствах вдруг…, на что этот козлина намекает?»
Спустя весьма продолжительное время окончательно выдохшийся специалист наконец опустился в своё кресло и откинувшись на спинку прикрыл глаза. Затем по его лицу пробежала вымученная улыбка и закинув ногу на ногу он снизошёл до объяснений:
– Случай редкий, звучит, конечно, банально, здесь каждый второй случай редкий, но тем не менее… Дар, который Вам, молодой человек, достался сложно описать. Это точно не «воскрешение», – движение рукой в мою сторону пресекло почти неминуемое пререкание, – хотя и факт возвращения к жизни я не ставлю под сомнение. То, что произошло это лишь грань огромного целого, пока ещё только формируемого и мне непонятного. Даже не так, – не постижимого для меня.
Знахарь умолк, мы оба тоже молчали. Худой – новичок, ему пока не доступен смысл и вся невозможность услышанного. Для него это сродни визиту к шарлатану-экстрасенсу: вон, как глазами водит, ищет, наверное, магическую сферу или хрустальный череп. Я же, в мыслях своих, за одно мгновение успел и разочароваться, из-за крушения таких блестящих перспектив, и вновь преисполниться оптимизмом. У меня с этим легко, – «меня обманывать не трудно, я сам обманываться рад»4. Надо полагать, что Худой получил какое-то уникальное умение, а невероятно одарённый иммунный – это подходящая компания. Теперь надо только вытрясти из хитрюги знахаря всю информацию до самой последней крупинки.
Алмаз, между тем, поставив чайник, готовил вместительный заварник. О! чай будем пить, – значит нас ждёт увлекательная история и мне, может быть, не придётся особенно напрягаться. Додумал эту мысль и ощутил, как тоскливо заныло в груди: «Чего я себя обманываю, этот матёрый интриган, зверюга, опять задумал что-то нехорошее, и наверняка с моим участие». Но деваться-то некуда, мы ничего конкретного так и не разузнали, а значит придётся сидеть и покорно наблюдать как этот паук будет плести свою сеть из очевидных доводов и логических допущений, а когда спеленает нас по рукам и ногам, пустит свой яд, – предложение, с которым невыносимо сильно захочется согласиться. Но я дал себе зарок: ни при каких обстоятельствах я не позволю развести себя на очередную жемчужину, – её, собственно, у меня и нет. Теперь даже в мечтах я не затрагиваю скользкую тему добычи вожделенного трофея. Ну…, или почти не затрагиваю.
Алмаз вернулся к нам с заварником укрытым войлочным колпаком. Расставив чашки из какого-то вычурного невероятно тонкого фарфора, он уселся на своё место, сцепил пальцы, уперев руки в подлокотники, и наконец озвучил результаты своего исследования:
– Я о таком ни то что не слышал, но и вообразить подобного не мог, думал уже вряд ли что-то меня удивит…, оказалось напрасно. Стикс бесконечен и непредсказуем в своих фантазиях. В полной мере я не могу описать, всё что сумел ощутить, но если коротко, в двух словах, так сказать, то это Умение лучше всего называть «Исполнение желаний».
Знахарь умолк. Я немножко растерялся, услышанное никак не укладывалось в мой набор возможных вариантов сотрудничества, сиречь, – эксплуатации Худого в вопросах добывания споровых тел.
– С какого рожна сделаны такие выводы?
– Это что, я теперь в джинна превратился?
Мы с напарником одновременно после продолжительной паузы выстрелили в знахаря вопросами. Тот, не сдержавши самодовольной мины на лице, продолжил лекцию:
– Главный вывод в том, что я не могу судить о выпавшем подарке Улья в полной мере, но из собственных ощущений и ваших рассказов совершенно определённо следует факт применения Уменья: один раз в компании стронгов, второй – при фатальной атаке заражённого. Каждый раз проявления Дара сопровождались твоими, Хват, страстными желаниями в условиях сильнейшего стресса. Вначале это была попытка вытащить несчастного мальчика подальше от кровавого безумия, затем стремление защитить от гарантированной смерти. Материализовались взаимные чувства невероятного накала.
«А мне – всё по хуй:
Я сделан из мяса
Самое страшное, что может случиться:
СТАНУ ПИДАРАСОМ !!!!!»5
Слова известной песни сами собой всплыли в сознании. К лицам с нетрадиционной ориентацией всегда относился спокойно с пониманием. Знал, что корреляция между гомофобией и латентной гомосексуальностью доказанный факт и замечая парня помешанного на внешности, всякий раз одёргивал себя на полуслове «пидо…». Духовной работой этой я очень гордился, признавая себя человеком цивилизованным и толерантным. Раздражала лишь нарочитая эпатажность и навязчивость отдельных представителей этого племени, порой принимающая зловещие формы диктатуры гомосеков. Люди эти были мне неприятны и отвратительны, и поэтому лично себя даже в мыслях не мог отнести к голубому сообществу, а тут звучат обвинения, ну или намёки на проявление дурных наклонностей. Я собрался было обрушиться на знахаря с гневной речью и убить его праведной яростью обсценной лексики, но тут главное не переходить на личности. Оскорблять Алмаза я опасался, ведь помимо Катрана это единственный человек из уважаемых людей Южного, с которым можно свободно общаться. Я запнулся, пытаясь отфильтровать все глаголы и междометия способные опрокинуть его честь и достоинство, – завис, казалось, на целую вечность. Воздух рвался из лёгких, заставляя багроветь лицо и до боли раздувая щёки.
Знахарь не только нисколечко не смутился, но и решил ещё больше обострить мою реакцию, нарочито спокойно продолжив увещевания:
– Хват, дорогой, ну полно так горячиться, это сейчас нормально, у нас открытое и толерантное общество, – говоривший вдруг не выдержал и, прыснув коротким смешком, разразился затем настоящим хохотом, сквозь приступы удушающего смеха, комментируя, – Видел бы ты свою физиономию, жаль нельзя видео записать…
Мой гнев, вспыхнув радужными кругами перед глазами, схлынул, оставив липкий пот, спазмы в горле и сжатые кулаки. Опыт, – бесценная вещь, и способность усваивать его, отличает людей успешных от неудачников, – кидаться оскорблениями или бросаться на собеседника с кулаками не самая выигрышная стратегия оппонирования, это-то уж я знал наверняка.
К тому моменту, когда Алмаз отсмеялся и утирая слёзы, вернулся к разговору, я был абсолютно невозмутим.
– Это шутка, Хват. Извини, трудно было удержаться, – тон говорившего действительно приобрёл просительные нотки и рассказ вновь вернулся в серьёзное русло, – Умение парня в самом деле заточено на стороннее пожелание. Он не сам генерирует идею, а ищет её во вне, как ищут помощь, поддержку. В плену, скованный по рукам и ногам он не видел для себя иного спасения кроме как уповать на благоприятное стечение обстоятельств, внешнее воздействие. Вот тут-то ты и подвернулся, встал на его сторону… Второй случай, это конечно фантастика, но это Улей, здесь удивляться можно бесконечно.
Знахарь прервал свою речь и принялся разливать по чашкам настоявшийся чай, в воздухе разлился терпкий успокаивающий аромат. Ни я, ни Худой больше не встревали с вопросами. Знахарь отхлёбывал напиток с громким сёрбаньем, сопровождая всасывание кипятка шелушением золотинок от шоколадных конфет. Я тоже сосредоточился на угощении, поедал сладости, разглаживая картинки обёрток, но ни один вкус мне не понравился. Первоначально восхитительные шоколадные нотки, мгновенно сменялись омерзительной кислотой или вульгарной химической приторностью начинки. Хотелось плеваться. Глотать эту мерзость решительно не доставало никаких сил. Алмаз, делая паузы и вновь возвращаясь к разговору, полностью завладел инициативой. Он единолично вёл разговор, но я уже понял, что в финале мне будет предложен очередной квест, где наградой станет исполнение самого заветного желания.
– Сравнение с джинном не совсем точное. Просто так исполнить желание Хвата, или кого-то ещё, не получится, по крайней мере на данном этапе развития Уменья. Мне оно видится огромным цветком подсолнуха, придавленного каменной плитой, из-под которой торчит лишь пара лепестков, как раз по количеству исполненных желаний. Ты, – он обратился к Худому, – не можешь их коснуться, не чувствуешь даже. А я не могу высвободить твой Дар, поднять эту плиту, – не под силу это мне. Вот коснуться высвобожденного Дара, активировать уже сработавшие сценарии думаю получится. Например, если тебя сейчас убьют, то это как раз один из таких сценариев, – я смогу тебя оживить.
– А Хват может? – подал голос Худой.
Алмаз немного промедлил с ответом.
– Не уверен. Тут важен не столько актор сколько сила эмоции, концентрация на реципиенте, степень отчаяния, ну и твоё особенное состояние конечно. Боль, ужас…, ну ты понял.
Теперь уже мы умолкли все втроём и в полной тишине продолжали чаепитие. Я в общих чертах представлял себе ситуацию, но не видел перспектив монетизации описанного Умения. Разочарование и уныние поселились в моей душе. «Опять самолёт!» – вспомнилась запись в дембельском альбоме одного моего товарища.
– Кстати, Хват, а кто это прилепил тебе такую ловкую метку? И ведь невидно почти, тонкая работа.
Глава 8 На старые грабли
Какого чёрта! Метка, это серьёзно и не понятно ведь, кто её мог мне навестить, сложно даже предположить кому понадобилось отслеживать мои перемещения. Стронгам? Не думаю, они умчались на своём чудо-мобиле и забыли обо мне в тот же миг. Я перестал для них существовать, когда пренебрёг оказанной честью – не вступил в ряды "воинов света".
В стабе всё закрутилось настолько быстро, что никто не знал о рейде, для меня самого это мероприятие свалилось как снег на голову. Людей, кто мог бы провернуть подобный трюк, раз-два и обчёлся: "хозяин", кладовщик и ещё три, максимум четыре случайных человека. В то утро на улице вообще было пустынно, меня точно никто не коснулся, так же как и в здании администрации, но на складе, где я «превратился в хомяка», там могло случиться что угодно.
От снятия метки я отказался, успокаивало, что она сама исчезнет через пару дней. Если кто-то тайно следит за мной, то пусть остаётся в неведении о провале секретности своей миссии. В ближайшее время я точно не собираюсь покидать стаб.
Скоротечный рейд принёс неожиданные результаты: Худой, его талант, масштаб которого так удивляет знахаря, всё это требует немедленных энергичных действий. Иначе могу вновь остаться у разбитого корыта, бездарно упустив возможность прикоснуться к настоящему чуду. Этот парень сможет мне помочь если не сразу, то с течением времени обязательно, более того, знахарь уверяет, что и сам я не буду лишним в окончательной инициации, – связь какая-то…, тьфу на него.