1977

Встав в центре участка осмотрелся. Все вокруг казалось до боли знакомым, но в то же время абсолютно чужим. Вот баня – будто близнец моей, только слишком новая, свеженькая, без следов времени. Даже стояла точно там же. Но сарай… его у меня не было. На его место у меня дача. А вместо того дома у меня малина растет.

Мой взгляд скользнул к ели. В памяти всплыла картина: да, у меня тоже была ель, только гораздо больше, раскидистее. А эта – крохотная, всего метра полтора, будто еще ребенок, которого принесли в этот мир. Взглянул на соседский участок. Да, там все выглядело точно так же, как у моего соседа. Только вот как-то чересчур ново, как будто дом и заборы построены пару лет назад.

– Что за черт, – прошептал я, ощутив холодок, пробегающий вдоль спины.

Я достал из кармана телефон – сети не было. Сделал несколько снимков: баня, дом, сарай, участок. Ель тоже не забыл сфотографировать. Когда вернусь обратно, внимательно рассмотрю все кадры, может, найду какую-то зацепку.

Вернувшись к дому, я осторожно отворил калитку и вышел на улицу. Передо мной простирался ровный слой снега – ни следа, ни единого намека не движение машин. Странно. В моем мире здесь уже давно бы кто-то проехал, оставив колеи. Я двинулся по улице, решив провести небольшую разведку. Долго задерживаться не хотел – холод сковывал тело, пробираясь под ветровку все сильнее. Сделав фотографию улицы, сунул телефон обратно в карман и, обняв плечи руками, двинулся вперед.

«Дойду до первого перекрестка и сразу назад», – решил я про себя, понимая, что замерзаю. Возвращение к порталу казалось самым разумным вариантом в этой ситуации, но любопытство грызло меня изнутри.

Улица казалась до боли знакомой. Почти те же дома, только все выглядели чересчур свежо. Вот, например, дом, точь-в-точь как у Петрова, моего соседа. На оконных рамах – новая синяя краска, стены побелены недавно. На крыше, как и у Петрова, указатель ветра в виде Бабы Яги на метле. Помню, Петров как-то рассказывал, что эта фигурка с советских времен, и каждый раз смеялся, называя ее тещей. Я остановился, пристально смотря на Бабу Ягу. Здесь она была выкрашена в ярки синий цвет, а у Петрова давно покрылась ржавчиной, была поеденная времен и дождями.

Решив не задерживаться, я двинулся дальше, и тут заметил еще одну странность, которая повторялась на каждом участке, как дежавю. Заборы. Они здесь все деревянные, простые и новые, аккуратные, почти игрушечные. У нас на улице почти все уже давно сменили ограждения на профнастил – надежнее, практичнее.

«Что это за чертовщина?» – подумал я, шаг за шагом пробираясь вперед по этой странной улице, пытаясь найти хоть что-то, что объяснит происходящее.

Я остановился на перекрестке и огляделся. Откуда-то тянуло дымком, словно кто-то растапливал печь или баню. На соседской улице стояла серая «Копейка», то есть «Жигули», но выглядевшая слишком прилично, будто ее только что выкатили из гаража какого-то педантичного коллекционера. Она сразу привлекла мое внимание. Номерной знак бросался в глаза: «46-19 ККА».

Подойдя ближе, я заглянул в салон. Все внутри было в идеальном состоянии – почти как новое. Руль, сиденья, даже приборная панель выглядели так, что машина только что сошла с конвейера завода. Я хмыкнул, пытаясь осмыслить увиденное. Взглянул на дом, стоявший рядом. К калитке по снегу тянулись следы. Мелькнула мысль позвать хозяина и пристать к нему с вопросами, но что-то во мне моментально отмело эту идею. Не знаю почему, но мне казалось, что это приведет к чему-то нехорошему, к тому, чего мне лучше не знать.

Оглядевшись по сторонам, я достал телефон и сделал снимок «Копейки». Потом, поежившись от холода, заметил, что пальцы ног уже не чувствовал, и решил больше не задерживаться. Пора возвращаться к порталу.

« Что за странные дела творятся…» – пронеслось в голове, пока я быстрым шагом направлялся обратно.

Закрыв калитку за собой, я замер на месте и оглядел участок. В этот момент меня осенила догадка, настолько внезапная и дикая, что я тут же отмахнулся от нее, посчитав абсурдной. Однако мысль вернулась, не давая покоя. Я хмыкнул, словно в ответ самому себе. Тут мой взгляд упал на ржавый гвоздь, лежащий на подоконнике. И мне в голову пришла совсем нелепая идея. Хотя, подумав, я решил что в нынешней ситуации это не так уж и глупо – просто своего рода эксперимент.

Взяв гвоздь, я пошел в сарай за лопатой. Вернувшись к ели, я огляделся, проверяя, не смотрит ли кто. Чувствовал себя так, словно готовлюсь к какому-то тайному ритуалу. Абсурд! Я собирался вбить ржавый гвоздь в ствол ели. В здравом ли я уме? Сомневаюсь. Но вся эта ситуация давно вышла за пределы здравого смысла.

Стук лопаты о гвоздь разносился по участку. Каждый удар эхом отдавался в моих ушах. Когда гвоздь был вбит до самой шляпки, я быстренько вернул лопату на место в сарай. Теперь осталось одно – вернуться через портал. Я поднялся наверх. Одна только мысль о том, чтобы снова шагнуть в него, оказаться в этом черном, вязком нечто, заставали меня вздрогнуть. Но выбора не было. Набрав полные легкие воздуха, я пересилил свой страх и шагнул в портал, готовясь к тому, что снова окажусь в странном месте…

Опять темнота. Снова это вязкое, как болотная тина, ощущение – и на этот раз сильнее. Я застрял. Тело буквально прилипло к этому черному студню. Наклонившись вперед, я напрягся так, что заложило уши, мышцы заболели, но я пробивался через это тягучее препятствие. В какой-то момент портал сдался, как животное, выпустившее свою добычу, и выплюнул меня на пол чердака.

Я рухнул с глухим стуком, почувствовав, как грубо счесал подбородок. Хорошо хоть рот был закрыт, иначе бы язык себе откусил. Поднявшись на локоть, я оглянулся на портал, ожидая увидеть там… кого? Или что? Ничего. Портал остался таким же пустым и загадочным. Но ощущение, что что-то или кто-то наблюдает, не покидало меня.

Я вытер кровь с подбородка и бросил взгляд на Юру. Он все еще спал, как младенец, даже не подозревая, в каком месте я только что побывал. Я оперся спиной на стропила и достал сигарету. Чиркнул спичкой о коробок и табачный дым заполнил воздух чердака. Я сидел так минут пять, погруженный в странную смесь облегчения и пустоты – как после затяжного секса, когда сознание медленно возвращается в реальность.

Докурив, я затушил сигарету о пол, сжал в кулаке окурок и, наконец поднявшись, скрутил веревку и положил на пол. А потом медленно направился к выходу. Бросил взгляд на Юру и застыл на месте. В голове мелькнула мысль: а не разбудить ли его и не спустить вниз? Но тут же осекся. Какая, к черту, разница? Когда он проснется, вряд ли поймет, как оказался на чердаке. И, если честно, не думаю, что будет помнить про портал. Да и вообще, зачем его будить? Пусть спит.

Спустившись вниз, я повесил ветровку на крючок и вернулся к столу, но садиться не стал. Взгляд мой сразу же метнулся к ели, возвышающейся над участком, как старый, молчаливый стражник. Гвоздь. Я должен найти этот треклятый гвоздь. Пару минут я ломал голову, как лучше это сделать, а потом направился к даче. Спустя несколько минут я сидел на древнем диване и раскручивал колонку старого магнитофона. Он был здесь, чтобы мы могли слушать музыку на посиделках, но, честно говоря, толку от него было мало. Из двух колонок жива была одна, и именно та что сдохла я теперь разбирал, методично выкручивая шурупы.

Наконец, вытащил магнит – довольно тяжелый, размером с кухонную тарелку, как я и рассчитывал. Затем подошел к окну, сдвинул занавеску и, глянул, не пришли ли друзья. Нет, их не было. Последнее, что мне хотелось – объяснять, зачем мне понадобился магнит.

Вернувшись к столу, я взял кухонный нож и, сунув его за пояс, начал возить магнитом вдоль ствола ели, там, где должен был находиться гвоздь, где-то в метре полтора над землей.

Честно говоря, ситуация была абсурдной. Ни в каком кошмаре я не мог увидеть, что буду заниматься этим. Если бы кто-то увидел меня сейчас, например, сосед или друзья, то решили бы, что я свихнулся окончательно. В особенности Юлька, она наверняка сказала бы что-то вроде: «Ну все, вот и приехали, у Сереги белочка». Я усмехнулся, продолжал искать магнитом гвоздь и вдруг магнит дернулся к стволу. Есть! Бросив его на землю, я вытащил нож и начал сдирать кору. Лезвие медленно, но уверенно вгрызалось в древесину, оставляя глубокую рану на теле дерева. Через несколько минут я почувствовал, как нож наткнулся на что-то твердое.

Металл.

Неужели?

Когда я наконец разглядел шляпку гвоздя, холод пронзил меня, будто ледяная жидкость заполнила мои внутренности. Вот он. Это он. Гвоздь! Я уставился на него, и не мог поверить своим глазам. Туго сглотнув, вернул нож на стол, сел на табурет и налил себе водки. Осушил стаканчик, горло мгновенно обожгло. Несколько минут я сидел, не думая ни о чем. В голове была пустота. Мне нужно было прийти в себя.

Теперь я был уверен – я побывал в прошлом. Но какой там был год? Как определить? Я поднял взгляд на ель. Может, по ее высоте? Сейчас она, наверное, метров двенадцать, плюс-минус метра два. Но сколько ей лет? Насколько быстро растет ель?

Я вытащил из кармана телефон и полез в интернет. Нашел сайт фирмы, которая специализировалась на посадке декоративных растений. Пробежал глазами информацию.

– За десять лет – пять метров, за двадцать – восемь, за сорок – пятнадцать, – пробормотал я, читая с экрана.

Отложив телефон на стол, я решил прикинуть возраст моей ели. Вышло, что ей около сорока лет. То есть, если отнять сорок лет от нынешнего года, я был где-то в 1984-м.

– Охренеть, – прошептал я.

В этот момент до меня донеслись голоса с улицы, а затем взорвался женский смех. Следом послышался смех Сереги. Его смех, я ни с каким другим не спутаю. Ржет как конь. Вся компания собралась за столом.

– А где Юрок? И что с твоим подбородком? – спросил Женя, протягивая руку к бутылке водки.

– Спать ушел в дом, – сказал я, стараясь выглядеть спокойным. – А подбородок… ерунда, – отмахнулся я. Черт, совсем про него забыл!

– Почему не пришел? – вгрызлась в меня глазами Юлька.

– Я люблю уединение… – сухо ответил я.

– Ага, любит он, – фыркнула она.

Юра поинтересовался, кому что налить, и когда мы выпили, все продолжили живо обсуждать, историю, как мы ездили в прошлом году в Архыз. Видимо ее начали говорить еще на речке. Тогда в горах мы заблудились. Юлька сломала лодыжку, и мне приходилось таскать ее по горам на своих плечах. Ага, смешно им.

Я их даже не слушал, а думал, о портале. Значит, на той стороне – СССР, год 1984, плюс минус несколько лет. Мне открываются уникальные возможности. Там я могу стать, кем захочу, смогу увидеть своих родителей молодыми. Я был не в силах полностью осознать эти возможности. Сознание отказывалось в это верить. Я стал планировать, что сделаю на той стороне первым делом. Столько было планов, что они сменяли друг друга, сложно было выбрать что-то одно. Мои мысли были похожи на муравьев в перевернутом муравейнике.

– Сереж, ну хорош уже грузиться! – наконец-то обратила на меня внимание Юлька. – Ты на поминки пришел что ли? Развлеки меня, мне скучно!

Я был настолько погружен в мысли о СССР, что со стороны это выглядело так, как будто я был не в настроении. Веселиться мне сейчас хотелось в последнюю очередь. Я был похож на мальчишку, которому на день рождения подарили заветную машинку, хотелось с ней поиграть прямо сейчас, а меня звали за праздничный стол. Мне требовалось уединение.

– Норм все. В баню пойдем? – обратился я ко всем.

Компания единогласно поддержала предложение, и я пошел за дровами, а затем начал растапливать банную печь. Мысли, что ждет меня в СССР, продолжали крутиться в голове, как заевшая пластинка граммофона. Затем мне удалось переключиться на планирование второго похода на ту сторону. Думал я над этим уже сидя в парилке, в полном одиночестве и совершенно голый. Первый в баню пошел я, проверить парок.

Для путешествия на ту сторону нужна была подходящая одежда. Это не то, что можно было бы легко найти в Армавире – особенно в хорошем состоянии. Классика всегда срабатывает, верно? Я выбрал пиджак, брюки и рубашку. Везде уместно, даже в СССР. Но одно дело – выглядеть правильно, другое – не замерзнуть. Пальто. Черное, драповое – то что нужно. В СССР такие, кажется, носили. Может, никто и не заметит подвоха. И все-таки, что-то еще нужно… деньги. Да, нумизмат – отличная идея, но это потом. Сначала – просто прогулка в СССР.

Сегодня мы ночуем на даче, а завтра все разъедутся по домам. Я заберу костюм из дома и вернусь. Но как объяснить Юле?

Из предбанника донесся скрип двери. Кто-то постучал в дверь парилки.

– Сереж, можно войти? – голос Жанны. Только ее тут не хватало.

3

Из предбанника донесся скрип двери. Кто-то постучал в дверь парилки.

– Сереж, можно войти? – голос Жанны. Только ее тут не хватало.

– Заходи, если не стесняешься увидеть меня голым, – бросил я, даже не шевелясь.

Она захихикала, но не двигалась. Стояла за дверью, что-то обдумывая.

– Хочешь, я тебя веником отшлепаю? – предложила она наконец. – Только на живот ложись. А потом зайду.

Идея звучала так себе. Особенно если учесть, что Юлька где-то неподалеку.

– Не хочу, – сказал я коротко.

– Многое теряешь… Я мастерица по веникам, – загадочно добавила Жанна.

Она еще постояла там, за дверью, как будто ожидала чего-то. Я молчал. Затем снова раздался тот же скрип. Ушла.

Надо было на Жанне жениться. Девка – огонь. Рыжеволосая бестия и все у нее на месте: и попа, и грудь и мозги. В общем, как в советском фильме говорили? «Спортсменка, комсомолка и просто красавица». Но поздно боржоми пить. С Юлькой в браке уже два года. В последний год все как-то у нас пошло не по той траектории. Хотя, если честно, то через месяц после свадьбы. Когда живешь под одной крышей с человеком, узнаешь его новые грани… И в моем случае, открывшееся мне, было не так уж и приятно.

Сам виноват. Клюнул на ее красоту, шикарную фигуры, накаченные губы, доступность. Но как жена, я имею в виду, быт, она совершенно никакая. Стирать, убирать, готовить борщи – не для нее. Все, что она хочет от семейной жизни – чтобы я работал день и ночь, зарабатывал много денег, а она сидела дома, их тратила на тряпки, салоны красоты, иногда подрабатывая наращиванием ногтей. В промежутке между встречами с многочисленными подругами,естественно. В какой-то момент мне даже стало страшно, что она подрабатывает эскортом, а не к подругам ездит. Такие мысли я гнал прочь. Опускаться до слежки за женой не стал. Все тайное рано или поздно становится явным. Поживем, увидим.

Что там с СССР? Завтра, непременно завтра там буду. И уже подготовленный. Пить сегодня больше не стану. В завтрашнем путешествии я должен быть бодр и свеж. Я закрыл глаза и стал потеть дальше, выпаривать из крови остатки алкоголя. Говорят вредно это, но я недолго и осторожно.

На следующий день мы закончили свой отдых на даче, пришлось развозить всех по домам на своей «Девятке». Вернувшись в квартиру, я дождался, когда Юля уйдет к подружке, предупредил ее, что поеду к другу в гараж – помочь ему с ремонтом машины. Затем отыскал в шкафу пиджак. Какое время у меня отняла глажка брюк и рубашки. Потом еще пришлось возиться с пальто, очищая его от налипших волосинок и пыли. Спустился в машину я уже при полном параде: в костюме и белой рубашке, начищенных туфлях и перекинутым через руку пальто. И шапку не забыл – обычную черную шапку. В СССР таких, конечно же, еще нет, и она меня слишком засвечивает, но ничего, на один раз сходить туда – сойдет. Туфли пришлось надеть летние, тут уж другого выбора не было. Ничего, в СССР себе чего-нибудь присмотрю. Не забыл взять пакет со сменной одеждой, чтобы после возвращения переодеться, а свой костюм, рубашку и пальто, оставить на даче.

Уже через час я положил пакет со сменкой на дачный диван, поднялся на чердак и шагнул в портал.

Осторожно приоткрыв скрипучую дверь сарая, я шагнул в окутанный вечерними сумерками мир. Небо, словно раненное, кровоточило багряным заревом, а низкое солнце, было на горизонте и отбрасывало на белоснежный покров длинные, синие тени. Снег лежал чуть выше щиколотки, твердый, как камень, сковывая землю ледяным панцирем. Я вдохнул полной грудью и ощутил, как мороз щипал ноздри.

Осторожно пробрался через сугробы к калитке. Ее прилично занесло снегом. Перемахнув через нее, двинулся по заснеженной дороге. Достигнув шоссе минут через десять, я остановился. Мимо проехал красная «Копейка», а за ней, взметая снежную пыль, грохотал желтый автобус. Значок я не успел толком рассмотреть, но кажется, это был «Лиаз». Спереди у него были круглые фары.

За шоссе простирался Армавир. Перейдя дорогу, я пошел по тротуару, скрипя снегом. Многоэтажные жилые дома, выстроенные в плотный ряд, создавали монотонный архитектурный ансамбль. Балконы были не застеклены, в некоторых окнах горел теплый свет. Впереди замаячил продуктовый магазин. Его витрины, это были большие пыльные окна, украшены простенькими рисунками: масло, молоко в пакетах, огромная свекла и мясо. Вывеска над входом гласила: «Гастроном». Для меня это название было несколько архаично, но чему удивляться? Я в СССР. Хмыкнув, я решительно направился в магазин.

Дверь хлопнула за спиной, отрезая меня от улицы, и я шагнул внутрь тесного продуктового. Пол у входа был покрыт тонкой ледяной коркой – я осторожно ступил, чувствуя, как туфли скользят по плитке. Затем опустил воротник пальто. Холодильник-витрина, прилепившейся к стене, выглядел пустым и усталым: несколько кусков мяса на металлическом поддоне и парочка стеклянных бутылок с молоком, запечатанных фольгой. За прилавком стояла девушка в белой шапочке, фартук на ней такой же белый, а рубашка – красная. Шапочка чуть приоткрывала ее волосы – светлые, стянутые в тугой хвост.

Я оглядел потертые деревянные счеты, затем огромные весы, зеленые, с массивным циферблатом, которые будто смотрели на меня, как одряхлевший старик. Сделал пару шагов вперед и тут поймал ее взгляд. Усталый, слегка нервный. Она смотрела внимательно, с каким-то внутренним напряжением. Ее глаза скользнули по моему пальто, задержались на воротнике, на шапке, метнулись к правой руке – там обручальное кольцо, и вернулись ко мне. Встретившись взглядами, я попытался выдавить доброжелательную улыбку – возможно, она выглядела неуклюже. Ощущал себя не на своем месте. Как там было в фильме? «Земляне, мы пришли с миром!».

– Здравствуйте, – сказал я.

Девушка задержалась с ответом, словно собираясь с мыслями.

– Здравствуйте, – тихо пролепетала она.

Первый контакт состоялся. Теперь мы оба знали, что говорим на одном языке, и все стало чуть менее странным. Я прошел к прилавку, каблуки постукивали по полу, и оглядел полки. На них возвышалась пирамида из консервов, три бутылки шампанского стояли рядом, а в сторонке притаилась банка зеленого горошка «Globus». Ниже лежали пачки сигарет – вероятно, «Космос» или «Прима». Помню, батя курил такие, когда я был малым.

Перевел взгляд к весам. Рядом с ними стояли пустые конусные колбы с надписью «Сок». Все, кроме одной. В ней было что-то красное. Скорее всего, томатный сок. Рядом на блюдце – соль и ложечка. Хотя, может, и сахар, но я быстро догадался, что это соль. Для томатного сока.

– С наступающим вас новым годом, – неожиданно сказала девушка, разрезая тишину.

Я замер, не зная, как реагировать. Мой взгляд невольно метнулся к продавщице. Почему она это сказала? Чтобы просто заполнить тишину? Или захотела поговорить со мной?

– И вас тоже, – ответил я. – А какое сегодня число?

– Двадцатое.

Я усмехнулся про себя. Ну надо же – попасть в СССР аккурат перед Новым годом.

– Какое у вас интересное пальто, – вдруг сказала девушка, пристально разглядывая его, пыталась разобрать каждую его деталь. Затем ее внимание привлекла моя шапка.

Я почувствовал ее взгляд, луч рентгена. Пальто, конечно, модное – 2024 год, последний писк. В нем я выглядел как английский денди. Вот только какой черт меня дернул надеть его в СССР? В голове тут же промелькнула мысль: она, конечно, решит, что я шпион из США, или, как здесь говорят, разведчик. Сейчас сообщит куда следует, и не успею пройти и трех кварталов, как меня скрутят товарищи из Комитета. Встреча с КГБ – это последнее, чего мне сейчас хотелось бы. Хотя, может я просто накручиваю себе? Может, девушке просто хочется поговорить?

Все равно внутри похолодело, но я быстро нашелся, решив соврать напролом:

– На заказ шил, в Москве. Сейчас такое в моде.

Девушка недоверчиво прищурилась, но потом качнула головой:

– Причудливое какое. Я подумала, что пальто вашей супруги.

Я натянул улыбку, стараясь не выдать себя, и тут же решил сменить тему.

– Сколько стоит томатный сок? – спросил я, указав на ту самую колбу.

– Десять копеек за стакан, – ответила продавщица, не сводя с меня взгляд.

Сложно было поверить в такую цену. Десять копеек! И тут меня осенило: да я тут столько всего могу купить… Только надо найти у себя нумизмата. Помню, как деньги СССР чемоданами выбрасывали на помойку в девяностых. Вот бы сейчас такой чемодан! Но все сгнило уже лет двадцать назад.

– Будете покупать? – спросила девушка, выдернув меня из мыслей.

– Нет. Я вообще-то за колбасой пришел. Но, похоже, не судьба сегодня.

Я бросил взгляд на полупустой холодильник – для приличия.

– За колбасой завтра приходите. Утром. Будет завоз.

Я вышел на улицу, глубоко вдохнув морозный воздух. Мысли снова завертелись: сколько всего можно здесь приобрести, попробовать, увидеть… Завтра первым делом к нумизмату!

– Десять копеек… – пробормотал я себе под нос и невольно усмехнулся, шагая дальше в холоде чужого, но манящего времени.

Машины здесь проезжали редко – окраина города, видимо, не пользовалась популярностью у водителей. Наконец, мне навстречу пошли люди. Высокий мужчина, лет сорока, в черном пальто и брюках, шея закутана клетчатым шарфом, а на голове меховая шапка-ушанка. Он бросил короткий взгляд на мое пальто, на шапку – вряд ли что-то подобное ему доводилось видеть – и прошел мимо, не замедлив шаг.

Следом за ним шла бабушка, волоча за собой санки, на которых сидел ребенок, укутанный в плед так, что было видно лишь кончик носа. Бабушка в поношенной шубе, перетянутой на поясе ремнем, и валенках. На голове у нее пуховой платок. Она выглядела уставшей, слегка сгорбилась, и даже не обратила на меня внимания, все так же не спеша тянула за собой санки.

А вот за ними шла девушка. Серое шерстяное пальто с черным меховым воротником, на голове – пышная шапка бежево-оранжевого цвета. Наверное, лисий мех… хотя, кто знает. Над губой у нее родинка, глаза серые, губы бантиком, брови чернявые. Девушка внимательно посмотрела на меня, явно удивившись моему виду, и когда прошла мимо, обернулась еще раз, проверяя, действительно ли я существую, или показался ей.

Меня удивило еще кое-что – лица. Здесь, в СССР, у людей были совсем другие лица. Светлые, благородные. Сколько бы я ни всматривался, никак не мог уловить, что именно придает им эту особенность. Это шло изнутри, что-то, что жило в них, как интеллект, оставляющий на лице человека отпечаток мыслей, так и у этих людей: что-то внутреннее отражалось на их лицах. Может, это вера в светлое будущее или уверенность в завтрашнем дне. А может, совесть или порядочность, или ощущение сопричастности к чему-то великому, к Советской державе. Казалось, что у них внутри горит свет, и он очищает их лица.

В моем времени лица совсем другие. И таких лиц – целый легион. К сожалению. Там, за этими лицами, света точно нет. Как и веры в светлое будущее.

Мой батя застал распад Союза, когда был в самом расцвете сил, а затем пережил девяностые… Страшное было время, и многих оно погубило, а тех, до кого его костлявая рука не дотянулась забрать в небытие, остались перекошенными изнутри. Души их были разорваны, измучены, изуродованы. На лицах не было света. И некогда было его взращивать в своих детях – нужно было выживать, как-то крутиться, чтобы не умереть с голоду, чтобы хоть как-то подняться с колен. А дети росли сами по себе. И это тоже было страшное время. Те, кто выжил, внутри были искореженные, как и их родители. И света в их лицах тоже не было. Нет его у меня, и у Юльки, и у Женьки и у остальных моих друзей.

Я тяжело вздохнул и свернул во дворы, решив взглянуть, какими они были в СССР. Шел вдоль пятиэтажки, оглядываясь по сторонам. Дворы мало чем отличались от тех, что я видел в своем времени в Армавире. Те же самые пятиэтажки, те же подъезды. Разве что машин у подъездов было меньше, ни мусора, ни пустых пивных бутылок на земле. И запустения здесь тоже не ощущалось. В остальном… плюс-минус одно и то же.

Впереди, через два подъезда, группа собак налетела на девушку и окружила ее. На вид девушке было лет двадцать пять. Четыре пса, срывающиеся на лай, облака пара вырывались из их пастей. Скалили желтые клыки. Девушка стояла, парализованная от страха, не шевелясь. Кулачки сжаты на груди, в одной руки она держала ручку портфеля, за которым пыталась укрыться, как за щитом. На ней было темное пальто, под которым виднелась юбка, а голову покрывал белый платок.