Уродина. Книга третья. Польская карта

Повертевшись с боку на бок, Брехт плюнул и решил просыпаться, благо на востоке небо уже светлеть начало. Пошёл на первый этаж нашёл там кухню, в которой даже печи уже начали топить. Каптенармусы побеспокоились и для командиров полков, которых Иван Яковлевич пригласил на завтрак и совет, как петухи заголосят, готовили завтрак, пахло жаренным мясом и чем-то сладковатым. Бирон принюхался, о чаёк травяной с медом варят солдатики.

Угостили.

– Иван-чай? – Брехт присел на скамью у стены кухни и с удовольствием прихлёбывал ароматный напиток.

– Так точно, Ваше Высокопревосходительство! – гаркнул измайловец, что был старший у поваров. Сейчас все в одной одежде грязно-серо-зелёной, и чтобы полки отличать Брехт им буковки на погоны придумал. Имели такие буквы только гвардейские полки, остальные не заслужили ещё. Это как на погонах курсантов в будущем будет буква «К». «И» у измайловцев, «П» у преображенцев, «С» у семёновцев, «Г» носили гордо на погонах Георгиевцы и «К» кавалергарды.

– Не кричи так, народ разбудишь.

– Так точно, Ваше Высокопревосходительство!

– Всё. – Испортил, блин, настроение опять, аж в ушах от крика звенит.

– Иван Яковлевич! – кто-то тряс Брехта за плечо. И не заметил, как уснул, привалившись к стене. Там видимо какой воздуховод имелся и теплом этим сморило. Перед ним был Иван Салтыков. – Все собрались уже в зале, только вас ждём.

После завтрака и обсуждения вопроса, каким путём Россия пойдёт дальше, Брехт решил наведаться в один из костёлов. Хотелось найти тут главного католика, чтобы…

Ну, да по порядку.

Архиепископ Гнезно-Познанский Кшиштоф Антони Шембек запершись в Костёле Святого Иоанна Крестителя на вежливый стук младшего Салтыкова не открыл двери дубовые. Дверь, полукруглая вверху, была высотой метров пять и судя по огромным кованным петлям толщиной с десяток сантиметров. Плечом такую не высадишь. Костёл выглядел необычно, даже описать сложно. Ничего похожего до этого Брехту видеть не доводилось, когда в будущем был на экскурсии в Варшаве, то русских туда не водили, костёл действующий и схизматикам и прочим ортодоксам там делать нечего. А сейчас на узкой площади перед храмом так и хотелось присвистнуть. Такое фантастическое – неземное здание. Располагалось оно недалеко от того моста каменного, по которому можно попасть в Прагу.

Подъехали к нему дружной компанией, а хозяева затворились и ни звука с той стороны, как экскурсанты не кричали. Окна расположены в бойницах как бы, и они матово-непрозрачные, наблюдали за ними проклятые паписты или нет, не понятно. Не видно ничего сквозь такое стекло.

– А давай-ка, Ваня пушку подкатим к дверям. Ляхи же, Семён Андреевич говорил, в Праге бросили пушки. Прикатите одну и зарядите. Посмотрим, поможет ли Кольт в переговорах.

Ждать пришлось долго. Больше часа. Иван Яковлевич успел несколько кругов, всё расширяя их, сделать вокруг костёла Святого Иоанна Крестителя. А когда привезли пушку, то с сомнением её несколько раз обошёл. Когда в Реальной истории в русских войсках появятся шуваловские единороги через десяток лет и когда он полностью вытеснит все остальные почти пушки, то русская артиллерия даже при Наполеоне будет превосходить всю мировую. А сейчас, за сто лет почти до этого, Единороги, на больших колёсах с металлическим лафетом и правильной формой внутреннего отверстия, так далеко ушли от современных пушек, что при виде этих каракатиц чувствуешь себя посетителем музея. Привезённая Иваном Салтыковым пушечка была на деревянном лафете наподобие корабельных с маленькими деревянными колёсиками, оббитыми по ободу железной полосой, и с малюсенькой в пять калибров, ну, даже в шесть пукалкой. Калибр-то девяносто, примерно, миллиметров и длина ствола получается в полметра. И этим ляхи хотели защищать Прагу, когда против них двухпудовые Единороги выкатили. А это, если что, 245 мм калибр и семь этих калибром длинна ствола, то есть чуть не два метра.

– Заряжай. Ядром. – Брехт заранее отвёл Дьявола подальше. Хватит психику животного травмировать.

Стрелять не пришлось. Священник в красном одеянии показался в отворившейся с противным скрипом двери. Жмоты, капнули бы на петли немного масла. Тоннами небось жгут, а тут пару капель пожалели.

– Разве можно стрелять по храму божьему? – на немецком возопил полный мужик ростом с Брехта и в плечах даже ширше. Именно про подобных боровов и придумали поговорку, что на таких пахать можно. Точно плуг потянет.

– Да, никто и не собирался, – Иван Яковлевич передал уздечку ординарцу и зашагал мимо пушки к красному, – Я торговать собирался.

Событие шестое

Это у клинических идиотов два союзника – армия и флот, а у умного политика союзники все. Он со всеми торгует и всюду получает свою выгоду.

В храм так и не пустили. Можно было дать солдатам команду борова повязать и вломиться туда, скамейки переворачивая и монахинь за задницы щипая, или монахов. Так, для острастки. Но не стал. Архиепископ Кшиштоф Антони Шембек вышел и даже осенил Бирона огромным золотым крестом. Пару кило точно весит.

– Почто…

Брехт руку поднял. Чего из пустого в порожнее переливать. Этот товарищ будет его карами небесными пугать, а ещё Папой Римский, а Иван Яковлевич карами земными в виде дыбы и Сибири. Прелюдия. Никому не нужна. Потому сразу без неё Бирон переговоры и начал.

– Мне архангел Иегудиил говорил, что бог отворачивается от католиков из-за того, что в их храмах слишком много золота, не ему они служат, а золоту и Мамоне. И велел он мне довести его слова до ушей всех католиков, – почти правда. В первой беседе, Брехт Иегудиила про золото спросил, а тот ему сказал, что важен порыв, а не золото.

– Не святотатствуй, воин…

– И не буду. Я как раз с вами торговать намерен.

– Что?

– Хочу вам очень ценный товар предложить за золото и серебро.

– Реликвии…

– Не, не реликвии – жизни.

– Не понимаю тебя, воин.

– Я не воин. Я – герцог Иван Яковлевич Бирон.

– Вот как? Так чем ты собираешься торговать, герцог? – Кшиштоф презрительно сморщился, словно ему пришлось слизняка с яблока смахивать.

– Душами. Сказал же. Вашими. Вы отдаёте мне всё золото и серебро, что есть во всех храмах Варшавы, а я не убиваю священников католических. По-моему, прекрасная сделка. Ты, Ваше Высокопреосвященство, необдуманных слов не говори. Армия сбежала. Защищать вас некому. Народ поднимется? Католики во всей Варшаве восстанут и с вилами на ружья и пушки бросятся. Именно этого я и хочу. Хочу вырезать половину Варшавы и всех католических священников в ней, а потом отдать город на три дня на разграбление. Вы будете мертвы и десяток тысяч убитых и ограбленных будут на твоей совести. А золото и серебро всё одно окажется у нас. Уверяю тебя в аду не нужно золото, его туда с собой не заберёшь, как и в раю. Так что подумайте Ваше Высокопреосвященство. Взвесьте. Уничтоженные полностью храмы и убитые ксендзы и прочие святые отцы и разграбленный город или презренный метал, который отворачивает господа от вас. Время на раздумье у тебя час, я тут постою, или поблизости буду. Ах, да Папа ещё? А классно будет. В немецких землях протестанты, в Англии тоже, в России православные. Уничтожим полностью всех католических священников в мире, а во дворце святого Петра будут протестанты немецкие мессы проводить. Только такого не будет. У Пап своих проблем полно, за вашу жалкую провинцию, куда даже кардинала не всегда назначают, там никто не вступится. Да, и далеко они. А я – вот он. Час у тебя, Кшиштоф. Время пошло.

Не так гладко, как хотелось, и не так быстро. А ещё не в полном объёме. Откупились. Не отдали золотые кресты и серебряные купели, не отдали картин итальянских мастеров. Отдали деньги. Торговался архиепископ Кшиштоф Антони Шембек, как настоящий еврей на базаре в Одессе. Пугал Геенной Огненной. Это такая помойка в Иерусалиме, где постоянно сжигали мусор и смрад от которой отравлял весь город. Всё на Иерусалимской жаре отлично гниёт. Папой тоже пугал и братом старшим, читать Людовиком. А Бирон его пушками и башкирами. Сошлись на полутора миллионах рублей золотыми и серебряными монетами по весу.

Понятно, что полное разграбление всех костёлов, соборов и прочих монастырей Варшавы и окрестностей дало бы раза в три больше, но папа и на самом деле не простит, и Людовик, да и восстание в городе подавлять не сильно хотелось. А так, получили без боёв и тяжёлых последствий три десятка возов золотых и серебряных монет, в том числе довольно много испанских. Тех самых пиастров.

О. Тут целая история.

Глава 3

Событие седьмое

Если каждый месяц откладывать понемногу, то уже через год вы будете удивлены, как мало у вас набралось.

Эрнест Хаскинс

С этой проблемой Иван Яковлевич столкнулся почти случайно. Готовили экипажи на те два корабля, что первыми отправлялись в Охотск, параллельно с сухопутной экспедицией Беринга, и Брехт встречался с несколькими иностранными моряками, коих удалось уговорить на это долгое и опасное путешествие. Один из них, когда дошёл разговор до закупок продовольствия в Китае спросил, а восьмерики приготовили.

– Восьмерики? – Бирон, радостно рассказывающий про рис и плов, запнулся.

– Вы, господин герцог влезли не в своё дело, – сплюнул на наборный паркет голландский моряк.

– Я быстро учусь. Слушаю тебя, Филип. – Звали капитана Филип ван Альмонд. И он был внуком, вроде как известного в Нидерландах адмирала.

Капитан, опять сплюнул на пол красивый, Брехт на последних морально волевых удержался, чтобы по губам голландца не шлёпнуть.

– Китайцы не торгуют ни с кем…

– В смысле? – Брехт точно знал про Кантон, Кяхту, Макао.

– Они продают свою продукцию нам. И продают только за золото и серебро. При этом серебро предпочтительней. А из серебра берут, хорошо, стараются брать, только восьмерики. Это Real de a Ocho – более известные, как восьмерики.

– Восьмерики? – Брехт зажмурился, что-то где-то читал или слышал. В какой-то из жизней.

– Может, слышали название «пиастры». Большая монета в восемь реалов. Песо, ещё называют. – Голландец вытащил табакерку и трубку.

– Капитан… Я… Я не курю и дыма не выношу. Поговорим, пойдёте на улицу и курите на здоровье.

– Русские! – Презрения-то сколько. Конечно, курение признак цивилизации. А то, что у дикарей переняли, забыли уже.

Бирон уговорил Синод объявить курильщиков приспешниками Сатаны, а Анна Иоанновна запретила ввоз табака под страхом конфискации имущества и высылки в Сибирь всей семьи. Появились, конечно, контрабандисты, но закон сработал. Десятки выселенных провозили по родным городам и Москве, как боярыню Морозову, и желающих осваивать бесконечные просторы поубавилось. Потом Анна отлучила от двора всех курильщиков и пообещала тоже выслать. Брехт ввёл в армии порку офицеров и солдат за курение. За два года практически побороли. Курильщики ушли в подполье. Их и было-то от силы десяток тысяч на всю страну, а скорее всего и того меньше, не успела зараза, привнесённая Петром, широко распространиться. Теперь уже Анна Иоанновна подписала Указ о высылку в Сибирь всех пойманных за курением. Ещё пару лет и в России этой дурной привычки не останется.

Филип засунул всё это назад в кисет… мешочек такой и сунул в карман кафтана.

– Китайцы не торгуют? А Кантон, Макао? – Брехт не понимал. Может плохой немецкий ван Альмонда? Понял неправильно.

– Сказал же. Они ничего у нас не покупают. Только продают свои товары за серебро. При этом серебро ценится гораздо дороже, чем в Европе. Не так. У нас соотношение золота к серебру по весу приблизительно один к одиннадцати или двенадцати. А у них один к трём. Пытались даже, слышал я, капитаны покупать у них золото за серебро. Но и золота у них не много. И дорога в оба конца. Нет, это не выгодно. Гораздо выгоднее возить чай, шёлк, фарфор, даже тонкую бумажную ткань и тонкую белую бумагу тоже. А покупка, господин герцог, это не торговля. Это – покупка.

– То есть, вообще нет товаров, которые они покупают у европейцев? – Всё это не укладывалось пока в разработанную Иваном Яковлевичем стратегию. Если нельзя продавать товары в Китай и можно только покупать там предметы роскоши за серебро, то на хрен тот Китай вообще нужен.

– Берут немного драгоценности, так их выгоднее продавать дома. Цена не сильно выше, и никуда везти не надо. Знаете, герцог как торговля происходит. Даже на серебро, там церемония целая. Тем европейским купцам, которые прибыли в Китай, не разрешается въезжать в саму страну, всё ограничивается портом Кантон. Здесь товары выгружаются на склады, известные как Тринадцать фабрик, а затем передаются китайским посредникам.

– Товары?

– Слитки серебра, сундуки с монетами, мешочки с драгоценными камнями. Да, немного берут очень качественную шерстяную ткань. Иногда специи, но не все.

– Понял. И дальше?

– Дальше посредники передают это чиновникам. Те оценивают и одаривают купцов в ответ товарами по списку. Там хитрая азиатская история. Мы вроде как приносим дань их императору серебром, а он в ответ одаривает нас. Вообще, европейцев в Китае не любят. Даже ненавидят почти. Мне один иезуит такую историю рассказал. Европейцев часто называют «океанскими дьяволами», особенно это прозвище было в ходу в прошлом столетии, когда торговля только начиналась, но сохранялось за нами до самого последнего времени. Иезуит сказал, что в буддийской религии демоны ада изображаются с рыжими волосами и зелеными глазами. Неудивительно, что к европейцам относились сперва, как к представителям сатаны, ведь многие из них были блондинами со светлыми глазами или ещё хуже – рыжие.

– А меха? – Брехт не хотел этого вопроса задавать, уже понимая ответ, но ситуация с Кяхтой вообще не вписывалась в то, что рассказал голландец. Строго все поперёк. Никто с русских серебро не требовал. Просили именно меха, шерстяную ткань, а теперь ещё и лакрицу.

– Меха? Я слышал. Знаете, что я думаю? Мех – это просто те же деньги. Они, эти косоглазые варвары, считают мех деньгами. Как африканцы бусы тоже считают деньгами.

А ведь похоже. Сейчас идёт, так называемый, Малый Ледниковый Период. В Москве погода, как на Урале в будущем. Кроме ржи толком и не растёт ничего, пшеница часто попадает под возвратные заморозки в начале лета. Озимая рожь их переносит, а яровая пшеница нет. Потому и в Европе, и в Китае в цене меха. Греются. Модно. Раз носит император в Китае или курфюрст в Европе, то и окружению нужно. Купцы, вернувшиеся из Китая из столицы, рассказывали Бирону, что там зимой снег и пронизывающие ветра. Страшно зябко, как они выразились. Именно поэтому меха и шерстяная ткань.

Мех – просто валюта. Ничего нового. В России и сейчас ещё кое-где про сорок сороков куниц или соболей слышно. И у нас не так давно были шкурки валютой. Брехт капитана отпустил и задумался. Как это новое знание можно использовать для организации экспедиции этой и, главное, следующей, гораздо большей по размеру.

Серебро? Да у самих нет. Всё ещё приходится покупать у европейцев талеры и переплавлять. Демидовы ещё не нашли. Да и найдут – панацеей не станет. Нужно много. И вывозить его за рубеж в уплату за предметы роскоши для знати – дурость. Меха? Меха и так идут через Кяхту. Да и в Европе не сильно дешевле. Нет, везти их на кораблях нельзя, тем более, чёрт его знает, как они полтора года в море в сыром трюме переживут. И моль, и черви, и сырость с сопутствующей плесенью, а главное – крысы, эти безбилетные пассажиры любого корабля всё по дороге понадкусывают. Не вариант меха. Тоже самое и шерстяная ткань, если моль, то она и шерсть съест, а если плесень, то чем шерсть от меха отличается. И шерстяная ткань сгниёт. Лакрица? В герметических бочках. Пропаренных в бане перед запечатыванием. Без пара. Просто нужна температура градусов в семьдесят, при которой все насекомые и основная масса бактерий вымрет. Ставим галочку. Только нужно подумать про крыс. Ловушки? Мышеловки? Ещё одну галочку. И всё же, чем расплачиваться за продукты по дороге в Охотск?

Дальше лакрицы не пошло. Ничего не придумывалось. Бирон тогда кинул клич, чтобы ему нашли знатока Китая среди русских. И ведь нашли монаха одного. Точнее – епископа. Он недавно вернулся из Китая. Рассказал его Преосвященство или владыко Епифаний следующее. Одним из положений Нерчинского договора, заключенного в 1689 году между Россией и Китаем, был пункт о том, что русским торговым караванам численностью не более двух сотен человек разрешалось раз в три года пересекать территорию Китая и заходить в Пекин. Другие европейские страны такой привилегии не получили.

Ещё одним из пунктов Нерчинского соглашения было то, что России было позволено основать в Пекине православную миссию, которая должна была удовлетворению духовные потребности казаков, попавших в плен во время приграничной войны. Эти люди и их слуги были привезены в Пекин, и им не было разрешено вернуться на родину после подписания мирного договора. Эта община сохранилась до сего времени, но сейчас в ней преобладают уже метисы от браков казаков с китаянками и просто этнические китайцы, решившие стать христианами. Православная миссия в Пекине построила там храм небольшой и несколько домиков, а сейчас и вообще довольно сильно разрослась, не русский квартал в Пекине, но анклав в несколько сотен человек, среди которых есть и несколько ещё живых казаков. И там полно людей, владеющих не двумя даже, а тремя языками: русским, китайским и маньчжурским. Миссия – как бы полуофициальный орган, представляющий российские власти при императорском дворе. Церковью в России руководит Синод, так что можно смело назвать, что церковь – часть государственной машины управления и подавления. Священники, посланные в Пекин, могут устанавливать контакты с высшими китайскими чиновниками. Они фактически стали неофициальными представителями российских властей за десятки лет до того, как европейцы только попытались основать там свои постоянные представительства. И то иезуиты, как всегда, перегнули палку, решили манипулировать императором Китая. Он им зубы тут же вырвал. И миссии закрыл. Впрочем, англичане обделались не менее знатно. Филип во время беседы поучительную историю про англичан рассказал. Каким-то способом, подкупили должно быть какого мандарина, но англичане узнали, что у китайцев есть полу волшебное средство, которое улучшает пищеварение и оздоравливает организмус. Называется панацейная гигантская трава – ревень.

– Вона чё?! – Брехт привыкший, что этот ревень растёт во всех садах и огородах брови вскинул. Китай, выходит?! А ведь нужно добыть семена.

– Сначала китайцы охотно продавали англичанам ревень, но потом какой-то их чиновник, получивший слишком маленькую взятку или захотевший слишком большую, окрысился на британцев и запретил вывозить ревень из Китая. – голландец, в очередной раз, на этот раз презрительно, сквозь зубы, сплюнул на паркет итальянский. Брехт зажмурился и досчитал до десяти. Зубы ван Альмонду можно выбить, а кто корабли вокруг Африки поведёт. Пусть живёт.

У владыки тоже много интересного после узнал Иван Яковлевич.

– Семена ревеня, можно провести в караване?

– Чего везти, привёз я, в Новодевичий монастырь отдал сёстрам… годов пять назад.

– Гут! А размер нашей миссии в Китае каков?

– Десять человек.

– Ого! И сейчас десять с вашим отъездом.

– Конечно. На замену прибыли…

– Стоять… – Чуть «бояться» не сказал по привычке Иван Яковлевич, – А что со знанием языка?

– Когда я был три года назад, то шестеро-то из десятка сносно говорили, а понимать, так, все понимали.

– И вы?

– И я.

– Владыко. Мы сейчас в Кяхте строим церковь и монастырь. Давайте я выйду на Синод и порекомендую им, как это у вас называется епископство там создать сибирское и вас туда главным отправить. Крестите бурят с тунгусами, школы для их и русских детей открывайте и главное, откроете в Кяхте школу для купцов, ну, проводников, по изучению китайского и маньчжурского языка. Сами торговлишку с китайцами налаживайте. Я вам с собой корней солодки дам несколько телег и Марены Красильной, крокусов. Разводите и торгуйте. Купцам всем наказ дам заботиться о процветании монастыря и церквей.

– Согласен я, – не задумываясь даже ответил владыко Епифаний, – привык я к тем местам. Суетно в Москве. Только поясни Иван Яковлевич, митрополия или епархия будет?

Блин?! Ну, немцу простительно. Бусурманин же не сильно грамотный в этом вопросе.

– А как лучше?

– Митрополия на весь тот край и отдельно епархия китайская, кяхтинская и забайкальская. – Брехт разницу понял. Сейчас, когда нет патриарха, митрополит высший чин в православии, а епархией управляет епископ, ниже чин. Епифаний, как и все люди, не чужд такому пороку как гордыня. Да, пожалуйста.

– Я сегодня же свяжусь с Синодом и предложу вашу кандидатуру владыко на новую забайкальскую митрополию с центром в Кяхте

– Новые земли – новые люди, в тех землях много людей захотят увидеть свет истинной веры. – Епископ поднялся повернулся в красный угол и троекратно перекрестился. Потом и Брехта поднявшегося перекрестил. Перстня и уж тем более руки священнику Иван Яковлевич целовать не стал. Не то воспитание. Ещё куда ни шло дивчуле ручку надушенную, а тут лапища волосатая. Бр-р.

На прощание Брехт задал вопрос ещё один. Никак не мог понять, почему к русским и голландцам или англичанам разное отношение.

– А мы для них другие, не свои, но и не европейские дьяволы. У нас некоторые обычаи совпадают. В Китае не принято сходу начинать торговлю или о чём-то договариваться. Этому должен предшествовать как бы обряд некий – установления отношений. И в этом обычаи наши и китайцев совпадали. Сначала – совместная трапеза и обмен подарками, знакомство по порядку с членами семьи. Или с купцами. А ужо, когда подарки будут унесены и оценены по достоинству, а совместная трапеза окончена и все отдохнули – тогда можно перейти к делу. А жадные и глупые англичане или с нижних земель торговцы не понимают такой бесполезной траты времени. А с совместной трапезой совсем плохо. Много блюд там не приемлет европейский купец. Про кузнечиков жаренных или червей слышал? Про гадов варёных? Вот и подумай Иван Яковлевич, как хозяин будет относиться к тебе, если ты его угощениями побрезговал. А это дорогие кушания были. От сердца предложены. А ты наплевал им в тарелки на угощения, да на пол ещё. Китайцы очень чистоплотные люди. Как и мусульмане. И очень чувствительны к запаху от человека. Они и по пять раз в день моются. Ну, а про вонь от европейцев сам слышал. Словом – они варвары, а мы почти свои.

В результате в шесть фрегатов ушедших со второй морской экспедицией нагрузили бочки с лакрицей и Мареной красильной – это для торговли, точнее для закупок продовольствия. А ещё, тоже в бочках, на корали доставили мешочки с сушёным шиповником и смородиной. При этом команда обязана была съедать по горсточке шиповника и смородины каждый день. Цингу никто не отменял.

Не все ещё последствия. Герцог Бирон посетил на следующий день после разговора с епископом Новодевичий монастырь. Рассусоливать не стал. Вечно занят, нет времени на душеспасительные беседы. Тем более в то время ещё в православие не перешёл. Даже на Евдокию Лопухину взглянуть не захотел и на школу девочек кружевниц основанную шесть лет назад Петром. Сунул настоятельнице сто рублей золотом в небольшом кисете и попросил:

– Покажите ревень. Лопухи такие из Китая.

– Я знаю, что такое ревень, – ответила бабка невысокого роста с посохом как у волшебников из фильмов.

И показала. Был сентябрь и от ревеня остались, осыпавшиеся с бодыльев, семена и жёлтые лежащие на земле листья. Грядка не сказать, чтобы в запустении была, но и ухоженной не назовёшь, трава плохо выполота и рядом на самом деле рос лопух со своими шишечками колючими. Всего на грядке росло три куста.

– Семена собрать немедленно и мне передадите, пока я у вас чай пью.

Чай был – копорский. Или кипрейный. И потягивая ароматный напиток, Иван Яковлевич задумался, слышал, что через десяток лет, ну, не точно, экспорт этого чая в Англию достигнет приличных размеров. И практически вытеснит в Англии настоящий чай. Кончится плохо. Наглы организуют торговую войну. Всей истории Брехт не помнил, но всплыл в памяти кусочек показавшийся тогда забавным. Англичане объявят, что для перетирания иван-чая русские используют белую глину – очень вредную для здоровья. Этот скандал в газетах проплатит чайная компания, продававшая индийский чай в Англии. И подействует. Люди поверят, закупки чая упадут, а чайная компания избавится от сильного конкурента – русского чая.

– Технологией поделитесь? – сравнивая вкус этого напитка с тем, что сейчас везли из Китая и практически не находя отличий, спросил Иван Яковлевич. Точнее, отличия были. Наш был лучше, чёрного чая нет, а зелёный жасминовый чай – самый дорогой из Поднебесной имел менее насыщенный цветочный аромат. Да, скорее всего в этом не было кофеина. Только про это сейчас знать никто не знает, сейчас оценивают просто вкус.