Святой Грешник

Mr.R

Святой Грешник

Арсений приходит в город. Первая встреча – старуха-сторож церкви, которая видит в нем «юродивого» и разрешает спать на полу у алтаря. В разговоре она говорит: «Святые плачут от чужой боли. Грешники – от своей. А ты, парень, плачешь от обеих».

Глава 1: "Камень и крест"

Река Стикс – так прозвали местные узкую протоку, затянутую тиной и ржавыми банками. По утрам здесь ловили рыбу с двойными плавниками – мутантов от заводских стоков, а по ночам сбрасывали в воду грехи: пустые бутылки, старые письма, абортированные мечты. Анна стояла на мосту, сжимая в кармане пальто гладкий речной камень. Ей казалось, что он теплый, как тело сына в тот день, когда она впервые заметла синяки на его коже. «Лейкемия», – сказал врач, и это слово стало тяжелее камня.

Она посмотрела вниз, где черная вода ворочалась, словно змея. "Если Миша умрет до рассвета, я прыгну", – решила Анна. Накануне ей предложили продать почку за сумму, которой хватило бы на три дня в клинике. "Я готова отдать все, даже душу. Но Бога здесь нет. Здесь только ржавые трубы и вороны".

Ветер сорвал с ее головы платок, и Анна неловко потянулась за ним, выпуская камень из рук. Он упал к ногам мужчины в выцветшей куртке.

– Вы его обронили, – голос Арсения звучал глухо, будто из-под земли. – Камни – плохие собеседники. Они молчат, даже когда им есть что сказать.

Анна резко обернулась. Перед ней стоял бродяга с лицом аскета: впалые щеки, глаза, словно выжженные молнией. Она судорожно схватила камень:

– Отстань! Или ты тоже пришел сказать, что «все будет хорошо»?

– Нет, – он подошел ближе. – Я пришел взять то, что вам мешает дышать.

Его пальцы коснулись ее запястья.

Боль, ставшая видимой

Арсений увидел:

Холодную палату, где мальчик с восковым лицом рисует карандашом ангела. На крыльях – черные пятна, как метастазы.

Стук костылей – это Анна в 15 лет, убегающая от отца-пьяницы.

Камень в кармане, который она гладит по ночам вместо четок.

Но страшнее всего был вкус – медная пенка на губах после химиотерапии, привкус тлена, который Анна чувствовала, целуя сына в лоб. Арсений упал на колени, вцепившись в перила моста. Его рвало желчью, но это была не его тошнота – это отчаяние Анны разъедало желудок.

– Что вы… со мной сделали? – она отшатнулась, прижимая камень к груди.

– Заберите сына из больницы, – хрипел Арсений. – Сегодня ночью.

– У меня нет денег на такси!

– Идите пешком. Несите его на руках. Если останетесь – он умрет в ту же минуту, как вы решитесь прыгнуть.

Он сунул ей смятые купюры – свою дневную зарплату дворника. Анна хотела бросить их в воду, но вдруг почувствовала, как камень в кармане… плачет. Теплая влага просочилась сквозь ткань. Когда она подняла глаза, бродяги уже не было.

Арсений дополз до церкви на рассвете. Старуха Марина, сторожиха, сидела на ступенях, чистя картошку ржавым ножом.

– Опять за чужое горе взялся? – хрипло засмеялась она. – Смотри, в ад попадешь раньше меня.

– Ад – это когда ты можешь помочь, но не делаешь ничего, – упав на солому у алтаря, Арсений закрыл лицо руками.

Боль Анны пульсировала в нем, как вторая печень. Он видел за ее воспоминаниями другую девочку – свою сестру Катю. Ту самую, что умерла от астмы, пока он прятался под кроватью, боясь выйти к отцу-садисту. "Я спас ее сейчас? Или просто отложил конец?"

В дверь постучали. На пороге стояла Анна с Мишей на руках. Мальчик, обмотанный одеялом, слабо улыбнулся:

– Мама сказала, ты ангел… Почему у тебя нет крыльев?

– Они сгорели, – Арсений коснулся его ладони.

На этот раз боль ударила иначе – не ножом, а ледяной иглой. Лейкемия была похожа на черного паука, плетущего паутину в костях. Арсений зашелся в кашле; на платке остался кровавый след в форме креста.

– Заберите это! – Анна вдруг швырнула камень к его ногам. – Я не хочу больше решать, жить или…

– Оставьте, – перебил Арсений. – Когда-нибудь он вам напомнит, что выбор есть всегда.

На следующее утро Марина нашла его без сознания. Он лежал, обняв камень, как спящий пророк. Из-под век текли красные слезы – лопнули капилляры от перегрузки.

– Дурак, – буркнула старуха, накрывая его рваным одеялом. – Святые хоть в раю отдыхают. А ты – грешник.

«Спасение – это не отсутствие боли. Это умение нести чужую боль, не роняя свою душу в бездну». Но Арсений еще не понимает, что его дар – это медленное самоубийство.

Глава 2: "Тени на стене"

Подростка звали Лёвой. Его травили за то, что он носил мамины очки в железной оправе и читал книги про звёзды. «Космический урод», – кричали одноклассники, вырывая листы из его тетрадей. «Чокнутый», – ворчали учителя, когда он спрашивал, есть ли жизнь на спутниках Юпитера.

В ту ночь Лёва сидел в подворотне у мусорных баков, растирая в пальцах бензин, слитый из отцовской «Лады». В кармане – коробок спичек. Он мечтал поджечь школу. Не чтобы разрушить, а чтобы все увидели: даже в огне есть красота. Пламя, как и звёзды, рождается из хаоса.

Арсений нашёл его, когда искал место, чтобы переждать дождь. Запах бензина ударил в нос, а в глазах Лёвы он увидел знакомый блеск – тот же, что был у его сестры Кати перед смертью. Отчаяние, закованное в ледяную ярость.

– Огонь – плохой способ стать видимым, – сказал Арсений, садясь на корточки рядом.

Лёва дёрнулся, роняя спички:

– Ты из психушки? Отвали!

– Нет. Я из тех, кто видит звёзды даже днём.

Он протянул руку, но Лёва отпрянул:

– Не трогай меня! Ты… ты как они. Все думают, что я ненормальный.

– Ненормальные – те, кто не замечает, что Земля кружится в темноте, а они всё спорят, чья коробка из-под пиццы вкуснее.

Лёва замер. Никто раньше не говорил с ним о звёздах.

Арсений коснулся его плеча. Перед глазами поплыли образы:

Отец Лёвы, бьющий сына ремнём за «ненужную блажь».

Одноклассница Машка, крадущая его очки и кричащая: «Слепой крот!»

Ночное небо в осколке зеркала – единственное, что осталось от маминых вещей.

Но больнее всего было ощущение невесомости – будто Лёва парил в космосе, а к ногам привязали гирю из насмешек. Арсений стиснул зубы. Его собственная боль (Катя, задыхающаяся в душной комнате) сплелась с лёвиной.

– Зачем ты это делаешь? – Лёва вырвался, заметив слёзы на лице Арсения. – Тебе же хуже!

– Потому что иначе никто не услышит твой крик. Даже в космосе.

Он достал из рюкзака потрёпанный блокнот и уголь.

– Рисуй. Преврати огонь в чёрные дыры, а боль – в созвездия.

Лёва засмеялся – горько, по-взрослому:

– Это бесполезно.

– Звёзды тоже кажутся бесполезными, пока одна из них не упадёт тебе в ладонь.

Мальчик взял уголь. Первая линия дрогнула, как спутник на орбите.

На рассвете Лёва принёс рисунки в церковь. На них было:

Школа, превращённая в ракету.

Одноклассники в скафандрах с надписью «Страх».

Он сам – с крыльями из книжных страниц.

– Почему ты не сжёг это? – спросил Арсений, разглядывая космические шторма.

– Потому что ты показал мне другой способ гореть.

Внезапно дверь распахнулась. Ворвался отец Лёвы, краснорожий от водки:

– Дома сидишь, как партизан, а тут с бомжами шатаешься!

Арсений встал между ними. Прикосновение к груди пьяницы вызвало волну:

Похороны жены (рак лёгких от заводской пыли).

Страх, что сын повторит её судьбу.

Любовь, задушенная водочным угаром.

– Он не бомж, – вдруг сказал Лёва. – Он… космонавт. Летит туда, где боль становится светом.

Отец застыл. Возможно, впервые за годы увидел сына. У Арсения пошла носом кровь.

На следующий день Лёва нарисовал на стене церкви ангела с телескопом вместо сердца. Арсений, лёжа в лихорадке, услышал, как Марина ворчит у алтаря:

– И чего ты мучаешься? Небось, опять чужую орбиту на свою перетянул.

– Не орбиту, – прошептал он. – Траекторию падения.

„Мы все – падающие звёзды. Одни сгорают, чтобы другие загадали желание». Но Арсений начинает сомневаться: что, если его жертва – лишь искра, которую никто не заметит“?

Глава 3: "Кровь на пороге"

Арсений услышал крики, проходя мимо покосившегося дома с забитыми окнами. Женский голос, приглушённый ударами, вырывался сквозь щели: «Прости! Я больше не буду!». Он узнал эти интонации – так когда-то молила его мать, прижимая к груди разбитую Катю.

Дверь была не заперта. В прихожей пахло затхлостью и водкой. На полу валялась детская погремушка, обмотанная изолентой. Арсений замер, услышав хриплый мужской смех:

– Ну кто тебе теперь поможет, а? Твой Бог? Или этот хлюпик-сын?

Заглянув в кухню, он увидел их:

Ольга, прижатая к стене, с рассеченной бровью.

Виктор, её муж, с ремнём в руках. На его шее болтался нательный крест.

Арсений шагнул вперёд, но Ольга вдруг закричала:

– Уходите! Он убьёт вас!

– Нет, – Арсений протянул руку к Виктору. – Он убьёт себя.

Прикосновение к Виктору обожгло Арсения, как удар током. Он увидел:

Детство Виктора: отец, бьющий его за двойки, с криком «Научись быть мужчиной!».

Первая жена, сбежавшая с ребёнком. Пустая кроватка, которую Виктор разбил топором.

Крест на шее – подарок умершей матери, которая шептала: «Любить – значит терпеть».

Но за этой болью сквозила иная правда – наслаждение от власти. Удовольствие, с которым Виктор ломал тех, кто слабее. Арсений почувствовал, как его собственная ярость, годами сжатая в кулак, рвётся наружу.

– Ты… ты такой же, как он, – прошипел Виктор, тыча пальцем в грудь Арсения. – Ты тоже хочешь всех спасти, чтобы потом смотреть, как они ползают!

Ремень свистнул в воздухе. Арсений поймал его, и в этот миг что-то щёлкнуло в его сознании – тонкая нить, удерживающая запрет на насилие.

Хруст костей прозвучал громче грома. Виктор рухнул, сжимая сломанную руку. Арсений стоял над ним, дрожа. В его ладонях пульсировала чужая боль, но теперь она смешалась с его собственной – сладковатой, пьянящей.

– Зачем вы это сделали? – Ольга прикрыла собой мужа, как щитом. – Он… он не всегда такой!

Арсений бежал по переулкам, пока не упал у реки. Его рвало, но вместо желчи выходили слова:

– Катя… прости…

Он вспомнил, как в детстве ударил отца, защищая сестру. Тот лишь рассмеялся: «Наконец-то ты стал мужчиной!».

В воде отражалось лицо Виктора. Арсений ударил по отражению, разбив костяшки в кровь.

– Ты стал им, – сказала за спиной Марина. Она принесла ему тряпку для рук. – Грех – он как ржавчина. Сначала пятнышко, потом всё съедает.

Арсений взглянул на свою ладонь. Там, где касался Виктора, остался след – словно ожог от креста.

– Я хотел остановить его…

– Остановил. А теперь кто остановит тебя?

Ночью он вернулся к дому Ольги. В окне горел свет. Виктор, с гипсом на руке, орал на сына:

– Из-за тебя всё!

Арсений закрыл глаза. Впервые за годы его дар молчал.

Арсений понимает, что его миссия – не щит, а зеркало, отражающее худшее в тех, кого он пытается спасти.

«Добро, совершённое через зло, становится тенью, которая съедает свет»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.