
Полная версия
Сделано в Италии? Темная сторона моды
Наконец мы подошли к себестоимости продукции. Он говорит, что даст мне хорошую цену.
– Насколько хорошую? – спрашиваю я.
Он смотрит мне в глаза, колеблется с ответом, словно в этот момент делает в уме последний расчет, потом хлопает меня по руке и говорит:
– Двадцать.
Двадцать евро за штуку. То, что в Италии обошлось бы нам в 50 евро, а в Румынии – в 35, здесь мы можем произвести за 20.
Я бесстрастно смотрю на него, будто не слышал его слов. Тогда Владислав произносит, впервые за все время моего пребывания здесь по-итальянски:
– Да, в 20 евро за штуку можно уложиться.
20 евро! Меньше половины себестоимости в Италии. Это идеальная цена для тех, кто послал меня сюда. 20 евро за штуку – ниже этого опускаться некуда. И это самое главное для тех, кто рассчитывает получать большую прибыль. И никого из них не волнует, что рабочие, сидящие за машинками, не имеют никаких прав и получают мизерную зарплату. Чтобы сэкономить, они подписывают договор с Дзерновичем и ему подобными и уезжают.
Я согласно киваю и ищу глазами бумаги, которые надо подписать. Я не могу дождаться, когда выйду оттуда.
Вскоре после встречи на фабрике мы снова отправились в путь. Нам нужно попасть в Одессу, откуда у меня через несколько часов рейс в Италию.
Мы уже в машине, когда я соображаю, что девушка на ресепшене, та же самая, что была накануне, взяла с меня 100 долларов только за номер, забыв про ужин, то есть на 22 доллара меньше, чем полагалось. Я говорю об этом Серджио.
– Это их проблемы! – говорит он.
– И что они теперь будут делать? Приедут за мной в Италию из-за 22 долларов? – смеюсь я.
Мы возвращаемся в гостиницу. Руки девушки дрожат, когда она берет протянутые ей деньги. Возможно, от радости.
Между Одессой и Тирасполем чуть меньше 80 километров, а таможня всего в шести-семи километрах.
Перед тем как попасть туда, мы съезжаем на дорогу, параллельную нашей. Их разделяет несколько десятков метров грунтовой насыпи с ветхим железным забором, в котором полно больших проломов. Серджио говорит, что с той стороны дорога уже другой страны. Время от времени какая-нибудь фура или грузовик по ту сторону разрушенного забора встречается у пролома с другой фурой или грузовиком по эту сторону, и происходит обмен товарами.
– Самый крутой товар – оружие! – говорит Серджио.
– Никаких правил, – говорю я.
– Никаких правил и особых хлопот. Так здесь говорят. Мы в Восточной Тортуге. Новые пираты! – смеется Серджио.
Я продолжаю разглядывать границу, полную дыр, и чувствую, что у меня снова начинает болеть голова. Мне больше не хочется говорить. Скоро мы прибудем в Одессу, через некоторое время я буду дома с тяжелым грузом на душе.
До скорой встречи, Тирасполь и Приднестровье. Через месяц я снова вернусь сюда, чтобы наладить производство и довести до совершенства линию шикарнейших пуховиков.
В том, что все будет происходить очень быстро, я не сомневаюсь, судя по физиономиям Владислава Дзерновича и капо этого Центра роскоши с его рабочими, гробящими здоровье за 120 долларов в месяц. Да и эти 120 долларов они получают приднестровскими рублями! Банкнотами, которые имеют только локальную ценность.
Доллары, настоящие доллары, сотни тысяч долларов, миллионы долларов. И, не в последнюю очередь, евро… Миллионы евро. Их зарабатывают дизайнеры. Наши креативные дизайнеры Мade in Italy. В данном случае – в Made nel Buco del Culo dell’Europa dell’Est – произведенного в заднице Восточной Европы! Легко снижать себестоимость за счет несчастных людей. Мы же на Тортуге, не так ли? Никаких правил и особых хлопот.
Глава 2. Sonoma
Работорговец из Бакэу
Если меня спросят, существуют ли сегодня реальные формы эксплуатации труда, или, употребляя более правильное слово – рабства, то ответ безусловен – да!
Это дети, работающие на фабриках в Индии, Лаосе или Бангладеш. Это фабричные рабочие в Китае. А также, если поискать поближе, те же китайцы, которые работают в грязных подвалах на окраинах итальянских городов (например, в Прато) за жалкие гроши от местных работодателей, а точнее – эксплуататоров. В производстве почти всей одежды, маркированной самыми престижными брендами итальянской моды, задействованы миллионы таких рабов.
Есть кто-то, – как ни прискорбно, итальянец, поскольку мы склонны пролагать новые пути, – кто положил концепцию эксплуатации в основу научной организации фабричного труда и дешевой рабочей силы.
Есть немало тех, кто очень хорошо выполняет свою работу работорговца.
И есть те, кто с помощью современной рационализации промышленных процессов и злоупотребления понятием дешевизна рабочих рук создает превосходный продукт. Высочайшего качества!
Здесь я использую слово рабство не для красного словца и не на основании догадок или слухов. Я говорю о том, что видел собственными глазами.
Мне даже не пришлось далеко ехать, чтобы найти парадоксальную и гротескную реальность, подобную той, о которой я собираюсь рассказать. Порой легко – как ни больно это говорить, но это особая форма самоуспокоения – заставить себя верить, что эксплуатация дешевого труда, порабощающая людей, личностей, обладающих душой и достоинством, – это явление, принадлежащее культурам, отдаленным от нас тысячами километров.
На Дальнем Востоке, в Китае например. Как он далек от нас! Трудно представить, в каких жалких условиях находятся рабочие на китайских фабриках. Если вы думаете, что только на Дальнем Востоке способны отдать человека в рабство, то вы ошибаетесь. Не надо кивать на якудзу или китайскую мафию, сонм современных работорговцев гораздо шире. Мы тоже хороши! Мы, хорошие итальянцы.
И среди нас есть те, кто прекрасно освоил профессию работорговца. Многочисленных доказательств их результативной работы в интересах различных промышленных структур предостаточно.
На их визитных карточках указаны другие профессии, часто коммендаторе или предприниматель, маскирующие их истинное занятие, – работорговлю.
Я познакомился с одним из таких предпринимателей, который даже удостоился внимания такого солидного еженедельного журнала, как Panorama. На нескольких его страницах было напечатано интервью с ним, сопровождаемое фотографиями, в котором он был представлен читателям как пример высокого уровня итальянского предпринимательства за рубежом, которым можно гордиться, как образец для подражания!
Я познакомился с деятельностью этого образцового человека несколько лет назад, когда работал в компании Moncler и от ее имени несколько раз посещал румынский город Бакэу, где обосновались многие итальянские швейные компании.
В основном это компании из Венето и Бергамо. Со временем у них с румынскими предпринимателями установились прочные и гармоничные деловые отношения, что является главным для поддержания хорошей и постоянной прибыльности для всех.
В последние годы одна из фабрик значительно расширила свои возможности, обогнав в этом конкурентов, – Sonoma.
Это производство, специализирующееся на пошиве спортивных курток с брендами Armani, Prada, Moncler, Tommy Hilfiger, Benetton, Fila, North Sails, Puma, Chervò и многих других. Объем их сбыта ошеломлял!
Головной офис (мозг) Sonoma располагается в провинции Бергамо, а предприятия (руки) – в Румынии, главным образом в Бакэу.
Владелец компании – 50-летний итальянец Антонелло Гамба. Больше всего в нем поражает холодный, острый взгляд. Уверенный в себе человек, с решительным, целеустремленным характером, полностью преданный культу денег, готовый на все, чтобы их заработать, и любящий хвастаться тем, что сделал себя сам, собственными руками. Когда слышишь эти его слова, в голову всегда приходит мысль: да-да, сделал себя сам, но плод работы с гнильцой!
Синьор Гамба, после того как произвел в Бакэу большую часть своей Made in Italy, сложил два и два и обнаружил, что стоимость рабочей силы в Румынии растет. А с переходом на евро, глобализацией и всем прочим стоимость продовольствия в румынских магазинах практически сравнялась с итальянскими. Рабочие стали отказываться работать за 230, максимум 260 евро в месяц, если только одна аренда жилья в старом здании без лифта стоила всей их зарплаты. И вот синьор Гамба начинает получать требования о повышении зарплаты.
И что же делает в этом случае этот человек, которого приводят нам в качестве образца итальянского предпринимательства? Он принимает простое, прагматичное решение.
Поскольку местные рабочие стали стоить больше, чем он намерен платить, он решает импортировать тех, что ему обойдутся ощутимо дешевле.
Именно так. Если вы импортируете товары, то почему вы не можете импортировать и рабочую силу?
Поэтому он через посредников начинает завозить в Румынию необходимых ему работников из Китая и Бангладеш. Ибо, по его словам, в настоящее время только там можно найти людей, готовых к переезду и желающих овладеть новой профессией и работать в этой области производства.
Идея импорта людей работает. Бенгальцы из Бангладеш, сингальцы из Шри-Ланки и китайцы из самых дальних уголков Китая. Китай огромный, и синьор Гамба положил глаз на самые бедные и отсталые регионы, куда еще не добрался прогресс, и именно там он вербует необходимых ему рабочих.
– А что говорит румынское государство по поводу этого трафика? Что думает их правительство об этом импорте людей? – спрашиваю я.
Синьор Гамба берет меня за руку, улыбается и, слегка понизив голос, отвечает:
– Румынское государство позволяет мне это делать. Естественно, не без наличия нужных политических связей… – он удрученно разводит руками и объясняет мне обратную сторону медали своего бизнеса: – Посмотри туда.
Он указывает мне на новенький Maserati Quattroporte Sport GTS. Мощность 5 тысяч кубов, цена 150 тысяч евро. Он пользуется им для поездок по Румынии.
– Я был вынужден его купить, – говорит он. – У родственника одного из местных политиков, который владеет несколькими автосалонами.
Да уж, на какие только жертвы не приходится идти ради процветания бизнеса!
Румынских рабочих, за многие годы сделавших ему состояние, он уже в расчет не принимает, а для бенгальцев, китайцев и сингальцев, поскольку им приходится жить здесь месяцами, а то и годами, синьор Гамба в рекордно короткие сроки организовал жилье.
– Они должны себя чувствовать здесь как дома и даже лучше, – говорит он мне.
Для начала он приобрел несколько больших промышленных ангаров и зимой разместил в них производственные линии, точнее, упаковочные конвейеры – конечный пункт готовой продукции.
Затем, чтобы новые работники, находящиеся вдали от дома, чувствовали себя по-настоящему комфортно, он занялся их средой обитания.
– Это жилые помещения, где они могут с комфортом есть, пить и спать. А также развлекаться и релаксировать в свободное время, – рассказывает мне Антонелло Гамба.
И где же он создал эти жилые помещения? Внутри тех самых ангаров!
Для этого ему пришлось оптимизировать их внутреннее пространство, потому что здесь квадратный метр даже старых ангаров что-то да стоит, поясняет он. Поэтому жилой отсек, опять же с учетом критериев оптимизации, имеет, так сказать, практичные размеры. Немного квадратных метров, но их достаточно! Спальные полки в один ряд крепятся к стене всего в нескольких метрах от производственных линий. Четыре-пять метров до рабочего места, не более!
На практике эти рабочие относятся к тем немногим счастливчикам, которые могут позволить себе иметь работу всего в нескольких метрах от своего жилья, поскольку им не нужно платить за него и тратить деньги за проезд в транспорте.
– Здесь люди постоянно жалуются на то, что им приходится платить за проезд в автобусе, чтобы добраться до работы. За 250 евро в месяц они желали бы иметь фабрику под боком! – сетует менеджер другой фабрики, которая – вот бедняжка! – вынуждена до сих пор работать с румынами. – Да если бы не мы, итальянцы, эти румыны помирали бы с голоду! – добавляет она. – А они то и дело срывают поставки, потому что, когда речь заходит о том, чтобы поработать в субботу и воскресенье, большинство даже не хотят слышать об этом!
В отличие от нее синьор Гамба изобрел для своей Sonoma волшебную формулу, позволяющую справляться с подобными ситуациями. Сингальцы, бенгальцы, китайцы из самых отдаленных регионов мира находятся в таком отчаянном положении и так озабочены пропитанием своих семей, находящихся за добрый десяток тысяч километров от них, что согласны по два года не покидать своих ночлежек в пяти метрах от рабочего места.
Наш образцовый предприниматель не устает повторять:
– У моих рабочих нет проблем, по воскресеньям они даже выходят за покупками!
Выходят – в данном случае – фигура речи. Не знаю, по какой причине, но формально этих бедолаг не существует! Ни таможенная виза, ни их паспорт не дают им права передвигаться по румынской территории, и поэтому их вывозят с территории фабрики на воскресную экскурсию в микроавтобусе. Нечасто, поскольку, если не считать подобных туристических вылазок, рабочая неделя на Sonoma реально длится с понедельника до понедельника! А если выпадает срочная поставка, то смена длится 10–12 часов в день, включая и воскресенье.
Мне довелось наблюдать эту ситуацию с самого начала. Я был на фабрике в то время, когда обустраивались здания для размещения производственных линий и жилья. Все было сделано в рекордно короткие сроки. Со дня моей первой встречи с владельцем Sonoma в Бакэу, во время которой он устроил мне экскурсию по фабрике, где только начинались работы по обустройству, прошло несколько месяцев, и когда я снова оказался там, зрелище, представшее моим глазам, было поистине поразительным.
Идеально отлаженные производственные линии. Ряды швейных машин различных моделей в зависимости от этапа и выполняемой операции, и за каждой – выходец из Азии, мужчина или женщина, в основном женщины, если они китайцы, и мужчины, если они сингальцы, бенгальцы или индийцы.
Между рядами неустанно расхаживал начальник производственного отдела, по-моему, из Бергамо. Быстрые шаги, выставленный вперед палец, указующий: делать то или это, исправить, ускориться. И злые глаза.
Позже я узнал, что в отношении этих рабочих проводился своего рода генетический отбор: роль каждого определялась в соответствии с его морфологическими особенностями, позволяющими выполнять те или иные из многочисленных производственных операций.
Например, человек с длинными руками считается более подходящим для работы, главным образом, на основных типах швейных машин, поскольку, как мне объяснили, такой работник более подвижен и быстрее осваивает этот вид работы.
Другие, с более изящной формой рук, так сказать, заточены под работу на специализированных типах машин, например автоматах пошива и отделки карманов.
Третьи, морфологически более приземистые мужчины, выполняют раскройные операции. Этот этап работы требует ручных навыков, позволяющих формировать отдельные отрезки ткани для пошива тысяч и тысяч экземпляров одежды. Здесь не нужны ни длинные пальцы, ни особая ловкость, только сила и выносливость, поскольку приходится по 12 часов в день манипулировать тяжелыми электрическими резаками.
Сегодня существуют современные раскройные машины, почти полностью автоматизированные, но стоят они порядка 100 тысяч евро (скромная сумма по сравнению с прибылью от раскроя), что и объясняет причину ручной резки.
Другими специальными машинами являются петельные и клепальные, выполняющие самые специфические операции, например прорубку и отстрочку петель. На таких машинах работают исключительно женщины благодаря ловкости движений их более тонких пальцев.
Очевидно, что машинные операции для обеспечения безопасности оператора требуют особого внимания и синхронизации движений рук и иглы, а это достигается не очень быстрым темпом работы. Здесь же, напротив, делается все, чтобы он был как можно выше.
Я сам работал на всех этих машинах и могу вас заверить, что тут нужна особая осторожность. Достаточно одного несинхронного движения, малейшего отвлечения, и в долю секунды игла вонзится вам в палец.
Но на Sonoma вся работа основана на скорости.
Ее рабочие, сейчас их правильнее называть рабы, должны постоянно подтверждать свою максимальную эффективность, ибо задержки в поставках недопустимы. Sonoma перегружена работой и обязательствами, именно потому требует и добивается от своих рабов максимальной скорости исполнения. Вы никогда не услышите от господина Гамбы:
– Я не могу принять ваш заказ, я завален ими по уши!
Даже при условиях жестких сроков поставки вы всегда услышите от него:
– Да, конечно, мы это сделаем!
Румынские рабочие, помимо того, что требуют повышения зарплаты на те самые 30–40 евро и регулярного восьмичасового рабочего дня, еще и медлительны. Индокитайцы, напротив, очень быстры. И покладисты. Во всяком случае, при навязанном им безумном ритме работы, если кто-то из них пробивает руку иглой, его мгновенно заменяют, без выплат на лечение и другой помощи.
Антонелло Гамба в интервью журналу Panorama сказал, что в прошлом он испытывал большие трудности из-за того, что не мог найти нужный персонал в Румынии. Естественно, на своих условиях! Он давал объявления в газеты, но никто не приходил. Более того, за пять лет он потерял 3600 сотрудников.
– И тем не менее я не захотел перевести производство в Китай, как это делают многие, – заявил синьор Гамба, желая выдать этот факт за персональную защиту интересов Made in Italy.
Это было бы смешно, если бы не было трагично.
Sonoma работает на самые крупные и известные бренды Made in Italy, которые из коммерческих соображений чаще всего стараются не афишировать этой связи, поскольку их клиенты (в основном бутики класса люкс) неохотно соглашаются на продукцию Made in China. Поэтому они стараются размещать свои заказы в Европе и/или в соседних, как правило, менее развитых регионах, таких как Армения (где у Sonoma тоже есть фабрики), Азербайджан, Украина, Беларусь. Благодаря гениальной идее импортировать китайских рабочих, в результате чего затраты становятся даже ниже, чем в самом Китае, продукция производится руками тех же китайцев, но это не Made in China!
Больше всего меня возмущает тот факт, что все эти предприниматели-рабовладельцы еще и желают выдать свои злодеяния за нечто позитивное! Тот же Антонелло Гамба, несмотря на нечеловеческие условия труда его китайских рабочих в Румынии, утверждает, что платит квалифицированным рабочим достойные 220 евро в месяц, что в четыре раза больше общепринятой зарплаты. Какой благодетель!
Я спрашиваю его: почему он не повышает зарплату своим румынским сотрудникам, чтобы удержать их на фабрике? Ведь в результате они в поисках лучшей доли разъезжаются по Европе, в то время как могли бы зарабатывать достаточно у себя дома и жить нормальной семейной жизнью.
Не потому ли, что продолжает принимать заказы от основных брендов итальянской системы моды по бросовым ценам?
Почему он не скажет тем, кто приезжает сюда с заказами, что трудозатраты сборки одного пиджака, который они продают за 1000 евро, составляют как минимум 50 евро, а не 15 и не 20, которые намерены платить менеджеры по производству, сами получающие огромные зарплаты?
Почему продолжает подписывать контракты на выполнение работ ниже себестоимости? И когда он не может сделать это в Румынии, потому что даже в Бакэу рабочий слишком дорог, он за счет заказчика (Moncler, Dainese, Blauer и т. д.) везет ее на Мадагаскар, на фабрику Еmile (которую я хорошо знаю) в Антананариву – третий по уровню бедности город в мире, где рабочий стоит 30 долларов в месяц, где страх смерти от голода хорошо читается в глазах детей, которые чудом уворачиваются от носящихся по улицам дорогих внедорожников и которые, чтобы унять голодную боль в желудке, едят клей, а осиротев, уходят жить в грязные мусорные баки размером пять метров на три, где им иногда посчастливится отыскать среди мусора что-нибудь съестное!
Почему он выставляет себя защитником Made in Italy, а не остановит падение лейбла на дно и не объяснит дизайнерам, что если они хотят качества, то должны платить за него реальную цену? И может быть, если такое вдруг случится, он сможет вернуться в Италию.
Но нет. Синьор Гамба бессовестный и беспринципный человек, для которого главное – нажива. Я был свидетелем того, как он позвонил одному из своих доверенных людей и распорядился:
– Завтра ты летишь на Шри-Ланку, привезешь мне 50 мужиков и 50 баб!
Мужиков и баб, будто речь шла о товаре.
Я видел, как он расхаживал посреди рядов со швейными машинами и бросал конфеты сидевшим за ними сингальским работницам. Именно бросал, а не угощал. Что, черт возьми, у этого парня вместо души? Дух Тутанхамона? Тот Тутанхамон, как и все египетские фараоны, знал толк в промышленной организации труда и цену рабочим рукам!
Этому удается шить дешевую одежду для стилистов Made in Italy. Тот фараон строил пирамиды с помощью рабов и хотя бы оставил потомкам что-то великое, а что оставит этот? Фирменные трусы?
От плохого к худшему
Криминальная фабрика Sonoma, о которой я рассказывал выше, до сих пор существует. Хотя в последнее время, как это периодически случается… она обанкротилась.
Как мне сказали, она банкротится каждые два-три года. Назову вам причину подобных ее неприятностей: низкая себестоимость продукции. Стилисты или кто-то за них постоянно снижают цену заказа, а предприниматель с этим соглашается и прибегает к новым ухищрениям. Он завозит сотни рабочих, а по сути рабов, с Дальнего Востока, эксплуатирует их в промышленных масштабах и в конце концов разоряется. Но у него нет проблем.
В Румынии такой человек, как Антонелло Гамба, имеет множество нужных знакомств, важных в политическом и коммерческом плане. И карусель начинает крутиться вновь. Открывается еще один завод, который, как и предыдущий, тоже будет называться Sonoma.
Но и это еще не все. Поскольку нет предела худшему, всегда найдется место для еще чуть-чуть хуже. Справедливости ради надо сказать, что Гамба не одинок в этой авантюрной роли предпринимателя-рабовладельца. Просто он сделал все это первым и, очевидно, лучше других. В промышленных масштабах, будучи человеком, склонным делать все по-крупному и заглядывать далеко вперед.
Примерно в 110 километрах к югу от Бакэу, в полутора часах езды, находится веселый городок Фогсани, похожий на него, только чуть поменьше. Та же застройка и тот же образ жизни.
В Фогсани находится фабрика Incom-Vranco, производящая в основном одежду итальянских марок. На ней трудится около 800 работников.
Здесь я познакомился с Вальтером Кунджи, маленьким человечком с тосканским акцентом, который отвечает за производство мужских линий Valentino, Prada, Armani и Ferragamo. Он тоже нанял горсточку рабочих из Бангладеш и привез их в Фогсани.
– Мы их тепло приняли и даже предоставили им квартиры, – говорит он.
Спасибо хоть не заставил спать рядом со швейными машинами.
– Мы их хорошо кормим…
Как только слышишь подобное, начинаешь подозревать, что тут что-то неладно. Потому что, несмотря ни на что, эти душевные бизнесмены всегда желают выглядеть добрыми самаритянами.
– Представь себе, они даже Рамадан соблюдают! – всплескивает он руками.
Надо же! А вы что думали, что если мусульмане приехали к вам за тридевять земель работать за небольшие деньги, то у них нет священного права чувствовать себя в мире со своим Небесным Отцом?
– Как ты думаешь, – спрашивает он, – они будут устраивать забастовки, если им придет в голову, что мы даем им недостаточно еды?
Но если человек едет на работу за 10 тысяч километров от дома и высказывает претензии по поводу того, что ты плохо его кормишь, то это характеризует тебя не с лучшей стороны. Поскольку ты обязался хотя бы это делать хорошо в обмен на то, что платишь ему гораздо меньше, чем местной рабочей силе. А пытаться экономить еще и на еде – это уже свинство!
– Я вынужден был сделать все прививки. Ведь я постоянно с ними общаюсь! – морщится он.
Ах как они тебе противны! Кто ты такой?