Смерть тебя помнит

Софи кричала: «Бабушка!», «Дедушка!», но с каждым разом казалось, что ее голос звучал тише и тише, словно пожираемый огнем, как и все вокруг.

Рыдая, она упала на колени, ступни так пекло, что от боли Софи уже ничего не соображала. В голове шумело. За плечом резко запахло жженым и коснулось ушей. Это загорелись ее волосы, заплетенные в длинную, до талии косу.

Девочка провалилась в беспамятство. Вокруг шипел, трещал огонь, уже не пугая, уже не жаля, но смертельно жадно облизывая детское тело.

– Софи!

Огромные мужские руки подхватили ее и прижали к себе. Софи открыла слезящиеся глаза.

Дедушка.

Он побежал, пряча лицо Софи в складках своей рубашки. Выйдя на крыльцо дома, посадил девочку на землю.

– Я за бабушкой, будь здесь.

Он скрылся в горящем доме, а Софи осталась сидеть и смотреть на дымящийся проем. Где-то очень близко послышался вой пожарной сирены, и девочка вздрогнула, словно только сейчас научилась слышать. Звуки обрушились на нее: топот ног, крики соседей, которые бежали к ним, вой скорой, поднимавшейся в гору. Она не чувствовала свежего воздуха, только запах гари – забившийся в легкие, впитавшийся в кожу.

Софи подняли и перенесли дальше от костра, в который превратился дом. У девочки что-то спрашивали, трогали, поливали каким-то спреем, но она не позволяла отвернуть ее лицо от порога и лишь беззвучно шептала:

– Дедушка. Дедушка.

Появились мама и папа. Мама плакала навзрыд и заламывала руки, боясь обнимать Софи. Папа говорил ей что-то утешающее, а в его глазах стоял ужас.

Пожарные подошли к крыльцу, и тут на него вышел дедушка, поддерживающий бабушку под руку. Они оба были живы, Софи облегченно выдохнула и наконец позволила себе закрыть глаза.

Болевой шок длился несколько недель. Девочка больше не разговаривала. В реанимации ее каталку ненадолго подвезли и оставили рядом с бабушкиной. Та протянула руку и нежно погладила внучку по щеке.

– У тебя все будет хорошо, слышишь? Ты сильная. Ты очень сильная. Ты со всем справишься, моя хорошая.

Это были последние слова, которые она сказала Софи. Через два дня умер дедушка, а через неделю ушла и бабушка. У обоих оказался обширный ожог легких.

Девочка получила восемьдесят процентов ожогов тела, и, несмотря на уверения врачей, что ее нельзя оперировать и что ничего нельзя сделать, она оставалась жива. Мама постоянно плакала, ругалась с врачами и администрацией больницы. Отец пытался улыбаться, когда заходил в палату к дочке, но от его улыбки веяло горечью.

Софи было больно. Постоянно было больно. Огонь не тронул только лицо, все остальное тело скрывали бинты, пропитанные сукровицей.

– Потом был год в ожоговом центре больницы и десять операций по пересадке кожи под общим наркозом. Больничный запах въелся в плоть, и девочка стала панически бояться врачей. А затем год попыток ходить на слишком обожженных стопах, хотя это было противопоказано.

Голос Софи звучал ровно, даже безжизненно, словно она рассказывала не о себе, а о ком-то другом. Возможно, так и было. Возможно, она специально дистанцировалась.

Роули понял, что за спокойным тоном стояли тяжелые усилия, работа над собой и укрощение личных демонов. Вот почему она осталась чистой: комплекс неполноценности плюс неприятие внешности противоположным полом.

– Можешь вернуться к моменту, когда произошло возгорание? – попросила Дагмар, и Роули усмехнулся, услышав еле заметное сочувствие, проскользнувшее в ее тоне.

– Могу.

– Ты сказала, что телевизор транслировал серый шум, да?

– Да, – подтвердила Софи спокойно.

Аластер в коридоре приподнял брови: ожидание, что она будет плакать от воспоминаний, не оправдалось.

– А что говорили пожарные после расследования?

– Что произошло замыкание старой проводки за телевизором.

– Ты хорошо помнишь события, – задумчиво прокомментировала Дагмар.

– Я бы хотела забыть, но, кажется, они обугленным клеймом навсегда остались в моей голове. Думаешь, пожар не был случайностью?

– Не был. Я думала, что причина в твоем отце, но ошибалась.

Аластер переступил с ноги на ногу, сверля взглядом стену. Пятнадцать лет назад. Пожар. Что-то казалось смутно знакомым в этой истории, но проблема заключалась вот в чем: все, что демон считал мало-мальски не стоящим внимания, он легко забывал или закидывал в самые дальние углы своей памяти.

Дагмар отстала с вопросами и принялась помогать Софи, едко комментируя тот или иной предмет одежды, который она примеряла. Аластер решил обязательно выяснить, к каким выводам пришла Дагмар, но позже.

Роули, посчитав, что достаточно голоден, отправился в гостиную, где его уже ждал завтрак: почти сырая говяжья печень. Ее ежедневно доставляли по утрам на дом из мясной лавки на Голешовицком рынке. Каждый демон любил что-то определенное из человеческого тела или, как Роули, мог насыщаться мясом животных. Он знал, что Дагмар питалась телячьими щеками, Лилит любила сердца, а Фауст ел глаза, хотя последний очень старался изменить свои вкусы, выбирая обычную человеческую еду. Роули тоже не гнушался людскими блюдами, вкушая любое чуть прожаренное мясо с кровью. Но особенно Аластер любил разные напитки, которые придумало человечество: кофе, коньяк, сидр.

Когда он заканчивал трапезу, на кухне появилась Софи, и выглядела она донельзя похожей на себя прежнюю. Теперь Роули понял, почему они с Дагмар после примерки полчаса провели в ванной. Демоница ее подстригла точно так же, как было до аварии. Черные прямые волосы теперь доходили всего лишь до подбородка, придавая ей дерзкий и еще более юный вид. Новая прическа открывала тонкую шею, и Аластер представил, как с удовольствием прикусил бы белую кожу, желательно до крови. Похоже, стоило заглянуть к одной из многочисленных девушек, чтобы отвлечься от охоты за святой.

– Ты ела? – вместо приветствия поинтересовался Роули.

Он наконец оторвал взгляд от ее прически и перевел на одежду. На Софи были приталенные брюки в клетку и обтягивающая черная кофта.

– Да, Дагмар заказала. – Она засунула руки в карманы, в точности копируя его позу, в которой он стоял в коридоре. – Ты все слышал, да? – по-своему истолковав его взгляд, спросила Софи и добавила: – Очевидно, скоро наглядно увидишь последствия пожара.

– Эти черты лица и тела – твои изначально, а шрамы – это приобретенное, поэтому они не проявились. Возможно, тело вскоре тоже перестроится, но оно будет таким же, каким бы было, если бы не случился пожар, – объяснил Роули.

Она хотела что-то спросить, он видел это по приоткрытым губам и румянцу на щеках, но передумала.

– До вечера тебя охраняет свита. Постарайся остаться в живых.

Аластер поднялся и, захватив пальто из гардеробной, позвал:

– Дагмар, проводи меня до парковки.

Они вышли в подъезд и спустились на лифте в подземный паркинг. Дагмар приоделась в привычную для взгляда одежду: кожаные лосины, ботинки и мешковатый свитер, который оставлял оголенным одно плечо. Копну светлых волос ожившей статуи она тоже состригла, и теперь пряди едва касались плеч. Оглянувшись и убедившись, что они одни, Роули потребовал:

– Выкладывай, что ты знаешь о пожаре?

– Ты не помнишь? Я принесла тебе послание от Фера Люция, в котором был адрес дома в окрестностях Инсбрука.

– Нужно было убить всех так, чтобы походило на случайное несчастье. – Роули потер виски, вспоминая. – Я не делал этого лично.

– Ну, естественно, – съехидничала Дагмар.

– Послал человека, у которого подходил срок сделки. В итоге хозяева дома умерли, так что поручение Фера Люция я исполнил. Как ты знаешь, таких приказов было слишком много, чтобы помнить все.

Дагмар фыркнула и покачала головой:

– Софи не должна узнать о твоей и моей причастности, иначе ее доверия нам не сыскать. А пока вы связаны и неясно, что она такое, лучше держать ее близко. – Она зло улыбнулась. – Я легко набьюсь к ней в подруги, выражая сочувствие.

Роули пожал плечами и нажал кнопку разблокировки машины.

– Мне все равно. Пусть узнает и не заблуждается на наш счет.

– Она и так знает, кто мы. Отец ее хорошо обучил, хоть она пока и не понимает этого. Там, в баре, я попыталась напугать Софи, и она среагировала на инстинктах. И скажу тебе, инстинкты у нее, как у хорошего экзорциста.

– Она слишком слаба для хорошего экзорциста, – фыркнул Роули.

Настроение испортилось после рассказа девчонки, и последующие воспоминания о его причастности к пожару не добавили позитива. Роули не нравилось испытывать противоречивые эмоции, поэтому от таковых он старался избавляться. Кивнув Дагмар, он сел в свой «Додж». Затем, написав Фаусту, что приедет через двадцать минут, Аластер вырулил на залитую дождем улицу.

Дэниэль ждал возле особняка своего предка. Притормозив, Роули внимательно проследил, как тот садится в его машину. Фауст не был в порядке. Внешне это никак не проявлялось, но что-то надломленное читалось во взгляде. Лилит умела влюблять в себя, но никогда никого не любила. Никого, кроме кардинала Ниотинского. Чем скорее Фауст это поймет, тем быстрее вернется к обязанностям главы ордена.

– Где черный мустанг? – вместо приветствия поинтересовался Роули. Похоже, у него сегодня день без соблюдения условностей.

– Оставил возле Гоуски для Лилит, – сухо ответил Фауст.

«Что за бесов идиот! Он надеется, что она вернется?» – подумал Роули, а вслух спросил:

– Куда ехать-то?

– В Пражский Град. Одержимая – дочь президента.

Роули присвистнул:

– Чудесно. Демоны едут изгонять демонов.

Дэниэль проигнорировал укол о своем демоничестве и спросил:

– Как Софи?

Аластер коротко обрисовал ситуацию с попытками ее убить и появлением черной свиты. После чего Дэниэль предложил решение, в точности повторив слова Лилит, сказанные ему ночью:

– Привози ее в Тройскую резиденцию вместе со свитой. Она побудет под моей защитой и защитой ордена.

– Мы связаны, если ты забыл. – Аластер резко вписался в поворот. – Она останется со мной.

Вышло немного ревниво, но Роули было плевать. Девчонка должна находиться при нем, пока он не разгадает ее тайну.

– Хорошо, но я хотел бы повидаться с ней.

– Не доверяешь? – улыбнулся Роули, показывая клыки.

– Нет.

Несмотря на ливень, город активно проживал новый день: сигналили машины в пробке, изо всех сил размахивая дворниками; люди, кутаясь в куртки, ежась от ветра и воды, пытались спастись под зонтами и козырьками остановок; дымили печными трубами старые дома.

«Додж» въехал в ворота и остановился на пропускном пункте. Все вокруг выглядело обычным: очередь из туристов все так же стояла у входа в информационный центр за билетами в залы Пражского Града.

– Ваш пропуск, пожалуйста.

Роули опустил руку в карман пальто и вытащил оттуда визитку поставщика виски, показывая мужчине в форме. Градный страж, увидев то, что хотел, кивнул и пропустил машину во внутренний двор.

Возле неприметной двери Роули затормозил. Их уже ожидали. Мужская фигура в рясе стояла неподвижно, словно бы не ощущала на себе ни дождя, ни ветра.

Старый епископ, служащий в соборе Святого Вита, выглядел донельзя уставшим. Под глазами залегли черные круги, которые грозились перейти и на бледные впалые щеки с фиолетовой сеткой сосудов. Тонкие губы его святейшество то и дело поджимал, точно вел сам с собой безмолвный диалог. Нервными пальцами епископ теребил розарий из черного камня.

– Добрый день, – поздоровался Дэниэль и слегка склонил голову. Роули, скрипя зубами, сделал то же самое.

– Дэниэль, здесь я бессилен. Его никак не изгнать. Сутки прошли, а демон не уходит.

Фауст бросил предупреждающий взгляд на Роули, очевидно, для того, чтобы он удержался от привычных едких комментариев.

– Президент?

– Они с супругой на дипломатической встрече в Катаре. Они пытались ее отменить, но иногда долг слуг народа превыше семьи.

Они прошли длинными вычурными коридорами президентской резиденции, миновали несколько постов охраны и наконец достигли жилого крыла. Если во дворце пахло старостью и тонким ароматизатором с примесью лаванды, то в жилом крыле стояла вонь гниющего заживо тела. Отделанные позолотой коридоры и резные дубовые двери не могли удержать этот запах.

Епископ завел их в спальню. Возле кровати стоял священник и нараспев читал молитву. Аластер посерьезнел, увидев скрюченное тело на постели. Подросток, девочка. Худая, в насквозь мокрой пижаме, с язвами, которые покрывали лицо. Руки и ноги, точно распятые, были пристегнуты ремнями к кровати. Она издавала хриплое рычание и часто облизывала кровь с прокушенных и потрескавшихся губ.

Абсолютно черные глаза уставились на вошедших. Лицо приобрело удивленное и немного испуганное выражение.

– Король сделок! Какая честь! Пришли мне подсобить? – спросил демон в теле девочки.

Это был именно демон, не бес. В Аду соблюдалась жесткая иерархия, которую ввел Фер Люций. Изначально ее не существовало, но с увеличением численности адских жителей такая мера упорядочила зарождавшийся хаос.

На вершине иерархии возле Фера Люция стояли Лилит и Роули, Первопадшие. За ними шли князья – сильные демоны, которые обратились после первых. За князьями стояли рыцари Ада – самые искусные и страшные убийцы всех времен и народов, за теми шли остальные демоны разных кругов, которых насчитывалось семь, а не девять, как описал Данте. Чем выше круг, тем сильней демон. Ниже в иерархии находились бесы – настолько сломанные души, что все человеческое в них исчезало, оставляя лишь существо со звериными инстинктами.

Роули молчал, рассматривая того, кто не желал уходить.

– Назовись! – потребовал Фауст.

– Гаст из шестого круга, – прошипел он свое имя вместе с пеной, что пошла у подростка изо рта. – Развлечемся?

Тут тело резко изогнулось, ноги провернулись в коленях, хрустнули кости, и девочка заорала от боли во всю мощь легких. Священник отшатнулся, а епископ, напротив, кинулся к кровати, но Роули не дал ему подойти, оказавшись возле одержимой быстрее. Он схватил лицо в язвах и притянул вплотную к себе:

– Зачем ты здесь? – Аластер оскалил клыки и облизнулся.

Демон замер, зачарованно смотря в глаза Роули.

– Нас много вышло, когда открылась старая червоточина в замке.

Гаст дернул рукой, и молодой священник отлетел к двери, но тут же поднялся на ноги и снова подошел к кровати.

– Какой приказ? – продолжил Роули, не обращая внимания на священнослужителя.

– Приказ? – Девочка загоготала, как сумасшедшая. – У тех, кто вырвался, всегда один приказ – ни в чем себе не отказывать.

– Ты не слышал о девушке, которую нужно убить?

Гаст ощерился и клацнул зубами, что на лице ребенка выглядело весьма жутко.

– О, это вроде как уже поручили князьям и рыцарям. Ты же видишь, я не вхожу в их число, король.

– Мне нужны подробности. Все, что знаешь или слышал.

– А вы мне что?

– Отпущу, – чуть помедлив, протянул Аластер.

– Ходят слухи, что она последняя из святых, поэтому ее надо или убить, или искусить. Но, как видите, все пробуют первое.

– Последняя из святых? Что это значит? – прошипел Фауст, встав рядом с Роули.

– Я передал, что слышал! Правда или нет – выясняйте сами. А теперь отпустите!

Роули с презрением посмотрел в черные глаза и отошел от кровати. Епископ осенил девочку крестом и, встав у нее в ногах, начал читать заклинание экзорцизма. Священник поддержал его, вплетая в ритуал свой голос. Демон задергался, зашипел, а потом отшвырнул пожилого мужчину, но Фауст не дал ему упасть, нечеловечески быстрым движением подхватив под руку.

– Хорошо быть по ту сторону клетки, Роули? – выкрикнул Гаст тонким девичьим голоском. – Вы должны помочь мне, мы одной природы!

– Вот именно, – ехидно оскалился Аластер. – Считай, я тебе помогаю, избавляя от Ада.

Епископ снова попытался начать, но его вдруг стошнило прямо на рясу. Демон засмеялся. Фауст достал телефон и включил запись на мобильном, одержимая тут же завизжала, выкрикивая проклятия.

Запись транслировала то же самое заклинание экзорцизма, но некоторые слова были заменены и усилены именами Бога и ангелов.

Роули ощутил головокружение и тошноту. Нет, его нельзя было изгнать – ведь физическое тело оставалось истинным с начала истории, но заклинание все равно ощутимо било болью по нервам.

Девочка задергалась, затрещали по швам ремни, стягивающие руки и ноги. Мгновение. И вот уже ее правая рука высвободилась. Фауст, достав маленькую склянку с прозрачной жидкостью, щедро плеснул ту себе в ладонь. Дохнуло святым елеем. Потом Фауст навалился на одержимую, придавив руку, которую не сдерживал ремень. Дэниэль потянулся ко лбу девочки и стал чертить крест, а за ним – знаки подчинения, как если бы привязывал демона к себе.

Девочка затихла, но Фауст продолжал читать молитву, как и служители церкви. Она распахнула черные глаза и затряслась. Кровать взмыла в воздух вместе с Фаустом на ней. Он снова нарисовал на лбу дочери президента крест и прошептал:

– Я отпускаю тебе грехи.

Серый густой дым вырвался из горла девочки и растворился в воздухе, кровать с грохотом упала на пол.

А девочка…

Девочка перестала дышать.

Глава 6

Rarior corvo albo est.

Более редкий, чем белая ворона.

«Пражский трдельник»

«Дорогие читатели, по неподтвержденной информации, над дочерью президента провели обряд экзорцизма. Однако наша редакция считает это не более чем слухами, поскольку господин президент и его супруга в это время находились в Катаре. Учитывая, как сильно президент печется о благополучии дочери, он, безусловно, ни за что не оставил бы ее в такой ситуации.

К другим новостям.

В замке Гоуска произошел обвал горной породы в центре замкового двора. По предварительной оценке геологов из Карлова университета, образовавшаяся пропасть уходит вглубь на десятки метров. Посещение замка и экскурсии приостановлены на неопределенный срок. Из разлома доносится запах серы, что указывает на скопление сероводорода под землей. На ум сразу приходит знаменитая легенда о вратах в Ад, которые якобы находились именно в этом месте. Согласно старым преданиям, замок Гоуска был построен с бойницами, направленными внутрь, чтобы сдержать и не выпустить то, что может появиться из разлома.

Все же будем надеяться, что это просто легенды и вскоре замок вновь откроют для посещений.

Ваш Эл Вода».

Лилит[15]

После разговора с Роули Лилит еще долго мерила шагами каменный пол адской крепости. Длинные рыжие локоны, спускающиеся почти до бедер, она заплетала в нетугую косу и откидывала назад, но спустя мгновение волосы снова освобождались из плена, рассыпаясь по плечам и спине, такие же строптивые, как и она сама. Демоническую форму Лилит принимала, лишь когда выходила из крепости в город, предпочитая при Грегоре все же оставаться в человеческом обличье.

События «Дахштайна» еще ярко горели у нее в мыслях, ведь казалось, что это было буквально вчера. Ее отказ служить Дьяволу, закрытие врат под отелем, добровольная передача сил и жизни, чтобы спокойно умереть и в посмертии стать свободной.

Она вспомнила, как пару дней назад открыла глаза в спальне дома Фауста. Растерянная, не понимающая, что произошло и как там очутилась.

– Лилит! – Надрывный шепот коснулся ее щеки, и она резко дернулась в сторону, а уж после посмотрела на того, кто это произнес.

Дэниэль Фауст. Мальчишка возмужал и повзрослел. Хмурые складки протянулись от носа к губам, будто он совершенно разучился улыбаться. Глаза стали холоднее, лишь непослушные кудри все так же обрамляли лицо, давая понять, что прежний Дэн никуда не делся.

Интересно, это небытие так играло с сознанием или она попала в Ад, и Фер Люций предает ее своим любимым пыткам?

– Ты настоящий? – хрипло спросила она, и он тут же кивнул, а затем протянул ей стакан с водой. – Где Грегор?

На это Дэниэль скорбно поморщился, и еще до его ответа Лилит поняла, что не увидит Ниотинского в мире живых. Подождав, пока она допьет, Фауст заговорил. И чем больше он рассказывал, тем сильнее злилась демоница.

– Грегор. Я хочу его увидеть, – тоном, не терпящим возражений, потребовала Лилит.

– Мы не можем его вызвать, он не стал демоном.

– Тогда пройдем через лазейку Аластера!

Она помнила, что ушлый демон сделок использовал щель, которая осталась после закрытия врат в Гоуске. Отпиралась эта щель между мирами его личным гримуаром.

Лилит откинула одеяло и, покачиваясь, встала. Оглядела помещение: спальня дома Фауста претерпела ремонт, но вид из-за тонкой занавеси она бы не спутала ни с каким другим. Карлова площадь с рядом домов пастельных оттенков, которые прижимались друг к другу, словно старые возлюбленные, да блестящая пражская брусчатка, по которой сновали машины.

Затем она поймала свое отражение в массивном зеркале напротив кровати. Шелковая бордовая пижама, тонкий стан, лицо с янтарем глаз и длинные рыжие волосы. Лилит нахмурилась, испытывая противоречивые чувства: ослепительную злость на Фауста и одновременно малую толику радости оттого, что снова жива.

– Это мое тело?

Дэниэль ласкающим взглядом прошелся от ее голых ступней до лица, а потом ответил:

– Да, по заклинанию небытие вернуло тебя целой.

Он шагнул к ней, провел рукой по плечу, поглаживая, а после легко коснулся ее ладони, намереваясь переплести пальцы, но Лилит высвободила кисть и отошла, все сильнее злясь на него, на себя, на Роули и даже на Грегора за то, что так скоро после ее смерти он ушел из мира живых.

– Ты не понимаешь, что вы наделали!

– Прекрасно понимаю. Я вернул тебе долг. Я вернул тебя!

– Зачем ты это сделал, Фауст?

– Ты говорила, что мы достойны второго шанса.

Она внимательно вгляделась в его лицо: была ли это одержимость ею или он считал себя обязанным, должным после того, что она отдала все за закрытие врат? Его грозовые глаза теплились надеждой, а уголки губ тянулись вверх, когда Дэн смотрел на нее. Лилит подавила злость и ответила, стараясь вложить в слова всю убедительность мира:

– Ты достоин! И я уверена, что использовал второй шанс! Но я выбрала небытие. Это был мой выбор! Пойми, равновесие, которое ты так защищаешь, которое пытался соблюдать Грегор, – теперь нарушено, и последствия неизбежны!

– Может, и нет, – возразил Фауст. – Вместе с тобой из небытия вернулась душа девушки. Ее зовут Софи Мортем, она энсиа, возможно, с силой, противоположной нашей. Она уравняла ваш выход. Ангел или…

– Ангел? – Лилит перебила его и сухо продолжила: – Я никогда не видела ни ангелов, ни их деяний. Они существуют, естественно, но на землю не ходят, им не интересно, они лишены мирских чувств.

– Все, кроме падшего. Да, я тоже это знаю, – покивал Фауст. – Однако, если мы их не видели, это не значит, что они сюда не спускаются. Роули привезет ее сегодня к нам. А пока… Ты есть хочешь? – улыбаясь, сменил тему Дэниэль.

Лилит видела, как за натянутыми уголками губ он спрятал горечь от ее слов и разочарование оттого, что его мечты о будущем оказались лишь мечтами, сползшими в пропасть, как камни с горы Дахштайн вслед за талым снегом.

После встречи с Роули в доме Фауста той же ночью Лилит с Дэниэлем спустились через пропасть в Гоуске к разрушенным вратам в Ад.

Перед этим у них произошел неприятный спор касаемо желания демоницы увидеть Ниотинского.

– Прошу тебя, только не оставайся там. Ты же ненавидишь Ад! – Фауст не хотел ее отпускать. Это читалось в его судорожно сжатых челюстях, в оранжевом огне глаз, когда он злился.

Лилит же зло схватила его за подбородок и, понимая, что разбивает мальчишке сердце, ответила:

– Дэн, я отдала тебе свою силу, я отдала жизнь, закрывая врата. Ты, одержимо желая быть со мной, вернул меня, наплевав на все, что до сих пор так рьяно охранял!

– Я хотел, чтобы ты жила, – выдохнул он, с тоской заглядывая ей в глаза.

Лилит иронично улыбнулась.

– Врешь! Ты желал меня. Но я не останусь с тобой только потому, что ты этого хочешь, Фауст. И да, я ненавижу Ад. Однако если там со мной будет Ниотинский, я смирюсь.

Едва они ступили на сухую равнину, дохнуло жаром и страданием. Последнее казалось таким же осязаемым, как и непрестанно сыплющийся с неба пепел. Лилит расправила плечи и приобрела демонический облик. А сверху накинула принесенный с собой легкий плащ с глубоким капюшоном. Обычно демоны не скрывали себя, но высшие, такие как князья и рыцари, иногда предпочитали ходить в таком облачении. Это служило знаком того, что сильные мира сего в данный момент не хотят, чтобы их трогали или о чем-либо спрашивали. По негласному правилу демонов в плащах старались обходить стороной, ощущая их мощь даже на расстоянии.