Когда выстраиваются звёзды

Джозефин опускается, чтобы обуться, и на мгновение поднимает взгляд – мягкий, ободряющий, словно говоря: мы ведь ещё увидимся, правда же?

Она открывает дверь. Первые лучи солнца после дождя мягко падают на порог, заполняя пространство свежестью и лёгкостью. Крыльцо остаётся в тени, но за его пределами город уже блестит от влаги.

Джозефин делает шаг наружу, но не уходит сразу. Она смотрит на Делани, замечая в её лице смешанные эмоции: сдерживаемую грусть, лёгкую неуверенность, но и тёплую привязанность.

– Пообещай мне звонить каждый вечер, – говорит она, и в её голосе нет грусти – только уверенность и забота.

Делани молча кивает, боясь, что если заговорит, голос выдаст её настроение.

Как по традиции, они обнимают друг друга на прощание. Объятия тёплые, крепкие – такие, в которых можно раствориться хотя бы на мгновение.

Делани закрывает глаза и чувствует, как уголки её губ непроизвольно приподнимаются в улыбке. Джозефин прижимается чуть крепче, будто хочет сохранить этот момент подольше.

– Буду скучать всю неделю, что ты будешь там, – шепчет она, в голосе слышится что-то особенно тёплое.

– Я тоже, Джози, – отвечает девочка, ощущая, как сердце сжимается от предстоящей разлуки.

Они отстраняются, ещё раз встречаясь взглядами. В этих последних секундах, перед тем как пути разойдутся, хочется запомнить каждую деталь – лёгкое волнение в глазах подруги, солнечные блики в её волосах, чувство домашнего уюта рядом с ней.

Джозефин мягко кладёт руку на её плечо и говорит:

– Береги себя.

– И ты себя, – отвечает та с лёгкой улыбкой, будто стараясь придать голосу уверенности.

Раздаются тихие шаги по твёрдому камню крыльца. Делани провожает взглядом силуэт подруги, который постепенно растворяется в золотистых лучах солнца.

А в груди остаётся тёплая, щемящая тоска.

3

Сумерки уже мягко окутали вечер, а солнце, что днём пылало, словно золотистое пламя, теперь скрылось за горизонтом, оставив небу розоватые мазки, постепенно угасающие в холодной сини.

С момента прощания с Джозефин прошло несколько часов. Сколько именно – Делани не считала. Да и зачем? После того, как подруга ушла, она поднялась в свою комнату, переоделась в любимую ночнушку – белую, украшенную крошечными тёмно-жёлтыми звёздочками, – и устроилась на кровати, позволив тишине обнять её, словно старого друга.

В руках она держит книгу – «Лучшее во мне». До этого девочка ни разу не открывала её. Родители подарили роман на день рождения, и он с тех пор стоял на полке – нетронутый, как музейный экспонат, который даже тронуть казалось чем-то запретным.

Но теперь её пальцы медленно скользят по краю страниц, а взгляд поймал первую строку. И вот Делани уже погружена в историю, забывая о времени, о предстоящей поездке… и даже о лёгкой тоске, которая ещё недавно сжимала сердце.

«Жизнь – сложная штука. Так было и будет, поэтому что толку жаловаться? Ты либо пытаешься её как-то улучшить, либо нет, и тогда живёшь как жил».

Делани замирает. Проводит пальцем по этим словам, словно проверяя, настоящие ли они. Перечитывает снова, а затем также снова.

Она даже не делает закладки, никогда не отмечает важные фразы. Но разве можно её забыть? Разве можно забыть то, что так больно задевает за живое?

Эта фраза – словно взгляд в её собственные мысли. Весь этот абсурд с поездкой в Нью-Йорк… Всё её сопротивление, обида, нежелание принимать хоть что-то хорошее в этой ситуации. Разве она не делает то самое – просто живёт, как жила, отказываясь хотя бы попробовать изменить свой взгляд?

Нет.

Делани не хочет это признавать.

Не хочет даже думать, что Нью-Йорк может стать чем-то большим, чем просто неприятной обязанностью.

Если признать, значит, зря злилась. Зря спорила с мамой. Зря держалась за своё упрямство.

Если признать – значит, возможно, там будет не так уж и плохо.

А Делани не хочет, чтобы было не плохо.

Но жизнь не дремлет. И, как всегда, умеет подкидывать сюрпризы, как приятные, так и не очень.

Делани несколько раз перечитывает цитату из «Лучшего во мне», закрывает глаза и делает глубокий вдох, как будто пытаясь вобрать в себя каждое слово. Она повторяет её про себя, как заклинание, словно надеясь, что эти слова смогут дать ответы на все вопросы, которые она прячет в своём сердце.

В конце концов, она тихо закрывает книгу, кладёт её под подушку и устраивается поудобнее под одеялом.

Мягкий свет лампы, стоящей на прикроватной тумбочке, тянется к ней, окутывая пространство вокруг кровати. Этот свет тёплый, золотистый, как лунный, только не холодный, а уютный. Он словно проникает в её мысли, заставляя всё вокруг казаться спокойным и безопасным. Тишина, царящая в комнате, добавляет этому ощущению какой-то особенной мягкости.

Делани чувствует, как тепло от одеяла и от тишины наполняет её. Мысли становятся медленными и убаюкивающими, а строки из книги продолжают крутиться в голове. «Жизнь – сложная штука…» – всё это как бы окружает её, затягивая в спокойную мглу ночи.

Но как только она ощущает, что сон уже близко, что его тёмные крылья окутывают её, раздаётся резкий стук в дверь. Делани вздрагивает, словно её только что выдернули из этого спокойного, убаюкивающего сна. Сердце подскакивает, как мячик, оттолкнувшийся от пола. И в тот же момент дверь открывается с характерным скрипом.

Взгляд девочки невольно устремляется к ней.

– Делли, милая, – раздаётся знакомый голос, мягкий и заботливый, – можно я войду?

– Да, – коротко отвечает она, сглатывая, осознавая, что это мама.

Дверь в комнату открывается тихо, почти неслышно. В мягком свете коридора силуэт мамы кажется слегка размытым. Она делает осторожный шаг внутрь, но не торопится подходить ближе, словно даёт Делани время привыкнуть к её присутствию.

Делани молча наблюдает за ней из-под одеяла. Её взгляд кажется спокойным, но на самом деле в нём скрыто что-то большее – лёгкое напряжение, сожаление. Она не отводит глаз, но и не спешит заговорить.

Мама опускается на край кровати. Движение плавное, почти осторожное. Она складывает руки на коленях и несколько секунд просто сидит так, глядя перед собой.

Молчание тянется, наполняя комнату каким-то особенным, почти осязаемым смыслом.

Раньше в такие моменты Делани давно бы уже забралась маме на колени или прижалась к ней плечом, как в детстве. Раньше молчание не казалось таким сложным.

Но теперь всё по-другому.

И всё же что-то внутри срабатывает, почти инстинктивно. Девочка незаметно пододвигается ближе, её пальцы сжимают край одеяла, но она сама этого будто не замечает.

– Долго мы будем молчать? – наконец говорит она. Голос ровный, но в нём чувствуется осторожность.

Мама переводит взгляд на неё. Глаза мягкие, чуть усталые, но в них нет упрёка – только ожидание.

– Только если кто-то из нас не заговорит, – отвечает она, её голос тёплый, но тихий.

Делани чуть приподнимает подбородок.

– То есть ты ждала, пока я начну?

– Нет. – Лёгкий выдох. – Это я должна была заговорить первой.

Она смотрит на дочь, словно хочет сказать больше, но не знает как.

Делани зажмуривает глаза и делает глубокий вдох, будто пытается удержать внутри весь шторм чувств. Этот приём уже стал привычкой, когда она писала мысли в своём дневнике – короткая пауза, чтобы не сорваться, не наговорить маме чего-то, о чём потом будет жалеть. Особенно перед сном, когда усталость делает эмоции только резче.

Выдохнув, она наконец говорит, её голос звучит тихо, но в нём слышится напряжение:

– Тогда почему, мама?

Мама чуть склоняет голову, наблюдая за дочерью.

– Что почему?

– Почему ты не заговорила первой?

Её взгляд слегка осуждающий, но в нём больше не обиды, а ожидания – как будто Делани хочет услышать объяснение, которое бы хоть немного сняло этот тяжёлый груз с её души.

Мама опускает плечи, словно её собственные мысли давят на неё.

– Это сложно, – её голос тихий, но в нём сквозит неуверенность. – Я просто боялась, что мы совсем не сможем поговорить. Особенно после того, что случилось сегодня днём.

Эти слова снова вспыхивают у девочки в голове, как вспышка света в темноте. Картинки из дневной ссоры из-за поездки в Нью-Йорк всплывают перед глазами – напряжённые голоса, резкие слова, непонимание, висящее в воздухе, словно плотная дымка.

Гул этих воспоминаний настолько невыносим, что на мгновение ей хочется вскочить с кровати, крикнуть маме, чтобы она ушла, чтобы просто оставила её в покое.

Но Делани вновь берёт себя в руки. Ради своего спокойствия. Ради того, чтобы не усугублять ситуацию.

Она молча откидывается на подушку, натягивает одеяло повыше, отворачивается на бок, закрываясь от всего мира. Делает всё, чтобы не встречаться с мамой взглядом.

Но мама не уходит сразу. Она остаётся сидеть на краю кровати, тихо наклоняется и прижимается губами к макушке дочери в лёгком, привычном поцелуе. Пальцы мягко скользят по её волосам, нежно убирая прядь с лица.

– Прости меня, Делли, – почти неслышно шепчет она.

Делани не отвечает. Только ровное дыхание.

– Спокойной ночи. – Перед тем как уйти, мама снова целует её в волосы. – Я люблю тебя.

Её голос тёплый, наполненный искренностью.

Делани замирает, прежде чем едва слышно пробормотать в подушку:

– И я тебя, мам.

Мама остаётся в комнате ещё на пару секунд, будто колеблясь, но затем медленно поднимается и направляется к двери. Закрывает её осторожно, но всё равно слышится тихий скрип петель.

В комнате воцаряется тишина.

Обняв подушку с такой силой, что костяшки пальцев побелели, Делани изо всех сил сдерживает слёзы. Как маме удаётся так легко довести её до такой крайности? Почему её слова всегда попадают точно в цель и сбивают с ног?

Она зажмуривает глаза, и одна слезинка скатывается по носу, оставляя маленькое пятно на подушке. Закусывает губу, чтобы не вырвался всхлип, но внутренний шторм эмоций слишком сильный, чтобы его сдержать.

– Чёрт…

Проклятие теряетсяв ткани подушки, как будто вовсе и не произносила его. Всё внутри сжалось, и дышать стало тяжело. Слёзы катятся одна за другой, впитываясь в ткань и превращаясь в мокрые следы.

Делани никогда не плакала так много. Она всегда держала чувства под контролем, чтобы не ухудшить ситуацию.

Но теперь она понимает: сдержанность – её враг.

Иногда нужно просто отпустить.

Нужно позволить эмоциям выйти.

Нужно дать им волю.

Нужно выплакаться, когда всё внутри просит этого.

Через несколько минут Делани делает глубокий вдох, как всегда, и вдруг вспоминает поговорку: слезами горю не поможешь. Она пытается улыбнуться, но получается с трудом.

Тяжело закрывает глаза и, наконец, засыпает.

«Поскорее бы заснуть…»– эта мысль пронзает её сознание, когда тёмная пустота накрывает её, поглощая.

***

Эхо смеха доносится будто издалека, мягко огибая пространство. Делани приоткрывает глаза – и вот она уже не в своей комнате. Тёплый воздух, лёгкое колыхание листьев на деревьях, знакомая картина перед глазами.

Это парк. Это их место.

Зимой сюда не приходят – это закон. Только лето, только тёплые дни.

Она сидит на траве рядом с Джозефин, а Брайан что-то оживлённо рассказывает, размахивая руками. Их смех льётся свободно, беззаботно. То ли из-за очередной удачной шутки Делани, то ли из-за комично-нелепой походки Брайана.

Перед ними носится небольшой лохматый пёс. Йоркширский терьер, подвижный и весёлый. Он смешно подпрыгивает, высовывая язык, и виляя хвостом так усердно, будто радуется всей своей маленькой собачьей душой.

– Иди сюда, непоседа! – смеясь, зовёт Брайан, протягивая руки вперёд.

Пёсик радостно несётся к нему, теребит передними лапками воздух, а затем замирает, когда Брайан взъерошивает его шерсть.

Джозефин тянет руку, и тот сперва настороженно обнюхивает её пальцы, а потом мягко лижет, с какой-то нарочитой важностью.

Она смеётся. Легко, негромко. И в этом смехе – чистое, искреннее умиление.

Как же всё-таки повезло Брайану. Такой верный, живой, настоящий друг.

Джозефин что-то невнятно бормочет, вставая с травы, и отходит в сторону. Делани машинально кивает, хотя даже не разобрала, что именно сказала подруга. Она остаётся наедине с Брайаном и чувствует, как воздух вокруг будто сгустился.

Краем глаза наблюдает за Джозефин, которая теперь играет с Моной – забавно, оказывается, собака Брайана – девочка. Наверное потому, что форма имени звучит как-то по-женски.

Но это не особо важно.

Тишина между ними натянутая, но не тяжёлая. Скорее… странная. Не такая, к которой она привыкла. Брайан смотрит на неё спокойно, чуть улыбается, и этот взгляд отчего-то заставляет сердце пропустить удар.

Или два.

Их пальцы случайно касаются. Лёгкое, почти незаметное прикосновение, но от него её дыхание на миг сбивается.

Делани спешит отвести взгляд и выдыхает с улыбкой – слишком лёгкой, чтобы быть настоящей.

– Ты же понимаешь, что между нами ничего не может быть, кроме дружбы?

Она не знает, зачем сказала это. Вернее, знает, но хочет верить, что это не так.

Брайан чуть нахмуривается, голос у него спокойный, но с лёгкой хрипотцой, будто только что долго смеялся:

– Почему ты так думаешь?

Их взгляды снова встречаются.

Брайан смотрит на неё так, будто всего мира вокруг больше не существует. Желание, читающееся в его глазах, выдаёт его с потрохами. Он чуть склоняется вперёд, приближаясь, прикрывая глаза, а ресницы немного дрожат. Кончик его носа едва касается её.

Делани замирает.

Она чувствует его дыхание, тёплое, чуть прерывистое. Понимает, что подаётся навстречу, хотя не осознаёт, почему. Это словно рефлекс. Или что-то другое?

Тут же её мысли приходят в порядок.

– Почему я так думаю? – слова слетают с губ прежде, чем она успевает их обдумать. Голос звучит странно – будто она удивила саму себя.

Брайан не двигается, только напряжённо смотрит на неё.

– Потому что я знаю, как ты смотришь на Джози. И не надо отрицать, что ты сам этого не знаешь.

Брайан резко отстраняется, его брови взлетают вверх.

– Чего?

Голос звучит напряжённо, почти растерянно.

– Во-первых, причём тут Джозефин? – В его взгляде пробегает тень раздражения. – Я смотрю на неё, как на подругу.

Он будто хочет сказать что-то ещё, но запинается. Сердце бьётся так громко, что, кажется, его слышно в этой странной тишине.

– Во-вторых, ты, глупая… – Он выдыхает, но голос становится твёрже. – Почему ты считаешь, что мне нравится она?

Брайан на секунду сжимает губы в тонкую линию, потом что-то бормочет себе под нос.

– Да к чёрту!

И прежде, чем Делани успевает сказать хоть слово, он резко хватает её за запястье и смело наклоняется ближе, прижимаясь к её губам с какой-то отчаянной силой.

Она не сопротивляется. Но и не отвечает.

Поцелуй застиг её врасплох, словно внезапный порыв ветра, сбивающий с ног. Её разум кричит, что это неправильно, что это не то, чего она хочет, но тело не двигается. Только сердце бешено стучит, а пальцы сжимаются в кулаки.

Брайан осторожно касается её щеки, его губы становятся настойчивее, как будто он хочет убедить её в чём-то, чего она сама не чувствует.

Или, может, чего не хочет чувствовать.

Когда он отстраняется, воздух между ними гудит от напряжения. Их дыхание сбито, но на душе Делани пусто. Она не ощущает ничего, кроме холодного осадка внутри.

Она отводит взгляд, стирая губами невидимую линию их поцелуя.

– Делани… – Брайан хрипло произносит её имя, но она не отвечает.

Он нарушил её границы.

Но ведь это был просто поцелуй, верно?

Слова Брайана превращаются в неразборчивый шум, мир вокруг начинает рассыпаться, как песок, ускользая сквозь пальцы. Голова кружится, дыхание сбивается, перед глазами – только тьма.

А потом… резкий вдох.

Холодный потолок над головой.

Сердце всё ещё колотится в груди, пальцы дрожат, а в уголках глаз – жгучие слёзы.

Она дома. В своей комнате.

«Это… это был просто сон?»

4

Сквозь окно её комнаты пробиваются лучи золотистого солнца, мягко скользя по полу, мебели, задевая её лицо. Всё так же, как вчера, когда дождь наконец уступил место ясному небу.

Чемодан, который ещё вчерашним днём стоял у двери, теперь валяется на полу, перевёрнутый выпуклой стороной вниз. Делани опускается на колени, расстёгивает его и вытаскивает несколько вещей – книгу об истории Соединённых Штатов, белую футболку с аппликацией влюблённой пары на лодке (когда она успела полюбить «Дневник памяти»?), джинсовые шорты почти до колен с лёгким воздушным ремешком.

Она переодевается быстро, почти машинально. Натягивает футболку, взмахивает головой, чтобы поправить волосы. Всё как по привычке, без лишних движений. Затем закрывает чемодан и отставляет его к двери, но не торопится выходить.

Останавливается у зеркала.

В отражении – девочка с волосами цвета молочного шоколада, заплетёнными в две ровные косички. Те самые, которые она любила в детстве. Те самые, которые продолжают ей нравиться и сейчас.

Лицо уставшее. Видимо, не выспалась.

А могло бы быть и хуже.

Она начинает ходить по комнате, скрестив руки на груди, снова и снова возвращаясь мыслями к ночному сну. Разговор с Брайаном. Его поцелуй. Он хотел, чтобы она ответила, чтобы ощутила то же, что и он…

Но в ней не было ни искры, ни тепла. Только пустота.

А затем – крики. Бессвязные, оглушающие. И резкий толчок в реальность, когда она в страхе открыла глаза.

Делани сжимает пальцы, медленно выдыхая.

Но ощущение тревоги никуда не уходит.

Мысли бурей проносятся в её голове, не давая ей покоя. Вопросы накапливаются, но не дают ответа. Однако одно она понимает точно: пока у неё есть время до вечера, она должна поговорить с Брайаном, выговориться и извиниться.

Только вот за что именно?

За тот странный сон, что приснился?

Или за то, что не смогла открыть ему своё сердце, не позволив отношениям перейти в нечто большее, чем просто дружба?

Делани не уверена, как начать разговор, но точно чувствует, что лучше всего сказать всё сразу, прямо, как есть. Иначе потом будет только хуже.

Телефон, который всю ночь лежал без движения на столе, словно напоминание о неизбежности, наконец оказывается в её руках. Она сжимает его пальцами и, почти не думая, покидает комнату, захлопнув дверь. Звук, хоть и случайный, вызывает у неё лёгкое тревожное ощущение.

Внутри как будто смешиваются волнение, неуверенность и какое-то незавершённое чувство вины.

С каждым шагом на лестнице она ощущает тяжесть своих собственных сомнений. Спускаясь вниз, взгляд Делани случайно останавливается на гостиной, стены которой окрашены в светлый молочный оттенок, создавая уютную атмосферу. На диване сидят её родители, обсуждая что-то с явным интересом.

В их глазах – предвкушение предстоящего путешествия, в которое они погружены, наверное, не замечая, как её это затрагивает.

Делани не хочет быть частью этого разговора, не хочет вовлекаться в эту картину, которая сейчас кажется ей чуждой. Она не может избавиться от мысли, что для неё это всё напоминает какой-то нескончаемый шум, от которого хочется отстраниться.

– Я иду гулять. Не теряйте меня, – произносит она почти машинально, не останавливая взгляд на родителях.

Сложно смотреть на них, зная, что вчера она ссорилась с мамой из-за этой самой поездки. Они ждали Нью-Йорк, предвкушали его, но девочка не могла понять, зачем ей туда.

Это было как чуждое место, чуждое время.

Мама и папа поворачиваются к ней, и отец, мягким голосом, спрашивает:

– Ты не забыла про время вылета, милая?

Делани коротко качает головой. Её ответ тихий, без эмоций, но в его тоне есть что-то отчуждённое, как если бы она пыталась скрыть свою усталость и боль.

– Нет, – просто говорит она, продолжая двигаться в коридор.

Не давая себе возможности изменить решение, она выходит из дома, и, закрывая дверь, чувствует, как резкий звук наполняет пространство.

Наступает тишина.

Родители снова переглядываются, явно ошарашенные её неожиданным поведением.

Это было так не похоже на неё – всегда спокойную, вежливую. Когда это их дочь стала так резка и замкнута?

Они чувствуют тревогу, но всего через мгновение растворяется в их обычной беззаботности, а потом возвращаются к своему разговору.

Для них как будто всё в порядке.

А Делани, тем временем, пытается нормализовать дыхание. Руки чуть дрожат, а телефон чуть не выскальзывает. Спустившись по лестнице крыльца, идёт по каменной дорожке, по краям лежат маленькие камешки белых, бурых и коричневых оттенков. Потом сворачивает в сторону улицы, где она с друзьями часто бывают.

По дороге она пытается набрать номер Брайана, но что-то внутри протестует. Разум кричит, что неразумно звонить ему тогда, когда ничего срочного нет. Однако всё внутри просит высказаться, не притворяться и не надевать маски.

Делани никогда не отличалась разумностью и не всегда осознавала последствия своих поступков. Несколько импульсивная, но всегда чувствовала облегчение после того, что сделала, и не жалела. В смысле, в личных разговорах она искренна, а вот проблема в её импульсивности действий, не говоря уже о словах, которые говорит.

Пройдя несколько миль, девочка уже далеко от дома, а солнце своими золотистыми лучами светит на бурый асфальт. По сторонам стоят одинокие кварталы, но и Делани и её друзья знают, что в этих кварталах есть жильцы. Потом останавливается, смотрит на квартал, обрамлённый буро-серым и песочным камнями, и улыбается.

Вспоминает те дни, прогулки, когда она, Джозефин и Брайан выбирали по красоте и цвету квартал и шуточно приходили в гости. Смех и улыбки не спадали с их лиц, но частенько их ловили владельцы. Приходилось бежать, но светлые воспоминания оставались в голове.

Теперь Делани одна проходит по знакомым местам. Однако не забывает, с какой целью сюда пришла. На телефоне всё ещё не набранный номер Брайана, а руки продолжают дрожать. Разум и сердце будто на поле боя, пытаясь завоевать главенство, вот и сама Делани внутренне борется, находясь в коротком бездействии.

Однако, спустя какое-то время, она сначала смотрит на время, показывает половину третьего (а вылет назначен в шесть), только потом набирает друга.

Первый гудок, второй… Проходит будто целая вечность, а Делани всё ещё не может унять дрожь по всему телу. Однако после следует глубокий вдох, когда связь обретает «ровную линию».

«Слава богу…» – мысленно успокаивает себя, улыбнувшись в знак облегчения.

– Делани, что-то случилось?

– Бри, как хорошо, что ты ответил, – без притворства говорит девочка. – Привет.

– Привет, – отвечает Брайан, в голосе явно слышится улыбка.

Солнце уходит за облака, прячется, а лучи пропадают с асфальта и стен кварталов. Хоть Делани и стало легче, та, прислонившись к каменной стене, не может успокоиться.

– Слушай, Бри, – тихо продолжает Делани, – сможешь подойти к улице, где мы с Джози часто гуляли?

– Зачем?

– Нам надо поговорить. Это очень важно.

Наступает тишина, но длится не очень-то и долго.

Делани уже не может держать телефон у уха.

– Придёшь на ту улицу? Пожалуйста, это важно.

Брайан устало вздыхает на другом конце провода, а девочка уже теребит складку на футболке.

– Хорошо. Я в десяти минутах от того места.

– Брайан… – протягивает Делани, а улыбка появляется на её лице. – Ты настоящий друг.

– Я знаю, – подтверждает тот.

Звонок обрывается, а девочка на секунду закрывает глаза, как будто пытается разложить мысли по полочкам. Брайан согласился, но он, наверное, тоже нервничал во время разговора, а по дороге сюда раздумывает, что сказать подруге. Она чувствует то же самое, но знает правило: быть честной и не притворяться.

Проходит минут десять, а Делани замечает издалека силуэт, немного прищурив глаза. Солнце снова освещает асфальт, появляются небольшие тени. В солнечном свете появляется его фигура, одетая в синюю футболку и рваные джинсы, его чёрные волосы аккуратно зачёсаны назад.

Подходит ближе к подруге, а та, увидев его, немного вздрагивает и переминается с ноги на ногу.

– Привет, – говорит Брайан.

– Привет.

Какое-то время они молчат, то смотря друг на друга, то неловко отводя взгляд. Она нервно прикусывает губу, всё думая, как начать и так предстоящий неловкий разговор. Времени у неё остаётся всего ничего, а ей нужно появиться вовремя, не опоздать.

Делани готова хоть сквозь землю провалиться, лишь бы её не мучали мысли о том, что Брайан, возможно, чувствует нечто большее. То, что переходит дружеские границы.