Карта Магеллана

Ленка при виде хомячка обрадовалась, с трудом сдержав крики восторга. Оказалось, что у нее в детстве тоже были хомяки, морские свинки, черепахи и все такое прочее. Я, честно говоря, никогда не понимала людей, которые держат такую живность. Собака там или кошка – это да.

Но у меня никого не было. Мы жили вдвоем с мамой, у нее была аллергия на шерсть любых домашних животных, так что мы никого не держали.

Ленка присела за мой стол, взяла хомячка на руки, почесала его за шейку, ласково приговаривая, он блаженно зажмурился.

– Откуда он взялся? – спросила она, и мне отчего-то не захотелось рассказывать ей, чей это хомяк.

– На улице нашла, – сказала я, – на остановке.

– Да? – Ленка ничем не проявила своего недоверия, вместо этого она осторожно пошарила у хомяка на шейке и протянула мне узкую матерчатую полосочку.

– Ошейник? Разве у хомяков они бывают?

На полосочке было написано аккуратными буквами: Фернандо. И еще какие-то знаки.

– Видишь, это его так зовут. И цифры, телефон наверное… только мелко, не разобрать.

Пока Ленка нежничала с хомяком, я убрала полосочку с именем в сумку, но хомяк внезапно забеспокоился, и пришлось снова надеть ему ошейник. У Аглаи Михайловны, как я поняла, ничего не было в квартире случайного. Так что эти цифры я потом рассмотрю получше, в спокойной обстановке.

До конца рабочего дня у нас в офисе не случилось больше ничего интересного и заслуживающего внимания. Хомяк Фернандо, сытый и вычесанный, спокойно спал у меня в ящике на груде бумаг. Никто из сотрудников его не заметил.

И вы можете мне не поверить, но никто из сотрудников так и не успел спросить меня про Аглаю Михайловну, даже Татьяна из бухгалтерии про нее забыла.

Только добравшись до дома, я вспомнила про косметичку Аглаи Михайловны. Но отвлеклась на хомяка.

Ленка дала мне кучу полезных советов относительно того, как содержать его в квартире. Нужно обязательно купить клетку, потому что без нее хомяк обязательно удерет, и потом его не найдешь. Отыщет в квартире дыру к соседям или на лестницу, и все, поминай как звали. Он и из клетки может удрать, если только она не специальная, для хомяков, особо прочная.

После сегодняшних моих приключений, сил не было тащиться в зоомагазин, так что я зашла к соседке Наталье, ее сын Гоша держал канареек. Отчего-то они ему очень нравились. Но кенарь улетел после того, как Наталья по неосторожности открыла окно. Гоша после этого случая не разговаривал с матерью два дня, она даже объявление в подъезде вывесила, что если к кому случайно залетит кенарь, то просьба вернуть за вознаграждение. Но птичка ведь возле дома летать не станет. Так что Гоша был безутешен.

Тем не менее мне выдали старую клетку и какой-то корм, оставшийся от блудного кенаря, и дома я провела воспитательную беседу со своим новым питомцем Фернандо.

Вот вы не поверите, но у меня было твердое убеждение, что хомяк понимает человеческую речь. Во всяком случае, он выслушал меня благосклонно, сам полез в клетку и даже поел немного птичьего корма, хотя на морде его было написано явное отвращение.

Я дала ему слово, что завтра же куплю и новую клетку, и корм. Кстати, у меня самой еды тоже не было никакой, как раз сегодня в магазин собиралась.

Батон заплесневел даже в холодильнике, макароны лень было варить, так что я напилась чаю с окаменелыми пряниками, которые нашла в буфете. Вот честное слово, понятия не имею, как они там оказались!

Хомяк спокойно спал в птичьей клетке, видно, тоже намучился за сегодняшний день, я тоже решила ложиться, но вспомнила про Аглаину косметичку.

Раз уж я утащила эту злополучную косметичку, нужно хотя бы посмотреть, что в ней…

Хотя… что уж такого интересного может быть в косметичке у нашей Аглаи Михайловны?

Раньше я бы и в руки ее не взяла. Но теперь… какой-то неприятный червячок шевельнулся у меня внутри, когда я вспомнила сегодняшние события. Как ни крути, а ведь Аглая Михайловна пропала. Но что-то мне подсказывало, что если заявить в полицию о ее пропаже, то это ей не поможет, а только навредит.

Тут я поймала себя на том, что после таких мыслей отчего-то не спросила себя, какое, в сущности, мне до всего этого дело? Получалось, что до судьбы Аглаи Михайловны мне дело есть. Возможно, это из-за хомяка по кличке Фернандо, я чувствую за него ответственность и хочу вернуть Аглае ее питомца в целости и сохранности.

Но… для того чтобы вернуть хомяка, нужно, чтобы появилась его хозяйка. А если она не может вернуться? Если она скрывается? Если эти люди, под чью машину она попала, отвезли ее в больницу и бросили там, а может, вообще посадили на лавочку и уехали, чтобы к ним не было никаких претензий?

Аглаю надо найти, решила я, но действовать осторожно, поначалу прикинуть, что я про нее знаю.

Получалось, что очень мало, почти ничего. Но если собрать все странности, которые я видела у нее в квартире, то, возможно, что-то и прояснится.

Для начала осмотрим косметичку. Она была старая, из черного вытертого бархата с вышитой золотой нитью буквой «А».

Очень осторожно я потянула за молнию. И как я и думала, там не было ничего интересного.

Магнитная карточка, небольшой фигурный ключ, простенькая пластмассовая пудреница… На карточке не было никаких записей, так что непонятно, для чего она, какую дверь она открывает. Ключ тоже непонятно от чего – не то от шкафа, не то от двери. Хотя нет, для двери он маловат. И пудреница…вот уж не думала, что Аглая пудрит носик! Это совершенно не вяжется с ее образом! Мне казалось, что она вообще никакой косметикой не пользуется!

Тут я вспомнила, что, когда пряталась за шторой в квартире Аглаи Михайловны, прочитала на изнанке этой шторы два слова – «пудреница алидада»… точнее, наоборот – «алидада пудреница».

Написаны эти слова были красной губной помадой, что меня тоже удивило. Аглая и губная помада, тем более красная… это никак не сочетается!

А еще меня удивило слово «алидада».

В первый момент оно мне показалось совсем незнакомым, но теперь… теперь я задумалась.

Когда-то я слышала это слово… оно шевельнулось где-то в дальнем уголке моей памяти.

И связано оно было с дядей Женей.

Ах да, я ведь о нем еще ничего не говорила…

Но тут надо начать издалека, то есть объяснить наконец, отчего я живу одна в собственной двухкомнатной квартире и, кроме нее, у меня нет ничего: ни работы приличной, ни денег, ни родственников, ни мужа, ни любимого человека.

Мы жили в этой самой квартире, сколько я себя помню, родилась я в роддоме на соседней улице, сюда меня и принесли. Жили вдвоем с мамой, отца я не знала, мама так и сказала: его нет, никогда не было и не будет. Квартира принадлежала маминым родителям, они ко времени моего рождения уже умерли.

«И слава богу, – шипела Валентина, – не дожили до такого позора, чтобы дочка неизвестно от кого родила…»

Про Валентину будет отдельный разговор, но потом, сейчас речь не о ней. А тогда, сами понимаете, в младенческом возрасте, я слова ее если и слышала, то понять и запомнить не могла. Но дело в том, что повторяла это Валентина достаточно часто потом, когда приходила сюда к нам. И как-то я услышала, как она разговаривает с соседкой.

Противная была та старуха, вечно при встрече губы поджимала и шипела что-то нам с мамой вслед. Но и то, увидев, что я слушаю Валентинины слова, она изменилась в лице и дернула Валентину за рукав. А мне тогда было лет пять, так что я мало что поняла. Но запомнила и спросила потом маму. Она ответила уклончиво, проще говоря, отмахнулась, но по тому, как блеснули ее глаза, я поняла, что Валентине мало не покажется. В гневе моя мама может поскандалить.

Но скандала не случилось, думаю, что мама сумела обуздать себя из-за дяди Жени.

Дядя Женя был брат моей матери.

Он плавал – то есть работал моряком торгового флота.

Время от времени он появлялся в нашем доме, загорелый, веселый, обвешанный подарками, – и тогда у нас начинался праздник.

Ну, по крайней мере, у меня.

Дядя Женя подхватывал меня на руки, кружил со мной по комнате и дурашливым голосом распевал какие-нибудь смешные стишки, вроде «Катя-Катя-Катерина, в порт заходит субмарина, привезла она в буфет груз печенья и конфет…»

Или страшным пиратским голосом пел:

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца, Йо-хо-хо и бутылка пепси…»

Я только хохотала и повизгивала.

Мама делала вид, что сердится на брата.

– Поставь девочку на место, у нее голова закружится!

Но я-то видела, что на самом деле она совсем на него не сердится.

Дядя Женя послушно ставил меня на пол, садился в кресло и смотрел на меня с улыбкой.

«Дядя Женя, – просила я его, – расскажи, где ты был на этот раз?»

И он начинал рассказывать мне какие-то небылицы про удивительные морские приключения. Например, про то, как его корабль в Магеллановом проливе попал в щупальца гигантского осьминога, и тот чуть не утащил их на дно моря, но, к счастью, кок – так называется повар на корабле – успел сыпануть в нос осьминогу огромную порцию красного перца, тот чихнул и выпустил корабль…

Я хохотала до слез.

Понимала ведь, что это выдумки – но мне это все равно очень нравилось…

Или как моряки поймали на удочку огромную акулу и решили отвезти ее в порт, потому что она была какая-то особенная, такие акулы в тех водах никак не могли водиться, и капитан сказал, что за нее могут дать большую премию.

Акула лежала на палубе, потому что не влезала в трюм, и все моряки с ней фотографировались: садились на нее верхом, лезли в пасть… По прошествии некоторого времени капитан все же решил убрать акулу с палубы, и, когда к ней подъехал погрузчик, она вдруг вильнула хвостом, встала едва ли не вертикально, прыгнула и перекатилась за борт, толкнув кока, который неосторожно оказался на ее пути.

Кока поймали, а акула уплыла как ни в чем не бывало, пролежав несколько часов на палубе. А моряки на нее верхом садились и позировали…

До сих пор не знаю, была ли эта история правдой или это были обычные моряцкие байки.

Так вот, к чему я вспомнила дядю Женю…

В своих рассказах он то и дело упоминал какие-то морские устройства и приборы – астролябии, квадранты, румпеля, кабестаны и прочие непонятные и красивые слова то и дело сверкали в его речи.

Была среди этих слов и эта самая алидада…

Вот только я не могла вспомнить, что она собой представляет и как может быть связана с обычной пудреницей.

В наше время узнать смысл непонятного слова ничего не стоит. На то существует интернет.

Я достала телефон и сделала запрос на слово «алидада».

Мне тут же сообщили, что алидада – вращающаяся часть многих астрономических, геодезических и навигационных угломерных приборов, например астролябии, секстанта и теодолита…

Но как это связано с пудреницей?

Я решила, что ответа у меня на этот вопрос нет, и он не появится, если я буду пялиться на пудреницу, поэтому я убрала все мелочи в Аглаину косметичку и спрятала ее в ящик кухонного стола. Вещь не моя, надо вернуть. Ага, было бы кому…

Как-то мне стало неуютно в собственной квартире. Я легла спать, но долго ворочалась, не в силах отогнать от себя неприятное чувство. И только уже засыпая, я квалифицировала это чувство как беспокойство за Аглаю Михайловну. Ну и ну, кто она мне? А вот поди ж ты! В офисе рассказать – никто не поверит…

Рослый португалец в пропыленном камзоле вошел в полутемную лавку. На него обрушилась симфония экзотических запахов – пряности и сушеные травы, благовония и фрукты, старая тисненая кожа и палисандровое дерево…

Навстречу ему шагнул хозяин, худощавый араб с длинным смуглым лицом.

– Чего желает господин? У Саида есть все – самые лучшие клинки из Дамаска, драгоценные камни из Голконды, пряности с Молуккских островов, ковры из Исфахана…

Он ловким жестом карточного шулера разложил на ковре несколько кинжалов с рукоятками, усыпанными самоцветами.

– Выбирай, господин! Ты больше нигде не найдешь таких прекрасных клинков!

– Все торговцы говорят то же самое.

– Все они врут! – араб округлил глаза.

– А ты не врешь?

– Саид никогда не врет! – торговец ударил себя кулаком в грудь. – Ты только посмотри на эти клинки – они сделаны лучшими мастерами Дамаска!

– А это что, вон там? – португалец показал на открытый сундучок в дальнем углу лавки. В сундучке лежала стопка пожелтевших пергаментных листов.

– Это карты, господин! Хорошие морские карты! Господин – мореплаватель? Тогда господину нужны хорошие карты! Здесь есть карты островов и проливов от Малакки до Мозамбика…

Португалец наклонился над сундучком и начал одну за другой доставать карты.

Цейлон и Малакка, острова пряностей…

А это что?

Он держал в руках очень старую карту.

Пергамент потемнел от времени, вытерся на сгибах, но на нем можно было разглядеть очертания незнакомого берега, протянувшегося с севера на юг…

Что это за берег?

Португалец вглядывался в карту – и не верил своим глазам.

Не может быть…

Это была новая земля, не так давно открытая тем испанским мореплавателем… как его? Коломбо… или Колумбо… да, несомненно, это Вест-Индия…

Но ему никогда не приходилось видеть такой подробной карты Вест-Индии!

Кто мог ее составить? Ведь в тех краях почти никто не бывал… по крайней мере, ни один мореплаватель не заходил так далеко на юг вдоль этих берегов…

Вдруг карта в его руках словно ожила. Рисунок на ней стал непостижимым образом меняться, берег расплывался и снова возникал – но уже в другом месте…

Португалец протер глаза.

Должно быть, ему это мерещится… должно быть, он перегрелся на безжалостном малайском солнце…

Но рисунок на карте перестал меняться.

Теперь очертания берега изменились.

В них появился разрыв, пролив, пересекающий таинственную землю с запада на восток.

Пролив, пересекающий новую землю…

Если этот пролив и правда существует – это самый короткий путь из Испании и Португалии к баснословно богатым землям Востока, к островам пряностей…

Если этот пролив действительно существует – он сделает мореплавателя, который сумеет пройти через него, богатым и знаменитым…

– Я куплю у тебя эту карту!

– Эту карту? – торговец вгляделся в пергамент и протянул к нему руку, похожую на лапу коршуна. – Зачем господину эта старая карта? Купи лучше вот эти, они гораздо новее…

– Но я хочу эту! Она лежит в твоей лавке – значит, она продается!

– Если господин так желает… если господину угодно… кто я такой, чтобы спорить с господином!

– Сколько стоит эта карта?

– Десять мараведи.

– Десять мараведи? То ты говоришь, что это старая, никчемная карта, то назначаешь за нее несусветную цену.

– Но это не моя карта… ее оставил у меня один знатный индус, и он назначил цену…

– Держи, вот тебе два мараведи, это более чем достаточно!

Португалец бросил на прилавок две золотые монеты, свернул пергамент в рулон и сунул его за пазуху своего камзола.

Он вышел из лавки и быстро зашагал по торговой улице в сторону порта.

Тем временем в лавку Саида вошел одноглазый малаец в дорогом, расшитом серебром саронге.

Хозяин лавки бросился ему навстречу, низко поклонился и почтительно проговорил:

– Приветствую тебя, благородный тюан Лютфи! Какая счастливая звезда привела тебя в мою жалкую лавчонку?

– Перестань кривляться, Саид! – оборвал его малаец. – Я пришел не выслушивать твою болтовню. Ты сам знаешь, зачем я пришел.

– Зачем, тюан?

– За картой, Саид! За той самой картой!

Торговец склонился еще ниже и забормотал:

– Прости меня, благородный тюан… я виноват перед тобой… моя вина так велика…

– Что ты несешь? О какой вине ты болтаешь? Мне надоели твои причитания! Отдай мне карту, и я уйду!

– Но ее нет, тюан!

– Что значит – нет! Я знаю, что ее передали тебе. Отдай ее – и закончим на этом!

– Прости меня, благородный тюан! Эту карту… ее унес какой-то белокожий демон!

– Белокожий демон? Испанец?

– Испанец или португалец – ты же знаешь, тюан, эти белые все на одно лицо…

– Почему ты отдал ему карту?

– Карта лежала в сундуке, среди других карт. Этот белый демон купил ее… он не хотел слушать никаких возражений…

– Почему ты держал ее на виду?

– Я рассудил, что среди других карт она будет незаметна.

– Ты рассудил! Кто ты такой, чтобы рассуждать?

– Ты прав, благородный тюан… я никто, я больше чем никто… но я взял на себя смелость и послал своего слугу, Мохаммеда, за этим белым демоном.

– И что?

– Мохаммед только что вернулся.

– Так зови его!

Саид хлопнул в ладоши – и в лавку тотчас вбежал смуглый мальчишка лет десяти. Он вытянулся перед хозяином в покорной позе, ожидая приказаний.

– Скажи благородному тюану, куда ушел тот белый человек?

– Он ушел в порт и поднялся на борт португальского корабля «Санта Магдалена».

Одноглазый малаец не стал дальше слушать.

Он развернулся и вышел из лавки.

Перед входом его ждали несколько слуг. Двое из них держали кресло-носилки. Малаец сел в это кресло и приказал:

– В порт! Бегом!

Слуги побежали в порт.

Но когда они выбежали на пирс, увидели, что португальский корабль уже поднял паруса и выходит из гавани.

Утром я проснулась оттого, что кто-то шуршал и скребся на кухне. «Мыши?» – спросонья подумала я, но тут же вспомнила про хомяка. Он за ночь съел весь птичий корм и смотрел теперь на меня из клетки с немым укором. Я дала ему честное слово, что вечером у него будет все: просторная клетка, игрушки и много еды, только нужно подождать.

Хомяк явственно пожал плечами и отвернулся.

В офис я успела за две минуты до прихода начальника и спряталась у себя в уголке за компьютером. Начальник рявкнул на Ленку, чтобы принесла кофе, потом велел соединить его с заказчиком… в общем, жизнь в офисе текла своим чередом, как обычно.

В обед мы с Ленкой пошли в зоомагазин, что находился напротив нашего бизнес-центра, там она помогла мне выбрать большую клетку со всякими прибамбасами. Было там колесо, по которому можно бегать, качели, поилка, кормушка. Потом мы купили разного корма и еще табличку на клетку, на которой можно написать имя питомца, и продавец сказал, что они сделают все красиво.

Я оплатила все и условилась, что заберу покупки после работы, к тому времени и табличка будет готова.

В последний момент я увидела целую кучу канареек и выбрала очень симпатичного кенаря в подарок соседу Гоше, чтобы он не ссорился с матерью.

Его мать Наталья баба хорошая, только жизнь у нее нелегкая. Бьется как рыба об лед одна с сыном, а Гоша – ребенок специфический. Так-то с виду ничего не заметно, но есть у него некоторый аутизм. Плохо сходится с людьми, друзей у него нет, придет из школы – и сидит с птичками.

В школу, кстати, ходит обычную, и учится там прилично, во всяком случае, некоторые учителя его хвалят. Не все, конечно, вот физкультурник вечно на него орет. А Гоша сразу в ступор впадает, когда на него кричат, он вообще перестает реагировать. А физкультурнику что ни объясняй, ничего до него не доходит. Он вообще-то идиот полный, я помню, Гоша в ту же школу ходит, где я училась.

Муж у Натальи был, но отпал почти сразу после рождения ребенка, то есть не совсем сразу, а когда выяснилось, что не все у Гоши в порядке. Кстати, врачи пугали, что будет хуже, да еще свекровь своему сыночку в уши напела, он и слинял. Алименты платит грошовые, и никогда сына не навещает, даже на день рождения или там на Новый год никакого подарочка не пришлет. Оно и к лучшему, призналась мне как-то Наталья, потому как Гоша его полностью игнорирует. Не отвечает на вопросы, уклоняется от прикосновений, смотрит в сторону. Что ж, Гоша – ребенок непростой, но далеко не чурбан, он многое чувствует. И папочка, который его терпеть не может, ему не нужен.

Я сама без отца росла, но у меня был дядя Женя, который меня обожал, дети ведь такое чувствуют.

Так что к Гошке я отношусь с пониманием, а с Натальей мы по-соседски часто общаемся.

В общем, мы с Ленкой выпили еще кофейку и вернулись довольные. Начальник ушел обедать, и тут в нашем офисе появился кто-то очень знакомый.

Хлипкий такой парень, лицо бледное, на лбу залысины, и розовые оттопыренные уши.

Я сразу его узнала, это его я видела в квартире Аглаи Михайловны, когда пряталась в кладовке. С ним еще другой парень был, посолиднее, покрепче, с рыжей шкиперской бородкой. Он этого лопоухого еще ругал за то, что тот Аглаю упустил.

Да сразу видно, что лох полный, ему пакет картошки доверить и то нельзя – до дома не донесет, по дороге рассыплет. И теперь, значит, он сюда приперся, ясное дело, насчет Аглаи кое-что выяснить.

– Вам, молодой человек, чего надо? – не слишком любезно спросила я. – Вы по какому вопросу к нам?

– Да я вот… – он стушевался было, потом просиял. – А у вас ксерокс есть, да?

– Ну есть…

– А тогда вот мне скопируйте, пожалуйста… – и он протянул мне пачку бумаг.

Это были рекламные листовки, которые пачками валяются у нас внизу при входе. Ничего в них нет интересного, барахло какое-то рекламируют. А этот тип, значит, собрал их и принес копировать. Что само по себе подозрительно, и, если бы был на моем месте кто-то другой, он бы точно насторожился. Но я-то знала, что он ищет Аглаю, и сделала вид, что поверила.

Мы подошли к ксероксу, я занялась делом, лопоухий топтался рядом и так сильно крутил головой, что от ушей его был ветер, так что бумаги разлетались.

– Что-то у вас народу в офисе маловато, – начал он издалека, – столы пустуют.

– А кто где, – охотно ответила я, – кто в командировке, кто на объекте, кто на больничном…

– А куда же у вас командировки бывают? В какие города? – оживился он. – Или местные? В архив, например…

– Это вы у начальника спросите, – сказала я, – я – человек маленький, при ксероксе вот состою…

Парень разочарованно махнул ушами. Я закончила работу, из вредности взяла с него двойной тариф, зная, что он не посмеет возражать, и только было хотела его выпроводить, как к нам подбежала Татьяна из бухгалтерии.

– Королькова! – как всегда она говорила громко и быстро. – Что у вас с Сундуковой, она на больничном или где?

– Да я откуда знаю! – огрызнулась я. – У начальника спрашивай!

– Да ты же вчера к ней ездила, узнала что-нибудь?

Уши у этого типа растопырились еще больше и стали похожи на розовые локаторы. Он даже рот приоткрыл, чтобы лучше слышать.

– У вас все? – холодно спросила я. – Или еще что-то хотите?

Он разочарованно вздохнул и направился к выходу.

– Так что? – Татьяна дернула меня за рукав.

– Ничего не знаю! – прошипела я. – Нет ее дома, никто мне не открыл, соседи участкового вызвали, никто про нее ничего не знает! И отстань от меня!

– Ты чего такая злая? – Татьяна отшатнулась.

Ну как ей объяснить, что она только что меня здорово подставила. Теперь эти двое знают, что я вчера была в квартире Аглаи, – больше того, Татьяна и фамилию мою выболтала. Вот зараза!

Краем глаза я увидела, что лопоухий тип вышел из нашего офиса.

Я выждала полминуты и выскользнула следом за ним в коридор.

Он стоял возле лифта и нервно поглядывал на часы.

Ага, дожидаться лифта на нашем этаже – занятие не для слабонервных! Лифт вечно перехватывают либо на первом этаже, либо, наоборот, на верхнем, шестом, так что мимо нашего этажа кабина пролетает со свистом. Поэтому вниз мы никогда не едем на лифте, а спускаемся по лестнице. Про которую посторонние не знают.