Мое бессовестное счастье

Ксения Кантор

Мое бессовестное счастье

«Все персонажи и события книги являются вымышленными. Любое их совпадение с реальными местами, людьми, организациями – абсолютно случайно».

Глава 1

Алина.

Говорят, чтобы новогоднее желание исполнилось, необходимо написать его на салфетке, поджечь над бокалом с игристым и выпить залпом под бой курантов. В моем случае что-то явно пошло не так, салфетка не сгорела, а черными хлопьями плюхнулась в бокал. Разглядывая получившийся «коктейль», я мучилась дурными предчувствиями. Но делать нечего, пришлось проглотить. Даже привкус гари во рту и вставшие поперек горла ошметки, не могли поколебать моей решительности.

Пусть все изменится.

Именно так звучало мое желание. И оно вмещало в себя целый ворох проблем: отвратительные отношения с мужем, подростковый период дочери, и полный разлад в нашей некогда счастливой, а теперь разваливающейся семье.

Через месяц стало окончательно ясно, чуда не случилось, все пошло по очень-очень плохому сценарию.

Два года спустя.

На часах пять утра, а перед глазами яркие вспышки недавнего кошмара. В попытке успокоить колотящееся сердце я глубоко и медленно дышала, как учил психолог. Но пора признать, все эти техники дыхания – полнейшая чушь. Два года прошло, а меня все не отпускает.

Словно это было вчера…

Скрежет ключа в замочной скважине, смутный силуэт перешагивает порог и движется на меня. Острый запах алкоголя и налитые кровью глаза. «Разочарована? Ждала кого-то другого?». Резкий выпад вперед и мужская ладонь удавкой сдавливает горло.

До сих пор вижу его лицо. Перекошенное ненавистью, чужое, вызывающее приступ паники и ощущение полной беспомощности.

Да, мой бывший муж под конец совместной жизни окончательно слетел с катушек. Погрязнув в пьянках и изменах, умудрялся во всем винить меня. Страшная штука – совесть, только чтобы не досаждать своему хозяину, она выворачивает реальность в уродливую, неправдоподобную версию. Так случилось и с ним. Изменял он, а подозревал меня. Отслеживал все мои перемещения, дотошно проверял телефон и искромсал ножницами всю более-менее красивую одежду. Когда его фантазии перешли в стадию агрессии, я поняла, если не уйти, однажды он просто прикончит меня. Точку в сомнениях поставила драка с дочерью. Когда Денис вновь принялся меня душить, на этот раз решив довести дело до конца, София не выдержала. Пятнадцатилетняя девчонка ураганом налетела на невменяемого, озлобленного отца и принялась оттаскивать от матери. Как итог – огромная гематома на лице и сотрясение. А дальше заявление в полицию и судебные тяжбы. Бывший прокатил нас по всем кругам ада, причем на предельных скоростях.

Невольно с губ сорвалась горькая усмешка. Могла ли я подумать, что этот некогда улыбчивый, обаятельный парень, который обожал меня и нашу дочь больше жизни, с годами превратится в бездушного монстра? Конечно, нет. Как и миллионы женщин, столкнувшиеся с абьюзом.

Ключевое слово – бывший. Надо почаще напоминать себе об этом.

За окном было еще темно. В комнату проникал лишь свет от неоновой вывески. Откинув одеяло, я сползла с кровати и уставилась в зеркало. Неясная фигура в отражении – белая футболка с дурацкой надписью и спутанные волосы. Растерев ладонями онемевшее лицо, я кое-как поднялась и пошла на кухню. Этой ночью мне больше не уснуть. Босые ноги смешно шлепали по кафельному полу. А мне хотелось плакать. И хуже всего то, что я знала причину, но даже самой себе не хотела в этом признаваться.

Чайник закипал, его мерный гул гармонично вплетался в ночную тишину, погружая меня в странное гипнотическое состояние. Воспользовавшись этим, злодейка память подкинула предательскую картинку.

Вчера мы случайно столкнулись на улице. Все трое – он, я и его молодая пассия. Настоящая красавица: длинные темные волосы, фигурка фотомодели и впечатляющее декольте. Не в пример мне – блондинке, чьи формы даже с натяжкой нельзя назвать выдающимися. Глупо вышло, как-то по-дурацки. Кажется, именно такие ситуации и называют – «немая сцена». Трое стоят посреди улицы и изумленно таращатся друг на друга. Мой бывший первым взял себя в руки, обдав презрением и снисходительной улыбочкой. Его длинноногая спутница кажется так и не поняла, какого черта происходит, а я… а что я? Мне стало больно и противно. Через две минуты все было кончено. Они прошли мимо, обогнув меня, как фонарный столб.

Ну, и пусть, главное все в прошлом.

Сквозь прозрачные стенки чайника виднелись пузырьки, подсвеченные голубоватым светом. По светлой столешнице, деревянным шкафчикам заплясали красивые блики. Красиво, хотелось, чтобы чайник не отключался. Так бы и гудел до утра. Тишина слишком тяготила. Было такое ощущение, что я стою в огромной пустоте. Ни ориентиров, ни просвета, куда идти – непонятно. Чтобы разрушить страшную иллюзию, я взяла из шкафа чашку и с силой захлопнула дверцу. Нужно прогнать эту тишину. Казалось, она захватила не только мой дом, но и сердце.

Наполнив кружку, я переместилась за стол. Медленно растворялся в кофе сахар, прожилки на столешнице сейчас напоминали трещинки, совсем как те, из которых состояла моя жизнь. И которые я тщетно пыталась склеить. И почему мужчины после развода – становятся свободными, а женщины брошенными? Кто это придумал? Откуда так повелось? А вообще, если разобраться, жаль ту девчонку. Молодая, глупая, повелась на импозантную внешность и крутую тачку, даже не подозревая, с каким чудовищем связывается. Боже, пусть она уйдет от него раньше, чем ее жизнь превратится в кошмар. Ей я зла не желала. Только ему.

Спустя два часа за окном показался тусклый московский рассвет. Безобразно каркали вороны. Скупые лучи осеннего солнца подсветили крыши соседних домов, перекресток с редкими машинами, заскользили по желтым листьям деревьев. Ровно в семь послышался будильник из комнаты дочери. Целых двенадцать квадратных метров – роскошь по нашим меркам. Моя и того меньше – всего девять, куда вмещалась лишь кровать и крошечный платяной шкаф. Но мы не жаловались, для двоих вполне достаточно.

Вскоре из комнаты показалась София. Заметив меня, она встала в дверном проеме и окинула заспанными глазами.

– Опять бессонница?

– Вроде того. Но все в порядке.

При взгляде на дочь в груди ощутимо потеплело. Софии семнадцать, и она обалденная. И сложносочиненная. Вместе мы многое пережили. Мои беды, ее, общие. Я не совру, если скажу, что минувшие два года стали для обеих тяжелым испытанием. Испытанием, которое мы прошли. Нелегко, со скандалами и надрывом, но прошли.

Я гордилась своей дочерью. А еще никогда не относилась к тому типу мам, которые ностальгируют по былым временам, с умилением и грустью вспоминают толстощекого карапуза, сетуя, что тот «та-а-ак быстро вырос». Ничего подобного! Каждый день рождения дочери я искренне радовалась, что она стала на год взрослее, умнее, самостоятельнее. Когда ей «стукнуло» три, и в голове резко включился свет, я испытала вселенское облегчение. В одиннадцать лет она хлопнула дверью перед моим носом, напомнив о личных границах. Думаете, я расстроилась? Отнюдь! Я посылала небесам миллион благодарностей и с тех пор всегда стучалась, прежде чем войти в ее комнату. В тринадцать София дала нам с отцом как следует прокашляться. А в пятнадцать после развода, разгребать последствия пришлось мне одной. Именно тогда она пристрастилась к наркоте, и я ее чуть не потеряла. Но все в прошлом.

Немного помявшись, дочь невесело призналась:

– Мам, у нас препод по семейному праву… и он зверь. Постоянно придирается, требует стопроцентного посещения семинаров и еще ни разу не поставил мне оценку выше тройки.

Судя по выражению ее лица, это не просто нытье. За ним непременно последует просьба.

– Сочувствую, и что ты хочешь от меня?

– Ты бы поговорила с ним.

От изумления я даже потеряла дар речи. Сначала подумала, София шутит. Но на меня смотрел щенячий, полный мольбы и неприкрытого отчаяния васильковый взгляд. Когда способность говорить вернулась, я решила уточнить:

– Милая, ты ничего не путаешь? Тебе семнадцать, ты учишься в МГИМО и вполне можешь поговорить с ним сама.

– Ну ма-а-ам… – продолжала канючить дочь. – Включи омбудсмена. Ты же в школе всех учителей строила. Пожалуйста. Вдруг сработает? Честно, я уже все перепробовала.

Мои брови непроизвольно поползли вверх. Закатив глаза, София удрученно призналась:

– Заигрывала, строила глазки, писала трёхстраничные эссе… и ничего! Его любимая фразочка: вы можете лучше. Ненавижу его!

Хотела ли я вновь включать одержимую мамочку? Нет, говорю же, я никогда не скучала по прежним временам. Но судя по отчаянию на лице дочери, дело серьёзное.

– Как зовут препода?

– Багратион Давидович Алиев.

– Чего?! Мне ни за что это не выговорить.

– Мам, ты же лучшая мама на свете. Даже Машка который год просит ее удочерить, да чего уж там, все мои подруги в голос твердят какая ты классная, современная, настоящая имба!

Порывшись в памяти и не найдя подходящего определения, я все же решила уточнить.

– Имба?

– Ага, это вроде крутая, самая лучшая. Мамулечка – имбулечка.

Подавив судорожный вздох, я прикинула, в какой момент визита меня вышвырнут из института – еще на пункте охраны или удастся добраться до кабинета? В принципе при удачном стечении обстоятельств, возможно, получится переговорить с… Багратионом. Господи, ну и имечко. Это что-то из грузинского? Хуже не придумаешь. Воображение мгновенно нарисовало усатого и неприступного горца в овечьей папахе, который слово «феминизм», скорее всего, расценивает еще один аналог названия главного женского органа. Человек с таким именем едва ли станет меня слушать.

– У нашей группы сегодня как раз семинар с Алиевым. С двенадцати до часу дня. Сможешь подойти?

– Что я скажу охране?!

– Ничего говорить не нужно. Я дам тебе свой пропуск.

– А сама?

– Пройду по студенческому. Видишь, я все продумала!

– Но на пропуске твоя фотка!

– Ма-а-ам, – в своей излюбленной манере вновь протянула София, – издалека нас путают даже мои друзья. А если у охранников появятся вопросы, скажи – не выспалась. Нормальная тема для студентов.

На стол плавно опустился пластиковый пропуск. Зацепившись взглядом за фотку белокурой симпатичной студентки, я невольно глянула на свое отражение в темном экране телефона.

Мы и, правда, были похоже – светлые волосы, голубые глаза и миловидные лица. Даже рост одинаковый. Но мне тридцать восемь! Даже если наложить тонну косметики, на семнадцать точно не потяну. На этот счет я иллюзий не питала.

Понимая, что от победы ее ожидает всего лишь шаг, София обняла меня и прижалась щекой к макушке.

– Пожа-а-алуйста. Вопрос жизни и смерти. Если я завалю семейное право, не видать мне стипендии, как Вэй Усяню мирной жизни.

– Ну насчет этого я бы поспорила, – улыбнулась я, ведь «Магистр дьявольского культа» мы читали вместе и взахлеб. – Хорошо, бусинка, я попробую.

Ладно… в любом рисковом деле главное – импровизация.

Тион.

Избалованные балбесы! Болтуны, лентяи и иждивенцы. О, я еще много чего мог сказать о своих студентах. Мальчики и девочки всерьез полагали, что, поступив в МГИМО, автоматом получили билет в беззаботную жизнь. Преисполненные собственной важности и уверенности в роскошном будущем, они не слишком рвались учиться. И совершенно напрасно. Об этом я знал наверняка, ведь когда-то тоже закончил этот институт. Треть нашего курса вылетела из-за неуспеваемости, половина из оставшихся не слишком преуспели в жизни, вторая более-менее пристроилась. Успешных выпускников можно было пересчитать по пальцам. Что доказывало простую истину: на корочку надейся, а сам не плошай.

Выводя на проектор презентацию с ноутбука, я мельком наблюдал за подопытными. Аудитория постепенно заполнялась. Рассаживаясь по местам, большинство студентов пялились в свои гаджеты, остальные записывали кружочки. Воздух вибрировал от пустопорожнего трепа и сдержанных смешков. Но были и такие, кто откровенно пожирал меня глазами. Уму непостижимо, почти два месяца прошло с начала занятий, а девицы все не успокоятся!

– Убрали телефоны, приготовились конспектировать. – на окружающих лицах тотчас проступило откровенное разочарование. Словно делая мне огромное одолжение, студиозы взялись за ноутбуки и планшеты.

Да, приятно быть в центре своей маленькой вселенной – фоткаться, делать посты, вести стримы. И как скучно просто учиться!

Поймав себя на том, что ворчу как старикашка, прочистил голос и приступил к теме.

– Тема сегодняшнего семинара: «Порядок наследования после смерти одного из супругов». Кто-нибудь может блеснуть знаниями по данному вопросу?

И тут же вспомнилась клиентка, которая не поленилась изучить информацию, и пришла к совершенно потрясающей мысли – заказать супруга. И это не страшилка из сети, это моя работа. Когда тебе звонит следователь и сообщает, что гражданка такая-то задержана во время передачи денег киллеру за убийство мужа, совсем несмешно. Мало того что попалась, как лохушка, так еще и лишилась хорошего адвоката, то есть меня. Вызволив ее из изолятора, я отказался от этого дела. С убийцами и насильниками не работаю. А ведь были все шансы отсудить ее законную половину имущества. Поистине человеческая жадность и глупость безграничны.

Очнувшись от своих мыслей, с досадой отметил, что никто не спешит впечатлить меня глубокими познаниями в вопросах наследования. И в очередной раз задумался – какого черта я здесь делаю? И тут же нашелся ответ – мотивирую. Именно так, – кратко и лаконично обозначил мою миссию декан и по совместительству мой бывший преподаватель.

Впервые Роман Игоревич обратился ко мне с необычной просьбой еще прошлой весной. Выслушав его, я так опешил, что обещал подумать. Весь май я беззастенчиво его динамил. В первых числах июня хитрец нагрянул в мой офис и принялся с порога вещать про бездарных студентов, острый дефицит кадров и надвигающуюся катастрофу.

Он расхаживал по моему кабинету и, размахивая руками, вдохновлял меня на подвиг. Совсем как во времена обучения.

– Сам посуди, на кафедре остались сплошь дубы-колдуны. Теоретики, ни дня не проработавшие в юриспруденции. Чему они могут научить молодежь?

Вот я и дожил до того почтенного возраста, когда слово «молодежь» неожиданно и нагло ворвалось в мой лексикон. Не рановато ли? Мне всего-то тридцать два!

– Послушай, ты один из самых востребованных столичных адвокатов. Еще и медийный, как говорится, кумир для подражания.

Это он, конечно, дал лишку. Одно время меня приглашали на ток-шоу, подкасты или просили дать комментарий по одному из громких судебных разбирательств, но сам я в медиаэфир не рвался. Так что, скорее был широко известен в очень узких кругах.

Поскольку я продолжал молчать, декан все больше входил в раж.

– Уверен, наши студенты с ума сойдут от счастья. Более того, они наконец-то получат информацию из первых уст, от профессионала, который каждый день занимается реальными делами реальных людей. Это будет бесценный опыт и для них, и для тебя.

Даже спустя годы ему было не все равно. Вот уже семь лет, как он занимал пост декана, но как и прежде, искренне ратовал за будущее поколение. В этом был весь Роман Игоревич. Увлеченный, справедливый, неравнодушный. Его по-отечески теплый, но вкрадчивый взгляд прошелся по моей совести чугунным утюгом, напомнив, что помимо денег в этом мире есть вещи гораздо важнее.

– Просто попробуй, а вдруг втянешься.

В итоге мы договорились, что я возьму первокурсников и буду преподавать у них дважды в неделю – по средам и пятницам. Волновали ли меня студенты? Признаться честно, не очень. Но я никогда не забывал о роли декана в своей жизни.

После убийства отца я был совершенно раздавлен. Не появлялся на занятиях, завалил сессию. Мне грозило отчисление. И только Роман Игоревич хлопотал за меня – угрюмого, необщительного пацана самой бандитской наружности. Можно сказать, во многом благодаря ему я смог окончить МГИМО и стать тем, кем сейчас являюсь. А потому не имел права проигнорировать его просьбу.

Но сейчас, разглядывая скучающие лица своих учеников, всерьез молил небеса дать мне сил и терпения довести свой курс хотя бы до конца семестра. И при этом никого не прибить.

Алина.

Преподаватель? Да, но какой!

Жесткий – первое слово, которое приходило на ум. А второе – неприступный. Его словно окружала стена – невидимая, но ощутимая.

И еще серьезный, импозантный, красивый… Красивый?!

Несколько мгновений я беззастенчиво пялилась на преподавателя, не в силах отвести глаз. За кафедрой стоял высокий брюнет с идеально-выбритым лицом, стильной стрижкой и двумя черными вразлет бровями. На вид лет тридцать или около того. На нем темные джинсы, облегающий пуловер, ботинки с довольно толстой подошвой и дорогущие часы на запястье. И не единого намека на папаху и усы. А вот стать и разворот плеч, совсем как у горца.

Тем временем он задумчиво водил костяшками пальцев по губам. Почему-то стало нестерпимо душно. И дело было вовсе не в пальто, которое я не успела снять. А в его провокационных губах. Четко очерченные, по-мужски жесткие и все-таки чувственные. Убрав руку, мужчина собрал бумаги, сунул их в кожаный портфель и взялся за телефон.

Движения уверенные, четкие, без лишней суеты. От него веяло тем сдержанным спокойствием, присущим только очень сильным, уверенным в себе людям.

В какой-то момент он повернул голову в мою сторону и вперился пристальным «что-ты-здесь-забыла» взглядом. Меня накрыло жуткое смущение. Глаза у него оказались угольно-черными, в них таилась бездонная тьма, запретная, манящая. Черт! Я словно в омут заглянула и едва не потеряла равновесие.

Напомнив себе о цели визита, я бойко двинулась к нему.

– Добрый день, Багратион Давидович, я к вам…

– Напомните свою фамилию? – от глубокого, низкого голоса по спине вдруг врассыпную хлынули мурашки.

– Воскресенская. Так вот…

Он что-то быстро набрал в ноутбуке и перебил, не дав мне договорить.

– Я уже вам все сказал. Эссе откровенно слабое. Потрудитесь изучить хотя бы материалы в сети. А еще лучше сходите в библиотеку.

– Кто-то до сих пор туда ходит? – искренне изумилась я.

– Как раз и проверите. – вкрадчиво кинул преподаватель. – На этом все.

Резко хлопнув крышкой, но сунул гаджет в портфель и быстрым шагом направился прочь. Весь такой занятой, деловой и до безобразия важный. Меня же начало душить негодование.

– Да, постойте же! Верно дочь сказала, с вами невозможно договориться!

Он притормозил и медленно обернулся, пригвоздив меня тяжелым, нечитаемым взглядом.

– Дочь?

– Да, София Воскресенская – моя дочь.

– Это розыгрыш?

– Нет…

Он многозначительно посмотрел на пропуск, которую я нервно теребила в руках. Пришлось, признаться в нашей маленькой диверсии.

– Мы с ней немного похожи, поэтому меня и пропустили.

Наглец бесцеремонно выхватил из моих рук кусок пластика и пристально вгляделся в фото, затем бритвенно-острый взгляд прошелся по моему лицу, волосам, фигуре, не забыл и про безымянные пальцы. Темные брови грозно нахмурились.

– Вы видели на входе табличку детский сад? Может быть, гимназия? Все верно, там написано Московский Государственный Институт Международных Отношений. Ин-сти-тут. – как для дебилки повторил он по слогам, чем еще больше выбесил меня.

Напомнив себе, что я давно не студентка и вообще старше заносчивого препода, я распрямила плечи.

– У меня нет проблем со зрением, если вы об этом. С интеллектом тоже, так что ваш непревзойденный сарказм я оценила. – я очень старалась быть убедительной, что весьма непросто, когда собеседник возвышается над тобой на две головы. – А теперь можно сказать? София недавно пережила развод. В смысле мой и ее отца. Для нее это закончилось глубокой эмоциональной травмой. – она бы со мной поспорила, конечно, но ведь немного сгустить красок, не помешает. – Ваш предмет напрямую связан с семейными отношениями. Она старается, как может, невзирая на внутренний конфликт. Немного понимания с вашей стороны, и уверяю, она станет лучшей студенткой. Дайте ей немного…

Закончить мне не удалось. Видимо, окончательно устав от моей болтовни, собеседник плавно откинул голову назад и медленно размял шею. Честно, это выглядело угрожающе. Словно огромный боец готовился к финальному раунду и решал для себя – прибить сразу или пусть помучается. Все внимание резко переключилось на мощную шею – крепкую, жилистую, как у боксеров. Закончив гипнотизировать меня своими плавными, тягучими движениями, мужчина вновь пригвоздил темным гипнотическим взглядом.

– Поблажек? Лояльности? А когда она завалит дело в суде, вы тоже примчите к судье с мольбами? Очнитесь, дамочка. Моя задача – научить их думать, планировать, рассчитывать только на себя и свои знания. И ни от кого не ждать поблажек – ни от людей, ни от жизни.

Поверить не могу! Дамочка? Этот напыщенный индюк только что прировнял меня к бабуле с буклями! А между тем я – самая настоящая имба, что бы это ни значило!

– О, так вы учитель. И много у учителя успешных дел в суде? – в глубине черных глаз вспыхнул недобрый огонек, который я по наивности приняла, за уязвленность. – Признайтесь, вы попросту отыгрываетесь на несчастных студентах, компенсируя собственную несостоятельность!

Ух, как же я была зла! После резкой фразы меня буквально вынесло в коридор. В голове шквал эмоций, в теле пожар, того и гляди дым пойдет. Лавируя между студентами, я на всех парусах мчалась к выходу. И только на улице наконец-то смогла выдохнуть и немного прийти в себя. Ноябрьский воздух приятно холодил кожу, забирался под пальто, одежду, остужая явно перегретое тело. Бывают мужчины, которым достаточно просто посмотреть, и ты уже готова. Неважно на что, просто готова с ним, за ним, стоит поманить и пойдешь как миленькая. Багратион как его там, явно относился к таким. Даже во время нервной перепалки я чувствовала его подавляющую ауру, исключительно мужскую, напористую.

Он действовал на меня, как мужчина. Да так откровенно, что я напрочь позабыла о причине визита и вместо того, чтобы наладить мосты, в панике их подорвала. Хороша, ничего не скажешь. Возможно, все дело в отсутствии практики. Чего уж скрывать, наедине с мужчиной я не была очень долго. Преступно долго.

Надо отвлечься. Посмотреть на прохожих, на громадины облаков, медленно ползущих по небу. Полюбоваться желтыми листьями, а еще вспомнить, что обеденный перерыв давно подошел к концу и пора бы уже вернуться в офис.

Новый поток мыслей заставил меня ускориться в сторону метро. Уже предвкушая, какую мину состряпает Нина по поводу опоздания, я влилась в людской поток, струйками стекающий в подземку, и вскоре вышла на Кропоткинской. Галопом пронеслась мимо храма Христа Спасителя на Патриарший мост, затем не сбавляя темпа в «Красный октябрь», где располагался офис рекламного агентства «Ван Гог». Там я работала копирайтером под начальством двадцатипятилетней неврастенички. Каждый раз, глядя на Нину, я недоумевала откуда в такой молодой девушке, столько озлобленности? За невыносимый характер в коллективе ее называли Злониной. Она об этом знала и страшно гордилась.

И да, я была самой… взрослой в нашем агентстве.

Тион.

Мучительно медленно двигался поток машин. Со всех сторон окруженный такими же нервными водителями, я старался утихомирить эмоции. Тщетно. Психанув, достал из бардачка изрядно помятую пачку сигарет и вытащил одну. Ноздри тут же защекотал пряный табачно-вишневый аромат, а тело наполнилось нетерпеливым предвкушением. Я позволял себе курить только раз в неделю. В особо поганые дни, когда случалось нечто непредвиденное, а привычное хладнокровие изменяло мне. Но эта женщина… ее я точно не предвидел, и она умудрилась за пять минут выкрутить мне мозг и кое-что еще. А на первый взгляд – невинный ангел. С белокурыми локонами, разметавшимся по плечам, распахнутыми васильковыми глазами. Миниатюрная, хрупкая… интересно, сколько ей лет? Я прикинул, если дочь – первокурсница, должно быть, маме чуть за сорок. Хотя с таким бейби-фейсом и невинными глазками, женщины до старости выглядят куколками – привлекательными и обманчиво миловидными. Неудивительно, что я принял ее за свою студентку. К слову, за одну из самых настойчивых и строптивых. Но теперь хотя бы понятно, от кого достался дрянной характер.

У меня не было проблем с контролем эмоций. Я мог осадить ее парой резких фраз, колких и неприятных. Но почему-то не стал.

Стелился по салону сизый дым, недовольно урчал двигатель, движение окончательно застопорилось. И надо ж было поехать по Садовому кольцу, ведь знал – пешком и то быстрее! Передвинув рычаг на паркинг, я откинул голову и глубоко затянулся.