Наин

На пороге смерти Кымок почувствовала, как дерево впивается в ее плоть. Кровь и дыхание пропитали растение, став корнями, ветвями и листьями. Душа не смогла покинуть тело и оказалась привязанной к дереву. «Наверное, это было очень больно», – подумала Наин.

Глава 6

«И она даже не берет трубку?» – промелькнула в голове Мирэ мысль, пока она рассматривала толпу людей, поднимающихся вверх по эскалатору. Но ничего не менялось. Наин так и не появилась. До начала фильма оставалось всего десять минут – но ни звонка, ни сообщения. Это было странно. Наин не могла так просто забыть. Они же договаривались посмотреть вместе последнюю часть любимой серии фильмов. Неужели она все забыла?

Первые выходные после премьеры последней части в кинотеатре всегда оборачивались сущим адом. От кассы до кафе и залов ожидания – все было заполнено людьми. Среди шумной толпы, двигавшейся то вперед, то назад, Мирэ одна стояла столбом, держа в руке телефон, который так и не зазвонил.

– Может, вернем билеты и пойдем? – спросил Хёнчжэ. Они договаривались посмотреть фильм втроем, и, хоть то, что Наин не пришла, было обидно, казалось правильным прийти сюда в другой раз вместе. Хёнчжэ был уверен, что Мирэ тоже так думает. Однако она оторвала взгляд от эскалатора и покачала головой.

– Раз уж мы пришли, давай посмотрим. Жалко ведь.

– Вдвоем?

– Да. С ней потом тоже посмотрим. Все равно показ не заканчивается сегодня. Ты будешь попкорн?

Мирэ встала в очередь к прилавку с закусками. Вид у нее был такой, будто она сильно злилась. Хёнчжэ снова набрал Наин, но та не ответила.

Хёнчжэ казалось, что в последнее время Наин была где-то не здесь. Было очевидно, что что-то случилось, но она молчала, и Хёнчжэ надеялся, что со временем подруга сама все расскажет. Наверняка и Мирэ так думала. Она всегда понимала такие вещи быстрее, чем Хёнчжэ. Это и беспокоило его. Мирэ, казалось, была уже на грани, терпеливо ожидая, когда Наин заговорит. Конечно, и он сам кое-что скрывал, но от этого ситуация не становилась легче.

Не только они двое заметили, что Наин была не в себе. Мобильный телефон завибрировал. Уже в четвертый раз. Наин не приняла ни одного звонка, лишь смотрела, как телефон звонит и затем отключается. Покупателей не было, но Чжимо все еще была занята уборкой. Она заметила вслух, что Наин звонят, лишь первые два раза. Казалось, Наин нарочно не отвечала, и на это у нее были свои причины.

Весь день она пробыла на горе, а вернулась в магазин с грязью и пылью на одежде и обуви. На первый взгляд можно было подумать, что она каталась по земле. Посмотрев на Наин, которая не ответила на четвертый звонок, Чжимо тихо покинула оранжерею. Человек, который мыслями витает где-то далеко, может выглядеть по-разному, но сердцем все равно поймешь, что он не здесь. На лицо Наин набежала тень. Лучшим решением сейчас было оставить ее одну.

Чжимо не хотела, чтобы Наин узнала правду от других людей. Нет, если бы это вообще было возможно, она хотела бы, чтобы Наин до конца своих дней считала себя человеком. Но это было невозможно. С самого начало правду о ее происхождении нельзя было скрыть. Так же как было невозможно скрыть Наин от мира. Чжимо знала, что невозможно полностью скрыть такой секрет, если только не разорвать все связи с внешним миром, поэтому она планировала рассказать Наин как можно позже. Когда правда все равно станет очевидной, но когда Наин уже будет достаточно сильной и стойкой, чтобы не страдать из-за этого на Земле.

То, что Наин родилась здоровой, было благословением для Чжимо. Другого ребенка, появившегося на свет в тот же год, пришлось отправить в Канаду, потому что казалось, будто он может сломаться в любой момент, но Наин могла пробежать несколько кругов по стадиону и все еще сохраняла силы. Когда Наин сказала, что кимоно для тхэквондо выглядит круто, Чжимо без колебаний записала ее на занятия. Она взяла за правило просить только о том, чтобы Наин росла здоровой. Чжимо регулярно посещала встречи Ассоциации и сообщала, что Наин растет здоровой и крепкой, потому что, если бы она не появилась хотя бы раз, те люди сами бы пришли.

Страх и тревога, которые занимали их мысли, не могли остаться для Чжимо незамеченными. Существа, покинувшие свой родной мир, всегда боялись, что их будущее на новом месте окажется стерто. Даже если они и пытались приспособиться, этот мир никогда не станет для них родным. Чувствовалось, что они как будто парят в неведении. Им было трудно описать это чувство – чувство чуждости, незнакомства, усталости. Их могли изгнать отсюда в любой момент. Или подвергнуть угрозе их жизни, а они не смогли бы обратиться за помощью. Иностранцы не могли стать местными жителями. Беспокойство цепко охватывало их, как плющ. Они делили свои жизни пополам: одной были здесь, на Земле, а в другой думали о страшном прошлом и туманном будущем.

Чжимо делала все возможное, чтобы Наин не узнала правду, но кто-то перечеркнул все ее старания. Когда это произошло и Чжимо попыталась узнать, кто выдал Наин секрет, племянница выглядела беззащитной. Все вопросы сразу показались Чжимо неуместными. Чтобы избежать лишнего чувства вины, Чжимо решила ждать, пока Наин сама не расскажет.

Когда она вытирала пыль с горшков, которые днем стояли на улице, Наин, словно высохший лепесток, прилипший к столу, робко выпорхнула наружу. Поколебавшись, словно она собиралась что-то сказать, племянница наконец произнесла банальную фразу, что собирается встретиться с друзьями.

– Возвращайся не слишком поздно.

Наин кивнула и поспешно ушла. По ее виду было ясно, что идет она не к друзьям.

Как и предполагала Чжимо, Наин направилась вовсе не в кинотеатр к Мирэ и Хёнчжэ. Она без остановки прошла до центра города, обнимая себя за плечи и нервно поглаживая обнаженные руки. Расстояние было слишком большим для пешей прогулки, но ей не хотелось ехать на автобусе или велосипеде. Ей нужно было время, чтобы привести мысли в порядок. Однако до того, как она пришла туда, куда хотела, Наин лишь больше запуталась и теперь не знала, что сказать и как объяснить ситуацию.

Она остановилась у входа в полицейский участок и задумалась. Девушка поняла, что все же следовало рассказать Чжимо то, что она узнала, и прийти вместе с ней.

Но объяснить все Чжимо тоже было сложно, и, поразмыслив, Наин решила, что лучше ей ничего не говорить. Чжимо бы посоветовала делать вид, что ничего не случилось. Разве она не говорила всегда, что не стоит вмешиваться в чужие дела? Для Наин, которая никогда раньше не переступала порог полицейского участка, зайти туда одной было непросто. Когда Мирэ вместе с ней приходила, чтобы передать что-то маме, Наин всегда ждала в кафе напротив. Полицейский участок, мимо которого она проходила каждый день, сегодня казался больше и внушительнее. Наверняка внутри было полно людей.

– Ах, вы снова здесь. Офицер Сим вышел. Сейчас его здесь нет.

– Ну, тогда я просто оставлю это на его столе, раз он занят.

Наин повернулась на знакомый голос. Это снова был отец пропавшего старшеклассника. В руках у мужчины была коробка с энергетиками «Бахус». Он разговаривал с дежурным.

– Лучше дайте это мне. Я передам ему.

Мужчина с недовольным выражением лица повертел коробку в руках.

– Вы действительно передадите?

– В прошлый раз я тоже это сделал. Он был очень рад и попросил вас поблагодарить.

– Но почему же с ним так трудно встретиться?

– У него много работы.

Отец пропавшего старшеклассника, будто стряхнув пыль с коробки, протянул ее дежурному, который принял ее обеими руками и еще раз заверил, что обязательно передаст офицеру. Заложив руки за спину, мужчина пошел обратно, то и дело оглядываясь. Казалось, что он оставляет что-то ценное, и на лице его застыли сожаление и тоска. Эти чувства, как нарыв, который невозможно скрыть, просачивались из глубины его сердца наружу. Сам мужчина, вероятно, даже не осознавал, что у него такое выражение лица.

– Ах, черт… – пробормотала Наин себе под нос.

Почему именно сейчас пришлось увидеть его? Наин ведь даже не успела подумать как следует, что ей делать.

Наин быстро прошла мимо полицейского, державшего коробку, и вошла в здание.

Внутри полицейский участок выглядел гораздо скромнее, чем снаружи. Ощутимо пахло канализацией, и Наин наморщила нос. Она остановилась перед информационной доской и взглянула на названия отделов. Отдел уголовного розыска, отдел обеспечения безопасности, отдел расследований, отдел дознания и отдел по расследованию исчезновений. Наин вернулась на улицу и направилась к отдельному зданию, где на первом этаже располагался вход в отдел по расследованию исчезновений.

Она дважды постучала в железную дверь. Изнутри не раздалось ни звука. Похоже, она стучала слишком тихо. Тогда она постучала сильнее. В ответ из-за двери раздался низкий и грубый голос, но Наин не расслышала, что он сказал. Это было либо приглашение войти, либо просто сообщение, что он на месте. Слишком размыто. Пока Наин медлила, дверь открылась, и на пороге появился полицейский. На его лице было написано: «Почему ты не входишь?» Страж порядка прислонился к дверному косяку. Казалось, он не собирается тратить на Наин много времени.

– По какому вопросу?

Его голос и взгляд излучали уверенность. Уверенность в том, что, по какому бы вопросу Наин ни пришла, дело не срочное. Наин не могла прямо посмотреть ему в глаза. Она заговорила, украдкой поглядывая на полицейского. Ее руки оставались в карманах.

– Д-дело… Раньше… пропажа…

– …

– В горах…

– …

– То есть в горах…

– Эй!

– Да?

– По какому делу ты пришла? – скучающим тоном снова спросил полицейский. Через его плечо она видела пустую коробку из-под энергетиков «Бахус», стоящую на столе неподалеку от кулера. Вскоре туда, вероятно, поставят новую коробку, которую дежурный только что принял. Почему он солгал, что офицера нет? Наин попыталась что-нибудь придумать, но быстро отказалась от этой мысли, так как, казалось, знала ответ. Она посмотрела на коробку, затем опустила глаза. У нее не хватало смелости взглянуть в лицо полицейскому. Она сразу поняла, что ее слова не убедят его. Полицейский прекрасно знал, что поддержание разговора с посетителями – часть его работы, поэтому не прогонял Наин. Он понимал, что если немного потерпит, то посетитель уйдет сам, устав ждать какого-либо ответа.

– Наин?

Наин повернула голову.

– О, правда ты.

По лестнице спускалась Кёнхе, мама Мирэ. Наин посмотрела на указатель, прикрепленный к лестнице. На втором этаже этой пристройки находился офис киберкоманды.

– Кёнхе, ты знаешь эту девочку? – спросил полицейский, указывая на Наин. Кёнхе подошла к ним.

– Да, это подруга моей дочери. Что ты здесь делаешь? – спросила Кёнхе Наин, хотя ее взгляд был направлен на полицейского в ожидании, что он объяснит ситуацию.

– Я… я потом зайду, – пробормотала Наин, поклонившись и отступив назад, затем снова подняла голову. – Здравствуйте. До свидания.

Избегая взгляда Кёнхе, Наин еще раз низко поклонилась и вышла из пристройки, не оборачиваясь. Ей было неловко и смешно, что она пришла сообщить о чем-то и в итоге сбежала.

После того как Наин вышла из полицейского участка, она пробежала через перекресток до главной дороги и остановилась только на старой автобусной остановке. Села на корточки и выдохнула. Пот стекал по ее лбу к подбородку, пока она рассматривала объявления об исчезновении старшеклассника, расклеенные по остановке. Затем опустилась на землю и закрыла лицо руками. Она чувствовала себя жалкой неудачницей. Слезы текли по ее щекам, они были горькими и солеными, как морская вода. Наин не могла взглянуть на объявления. Точнее, на портрет старшеклассника на них. Она выругалась. Она не могла не ругать себя за то, что не смогла сделать ничего, кроме как прийти в полицейский участок и показать себя полной дурой. «Черт возьми, дура. Самая настоящая дура…» Она вынула из кармана пуговицу, которую теперь всегда носила с собой, потому что собиралась предъявить ее в качестве улики, если попросят. Зачем? Никто не будет рассматривать это как улику. Даже если и так, то Наин еще предстоит доказать, что эта пуговица принадлежала пропавшему студенту. Это было бы ключом к тому, чтобы начать расследование.

Ее звали Кымок. Фамилия – Со, полное имя – Со Кымок. Ее мать звали Сим Суни, а отца – Со Юнсу. Ее брат Со Чэсу был старше ее на два года, а сестра Со Мокхи – младше на семь лет. Когда Чэсу арестовали за чтение и написание чего-то запретного, отец Юнсу, понимая, что скоро придут за всеми членами семьи, взял жену и двух дочерей и ночью бежал в горы. Чтобы Чэсу смог найти их, если вернется живым, отец оставил записку под столом у дочери. Однако японский полицейский заметил их, когда отец справлял нужду в горах. Кымок считала, что если бы отец сразу сдался, то, возможно, остался бы жив, хоть и подвергся бы жестокому наказанию. Она неоднократно выражала свое сожаление по этому поводу. Но отец думал иначе. Он считал, что в темноте их не узнают, если они побегут. Несмотря на приказы японского полицейского остановиться, отец велел бежать. «Бегите, бегите, не оглядывайтесь, бегите». Кымок побежала. Она знала, что их могут убить, если поймают, но все равно побежала, потому что так сказал отец.

Она не помнила момент, когда пуля пронзила ее грудь. Не было боли. Она почувствовала лишь жжение, словно сердце запылало огнем. Увидев, как ее кофта, сшитая мамой в прошлом году, покрывается темными пятнами, она наконец приложила руку к груди и поняла, что не сможет остановить кровь. Та текла так обильно, что девушку сковал страх. Она не знала, больно ли ей, просто было жарко и страшно. Когда мать пыталась приблизиться к ней, чтобы помочь, отец приказал той срочно уходить с Мокхи. Он сказал, что сам понесет Кымок. Когда мир перед глазами превратился в черное-белое мелькание и она пришла в себя, оказалось, что отец несет ее на своей спине. Она услышала его голос, он звал ее: «Кымок, Кымок!» Она хотела ответить, но голос не слушался, и она просто продолжала беззвучно плакать. Именно в этот момент раздался ужасный раскат грома, который оказался звуком выстрела. Отец упал, а тело Кымок перекатилось через него вперед. Что-то острое прошло через отверстие от пули в ее груди, но она не издала звука, ведь боли уже не чувствовала.

Она хотела сказать отцу, чтобы он оставил ее и бежал, но рана в груди не давала нормально дышать. Она могла закрыть глаза, но они оставались открытыми, и она видела, как отец умирает перед ней. Она думала, что теперь наступила ее очередь, но два японских солдата подошли, слегка пнули ее ногой и ушли, словно зная, что она скоро умрет. Кымок молча ругалась им вслед: «Ублюдки, негодяи!» Она провела эту долгую, печальную, холодную и страшную ночь, с трудом дыша и думая, что доживает последние часы на свете. Но потом выглянуло солнце, и Кымок открыла глаза. Она почувствовала тепло и уют, легкие и приятные прикосновения ветерка.

Она ждала, когда придет мать, но та так и не появилась. В какой-то момент Кымок поняла, что мать, вероятно, ушла уже навсегда. Кымок спросила у Наин, сколько дней прошло, какой сейчас год. Услышав ответ Наин, Кымок поняла, что мать действительно ушла, и грусть одолела ее.

– Как ты можешь меня слышать? У людей всегда была такая способность? Или я просто слишком мало прожила и не успела об этом узнать? – спросила Кымок.

Наин ответила, что это не так, но смутилась, не зная, как все объяснить.

– Если не так, то почему ты меня понимаешь? И почему медлишь с ответом? – спросила Кымок, поторапливая Наин.

Наин просто сказала, что она не человек. Слово «инопланетянин» так и не сорвалось с ее губ.

– Что значит – не человек? Ты пытаешься себя принизить? – поинтересовалась Кымок. – Или дело в другом?

– Нет, не совсем, – ответила Наин. – Даже не знаю, как объяснить.

– Черт возьми, как все запутано. Что же там с тобой может быть?

– Просто я пришла издалека.

– Издалека? Ты переплыла океаны?

– Нет. Я просто… из космоса.

Она звучала глупо. Кымок наверняка подумала, что она шутит, что ей все равно, понял ли кто Кымок после стольких лет или нет. Дерево молчало. Эти абсурдные слова о приходе с небес наверняка отпугнули ее.

– Глаза, нос, рот – все есть? – внезапно спросила Кымок.

Наин ответила утвердительно, но была сбита с толку.

– Уши, руки, ноги тоже?

Наин снова ответила утвердительно. Она совершенно не понимала, к чему Кымок задает свои вопросы.

– Хорошо, этого уже достаточно. Если у тебя есть все, что нужно для общения, то какая разница, откуда ты? Если и разделять людей и не-людей, то только по умению здраво мыслить. Так что нет никакой необходимости делать все еще более запутанным.

Кымок сказала, что пора заканчивать эту странную беседу, но затем вспомнила кое-что интересное:

– Как хорошо, что я вспомнила. Я не знала, кому рассказать, и все же не забыла. А ты знаешь, что тут закопан человек?

От духа Кымок, обитающего в дереве, Наин услышала историю о том, что в этом лесу похоронен человек. Когда это точно произошло, было неизвестно. Кымок не могла ориентироваться во времени и говорила, что это было то ли вчера, то ли десять лет назад, меняя свою версию несколько раз. Поэтому слова Кымок нельзя было считать достоверным свидетельством. Однако следовало учитывать, что Кымок не знала, какой сейчас год, и воспринимала освобождение Кореи как недавнее событие. Подумав, Наин отложила вопрос о времени. Следующим, на что она обратила внимание, было то, что слова Кымок были не прямым свидетельством, а скорее подслушанным разговором. Хотя, строго говоря, Наин не подслушивала. В любом случае Кымок помнила тот день так живо, как будто это было вчера. Лес в последнее время был безлюден, туристы на гору Сонёнсан не поднимались. Поэтому для Кымок этот разговор был тем, чего она не могла забыть.

Голоса, о которых говорила Кымок, звучали очень живо и ясно. Четыре голоса. По тому, что все они были низкими, но смешанными как будто с легким писком, можно было предположить, что они принадлежали подросткам. По фразам «приятель» или «дружище» Кымок поняла, что они, вероятно, были сверстниками, а потом трое из них одновременно стали издеваться над четвертым. Они говорили мягко, но в их словах сквозило напряжение, и просьбы больше напоминали угрозы. Кымок хорошо слышала шорох, с которым они протирали пыль с одежды, их шаги, когда они спотыкались о сломанные ветки, и их испуганные голоса. Груда камней, на которой они сидели, спешно названные имена… Наин еще раз повторила слова, сказанные Кымок. До того как Кымок назвала эти имена, Наин надеялась, что это были просто воспоминания заключенной в дерево девушки, что это произошло давно или вообще было фантазией. Неужели в нынешнюю эпоху возможно, чтобы кто-то был погребен и до сих пор не был найден? Кымок повторила Наин имена, которые назвали те подростки.

Лучше бы Наин не слышала их. Она готова была сделать что угодно, лишь бы не помнить те имена. Она могла бы притвориться, что не знает их обладателей. Но вероятно, тогда это осталось бы в ее сердце до самой смерти. Храня это знание, она бы дрожала, даже когда просто пила бы воду, часто видела кошмары и жила как человек, утаивший грех, в страхе, что ей придется это кому-то рассказать. Так что раз уж она не могла притворяться, что не знает, то нужно было успокоиться и сориентироваться в ситуации. Она без плана побежала в полицейский участок – и что получилось? Наин почти сказала, что видела. Нет, точнее, она не видела. Потому что не видела. Она услышала. Кымок сказала, что она точно слышала все это тогда. Проклятия и недопонимание. Ошибки и сожаления. Страхи и жестокость. Она слышала, как голос, призывающий имена, постепенно менялся. Из издевательского он стал гневным, из гневного – отчаянным, из отчаянного – грустным, а потом принялся все отрицать. Она слышала стук бьющей по земле лопаты и шорох сыпящейся почвы. Тот человек еще не умер. Он был жив, но другие люди из-за страха и ужаса не обратили внимание, и в какой-то момент дыхание прекратилось. Теперь в этом лесу был похоронен человек. Если копать землю, там обнаружится скелет. Кымок не знала их лиц, лишь слышала голоса. Потому что те, кто был в лесу тогда, закончив копать, продолжали называть имена: «Пак Вону», «Квон Тохён».

Из всех них, вероятно, похороненным человеком был Пак Вону. Потому что только владелец этого имени ни разу не отозвался.

Если действительно, как сказала Кымок, Пак Вону, пропавший два года назад, похоронен здесь в лесу, почему его не нашли? Мирэ говорила, если бы отец Пак Вону сказал полиции, что его сын пошел на встречу с Квон Тохёном, его могли бы найти быстрее. Сонёнсан ведь совсем рядом, в шести километрах от школы.

Чем больше Наин думала об этом, тем сильнее чувствовала удушье. Она резко вставала с места, намереваясь сама искать останки, но через несколько секунд садилась обратно. Ей бы хотелось иметь более убедительные доказательства, чем пуговица. Доказательства… Может, они найдутся в останках? Если исследовать останки, можно будет получить ДНК, как в фильмах и сериалах. Ногти, волосы, что-то ведь должно найтись, правда? Но чем больше Наин об этом думала, тем более нереальным это казалось.

Есть ли способ подтвердить, что Пак Вону действительно похоронен там, не выкапывая его? Если бы можно было точно установить, что там есть тело, можно было бы что-то придумать. Наин схватилась за голову. Если бы она знала, что все так обернется, то лучше бы подумала заранее, начинать ли с деревом разговор. Сейчас голова совершенно не работала. Прокручивая в памяти рассказ Кымок снова и снова, Наин вдруг почувствовала невыносимую грусть и горечь. Человек умер так, что никто не знал о его смерти. И его до сих пор считали живым.

Она надеялась: то, что он узнала, неправда. Искренне надеялась.

Глава 7

Случаются дни, которые особенно трудно забыть. Тогда выдался именно такой.

Девятого июля 2020 года даже звонки казались настойчивыми. Звонили уже в третий раз. Обычно если не берут трубку, то оставляют сообщение или перезванивают позже. Но в тот день телефон долго вибрировал, и если звонок прерывался, то через несколько секунд раздавался снова. Словно кто-то настаивал, словно был зол. Вонсын в конце концов положил пульт от телевизора на диван, встал и направился к столу. Из ванной рядом с кухней доносился звук воды. Вонсын взял телефон Вону. На экране высветилось имя: «Квон Тохён». Вонсын позвал сына, но тот, видимо, не услышал: шум воды не стих. Пока Вонсын раздумывал, стоит ли ответить самому и сказать, что Вону моется, вибрация прекратилась. В тот же момент в ванной тоже стало тихо. Вонсын, переживая, что Вону подумает, что он лазил в его телефон, быстро положил его обратно на стол и вернулся на свое место.

Вону вышел из ванной в одних трусах, с мокрыми волосами и спиной. Остановившись на коврике, он продолжал вытираться. Вонсын осторожно сказал, что кто-то звонил. Вону, казалось, удивился, и он переспросил: «Звонил?» Затем, вытирая волосы полотенцем, подошел к столу. Телефон как раз опять зазвонил. Вонсын отвел взгляд и переключился на новости, посчитав, что сын сам разберется. Но вскоре его взгляд снова вернулся к столу, у которого стоял Вону. Сын принял звонок и теперь молча слушал собеседника, не произнеся даже обычного «алло».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Гинкго (лат. Gīnkgo) – представитель семейства гинкговых и одно из древнейших растений на земле. Реликтовое дерево с серебристой кроной и листьями в форме веера. (Прим. ред.)

2

С корейского имена Хёнчжэ и Мирэ дословно переводятся как «настоящее» и «будущее». (Здесь и далее прим. пер.)

3

В боевых искусствах понятие употребляется для обозначения места, где проходят тренировки.

4

Сансевиерия – бесстеблевое вечнозеленое многолетнее травянистое растение, хорошо известное жителям России как щучий хвост.

5

Летний треугольник (точнее, Летне-осенний треугольник) – астеризм (легко различимая группа звезд) в виде треугольника, чьи вершины образуют звезды Альтаир из созвездия Орла, Денеб из созвездия Лебедя и Вега из созвездия Лиры.

6

Гамбургский стейк – мясное блюдо, напоминающее котлету из рубленого говяжьего фарша. Особенно популярен в Японии, где его готовят из мясного фарша с мелко нарезанным луком, яйцом и панировочными сухарями, приправленными различными специями.