
Полная версия
Тяжёлая корона
При виде него у меня екает в груди. Уж не знаю, от облегчения, что я могу, во всяком случае, попытаться выполнить то, чего ждет от меня отец, или оттого, что Себастиан выглядит еще красивее, чем я запомнила.
Парень выделяется даже в толпе богатых и привлекательных людей, и дело не только в росте – у него очень выразительные черты лица. Тусклый свет отбрасывает тени, подчеркивающие высокие скулы, а его губы кажутся одновременно строгими и чувственными.
Со скучающим видом Себастиан залипает в телефон. Он сидит рядом с красивой темноволосой кудрявой девушкой и ухоженным мужчиной в дорогом костюме. Они тоже не следят за аукционом: приобняв девушку за плечо, мужчина что-то шепчет ей на ухо. Ее плечи трясутся, будто она пытается сдержать смех.
Я отпускаю кулису.
Себастиан здесь.
Остается лишь надеяться, что он вступит в торги за меня.
Мне бы хотелось остаться и посмотреть, участвует ли он в торгах, но Маргарет замечает меня и жестом велит вернуться в гримерку.
– Не волнуйтесь, – говорит она. – Нет причин для беспокойства! Еще не было такого, чтобы за девушку не торговались.
– Я не волнуюсь, – отвечаю я, хоть это и не совсем так. Еще две девушки вышли на сцену, и мой выход все ближе.
– Вот, – говорит Маргарет. – Выпейте шампанского. Мне это помогает успокоиться.
Судя по всему, она уже прибегла к этому средству. Щеки женщины раскраснелись, а рыжие волосы начали выбиваться из прически.
Маргарет хватает бокал для меня и тянется за вторым для себя.
– Пока все неплохо! – говорит она и подносит свой бокал к моему в виде своеобразного тоста.
Я чокаюсь с женщиной и отхлебываю пузырящееся шампанское. Это немного помогает, хотя, возможно, дело в эффекте плацебо.
Следующей на сцену поднимается умопомрачительная брюнетка с волосами до пояса. Кросс объявляет, что у девушки собственный фитнес-центр, о чем свидетельствуют трицепсы, отчетливо выделяющиеся на тыльной стороне ее рук, и попа, словно выточенная из мрамора. Мужчины, похоже, тоже оценили их по достоинству, и красотка «уходит» по наивысшей за сегодня цене – семнадцать тысяч.
– Поверить не могу, что люди готовы столько платить за свидание, – говорю я Маргарет.
– Ну, это на благие цели, – отмечает она. А затем с неожиданной искренностью добавляет: – К тому же речь идет об эго. Они демонстрируют, сколько готовы потратить. Тот, кто заберет самую красивую девушку, негласно повышает свой престиж.
Понимая, что сболтнула лишнего, Маргарет исправляется:
– То есть вы все великолепны, конечно же! Но вы знаете этих мужчин.
– Лучше многих, – говорю я.
Я начинаю терять терпение. Я больше не волнуюсь, просто хочу, чтобы все закончилось.
Подошла очередь следующих двух.
Маргарет взяла еще шампанского, видимо, чувствуя, что ее работа подходит к концу и она может начинать праздновать. Шепотом женщина сообщает мне, что благодаря аукциону свиданий и тихому аукциону они собрали рекордную сумму пожертвований.
– И слава богу! – добавляет Маргарет. – После всей этой неразберихи с политкорректностью… – она громко икает, прерывая саму себя. – Мы переживали… чертовски трудно найти работу в сфере некоммерческой деятельности. Но я уверена, что совет будет доволен!
Вот и последние торги передо мной. Эта девушка не такая яркая, как другие, – на ней скромное длинное платье в цветочек и очки. Она кажется неловкой и стеснительной, и я боюсь, что много за нее не предложат. А она, кажется, из тех, кто может принять это близко к сердцу.
Однако стоит ей ступить на сцену, как ставки начинают сыпаться со всех сторон. В итоге девушку «покупают» за пятнадцать пятьсот – одну из самых высоких сумм за сегодня.
– Что это было? – спрашиваю я Маргарет.
– Это Сесилия Коул, – отвечает она так, словно это имя должно мне о чем-то говорить. – Ее отец – владелец «Вестерн Энерджи». Думается мне, знакомство с ним стоит пятнадцати тысяч, не говоря уже о перспективе доступа к трастовому фонду, если вдруг она поладит с тем, кто купил свидание.
Нетрезвая Маргарет приваливается ко мне в приступе дружелюбия.
– Я слышала, твой отец тоже влиятельный человек, – говорит она. – Но он немного пугает, правда? Возможно, дело в акценте…
– Дело не в акценте, – говорю я. – Дело в его характере и моральных принципах.
Маргарет смотрит на меня широко раскрытыми глазами, не понимая, шучу я или говорю правду.
Сесилия покидает сцену, и я понимаю, что, наконец, настала моя очередь.
– Похоже, лучшее мы приберегли напоследок, – проникновенно говорит Кросс в микрофон. – Наша последняя на сегодня холостячка – новое лицо в чикагском сообществе. Недавно она переехала к нам из Москвы! Так что будьте уверены, что в городе найдется немало мест, где наша новенькая еще не бывала и куда вы сможете отвести ее на свидание. Прошу вас поприветствовать Елену Енину!
На негнущихся ногах я выхожу на сцену, словно мои колени позабыли свою функцию. С этого ракурса свет кажется еще более ослепительным, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прикрыть глаза рукой. Маленький крестик, который мы должны были увидеть, полностью растворился в блеске деревянного пола. Мне приходится по наитию искать место, где остановиться.
Я встаю лицом к толпе. Не то чтобы у меня была боязнь сцены, но я не люблю, когда на меня пялятся незнакомцы. Мне кажется, что зрители встречают меня тише, чем остальных девушек – раздается лишь пара выкриков. Возможно, дело в том, что у меня нет друзей, а может, и в том, что под светом софитов я выгляжу яростной и сердитой.
Первым я нахожу взором своего отца. Он сидит рядом с Адрианом, пристально глядя мне в глаза. Папа осматривает меня, словно архитектор, проверяющий строящееся здание, – в его взгляде лишь расчет и оценка, и никакой любви.
Затем я медленно поворачиваюсь, чтобы встретиться взглядом со Себастианом. Он больше не смотрит в телефон. Он смотрит на меня, приоткрыв рот, и выглядит удивленным. И – я надеюсь – заинтригованным. Интересно, его сердце бьется так же часто, как мое?
– Елена говорит на трех языках: английском, русском и французском. Она искусно играет на пианино и прекрасно катается на лыжах, – зачитывает Кросс. – И да, ваши глаза вас не обманывают, мне сказали, что ее рост составляет 5 футов 11 дюймов[11]. – Мужчина смеется.
Не знаю, действительно ли это так. Я давным-давно не измеряла свой рост, так что вполне могу быть выше шести футов. Но это не очень женственно, так что мой отец назвал наиболее приемлемую цифру, раздираемый, как всегда, желанием соблюсти условности и желанием похвастаться.
– Начнем торги со стандартных двух тысяч? – произносит Кросс.
Мне почти страшно смотреть в зал, чтобы узнать, поднял ли кто-то номерную карточку, но к моему огромному облегчению, в воздух немедленно взмывает пять или шесть карточек. Однако карточки Себастиана среди них нет.
– Три тысячи? – повышает ставку Кросс. – Четыре?
Количество желающих не уменьшается. Более того, столь явное рвение некоторых мужчин, похоже, побуждает к действию и других. Теперь в торгах участвуют семь или восемь человек, а Кросс говорит:
– А как насчет пяти тысяч? Шести?
Я не обращаю внимания на других мужчин, мой взгляд прикован только к Себастиану, я смотрю, не поднимет ли он номерную карточку. Но она упрямо продолжает лежать на столе перед ним. Похоже, парень ни разу не прикасался к ней за весь вечер.
Темноволосая девушка рядом с Себастианом наклоняется к нему и что-то шепчет. Он коротко мотает головой. Я не уверена, что речь шла обо мне, но сердце, тем не менее, начинает биться чаще.
– Семь тысяч? Восемь? Как насчет девяти? – продолжает повышать Кросс.
Торги ничуть не замедляются. Когда сумма переваливает за десятку, пара мужчин выходит из игры, но оставшиеся поднимают карточки все быстрее и быстрее, чтобы принять ставку.
– Двенадцать, – говорит Кросс. – Как насчет тринадцати? Это для вас, мистер Энглвуд. Теперь четырнадцать? И пятнадцать.
Основная борьба развернулась между неким Энглвудом – мужчиной лет сорока с густыми темными волосами и бородой – и молодым красавчиком, по виду похожим на финансиста, в броском дорогом костюме, сидящим в окружении таких же мужчин, которые его подначивают. Третий участник торгов значительно старше и похож на перса или араба.
– Шестнадцать? – произносит Кросс. – Семнадцать?
Внезапно, импульсивно, номерную карточку поднимает Себастиан. Он озвучивает свою ставку:
– Двадцать тысяч!
Даже пара за его столом выглядит пораженной. По губам девушки я могу прочесть: «Какого хрена?», а затем она с широкой ухмылкой переводит взгляд на меня.
На мгновение наши с Себастианом взгляды встречаются. Мне приходится вновь опустить глаза, потому что мое лицо пылает.
Мне не нужно смотреть на отца, я и так чувствую исходящие от него волны триумфа.
Перс выходит из торгов, но остальные двое продолжают.
– Двадцать одна! – предлагает Энглвуд, поднимая карточку.
– Как насчет двадцати двух? – спрашивает Кросс.
После секундного замешательства, заручившись одобрением своих приятелей, парень-финансист принимает ставку.
Я смотрю на Себастиана, на моем лице ни тени улыбки. И уж точно ни намека на воздушный поцелуй. Только взгляд, направленный на него, умоляющий… о чем именно? Я должна молить его бороться за меня. Но действительно ли я хочу этого?
Мне нравится Себастиан, и теперь я могу себе в этом признаться. Я была разочарована, когда он не позвонил мне. Крохотная частичка меня хотела увидеться с ним снова.
Но тем более парню не нужно вступать в торги за меня. Я могла бы нахмуриться или покачать головой, могла бы предостеречь его. Может, мой отец заметит, а может, и нет.
Вот что мне следует сделать. Мне следует дать ему понять, что нужно держаться от меня подальше.
Вместо этого я продолжаю просто смотреть. Я боюсь, что мой взгляд выдает волнение и стремления внутри меня.
– Двадцать пять тысяч, – повышает ставку Себастиан.
В зале повисает тишина. Это самая высокая ставка сегодняшнего вечера.
– У нас развернулась нешуточная борьба за новенькую, нашу белокурую русскую красавицу, – говорит Кросс, едва сдерживая ликование в голосе. – Как вам такое, господа? Кто-то возьмется перебить ставку младшего Галло? Есть желающие предложить двадцать шесть?
Он бросает взгляд за стол финансистов. Юнец в броском костюме, кажется, хочет поднять карточку, но вместо этого с раздражением бросает ее на стол. Похоже, на этом его финансовые ресурсы себя исчерпали.
Но Энглвуд не сдается. Он снова поднимает карточку.
– Тридцать, – холодно произносит он.
Мужчина бросает на Себастиана испепеляющий взгляд своих темных глаз из-под густых бровей. Понятия не имею, знают ли эти двое друг друга или мы все свидетели тому, как двое влиятельных мужчин делят территорию, но так или иначе напряжение в воздухе можно резать ножом.
Себастиан не обращает внимания на Энглвуда и не сводит глаз с меня. Я стою в свете раскаленных сияющих огней сцены, и мое красное платье пылает вокруг меня.
Пристально глядя на меня, Себастиан произносит:
– Пятьдесят тысяч.
Кросс пытается унять гул, поднявшийся от каждого столика.
– Ставка в пятьдесят тысяч! – говорит он. – Это новый рекорд, дамы и господа, и помните, что все ради благой цели! Мистер Энглвуд… ответите ли вы?
Губы Энглвуда превратились в узкую полосу под его темными усами. Он резко качает головой, и Кросс говорит:
– Продано! Мисс Енина отправляется на свидание с Себастианом Галло.
Я ощущаю волну то ли страха, то ли облегчения, нахлынувшую на меня. Меня вдруг бросает в холод прямо под светом жарких софитов. Кроссу приходится взять меня под руку и указать на ступеньки, ведущие вниз со сцены.
Как в тумане я бреду к столику отца. Он кладет мне на плечо тяжелую руку и тихонько произносит на ухо:
– Молодец. Теперь он вложил в тебя деньги.
Да, Себастиан вложился. На сумму в пятьдесят тысяч долларов.

Себастиан

Думаю, Аида затащила меня на этот благотворительный аукцион потому, что ей кажется, что я в депрессии. С каждой неделей ее попытки вовлечь меня в общественные и семейные мероприятия становятся все активнее. Сестра даже попыталась завлечь меня на несколько несогласованных свиданий вслепую, но я отказался встречаться с этими девушками и сказал Аиде, что наслаждаюсь своим статусом холостяка.
Я пришел сюда только потому, что нам с Кэлом и Аидой надо обсудить кое-какие дела. В частности, грядущую предвыборную кампанию моего зятя, который баллотируется в мэры города. Гриффины намерены полностью выйти из подполья, а значит, окончательно избавиться от оставшихся незаконных предприятий и проследить, чтобы ни один скелет не вылез наружу. И это не фигура речи – из последнего они закопали родного дядю Кэла, Орана Гриффина, который нынче покоится под фундаментом одного из офисных небоскребов Саут-Шора.
Хоть Галло и переключают свое внимание на крупные проекты в сфере недвижимости, я сомневаюсь, что мы готовы совсем отказаться от нелегальной прибыли. Когда Гриффины выйдут из игры, сфера их влияния в криминальном мире окажется пустой, и кто-то должен будет ее занять. Вопрос в том, кто.
Думаю, Миколай Вильк и польская мафия заявят о себе. Мы достаточно неплохо ладим с Миколаем, но я не назову нас лучшими друзьями. Между нами есть определенное напряжение, которое возникает, когда кто-то похищает младшую дочь твоего союзника, а затем подставляет твоего брата в деле об убийстве.
В итоге Миколай женился на плененной Нессе Гриффин, а Риона Гриффин отмазала Данте от тюрьмы. Но, в общем и целом, мы с Мико не обмениваемся рождественскими открытками.
Это непростая ситуация, учитывая, что и русские не смирились со своим поражением. Всякий раз, когда столпы власти пошатываются, есть вероятность того, что все может рухнуть.
Возможно, именно поэтому papa такой мнительный в последнее время. Он чувствует повисшую в воздухе неопределенность.
Держа все это в уме, я согласился прийти на благотворительное мероприятие, хоть и ненавижу подобные штуки. Я ненавижу лицемерие и фальшь, и меня беспокоит, насколько хорошо Аида выучила правила игры. Раньше ни одно мероприятие не обходилось без того, чтобы сестра что-нибудь не стянула или кого-то не оскорбила, причем этих «кого-то» было несколько. Теперь она разодета в пух и прах, помнит всех по именам и очаровывает самых чопорных представителей общества.
Кэллам такой же, и даже хуже. Он олдермен 43-го округа, самого богатого и влиятельного в городе, включающего в себя Линкольн-парк, Олд-Таун и Голд-Кост. Мой зять знает почти всех в помещении, и здесь вряд ли найдется человек, который не хотел бы обсудить с ним какие-то личные вопросы.
Я же умираю от скуки. Стянув пару канапе с подносов проходящих мимо официантов, я просматриваю длинный список предметов, выставленных на тихий аукцион, в том числе футбольный мяч, подписанный всеми игроками линии нападения «Чикаго Бэрс»[12].
Тут представлены довольно неплохие вещички. Но, честно говоря… не похоже, чтобы что-то меня по-настоящему заинтересовало. Мне просто все равно. Последние два года моя жизнь – это просто мрачное и безрадостное существование, отмеченное лишь несколькими краткими вспышками удовольствия. Меня уже чертовски давно ничто по-настоящему не привлекало…
Разве что на прошлой неделе.
Елена привлекла меня.
Между нами ощущалась какая-то энергия, которая действительно заставила меня что-то почувствовать, хотя бы ненадолго.
Спустя все это время, когда я нашел то, за что действительно стоило бы ухватиться… Я вынужден ее игнорировать. Я вынужден отпустить ее. Из-за моей семьи.
Моей чертовой семьи.
Почему-то им всегда удается отнять то немногое, чем я дорожу.
Я перевожу взгляд на Аиду, которая разговаривает с каким-то невысоким лысеющим мужчиной в чудовищном фиолетовом галстуке-бабочке. Он смеется над чем-то, что она сказала, запрокинув голову и обнажив кривые, скученные зубы. Судя по хорошо знакомому мне взгляду, у сестры на уме что-то еще более возмутительное, и она едва сдерживается, чтобы не выпалить это вслух. Раньше Аида всякий раз проигрывала эту битву, но теперь научилась следить за языком.
Моя сестра прелестна. Темные кудрявые волосы, яркие серые глаза, напоминающие монеты, поблескивающие в мутной воде, и вечно проказливое выражение лица, которое всякий раз вызывает любопытство и тревогу при взгляде на него.
Как можно так сильно любить кого-то и при этом питать к нему злобу?
Именно так я и чувствую себя по отношению к семье в последнее время.
Я чертовски люблю их, до глубины души.
Но мне не нравится, где я из-за них оказался.
Я знаю, что частично это моя вина. Я бесцельно плыву по жизни. Но как бы они ни подталкивали меня в другом направлении, мне никогда не нравится итог.
Как, например, этот гребаный аукцион.
Я со вздохом возвращаюсь к нашему столику у края сцены. Даже не знаю, что за выступление запланировано на сегодняшний вечер. Возможно, какая-нибудь нудятина, вроде классического квартета или, что еще хуже, кавер-группы. Если это будет отстой, я уйду. Вообще-то, я, наверное, уйду в любом случае.
Пока я сижу, ко мне подходит светловолосая официантка с подносом шампанского.
– Напиток? – предлагает девушка.
– А настоящий алкоголь у вас есть? – спрашиваю я.
– К сожалению, нет, – надув губки, отвечает она. – Только просекко и шампанское.
– Тогда мне два просекко.
Девушка протягивает мне фужеры и спрашивает словно невзначай:
– Второй для вашей дамы?
– Нет, – коротко отвечаю я. Я планирую прикончить их оба, чтобы немного развеять свою скуку.
– Холостяк? – уточняет официантка. – Тогда вам, возможно, понадобится это, – она передает мне кремового цвета лопатку с номером.
– Для чего этого?
– Для аукциона свиданий, конечно же!
Боже правый. У меня чуть глаза на лоб не полезли.
– Сомневаюсь, что мне это понадобится.
– Почему? – спрашивает девушка с жеманной улыбкой. – Увидели что-то поинтереснее?
При других обстоятельствах я бы оценил ее толстые намеки по достоинству. Но, к сожалению, ее высокий рост и светлые волосы лишь напоминают мне о Елене, у которой похожая внешность, но в десять раз выразительнее. Эта девушка – маргаритка в поле, а Елена – орхидея-призрак. Экзотическая, редкая, недоступная.
– Нет, – отвечаю я. – Ничего особенного.
Девушка уходит, и ее место тут же занимают Аида и Кэллам.
– Это что, аукцион свиданий? – спрашиваю я сестру.
– Да! – отвечает она. – Мой подарок тебе на день рождения. Я собираюсь купить тебе жену.
– Я думал, лучшие жены бесплатны, – замечаю я. – И навязываются тебе против воли.
– Спорить не буду, – говорит Кэл, обнимая Аиду за плечи. Поначалу их брак был, что называется, «договорным», но, похоже, обернулся для них удачей. Мы лишь надеялись, что эти двое смогут продержаться вместе год и не поубивать друг друга.
– Раньше ты был таким романтичным, Себ, – говорит Аида.
– Вот как? Это когда?
– Помнишь, когда ты хранил фото Марго Робби в своем школьном шкафчике?
Я краснею. Откуда Аида вообще, блин, знает об этом? И как ей, черт возьми, удается вечно вспомнить то, что ты пытаешься вычеркнуть из своей памяти?
– Кажется, ты меня с кем-то путаешь, – бормочу я.
– Ты не помнишь, как раз восемьсот смотрел «Волка с Уолл-стрит», проматывая до того момента, как она стоит обнаженная в дверях, чтобы передер…
– Если ты закончишь это предложение, я тебя придушу, – шиплю я.
– Кэл, ты же не позволишь ему придушить меня, правда? – обращается к супругу Аида.
– Только не до смерти, – отвечает он.
– Спасибо, любовь моя, – говорит она, целуя мужа в щеку. – Я знала, что могу на тебя положиться.
Прежде чем Аида успевает продолжить свои дружеские оскорбления, на сцену выходит подкопченный лицитатор и начинает вечерний аукцион живого товара. Происходящее не интересует меня ни в малейшей степени, особенно когда он начинает перечислять достижения женщин, будто они гейши со Среднего Запада.
То, что половина мужчин в зале улюлюкают и вопят или наклоняются вперед, облокачиваясь на столы, чтобы поглазеть на девушек, только ухудшает ситуацию. Все это отвратительно. Мне неловко здесь находиться.
Идея платить за свидание просто нелепа, особенно такие астрономические суммы. Выложить пять тысяч за то, чтобы пригласить куда-нибудь привилегированную девицу? Нет уж, спасибо. И это не считая денег, которые ты потратишь на шикарный ужин, которым тебе придется ее кормить.
Я схожу с ума от скуки.
– И скольких еще нам терпеть? – шепотом спрашиваю я Аиду.
– Не знаю, – пожимает она плечами. – Сколько красивых девушек может быть в этом городе? Можем уйти сразу после аукциона.
Я бы ушел прямо сейчас, но мы приехали втроем на одной машине, а свет в зале приглушен настолько, что я, вероятно, не смог бы пробираться между столиков, не споткнувшись и не оказавшись у кого-то на коленях.
К тому же слегка забавно наблюдать, как эти похотливые кобели практически готовы сцепиться из-за некоторых девушек. Пара братьев торгуется за одну и ту же девушку, а когда старший побеждает, младший, похоже, готов поднять камень и воспроизвести четвертую главу Книги Бытия[13] прямо здесь и сейчас.
К тому времени, как на сцене появляется десятая или одиннадцатая девушка, я уже вовсю зеваю – прошлой ночью я лег спать поздно. Точнее, я ложился спать поздно всю эту неделю. Шампанское дает о себе знать.
Но сонливость снимает как рукой, когда я слышу: «Елена Енина».
Я резко поднимаю голову и вижу перед собой на сцене мою валькирию.
Черт побери. Я почти забыл, как она прекрасна. На ней красное платье, подчеркивающее каждый изгиб тела. С моего ракурса ее ноги кажутся десятимильными. Девушка настолько великолепна, что в зале при виде нее воцаряется тишина. Все девушки были хорошенькими, но Елена не просто хорошенькая. Она гребаная чаровница.
Поверить не могу, что Елена здесь. Это наша вторая встреча за две недели. Если бы я верил в знаки, то счел бы это несомненным чудом.
Я глазею на нее, разинув рот, когда девушка поворачивается и смотрит прямо на меня. Елена замирает, и между нами пробегает электрический разряд.
Разумеется, моя сестра это замечает. Ничто не ускользнет от ее внимания.
Аида наклоняется ко мне и шепотом спрашивает:
– Ты ее знаешь?
Я коротко мотаю головой.
– Нет, – лгу я.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Примерно 13,6 кг.
2
Шутка, основанная на игре слов в оригинале: cultured – культурный, cultured yogurt («культурный» йогурт – молочный продукт, в процессе производства которого используются специальные бактерии (стартерные культуры).
3
Примерно 2 м.
4
Примерно 45 м.
5
Примерно 180 см.
6
Наркотики запрещены законодательством Российской Федерации, наносят вред вашему здоровью и влекут применение административной и уголовной ответственности.
7
Мистер Олимпия – международное соревнование по культуризму.
8
Имеется в виду Арнольд Шварценеггер, семикратный победитель конкурса.
9
Zegna или Ermenegildo Zegna (рус. «Эрменеджильдо Дзенья») – итальянская компания, специализирующаяся на производстве мужской одежды, обуви, тканей и парфюмерии класса люкс.
10
Сэвиль-Роу (англ. Savile Row) – улица в Лондоне, где расположено множество ателье, которые шьют на заказ рубашки, костюмы и обувь, в связи с чем улица заслужила славу «мекки мужского костюма».
11
Примерно 182,2 см.
12
«Чикаго Бэрс» (англ. Chicago Bears) – профессиональный клуб по американскому футболу, выступающий в Национальной футбольной лиге.
13
Отсылка на библейскую притчу о братьях Каине и Авеле, в которой Каин убивает брата.