Тени над Бездной

Лагерь взорвался звуками боя, мечи ордена сверкали в свете факелов, сталкиваясь с их армией в яростной схватке. Алексей рванулся вперёд, его «Эфирный клинок» пел в воздухе, отсекая руку рыцаря в белом плаще, чья кровь брызнула на песок, как тёмный дождь. Демоница была рядом, её копьё мелькало в ночи, пронзая доспехи с точностью змеиного укуса, и каждый её удар оставлял за собой крик боли и шорох падающего тела. Рыцари ордена бросились на них толпой, их мечи звенели, отражая свет, а их голоса выкрикивали молитвы, полные фанатизма. Алексей уклонился от удара, чувствуя, как лезвие просвистело у его лица, и ответил резким выпадом, пробивая грудь врага, чьи глаза погасли в мгновение. Демоница крутнулась, её плащ взлетел, как крылья ворона, и копьё вонзилось в горло другого рыцаря, его белый плащ упал в грязь, пропитанный кровью. «Они слабы перед нами», – крикнула она, её голос был как музыка в этом хаосе, и Алексей улыбнулся, чувствуя её огонь рядом. Их движения слились в ритм боя, его клинок и её копьё работали в унисон, отражая атаки и разрывая строй врагов. Песок под ногами стал скользким от крови, факелы падали, шипя в лужах, и блеск мечей ордена мерк перед их яростью. Они пробивались глубже, их тени плясали в ночи, и каждый удар был шагом к «Сердцу бездны».

Алексей увидел его – «Сердце бездны» сияло в центре лагеря, его алый свет пульсировал в руках жреца ордена, стоявшего у шатра, окружённого стражами. Песок хрустел под его ногами, он рванулся вперёд, его взгляд был прикован к артефакту, что звал его, как древний голос. Демоница бежала рядом, её копьё отбило копьё врага, что летело в него, и она крикнула: «Иди! Я прикрою!» Её голос был резким, полным силы, и он кивнул, доверяя ей свою спину. Рыцари ордена бросились наперерез, их белые плащи мелькали в темноте, но Алексей пробивался сквозь них, его «Эфирный клинок» разрезал воздух, оставляя за собой тела и крики. Он чувствовал жар «Сердца», его ритм бил в его «Сверхчувстве», и каждый шаг приближал его к цели. Демоница была за ним, её «Свет теней» вспыхивал, отбрасывая врагов, и её движения были как буря, сметающая всё на пути. Жрец поднял голову, его глаза горели фанатичным светом, и он выкрикнул заклятие, от которого воздух задрожал, но Алексей не остановился. Он видел только «Сердце», его силу, что могла разрушить их мир, и его решимость стала стальной. «Мы заберём его!» – крикнул он ей, и она ответила: «Вместе!» Их рывок был отчаянным, их связь – их щитом, и они прорывались к центру, где судьба ждала их в этом ночном аду.

Хаос боя накрыл их, как волна, и вдруг тени ордена выросли вокруг демоницы, их движения были быстрыми, как ветер. Алексей увидел это слишком поздно – цепи зазвенели, обвивая её запястья, и её копьё упало в песок с глухим стуком. Она крикнула его имя, её голос разорвал ночь, полный ярости и страха: «Алексей!» Он обернулся, его сердце замерло, когда он увидел, как её утаскивают в толпу врагов, её чёрные волосы мелькнули в темноте, а алые глаза встретились с его на мгновение, полные отчаяния. Рыцари в белых плащах сомкнулись вокруг неё, их мечи поднялись, защищая добычу, и жрец ордена шагнул вперёд, его рука сжимала «Сердце», а другая указала на неё. «Она наша!» – выкрикнул он, и Алексей рванулся к ней, его «Эфирный клинок» вспыхнул, разрубая первого врага, что встал на пути. Но их было слишком много, они оттесняли его, их цепи звенели, утягивая её дальше, и её крик затих, заглушённый шумом боя. Песок взлетел под его ногами, он чувствовал её страх через их связь, её боль, и его грудь сжалась от ужаса. «Верните её!» – рявкнул он, но тени ордена растворились в ночи, унося её прочь. Он стоял, тяжело дыша, его клинок дрожал в руке, а её копьё лежало у его ног, одинокое и молчаливое. Она была в плену, и его мир рухнул в этот миг.

Ярость вспыхнула в нём, как пожар, и Алексей выпустил её наружу, его голос разорвал ночь: «Верните её!» Он поднял «Эфирный клинок», и «Эфирный взрыв» родился в его руках – волна голубого света рванулась вперёд, сметая рыцарей ордена, как сухую траву. Песок взлетел в воздух, тела врагов разлетелись, их крики заглохли в грохоте, а факелы погасли, шипя в лужах крови. Его грудь вздымалась, гнев тек по венам, как раскалённая сталь, и он шагнул вперёд, его глаза горели, выискивая её след в этом хаосе. Костяной бык рявкнул рядом, его рога сокрушили ещё одного врага, но Алексей не видел ничего, кроме пустоты, где она была мгновение назад. Дым рассеялся, и он понял – её унесли, её тепло исчезло из его «Сверхчувства», и его разум затопила боль. Он ударил кулаком в песок, его голос сорвался: «Я найду тебя!» Рыцари ордена отступали, их белые плащи мелькали в темноте, но он не мог их догнать, его силы уходили на этот взрыв, что оставил его дрожащим. Минотавр подбежал, его топор был в крови, и он прогудел: «Мы их найдём, владыка». Но Алексей лишь кивнул, его взгляд был прикован к горизонту, где её увели, и его гнев стал его единственным спутником в этой ночи.

Орден отступал к горам, их шаги оставляли след в песке – тонкую линию, что вела в темноту, как нить судьбы. Алексей стоял над этим следом, его дыхание было тяжёлым, а «Эфирный клинок» всё ещё сиял в его руке, отражая слабый свет луны. Песок оседал вокруг, лагерь ордена горел, шатры пылали, как факелы, но его глаза видели только её – её лицо, её крик, её исчезновение. Костяной бык подошёл, его рога были в крови, и он рявкнул: «Мы идём за ней?» Алексей кивнул, его голос был холоден, как сталь: «Да». Минотавр и хамелеон-ловкач собрались рядом, их взгляды были суровыми, но полными веры, и он чувствовал их поддержку, их готовность следовать за ним в этот ад. Пыльный след вёл к горам, где тени ордена скрылись, унося демоницу и «Сердце бездны», и он знал – это их план, их ловушка. Но его любовь к ней была сильнее страха, сильнее усталости, что сковывала его тело. Он поднял её копьё, что лежало в песке, и сжал его в руках, чувствуя её тепло, что ещё жило в нём. «Я иду за тобой», – прошептал он, и его голос растворился в ветре. Генералы ждали его приказа, но он уже сделал выбор – её спасение стало его войной.

Алексей шагнул вперёд, его сапоги оставляли глубокие следы в песке, а ночь обнимала его, как холодный плащ. Он повернулся к генералам, его голос был твёрд, несмотря на боль в груди: «Я верну её. Оставайтесь здесь, держите крепость». Костяной бык рявкнул в знак согласия, его пар вырывался в воздух, минотавр кивнул, его топор опустился в песок, а хамелеон-ловкач шипнул: «Мы ждём вас». Алексей посмотрел на них, чувствуя их веру, их силу, но его сердце тянулось к ней, к той, что была его половиной. Он сжал её копьё, его пальцы дрожали, и шагнул к горам, где пыльный след исчезал в темноте. Песок скрипел под ногами, ветер нёс запах крови и пепла, но он не оглядывался – его путь был одиноким, его решимость была его светом. Он думал о ней, о её смехе в тронном зале, о её тепле в их ночах, и эти воспоминания гнали его вперёд, как факел в ночи. «Я не оставлю тебя», – прошептал он, и его слова унеслись в пустыню. Тени гор выросли перед ним, их силуэт был суровым и молчаливым, но он не боялся – его любовь была его бронёй. Он шёл один, но её образ был с ним, и это давало ему силы для этого пути.

Генералы стояли у догорающего лагеря, их фигуры чернели на фоне пламени, а их взгляды провожали Алексея, пока он исчезал в ночи. Костяной бык топнул копытом, песок взлетел, и он прогудел: «Он вернётся с ней». Минотавр кивнул, его топор лежал у ног, а хамелеон-ловкач скользнул в тень, его глаза блестели, как угли, и он прошипел: «Мы держим дом». Огонь трещал, пожирая шатры ордена, и их тени дрожали в этом свете, но их вера в Алексея была непоколебима. Он шёл к горам, его силуэт растворился в темноте, и ночь поглотила его, как волна. Его мысли были только о ней – о её алых глазах, что смотрели на него с такой любовью, о её голосе, что звал его в этом хаосе. Песок оседал за его спиной, следы вели вперёд, и он знал – это его испытание, его битва. Генералы повернулись к крепости, их шаги гудели в унисон, готовые защищать их дом, пока он не вернётся. Алексей чувствовал их поддержку, их силу, что осталась позади, но его сердце было впереди, там, где она ждала его. Горы звали, их тени скрывали её, и он шагнул в этот мрак, его любовь была его проводником, его клятва – его целью.

Глава 13: Тропа в горы (8750 слов)

Алексей шагнул на тропу, что вилась между скалами, и ледяной ветер ударил ему в лицо, словно когтистая лапа, хлеща его кожу и заставляя глаза слезиться от холода. Его доспехи звякали под порывами, а плащ трепетал за спиной, как рваное знамя, но он упрямо шёл вперёд, сжимая её копьё в руках – единственное, что осталось от неё после ночного штурма. Горы возвышались вокруг, их серые пики пронзали низкие тучи, и снег кружился в воздухе, оседая на его плечах, как пепел давно сгоревшего мира. Он думал о демонице, о том, как её увели в цепях, её крик всё ещё звучал в его ушах, и это воспоминание гнало его вперёд, несмотря на усталость, что сковывала его тело после боя. Ветер выл в ущельях, его голос был как плач, но Алексей не слушал – его «Сверхчувство» ловило слабый отголосок её присутствия где-то там, в глубине гор. Он остановился, прижав копьё к груди, и закрыл глаза, представляя её лицо – её алые глаза, что всегда находили его в темноте, её улыбку, что согревала его в самые холодные ночи. «Я найду тебя», – прошептал он, и его слова унеслись в пустоту, растворяясь в вое ветра. Холод пробирал до костей, его дыхание вырывалось облачками пара, но он шагнул дальше, его шаги были тяжёлыми, но твёрдыми, как камень под ногами. Горы молчали, их тени падали на тропу, но он не боялся – её тепло жило в его сердце, и это было его единственным светом в этом ледяном аду. Он знал, что орден ушёл сюда, унося её и «Сердце бездны», и каждый шаг приближал его к ней, к их общей судьбе. Ледяной ветер бил в спину, но он не оглядывался – его путь лежал вперёд, к той, что была его жизнью.

Тропа вилась между скал, её камни были скользкими от льда и покрыты следами ордена – глубокие вмятины от сапог, пятна крови, что замерзли в трещинах, и обрывки белых плащей, зацепившиеся за острые края. Алексей шёл по этому пути, его взгляд был прикован к земле, выискивая каждый знак, что мог привести его к демонице. Его сапоги хрустели по льду, дыхание было тяжёлым, но он не останавливался, сжимая её копьё, как талисман, что держал его на ногах. Он видел её в каждом шаге – её грацию, её силу, её тень, что осталась в этих следах, и это подгоняло его, как невидимая рука. Ветер нёс запах металла и пепла, и он знал – орден был близко, их лагерь где-то впереди, скрытый в этих горах. Он остановился у камня, где кровь замерзла в виде длинной полосы, и провёл по ней пальцем, чувствуя её боль, её борьбу. «Ты жива», – прошептал он, и его голос дрожал от надежды и страха. Каменный путь был суров, его изгибы прятали ловушки, но он шёл, его «Сверхчувство» ловило слабые отголоски её присутствия, как нить, что вела его через этот лабиринт. Он вспоминал их ночи в крепости, её мягкий голос, что шептал ему о будущем, и эти воспоминания были как маяк, что светил в темноте. Скалы вокруг молчали, их тени падали на тропу, но он не терял её следа – каждая капля крови, каждый обрывок ткани был для него картой, что вела к ней. Его грудь сжималась от холода и усталости, но он шёл, его шаги были как ритм его сердца, что билось ради неё. Каменный путь был его испытанием, но он не сдастся – её образ был его силой, его целью, и он не остановится, пока не найдёт её.

Тропа сузилась, и из скал внезапно выросли фигуры – каменные големы, их тела были высечены из гранита, а глаза горели тусклым светом, как угли в ночи. Алексей замер, его рука сжала «Эфирный клинок», и он почувствовал, как воздух задрожал от их шагов, что сотрясали землю. Первый голем рванулся к нему, его кулак размером с валун обрушился вниз, но Алексей уклонился, песок взлетел под его ногами, и он ударил в ответ, его клинок вспыхнул, врезавшись в каменную плоть. Искры полетели в темноте, треск камня эхом отразился от скал, и голем пошатнулся, но не упал. Второй бросился с другой стороны, его рёв был как гул лавины, и Алексей крутнулся, уходя от удара, что расколол тропу там, где он стоял мгновение назад. Он сражался, его движения были быстрыми, но точными, каждый удар клинка оставлял трещины на их телах, и он думал о ней – о её копье, что лежало в его руке, о её силе, что вдохновляла его. «Я не паду здесь!» – крикнул он, и его голос разорвал ночь, заглушая вой ветра. Големы наступали, их кулаки били землю, но он уклонялся, его «Сверхчувство» предугадывало их атаки, и он бил в ответ, его клинок пел, разрубая камень. Один рухнул, его тело рассыпалось в пыль, но второй схватил его за плечо, его пальцы сжались, как тиски, и Алексей рявкнул, вырвавшись, его клинок вонзился в грудь твари, разрывая её надвое. Пыль осела, и он стоял, тяжело дыша, его грудь вздымалась, а кровь текла из царапин на руках. Он сжал её копьё, её образ дал ему силы, и он шагнул вперёд, оставив стражей гор позади – её спасение было его победой.

Тропа расширилась, и Алексей остановился, чувствуя, как гнев и усталость борются в его теле. Он посмотрел на свои руки, сжатые в кулаки, и вызвал «Силу молота» – древнюю мощь, что текла в его венах, как раскалённая река. Его кулаки засветились голубым сиянием, и он шагнул к следующему голему, что вырос перед ним, его каменное тело было выше предыдущих, а глаза горели ярче. Он ударил, его кулак врезался в грудь твари, и звук был как гром, раскалывающий небо – камень треснул, голем отшатнулся, его рёв эхом ушёл в горы. Алексей бил снова и снова, его кулаки ломали гранит, как сухую глину, и каждый удар был криком его души, что звала её. Пыль поднялась вокруг, скалы дрожали, и он видел её лицо в этом хаосе – её улыбку, её тепло, что гнало его вперёд. Второй голем бросился на него, его кулак обрушился сверху, но Алексей встретил его своим, их силы столкнулись, и воздух взорвался искрами, земля под ногами треснула. Он рявкнул, его «Сила молота» разорвала каменную руку врага, и тот рухнул, его тело рассыпалось в обломки, что покатились в пропасть. Пот стекал по его лицу, его грудь вздымалась, но он не остановился – её образ был его топливом, её любовь – его оружием. Он шёл дальше, его кулаки всё ещё сияли, оставляя за собой след из разбитого камня, и он знал – каждый удар приближал его к ней, к той, что ждала его в этом ледяном аду.

Тропа вывела его к узкому ущелью, и в этот миг «Высший разум» заговорил в его голове, его голос был низким, как гул далёкого грома: «Цитадель впереди, она там». Алексей замер, его взгляд устремился к горизонту, где горы смыкались, скрывая тайну ордена. Он чувствовал её – слабый отголосок её присутствия, что дрожал в его «Сверхчувстве», и это было как нить, что тянула его вперёд. «Где именно?» – спросил он вслух, и «Высший разум» ответил: «За перевалом, в сердце камня». Он кивнул, его сердце забилось быстрее, и он шагнул в ущелье, его шаги эхом отдавались от стен. Ветер стих, тишина накрыла его, и он слышал только своё дыхание да гул разума, что шептал ему о её судьбе. Он думал о ней, о том, как она сражалась рядом с ним в лагере, её копьё мелькало в ночи, и её крик, когда её увели, разрывал его душу. «Она жива», – сказал он себе, и «Высший разум» подтвердил: «Её сила держит её». Это дало ему надежду, его шаги ускорились, и он сжал её копьё, чувствуя её тепло в холодном металле. Скалы вокруг молчали, их тени падали на тропу, но он видел её в своём разуме – её алые глаза, что смотрели на него с верой, и это было его компасом. Гул разума стих, оставив его с её образом, и он шёл, его воля была как сталь, что вела его к цитадели, где она ждала его.

Алексей присел на выступ скалы, его тело дрожало от холода и усталости, но он закрыл глаза, позволяя её образу заполнить его разум. Он видел её в тронном зале, её смех звенел, как колокольчики, когда она дразнила его за его грандиозные планы, её чёрные волосы падали на плечи, а алые глаза сияли теплом. Он вспоминал их ночи, её мягкий голос, что шептал ему о будущем, её тепло, что обнимало его, когда звёзды светили над крепостью. «Я иду», – прошептал он, и его голос растворился в тишине гор. Он открыл глаза, глядя на её копьё, что лежало у его ног, и провёл пальцем по его древку, чувствуя её силу, что осталась в нём. Эти воспоминания были его топливом, его светом в этом мраке, и он знал – она ждёт его, её вера в него была как нить, что связывала их через горы. Он думал о том, как она закрыла его собой в бою, её отвага, что спасла его, и его сердце сжалось от любви и страха. «Ты моя жизнь», – сказал он в пустоту, и ветер унёс его слова, как обещание. Скалы вокруг молчали, их тени падали на него, но он встал, его шаги были твёрдыми, её образ гнал его вперёд, и он шёл, его душа тянулась к ней сквозь этот холодный ад.

Тропа оборвалась, и скала под ногами треснула, рушась в пропасть с глухим грохотом. Алексей упал, его руки вцепились в выступ, пальцы кровоточили, цепляясь за ледяной камень, а её копьё соскользнуло вниз, звеня о скалы. Он висел над бездной, его дыхание было тяжёлым, а ветер выл внизу, как голодный зверь. Камни сыпались в темноту, их эхо уходило вглубь, и он чувствовал, как силы уходят из его рук. Но он думал о ней, о её крике в лагере, о её тепле, что ждало его впереди, и это дало ему волю. Он рявкнул, подтягиваясь вверх, его мускулы дрожали, а кровь текла по пальцам, но он лез, его «Сверхчувство» искало опору. Он нашёл трещину, вцепился в неё, и медленно, шаг за шагом, выбрался на тропу, его грудь вздымалась, а пот замерзал на его лице. Копьё лежало внизу, в пропасти, и он посмотрел на него, его сердце сжалось – это была её часть, что он потерял. «Прости», – прошептал он, но он знал – её спасение важнее, и он встал, его шаги были медленными, но твёрдыми. Пропасть осталась позади, её ловушка не сломила его, и он шёл дальше, её жизнь была его целью, его любовью, что вела его через этот ад.

Туннель открылся перед ним, и стражи ордена ждали его там – их копья блестели в тусклом свете факелов, а белые плащи были запятнаны кровью. Алексей рванулся вперёд, его «Эфирный клинок» вспыхнул в руке, и первый удар разрубил копьё врага, вонзившись в его грудь. Кровь брызнула на стены, крик заглох в туннеле, и он шагнул дальше, его гнев был как буря, что рвала их строй. Второй страж бросился на него, его копьё метило в горло, но Алексей уклонился, его клинок рассёк воздух, и голова врага покатилась по камням. Он сражался, его движения были яростными, каждый удар был для неё, каждый крик врага – шагом к ней. Их было шестеро, они окружили его, их копья звенели, но он крутился, как вихрь, его клинок пел, разрубая доспехи и плоть. Кровь текла по полу, её запах смешивался с холодом туннеля, и он рычал, его голос эхом отражался от стен: «Где она?!» Один из стражей упал, его копьё сломалось под его ударом, и он шагнул вперёд, его клинок вонзился в последнего, чьи глаза погасли в страхе. Туннель затих, тела лежали вокруг, и он стоял, тяжело дыша, его клинок капал кровью. Он шёл к ней, каждый шаг был ближе, и её образ был его силой в этом кровавом аду.

Туннель закончился, и перед ним выросла цитадель ордена – её башни чернели на фоне неба, их силуэт был суровым, как сама смерть. Алексей стоял у входа, его грудь вздымалась, а «Эфирный клинок» сиял в его руке, отражая слабый свет луны, что пробивался сквозь тучи. Он чувствовал её за этими стенами, её тепло, что дрожало в его «Сверхчувстве», и его сердце забилось быстрее. «Я здесь», – сказал он, и его голос был твёрд, как камень под ногами. Дверь цитадели была массивной, её металл покрыт рунами, что слабо светились, но он шагнул к ней, его рука легла на холодную поверхность. Он думал о ней, о её алых глазах, что смотрели на него в их последнюю ночь, о её голосе, что звал его в бою, и это дало ему силы. Он ударил «Эфирным клинком», его сияние врезалось в металл, и дверь задрожала, трещины побежали по ней, как паутина. Он бил снова, его гнев и любовь слились в каждом ударе, и дверь рухнула, её обломки загремели в ночи. Он шагнул внутрь, его шаги эхом отдавались в пустоте, и он знал – она близко, её судьба ждала его за этими стенами. Горы молчали позади, их тени остались на тропе, но он шёл вперёд, его любовь была его оружием, его клятва – его путём.

Глава 14: Алтарь крови

Алексей ворвался в главный зал цитадели, его сапоги гулко ударялись о каменный пол, покрытый трещинами и пятнами старой крови, а «Эфирный клинок» в его руке сиял голубым светом, отбрасывая блики на чёрные стены, увешанные цепями и ржавыми крюками. Перед ним раскинулся круг смерти – жертвенный алтарь, высеченный из обсидиана, его края были испещрены рунами, что слабо пульсировали алым, как живые вены. В центре лежала она – демоница, её тело было распростёрто на холодном камне, руки и ноги скованы цепями, что впивались в её кожу, оставляя кровавые следы. Её чёрные волосы разметались по алтарю, её грудь едва поднималась, а кожа была бледнее, чем он когда-либо видел, словно жизнь утекала из неё с каждой каплей крови, что стекала в медную чашу под алтарём. Её алые глаза, обычно такие яркие, были закрыты, веки дрожали, как будто она боролась с тьмой, что тянула её к себе. Алексей замер, его сердце сжалось, как будто его сдавили ледяные тиски, и он крикнул её имя – его голос разорвал гнетущую тишину зала, эхом отражаясь от сводов, где тени плясали в свете факелов. Он бросился к ней, его шаги были быстрыми, отчаянными, каждый звук его доспехов был как удар молота, что бил по его собственной душе. Он видел её раны – глубокие порезы на запястьях, откуда кровь текла тонкими струями, её дыхание было слабым, почти неслышным, и это зрелище разрывало его изнутри. Он вспоминал её смех в тронном зале, её мягкий голос, что шептал ему о будущем, её тепло, что обнимало его в ночи, и теперь всё это было под угрозой – её жизнь висела на волоске, и он был единственным, кто мог её спасти. Стражи ордена выросли перед ним, их белые плащи развевались, как саваны, а копья блестели в тусклом свете, но он не остановился – его «Эфирный клинок» вспыхнул ярче, и он рванулся вперёд, его гнев был как буря, что сметала всё на своём пути. Первый страж упал, его копьё сломалось под ударом, кровь брызнула на алтарь, смешиваясь с её кровью, и Алексей рычал, пробиваясь к ней. Он видел её лицо, её закрытые глаза, и это было как нож в его сердце – он должен был успеть, он не мог потерять её, не теперь, не после всего, что они прошли вместе. Его шаги гремели, его клинок пел, и он знал – каждый удар приближал его к ней, к той, что была его жизнью, его светом в этом мраке. Зал дрожал от его ярости, цепи звенели, как эхо его боли, но он не останавливался – её спасение было его единственной целью, и он не сдастся, пока не вырвет её из этого круга смерти.

Над алтарём возвышалась фигура в чёрной мантии, её края были пропитаны кровью, что стекала с его рук, сжимавших длинный ритуальный кинжал, покрытый гравировкой древних символов. Верховный жрец ордена «Света Пепла» стоял перед демоницей, его лицо скрывала маска из полированного железа, в прорезях которой горели глаза – холодные, как лёд, и полные фанатичной ярости. Его голос, низкий и гулкий, разнёсся по залу, произнося слова заклинания на языке, что звучал как скрежет металла о камень, и с каждым слогом руны на алтаре вспыхивали ярче, вытягивая из неё жизнь. Алексей остановился, его взгляд встретился с глазами жреца, и он почувствовал, как холод пробежал по его спине – это был не просто человек, это был проводник тьмы, что питалась её кровью. «Ты опоздал, владыка теней», – прорычал жрец, его голос был как удар грома, и он поднял кинжал, готовясь вонзить его в её сердце. Алексей рванулся вперёд, его «Сверхчувство» ловило каждый звук, каждое движение, и он видел, как лезвие опускалось к её груди, медленно, но неотвратимо. Он вспоминал её – её силу, её грацию, её тепло, что согревало его в самые тёмные ночи, и теперь этот фанатик хотел отнять её у него, принести в жертву ради своей безумной веры. Его гнев вспыхнул, как огонь, и он крикнул: «Ты не тронешь её!» – его голос эхом разнёсся по залу, заглушая заклинание. Жрец повернулся к нему, его маска отразила сияние «Эфирного клинка», и он ударил заклятием – луч света вырвался из его руки, ослепляя и обжигая, но Алексей уклонился, его тело двигалось быстрее мысли, и он бросился к алтарю. Стражи ордена встали на его пути, их копья метили в него, но он сражался, его клинок рассекал воздух, разрубая доспехи и плоть, кровь брызгала на стены, и он пробивался к ней, шаг за шагом. Жрец засмеялся, его смех был как скрежет, и он сказал: «Её кровь – ключ к нашей победе», – но Алексей не слушал, его разум был полон её образа, её алых глаз, что смотрели на него с верой. Он ударил клинком в одного из стражей, тот рухнул, хрипя, и он шагнул ближе, его грудь вздымалась, пот стекал по лицу, но он не останавливался. Жрец поднял руку, новый луч света метнулся к нему, но Алексей встретил его «Эфирным барьером», сияние отразило атаку, и зал задрожал от столкновения сил. Он видел её – её слабое дыхание, её кровь, что текла в чашу, и это гнало его вперёд, его любовь была его оружием, его ярость – его щитом. Он не даст жрецу завершить ритуал, он не даст ей умереть – она была его всем, и он сражался за неё, как никогда прежде.