Колтан

Зато он был выдающимся игроком в покер – таким же хладнокровным, как кровь, что, казалось, текла в его венах, и настолько невозмутимым, что можно было подумать, будто он надевает маску при первой раздаче карт и не снимает её до самого конца игры.

Он никогда не отказывался от участия в партиях, но играл не ради удовольствия или азарта, а лишь как в упражнение, главная цель которого – сохранять полный самоконтроль.

О Мауро Риверо говорили, что он ведёт себя как ящерица и что иногда намеренно проигрывает, чтобы закалить свой характер и научиться принимать победу и поражение с одинаковым безразличием.

«Когда наковальня – терпи, когда молот – бей».

Эта старая поговорка, услышанная им в детстве, всегда вызывала у него смутные ассоциации с фашизмом. Она в какой-то мере стала его жизненным девизом, указывая путь, на котором он должен был быть готов и наносить удары, и принимать их.

И всё это – с абсолютной и полной равнодушностью. Ведь его главным недостатком, самой большой слабостью – или, возможно, величайшей добродетелью – было то, что он старался любой ценой скрывать любые эмоции и слабости.

Он родился, рос и жил день за днём с ограничениями и болью, вызванными абсурдной и почти неизвестной болезнью, которой он стыдился. Возможно, именно поэтому он прилагал столько усилий, чтобы никто и никогда не смог догадаться, что в данный момент происходит в его теле и разуме.

К шестнадцати годам он уже стал «серым кардиналом» банды, которая постепенно захватывала улицы Старой Гаваны. В семнадцать он наладил высокодоходный вариант игры в «болиту», а до достижения совершеннолетия основал печально известную и всесильную «Корпорацию» – тайное общество, ставшее ключевой силой во всех порочных и коррупционных делах столицы Кубы.

Его друг детства, Эмилиано Сеспедес, управлял сетью проституции, Бруно по прозвищу «Фуллдехотас» ведал азартными играми, Пепе «Нищий» поддерживал связи с продажными полицейскими, Ник Канакис занимался рэкетом, Це-ферино «Пингадура» отвечал за наркотики, а слеповатый Бальдомеро Карреньо контролировал финансовые потоки.

Слишком умный, чтобы позволить назвать себя «боссом», Мауро Риверо предпочел должность «координатора» и получал меньший доход, чем его подельники, объясняя это тем, что «он всё ещё живёт с матерью и ему не на что тратить деньги».

Но даже самая последняя проститутка и самый ничтожный уличный торговец лотерейными билетами знали, кто на самом деле задаёт правила игры. В Гаване – а может, и на всей Кубе – не шелохнётся и лист без ведома Мауро Риверо.

Благодаря своим осведомителям, интеллекту и интуиции, позволяющей чуять опасность задолго до её появления, он одним из первых понял, что небольшая группа повстанцев, окопавшихся в Сьерра-Маэстре под руководством некоего Фиделя Кастро, – это зародыш революции, которая рано или поздно сметёт жестокую и коррумпированную диктатуру самопровозглашённого генерала Фульхенсио Батисты.

И он прекрасно понимал, что революция – неподходящая почва для теневого бизнеса «Корпорации», особенно с учётом того, что её лидеры в той или иной степени сотрудничали с режимом диктатора.

Поэтому в октябре 1959 года он отправил мать на длительный отдых в Доминиканскую Республику, в ноябре убедил сообщников, что пора искать новые горизонты, если они не хотят оказаться перед расстрельным взводом, а в начале декабря в последний раз оглядел дом, в котором прошла его жизнь, сложил в три чемодана документы, включая мамины рецепты красоты, и сел на корабль, направляющийся в Майами.

Старушка сдержала свое слово, появившись на следующий день после обеда за рулем потрясающего дома на колесах, оснащенного всеми удобствами. Они тут же отправились в неспешное путешествие по второстепенным дорогам, обсуждая в течение долгих часов лишь незначительные темы.

Только после ужина, который они устроили у рощицы, находившейся в полудневном пути от реки, где, по слухам, «форели были размером с тюленей», хозяйка автомобиля серьезно и без всяких предисловий сказала:

– А теперь, дорогая, если хочешь, чтобы мы продолжили путь вместе, скажи мне, кто ты на самом деле. Потому что мне кажется, что в тебе английского не больше, чем во мне корейского.

– Меня зовут Салка Эмбарэк, я иракская. Моя семья погибла при бомбардировке Багдада. Я въехала в страну незаконно, и если меня поймает полиция, то, скорее всего, я проведу остаток жизни в тюрьме по обвинению в терроризме.

– Ладно! Если ты иракская, а твою семью убили, то все остальное не имеет значения. Об этом больше не будем говорить.

Девушка не смогла сдержать удивления и, открыв рот в почти глупом изумлении, пробормотала:

– Как это «не будем говорить»? Я только что призналась вам, что меня обвиняют в терроризме и ищет полиция, а вы так спокойны! Я не могу в это поверить!

– Полиция имеет скверную привычку искать несчастных и оставлять в покое тех, кто действительно причиняет вред, – обычно это политики, которые им платят, – спокойно ответила старушка. – Сколько бы преступлений ты ни совершила, если вообще совершала, ни одно из них не сравнится с преступлениями наших правителей, развязавших эту жестокую, кровавую и несправедливую войну в твоей стране. – Она широко улыбнулась и добавила: – Так что я не судья тебе. Прошлое – это прошлое, сейчас важно будущее. Какие у тебя планы?

– Никаких.

– Точно?

– Точно. Я приехала сюда с намерением убивать американцев, но начинаю думать, что месть ни к чему не ведет.

– Не знаю, что тебе сказать, дитя мое. Насколько я помню, мне никогда не приходилось мстить.

– Вам повезло! Пока я ждала в мотеле, смотрела новости по телевизору. Судя по всему, вчера в Ираке почти пятьсот человек погибли в трех терактах с заминированными автомобилями и бензовозами. Прошло четыре года, а с начала войны каждый день становится только хуже. Что останется от страны, в которой я родилась?

– Трудный вопрос, дорогая. Очень трудный. Особенно когда мир пришел к тому, что разрушать стало выгоднее, чем строить. Сегодня те, кто производит бомбы и ракеты, способные стереть с лица земли целый город, зарабатывают неизмеримо больше, чем те, кто делает кирпичи и бетон, чтобы этот город построить. И в этом, без сомнения, есть некий странный, поражающий воображение феномен. По крайней мере, для меня.

Она махнула рукой, словно отметая не имеющую смысла тему, и добавила:

– Но оставим это, ведь мы все равно не сможем ничего изменить. Чем бы ты хотела заняться теперь?

– Я же сказала, что не знаю.

– Нет, малышка! – возразила старушка. – Ты сказала, что «не знаешь, что будешь делать», а не «не знаешь, чего бы тебе хотелось». Это разные вещи.

– Не такие уж разные, потому что я и не задумывалась о том, что могу выбраться из всего этого живой. У меня поддельный паспорт, поэтому, как только я попытаюсь найти работу, меня разоблачат и посадят.

– Не беспокойся об этом, – тут же ответила старушка. – Эта страна настолько огромна, сложна и хаотична, что я встречала хирургов, которые работали, ни дня не учившись в университете, и судей, не имеющих диплома юриста. Недавно даже раскрыли потрясающий случай – человек двадцать лет преподавал в школе, не умея читать. – Казалось, ей самой трудно было в это поверить, но она добавила: – Здесь тебя могут приговорить к смертной казни за преступление в одном штате, а если пересечь почти невидимую линию, окажешься под защитой более мягких законов. На восточном побережье ты один человек, на западном – совершенно другой. Главное – знать уловки и к кому обращаться.

– А вы знаете, к кому обращаться?

– Запомни пословицу: «Черт умен не потому, что черт, а потому, что стар». А уж если этот черт – старуха, то и подавно.

– Вас не беспокоит, что вас могут связать со мной?

– Разве я похожа на террористку?

– А я похожа? На вид я, должно быть, самая беззащитная и безобидная девушка на свете. Террористов никто не узнает, если только их не гримируют для роли в фильме.

– Тут ты права, – рассмеялась старушка. – Вот видишь!

– Конечно, права. Те, кто меня завербовали, выглядели, как торговцы коврами, потому что они и были торговцами коврами. Они осветлили мне волосы, устроили ускоренный курс по жизни в Англии, научили, как выглядеть еще моложе и глупее, чем я есть, и отправили сюда – якобы убивать американцев.

– Но ты еще никого не убила.

Девушка молча кивнула. Старушка благодушно улыбнулась и спросила:

– Этого мне достаточно. Кстати, ты умеешь играть в карты?

París, 2007

Марсель Валери проявил достаточно терпения, чтобы не упоминать истинную причину встречи до тех пор, пока не был подан кофе, благодаря чему официанты тактично удалились, оставив их наедине в элегантном отдельном зале, где, несомненно, обсуждались бесчисленные многомиллионные сделки или политические соглашения значительного масштаба.

Его собеседник, Рэймонд Барриер – высокий, худощавый мужчина с очень седыми волосами и глазами, которые, казалось, всегда изучали мысли собеседника, – лишь наслаждался толстым сигарой и великолепным коньяком, ожидая, когда его визави сделает первый шаг.

Бельгиец допил свой кофе, улыбнулся с некоторой застенчивостью и, наконец, решился спросить:

– По какой цене ты покупаешь?

– По три тысячи пятьсот за килограмм.

– Какой объем?

– Около ста тонн неочищенного сырья в год.

– Тебе этого достаточно?

– А что поделать? Материал в дефиците, и с каждым днем рынок становится все сложнее.

– Но каковы твои реальные потребности? – с явным намеком уточнил Марсель Валери. – Сколько бы сделало тебя счастливым?

– Счастливым? – переспросил Барриер, несколько озадаченный. – Счастливым меня сделает все, что я смогу получить, но при условии гарантированных поставок. Потому что я не могу вложить целое состояние в оборудование, а потом обнаружить, что мне не хватает сырья.

– Ты бы вложил это «состояние», если бы тебе гарантировали триста тонн в год на пять лет?

– Разумеется! – Он многозначительно поднял палец. – Хотя, конечно, все зависит от цены.

– Вдвое дешевле той, что ты сейчас платишь.

Барриер уставился на него в изумлении, а затем переспросил:

– Что ты сказал?

– Я сказал, что это будет стоить тебе вдвое дешевле, чем сейчас.

– Ты издеваешься надо мной?

Марсель Валери не сразу ответил, осознавая впечатление, которое произвело его предложение, и теперь сам не спеша сделал глоток коньяка. Наконец, с легкой улыбкой он спросил:

– Я когда-нибудь обманывал тебя в делах? Насколько я помню, мы заключили нашу первую сделку пятнадцать лет назад, и у тебя не было ко мне претензий.

– Это правда, но то, что ты предлагаешь сейчас…

– То, что я предлагаю сейчас, принесет мне огромную прибыль, при условии, что ты дашь мне абсолютно безотзывную гарантию, что будешь покупать у меня триста тонн в год в течение пяти лет по цене тысяча семьсот пятьдесят евро за килограмм.

– Где и когда мне подписывать?

Его собеседник наклонился, взял стоявший рядом чемодан, открыл его и продемонстрировал несколько документов.

– Здесь и сейчас, – сказал он. – Хотя это предварительный контракт, который твои юристы могут тщательно изучить, мне достаточно, чтобы ты его подписал.

– Я ценю доверие, но ты уверен в том, что делаешь?

– Абсолютно!

– Ты гарантируешь триста тонн по этой цене и на такой срок? – повторил Барриер, словно не мог поверить в такую удачу.

– С штрафной санкцией в четыре миллиарда, если я задержу поставки более чем на пятнадцать дней.

– Ты сумасшедший!

– Предупреждаю, что требую такую же санкцию, если ты в какой-то момент откажешься платить.

– Если качество будет хорошим, я не вижу причин отказываться.

– Чистота гарантирована на уровне девяносто трех процентов.

– Это невозможно! – Барриер был все более ошеломлен. – Никто в здравом уме не предложит такую сделку, если не хочет разориться.

– Я в здравом уме, мой друг, и не собираюсь разоряться, потому что, знаешь ли, если пустить себе пулю в лоб, это выглядит отвратительно, да и на фотографиях выходишь неважно. – Он протянул ему золотую ручку и с почти насмешливой улыбкой спросил: – Подписываешь или нет? Если нет, это сделают Ericsson, Nokia, IBM, Motorola или Siemens… Я предложил это тебе первым из-за наших давних отношений, но ты сам понимаешь, что если я брошу этот контракт в воздух, он не успеет упасть на пол.

– В этом я не сомневаюсь, – пробормотал Барриер. – Так же, как и в том, что ты чертов интриган, который явно что-то знает. – Он впился в него своим пронизывающим взглядом и спросил: – Скажи мне правду, ты что-то знаешь, чего не знаю я?

– Разумеется, мой друг! – без тени смущения признался Валери. – Было бы глупо отрицать. Сегодня инсайдерская информация – основа большинства успешных сделок, и, как ты знаешь, я всегда обладаю лучшей информацией. – Он вложил ручку в его пальцы и легонько похлопал по руке в дружеском жесте. – Но одно я тебе гарантирую: ты ни разу не пожалеешь о подписанном контракте. Это одна из лучших сделок в твоей жизни.

Барриер начал ставить подписи в указанных местах, одновременно бормоча:

– Чувствую, что уже начинаю об этом жалеть!

Miami, 1961

Мауро Риверо не потребовалось и года, чтобы прийти к выводу, что Корпорация, которая так великолепно работала в Гаване, могла бы столь же успешно функционировать в Майами, полном кубинских эмигрантов, если бы сумела адаптироваться к новой стране и её обычаям.

– Пороки остаются пороками, независимо от того, на каком языке говорят, – любил повторять он, будучи убеждённым, что азартные игры, алкоголь, проституция, наркотики и взятки работают одинаково по обе стороны широкого морского пролива, разделяющего кубинский остров и полуостров Флорида.

Поэтому он принялся за трудную задачу – разыскать и реорганизовать свою команду, и ему это удалось, за исключением застенчивого и замкнутого Бальдомеро Карреньо. Тот совершил глупость, напившись патриотических чувств и выйдя на улицу с криками «Да здравствует революция!», «Да здравствует Фидель!», не осознав, что спустя две недели, благодаря доносу злопамятного соседа, эта же самая революция и этот же самый Фидель приговорят его к восьми годам каторжных работ, обвинив в сутенёрстве. При этом никто не учёл, что единственное, чем он занимался в жизни, – это эффективно управлял несколькими борделями, легально функционировавшими по законам того времени на Кубе.

Фидель Кастро пришёл к власти, пообещав, что Куба перестанет быть роскошным борделем для Северной Америки, и сдержал слово: спустя несколько лет он превратил её в бордель низкого класса для всего мира. Но это не спасло беднягу Карреньо от разрушенной жизни.

Между тем в Майами бизнес процветал, принося стабильные доллары вместо колеблющихся песо, главным образом потому, что прекрасные мулатки, сумевшие сбежать от коммунистического режима, пользовались большим спросом среди толп белокурых туристов, ежедневно прибывавших в город. К тому же подпольные азартные игры в «болиту» стали единственной надеждой на спасение от нищеты для множества эмигрантов, покинувших родину в одной одежде.

Мауро Риверо быстро усвоил одно основное правило, которое ввёл для своей команды и всегда строго соблюдал: в США можно было избежать правосудия, если не ввязываться в похищения людей и наркоторговлю.

Любое другое преступление можно было так или иначе уладить с помощью больших денег и хороших адвокатов.

Он также усвоил ещё одно золотое правило: в Маленькой Гаване далеко не все были политическими беженцами и ярыми противниками коммунистического режима, как утверждалось. По меньшей мере один из пятидесяти эмигрантов на самом деле был шпионом, работающим на Кастро.

По этой причине он старался сохранять абсолютный нейтралитет в отношениях с соотечественниками, что не было слишком сложно для столь равнодушного человека, как он.

Ему было безразлично, кастристы перед ним или антикастристы, поскольку политика никогда не была для него приоритетом и никогда не станет таковым.

Его единственным приоритетом было не мёрзнуть, а в Майами в этом плане ему было вполне комфортно.

Благодаря этому всё шло как по маслу. Он организовал косметическую фирму, использовав её как прикрытие для своих доходов, и не сталкивался с какими-либо проблемами, пока в один роковой день газеты не вынесли на первую полосу новость о том, что на пляже найден мёртвым чернокожий мальчик, почти ребёнок, со следами жестоких насилия и пыток.

Это было не первое подобное преступление во Флориде, но на этот раз Мауро Риверо сразу узнал почерк преступника: он был идентичен делу о трёх мальчиках, изнасилованных и убитых в Гаване несколькими годами ранее.

Сопоставляя детали, анализируя улики и проводя осторожные расследования, он пришёл к болезненному выводу: его давние подозрения были верны, и преступником не мог быть никто иной, как его компаньон и сооснователь Корпорации – жестокий и похотливый Цеферино по прозвищу Пингадура.

Когда он окончательно убедился в своей правоте, после долгих часов размышлений во время одиночных прогулок по пляжу, он осознал, что пойдёт на большую ошибку, если обратиться в местную полицию. Это грозило раскрытием того общеизвестного факта, что этот мерзкий ублюдок был его компаньоном в Корпорации.

Поэтому он выбрал более эффективное, хотя и несколько травматичное решение: отправиться на приём к ортопеду Хавьеру Веласкесу под предлогом, что его мучает огромная мозоль.

Когда озадаченный доктор Веласкес поднял голову, удивлённый совершенством его аккуратных и ухоженных ступней, он не удержался от насмешливого вопроса:

– И где же ты увидел эту огромную мозоль, брат?

– Он высокий, мулат, лысый, всегда носит тёмные очки и почти каждый день обедает и ужинает в «Таверните Руфино», недалеко от отеля «Клэй» в Майами-Бич.

– Проясни мне эту головоломку, брат, ведь моя специализация – это ноги.

– Помнишь дело о трёх изнасилованных, замученных и убитых детях в Гаване несколько лет назад?

– Конечно помню, как можно забыть такую жуткую вещь?

– И как ты думаешь, что бы сделала полиция Фиделя, если бы узнала, что тот же самый извращенец теперь разгуливает по Майами и делает то же самое?

– Им бы это очень не понравилось.

– И, по-твоему, они бы решили проблему тихо и навсегда?

– Конечно, брат. У Фиделя нет власти в Майами, но ему достаточно обвинить кого-то, чтобы янки его защитили, даже зная, что он виновен.

– Рад это слышать. Сколько с меня за приём?

– Первая консультация бесплатно.

– Спасибо! Добрый день!

– Добрый день.

На этом всё. Но спустя две недели Цеферино Пингадура был застрелен четырьмя пулями, когда выходил из ночного клуба в Майами-Бич, неподалёку от отеля «Клэй».

Злые языки утверждали, что Фидель Кастро отправил киллера, чтобы устранить его, так как он представлял собой серьёзную политическую угрозу.

Los Siete Robles, Tejas, 2007

Голос Питера Коркенхэма звучал абсолютно искренне, когда он заметил:

– Благодарю тебя за то, что пришёл.

– Не за что.

– Нет, есть за что, и я это знаю. Давно ты дал мне ясно понять, что хочешь держаться подальше от «бизнеса», и я это понял, но сейчас ты мне нужен как никогда.

Тони Уокер посмотрел на президента Dall & Houston, который в ответ взглянул на него с едва заметной насмешливой улыбкой на губах, а затем пожал плечами.

– Не думаю, что смогу быть тебе полезен, – сказал он. – Чего ты от меня хочешь?

– Я сам точно не знаю, но, думаю, ты уже слышал, что этот сукин сын, который называет себя «Аль Рашид», убрал троих членов моего совета директоров. А мы – бизнесмены, а не бойцы. Ты – единственный человек, которого я знаю, у кого есть опыт в таких делах.

– Опыт? – возмутился его собеседник. – О чём, чёрт возьми, ты говоришь, Питер? Никто не может иметь опыт в том, что касается сумасшедшего, который заявляет, что либо строятся школы и больницы, либо он убивает пятнадцать человек. Такого никогда раньше не случалось.

– Это верно.

– Тогда в чём дело?

– Мне известно, что у тебя есть хорошие связи.

– Ты думаешь, что они лучше, чем твои? Все знают, что ты встречаешься по средам с Iceman, и предполагается, что у вице-президента есть в распоряжении ФБР, ЦРУ и все спецслужбы страны, включая пресловутых Blackwater. Что могу сделать я, чего не могут они?

– Не знаю, – с абсолютной естественностью признался Питер Коркенхэм. – Единственное, что я знаю, так это то, что эти тупые наёмники, которых Хэмилтон нанял за бешеные деньги, явно не способны помешать тому, что нас убивают одного за другим. Способ, которым убрали Медрано, – это настоящий шедевр.

– Может, это просто совпадение; возможно, они всего лишь хотели освободить этого Кармону, а несчастный Медрано оказался под горячую руку.

– Я не верю в совпадения, особенно когда на кону моя жизнь. Аль Рашид очень умен, а значит, нам нужен кто-то ещё умнее.

– Полагаю, ты имеешь в виду Марика.

– Именно.

– У меня такое ощущение, что он отошёл от дел.

– Сделай так, чтобы он вернулся.

– Как?

– Предложи ему всё, что он захочет, – уверенно ответил Коркенхэм. – Ты единственный, кто знает, как его найти. И я тебе так скажу: если выбирать между моей жизнью, выплатой ста миллиардов долларов или подписанием для Марика чека на девятизначную сумму, я выберу последнее.

– И что ты думаешь, он сможет сделать?

– Понятия не имею, но человек, который полвека управлял невероятно эффективной преступной организацией, и никто так и не смог выяснить, кто он такой, вызывает у меня куда больше доверия, чем кучка болванов из ФБР или ЦРУ, которые даже не заподозрили, что дюжина фанатиков тренировалась в наших собственных лётных школах, чтобы угнать у них под носом четыре самолёта и врезаться на них в башни-близнецы. И они до сих пор не смогли поймать неуловимого Усаму бен Ладена, который издевается над ними уже много лет.

– Айсмен не обрадуется, услышав, как ты об этом говоришь.

– В глубине души он, наверное, согласен со мной, но не стоит гадать, что на самом деле думает политик, особенно он, – заключил Питер Коркенхэм, тем самым закрывая тему. – Сейчас на кону слишком многое, и я не могу работать спокойно, пока дамоклов меч висит над моей головой и головами моих ключевых людей.

Он сделал долгую паузу, внимательно посмотрел на собеседника, будто в последний раз без тени сомнений убеждаясь, что может ему доверять, а затем спросил:

– Что ты знаешь о колтане?

– О чём?

– О минерале под названием колтан.

– Честно говоря, почти ничего. Скорее вообще ничего.

– Я так и думал. Почти никто о нём ничего не знает. Так что, прежде чем продолжать разговор, я хочу, чтобы ты тщательно изучил этот отчёт.

Он положил на стол папку, похлопал гостя по плечу в знак поддержки и покинул комнату.

Тони Уокер на несколько мгновений застыл в замешательстве от столь неожиданного и резкого поворота в разговоре, наблюдая через большое окно гостиной, как его хозяин выходит на крыльцо, садится на красивую пегую кобылу и уезжает вглубь равнины в сопровождении своего неизменного Джеффа Хэмилтона и полудюжины вооружённых всадников.

Было очевидно, что президент Dall & Houston не чувствовал себя в безопасности даже на бескрайних просторах собственного ранчо.

Когда пыль от копыт лошадей наконец скрылась за горизонтом, он сосредоточил внимание на документе, на первой странице которого значилось лишь одно слово:

КОЛТАН.

Колтан – это сокращение от колумбит-танталит, группы минералов, образованных смесью этих двух. Имея приглушенный металлический синий цвет, из него добывают тантал, который обладает высокой термостойкостью, а также выдающимися электрическими свойствами. Основным производителем колтана является Австралия, хотя доказанные и/или разрабатываемые месторождения имеются в Бразилии, Таиланде и Демократической Республике Конго (ДРК), где находится около 80% мировых запасов.

По данным международных агентств и прессы, экспорт колтана способствовал финансированию различных сторон во Второй конголезской войне – конфликте, унесшем жизни около четырех миллионов человек. В настоящее время Руанда и Уганда экспортируют украденный в Конго колтан в США, где он используется для производства высокотехнологичных устройств, таких как мобильные телефоны, DVD-плееры, игровые консоли и другие.

Колумбит и танталит считаются стратегически важными металлами, и тот факт, что 80% их мировых запасов находится в ДРК, объясняет, почему с 1998 года страна находится в состоянии войны, почему её соседи Руанда и Уганда оккупируют часть её территории и почему погибли эти четыре миллиона человек. Колтан – это металл, который является ключевым для развития новых технологий, космических станций, пилотируемых космических кораблей и, в особенности, управляемого оружия.