Все ждут твоей смерти

Алексей Рябчиков

Все ждут твоей смерти

ГЛАВА 1. Они так решили

Эта совсем невыдуманная история началась в феврале. Выла одна из последних, а оттого – самая ненастная и жгучая вьюга. Снег больно жалил лица прохожих, а ветер проникал во все отверстия зданий и помещений, пытаясь бороться с теплом.

Одно из таких отверстий находилось в окне третьего этажа районного Дома культуры. А если быть точнее, то в небольшом кабинете директора.

Сам директор – толстый седой мужчина – пил чай, положив ноги на свой рабочий стол. Кроме его ног, на столе больше ничего и не было.

Владимир Сергеевич – так звали директора – держал в правой руке горячую кружку чая и мечтал. Чаще всего – о том, как однажды сочинит хитовую песню и на концерте её будет петь весь зал. Беда в том, что у него не было абсолютно никакой песни. И даже стихов. Но песня, как говорится, дело наживное.

Владимир Сергеевич провалился в мечту: полный концертный зал, он на сцене, весь зал кричит: «Ещё, ещё!» Плёвое дело.

Владимир Сергеевич вытянул левую руку так, будто взял гриф гитары, а правую – повернул, словно собрался играть на струнах. Но в правой руке чашка чая. И весь горячий и свежий напиток мигом очутился на рубашке и штанах директора, отчего тот взвыл и попытался вскочить, но упал со стула.

Раздался слабый стук в дверь.

– Секунду! – крикнул Владимир Сергеевич, всё же вскакивая и отдирая мокрую рубашку от живота.

Рубашка мигом остыла, а вот живот жгло. Да и пятно…

Стук повторился.

– Да подожди… подождите!

Он поднял с пола свою любимую кружку с изображением Элвиса Пресли и поставил её на стол. Сам сел на стул и придвинулся так, чтобы не было видно пятна. Сделал умный вид.

– Заходите! – бросил он.

В кабинет вошла Анна, худая блондинка средних лет, одетая в джинсы и синюю кофту.

– Здравствуйте, – сказала она. Её лицо выражало озабоченность.

– О, моя любимая племянница! – Улыбка растянулась на лице хозяина кабинета. – Садись.

Анна закрыла дверь, села на стул напротив, а потом обернулась, вроде как убедиться в том, что нет лишних ушей.

– Что-то ты сама не своя.

– Мне кажется, Андрей помышляет о самоубийстве! – выпалила она и почти расплакалась.

– В смысле? Твой, твой Андрей?

– Да!

– Это серьёзно. – Владимир Сергеевич задумался. – А с чего ты так решила?

– Вот, например, вчера, перед тем как выйти на балкон, он поцеловал меня, будто попрощался.

– Я тоже целую… точнее, целовал… бы… целовал бы жену, прежде чем выйти покурить. Это элементарная вежливость.

– Но он не курит!

– Не курит? – удивился директор. – Что же он тогда делал на балконе?

– Стоял и смотрел в темноту, вроде как размышлял. А его новую песню вы слышали? Точнее, новые стихи, четверостишие, сейчас… «Вчера пришла моя зима, весны я больше не увижу. Ох как болит моя душа за то, чего я не успею».

– Ну как-то так… – проговорил Владимир Сергеевич. – Вот это «не успею» совсем не в рифму…

– Так дело-то не в рифме. Весны он больше не увидит! А весна-то через две недели.

– Ах вот ты о чём. Ну да, ну да, как это я сам не догадался… Ты правильно сделала, что пришла ко мне. У меня же диплом психолога. Я сразу могу распознать самоубийцу. Андрей здесь?

– Да, мы вместе пришли.

– Пойдём, поговорю с ним. Проведу, так сказать, разведку.

Директор районного Дома культуры имел диплом не только психолога. Проще перечислить профессии, которых у него не было по дипломам, чем дипломы, которые лежали у него дома на полке. Он даже был лучшим поэтом района, хотя не написал ни строчки. А знаете, как он получил все эти дипломы?

Субикин.

Вам ни о чём не говорит эта фамилия? Субикин Сергей Владимирович – бывший глава района и ректор трёх институтов, к сожалению, ныне покойный. Эх, зря он так рано умер, а то, может, выхлопотал бы для сына ещё и диплом маркетолога.

Владимир Сергеевич Субикин встал, и тут же мокрая рубашка коснулась его живота. Он вспомнил о пятне, поспешил развернуться и быстро напялить серый пиджак, висевший на спинке стула.

Дверь из кабинета директора вела в небольшое квадратное помещение, вроде малого зала. Здесь было несколько человек, и все они что-то наигрывали на гитарах, но больше разговаривали.

Например, два парня с длинными волосами спорили о первичности, но – не материи и духа, а музыки и текста. Один утверждал, что сначала рождается мотив, а второй уверял – текст.

В самом углу на стуле сидел высокий черноволосый парень средних лет и тихонько перебирал струны, что-то напевая.

– Давай спросим у Сергеича! – крикнул один из волосатых.

– Владимир Сергеевич! – крикнул другой.

– Потом, мне некогда, – отмахнулся от них директор Дома культуры, бросаясь к черноволосому парню: – Андрей, привет.

Тот из чувства приличия встал и протянул руку.

– Как у тебя дела? – тут же спросил Владимир Сергеевич.

– Да нормально.

– «Да нормально»? Это хорошо или отлично?

– Хорошо.

– А почему не отлично?

– А у кого они сейчас отлично?

– У меня, – показал на себя Владимир Сергеевич. – Например, у меня всегда дела отлично.

– Это хорошо.

Владимир Сергеевич бросил озабоченный взгляд на Анну, которая стояла позади, и снова обратился к Андрею:

– Говорят, ты новую песню написал?

– Нет. Только отрывок.

– Отрывок, да. «Не успею», мне кажется, там не в рифму.

– Это антирифма, – буркнул Андрей.

– Чего?

– Есть антитемп, есть антиюмор, а это будет антирифма. Как бы нарушение традиционных…

– Стоп-стоп-стоп! – оборвал его Владимир Сергеевич. – Ничего традиционного нарушать не надо. Мы за традиционные ценности.

– Вы меня не поняли, – проговорил Андрей. – Когда читают стихи, то ждут рифму и надеются её услышать, а у меня её нет.

– Так бы сразу и сказал, а то традиционные ценности он решил нарушить! Какую песню будешь на концерте петь?

– Хочу Веню спеть.

– Ага, ага… Только – о любви. Ты молодец, я в тебя верю.

Директор махнул головой Анне и направился в свой кабинет.

– Ну Сергеич! – снова бросил ему волосатый парень, когда тот проходил мимо.

– Да задрали вы со своей первичностью! – не выдержал директор Дома культуры. – Стихи! Стихи первичны.

Владимир Сергеевич вернулся в кабинет. Следом зашла Аня и закрыла дверь.

– Если не примем меры, мы точно его потеряем, – сказал он. – Ты слышала об этой его «антирифме»?

– Да.

– Ну да, только ты слышала не как я. Не как психолог. А я, как психолог, услышал вот какую важную вещь. Антирифма. Анти. Что это означает? Это означает «против». А естественная, так сказать, потребность человека – это жить. Но Андрей, значит, решает быть против жизни… Улавливаешь?

– Да, – отчаянно сказала она.

– «Против жизни» значит «смерть». Он собирается умереть.

– И что делать?

– Сначала нужно выяснить его проблему. Чаще всего это несчастная любовь.

Владимир Сергеевич направился к своему стулу.

– Но…

– Может, он на стороне в кого влюбился. Был у меня в практике случай, точнее, мне о нём рассказывали…

ГЛАВА 2. Недоразумение

Андрей, как несложно догадаться, работал на работе. Обязанности у него были такие: прийти ровно к восьми утра в офис, принять несколько звонков от недовольных клиентов мобильного оператора, пообедать, принять ещё несколько звонков и ровно в пять вечера покинуть офис. Раньше он ещё пытался делать больше, как учили некоторые книги, но потом понял систему. А система проста: самое главное – создавать видимость работы.

В февральское зимнее раннее утро, на следующий день после событий в кабинете директора, Андрей сидел в офисе за компьютером. И думал. Перед ним лежал клочок бумаги, на котором ручкой было написано предложение: «Я в жизни смог разочароваться, что обязательно её покину».

И Андрею не нравилось слово «разочароваться». Как, впрочем, и женский голос в наушниках, который его очень сильно бесил.

– Сколько можно?! У меня уже неделю нет интернета! Я буду на вас жаловаться! – верещала женщина.

В это время Андрей набирал в поисковике телефона фразу «синонимы слова разочароваться».

– Понимаете, я работаю удалённо, – продолжала она. – Мне уже со всех углов кричат, что уволят. Вы́ будете кормить моих детей? Я вас спрашиваю!

– Главное, не волнуйтесь, я к вам отправлю мастера, – проговорил Андрей и внимательно уставился на слова-синонимы.

– Я хочу написать жалобу!

– Вы будете писать жалобу? – уточнил Андрей.

– А то!

– Без проблем. Диктуйте. Но не быстро.

– Третьего февраля у меня пропал интернет…

Глаза Андрея впились в экран сотового, который показывал десяток синонимов к слову «разочароваться». Но всё было не то.

– …потом я снова позвонила… – диктовала женщина.

– Разочароваться, – прошептал Андрей.

– Что?

– Вы разочарованы?

– Да не то слово! Я вас, тварей, ненавижу! Десять тысяч из-за вас потеряла…

– Точно: «ненавижу»!

– Что «точно»?

Андрей зачеркнул слово «разочароваться» и вместо него поставил «возненавидеть».

– Хотя снова не то, – подумав, вслух заметил он.

– Что «не то»? – прокричал женский голос.

– Диктуйте дальше.

– Так, так… А на чём я остановилась?

– На… Блин, компьютер завис. Вот ситуация… Вам нужно подождать.

– Да вы издеваетесь!

– Нет, правда завис. В самый нужный момент. Такое случается.

– Я напишу на вас жалобу!

– Мы с вами свяжемся, когда компьютер отвиснет. Спасибо.

Андрей снял наушники и потянулся.

***

Крупный снег заваливал город, а сильный ветер пронизывал до самых костей. Идти по улице было мерзко и холодно. Но чего не сделаешь ради искусства?

Натянув капюшон, Андрей продирался в книжный магазин недалеко от работы. Чаще всего Андрей успевал сбегать туда в обед. И если раньше книжный представлял собой кладезь знаний и развлечений, то сейчас… Книжки мёртвых писателей в чёрных пакетах, какие-то экстрасенсы, крупное предупреждение о вреде курения на книгах о Шерлоке Холмсе. А что им сделал великий Оскар Уайльд?..

В магазине никого не было, лишь продавщица мирно дремала за кассой.

– Здравствуйте, – поздоровался Андрей. – Мне нужны поэты.

– Поэты?.. – Хитрым способом девушке удалось избежать зевка. – Они все в том углу, рядом с классикой.

– Спасибо.

Купив три книги, Андрей вернулся на работу, пообедал и снова сел за компьютер. До самого конца рабочего дня, односложно отвечая на звонки, он пытался подобрать синоним к слову «разочароваться».

***

Особым минусом Владимира Сергеевича было его желание казаться очень глубоким и умным человеком, но мыслил он всегда просто и даже глупо. Этот его недостаток чаще свойствен людям высокого служебного положения. Помнится, в одной передаче о юморе в жюри посадили продюсера канала. И после выступления одной команды продюсер начала рассуждать о юморе и стиле. Но чем дольше она рассуждала – а рассуждать она может ого сколько, – тем глупее становились её мысли. Потом, добавив к её словам аплодисменты, выпустили передачу в эфир. И эти аплодисменты, расставленные в нужных местах, смогли превратить глупую демагогию в очень интеллектуальную речь… Так вот, подобный недостаток у людей высокого положения, к которым точно относился Владимир Сергеевич за заслуги своего покойного отца, не помешал ему получить за ненаписанные стихи столько наград, что их в прямом смысле некуда было девать. Они лежали в шифоньере в месте, где обычно хранят постельное бельё. Сам шифоньер находился в однокомнатной квартире пятиэтажного здания, старого, но тёплого. Кроме шифоньера, в комнате стояли большая кровать, тумбочка, телевизор и музыкальный центр.

Неприхотливо поужинав жареным мясом и вымыв посуду, Владимир Сергеевич зашёл в комнату и с таким вздохом сел на кровать, будто целый день таскал мешки, а не сидел на стуле. Выключать свет было лень. Потянувшись, он лёг и уставился в потолок, как Тони Сопрано в начале сериала. И если последний думал о проблемах современной жизни, то первый мыслями витал в мечтаниях о своей хитовой песне.

И тут зазвонил телефон.

– Блин, – пробурчал хозяин квартиры.

Как же не вовремя: только пришла муза и собралась остаться…

С сожалением он встал с кровати, выключил свет – потом же будет лень – и попутно вынул сотовый из пиджака, висящего на ручке шифоньера.

– Слушаю, – проговорил он.

– Дядя, мне страшно! – На той стороне был голос Анны. – За Андрея…

– Что такое?

– Он купил три книги стихов: Есенина, Маяковского, Шпаликова. А теперь уже двадцать минут стоит на балконе!

– Дело серьёзное.

– Вот и я о том же.

– Постучись. Если он тебе не ответит, сразу набирай сто двенадцать. А я сейчас проконсультируюсь с одним человеком. Только важно: Андрей должен тебе ответить. Если не отвечает, то вызывай сразу же…

– Но он просто стоит…

– Если не реагирует на тебя, сразу же звони. Это значит, минут пять осталось, а то и меньше.

– Ясно.

***

Холод хорошо морозил лицо, а вечер, пусть даже и в шумном городе, располагал к раздумьям.

Андрей стоял на балконе и мирно смотрел на яркие огни города, размышляя о своих стихах. Он чувствовал, что они, а особенно песня по ним под обычный гитарный мотив, стрельнут. Но ему меньше всего хотелось использовать банальные слова. Он хотел, как Веня Д’ркин, использовать необычные метафоры вроде «лучик бисера пыли».

Откуда-то с улицы раздался вой сирен, и во двор дома въехала машина МЧС с мигающими огнями. Она остановилась прямо возле его подъезда.

Что ж, эта машина намного интереснее необычных метафор, поэтому Андрей придвинулся к перилам и посмотрел вниз. Двое пожарных выбежали из машины, один осветил ярким фонариком окна и балконы. Свет немного задержался на Андрее, а потом оба побежали в подъезд.

Банальное любопытство заставило Андрея ещё немного высунуться, а потом и повертеть головой. Что же там такое случилось?

Несмотря на поздний вечер, возле пожарной машины столпились зеваки – они тоже искали причину приезда.

Балконная дверь за спиной Андрея резко открылась. Он даже не успел ничего сообразить, как чья-то огромная и холодная рука крепко обняла его за шею и потащила на пол балкона…

Сказать, что его всего трясло, значит соврать. Его не трясло – он был словно Халк, готовый всех разорвать.

– Вы чего, издеваетесь?.. – кричал Андрей, когда пожарные уже затащили его в комнату и бросили на диван. – Я просто стоял на балконе, и всё!

– Все просто так стоят, – проговорил толстый пожарный, – а потом мы кишки смываем с асфальта.

– Я же просто… просто стоял!.. Кто вообще вас вызвал?

– Она, – ткнул пальцем в сторону Ани толстый пожарный.

– Ты?! – закричал Андрей.

– Ну…

– Девушка, вам нужна помощь? Может, вы чего-то боитесь? – спросил толстый пожарный.

– Нет, – ответила Аня.

– Парень, не делай глупостей. Сейчас мы посчитаем этот вызов как незаведомо ложный. Вас, девушка, я предупреждаю о наказании за ложный вызов, а тебя, парень, – о несовершении глупостей. Просто так в её голове такие мысли не возникли. Бывайте.

Аня проводила эмчеэсников, закрыла входную дверь и вернулась.

– Ты мне ничего не хочешь объяснить? – спросил Андрей.

– Я?

– Ну не я же.

– Я… Ты подолгу стоял на балконе, написал эти грустные стихи, потом купил эти книги… Я подумала, ты прыгнешь.

– Но почему?!

– А что я должна была подумать?

– Всё что угодно, но не это! – прокричал он. – Как на таких малозначительных фактах ты вдруг решила, что я собираюсь прыгнуть с балкона? Это же вообще нелогично.

– Так-то логично…

– Почему логично?

– Во-первых, – начала она, – стихи о том, что ты не доживёшь до весны.

– Это метафора, что не будет новой молодости. Зима прошла, весны не будет. Старость наступила, новой молодости не будет!

– Более тупой отговорки не слышала. Это ты сейчас меня успокаиваешь?

– Не хочешь – не верь. А во-вторых?

– Ты купил эти книги.

– И что?

– Они все покончили с собой.

– Кто?

– Вот они… – Анна бросила взгляд на книги. – Поэты. Есенин, Шпаликов…

– Больше половины литераторов покончили жизнь самоубийством. И что, мне нельзя теперь их читать?

– Можно. Но…

– Могла же просто спросить.

– Ты бы сказал, что не собираешься кончать жизнь самоубийством. Так все самоубийцы говорят, а потом раз, и всё.

Надувшись, Андрей рухнул на диван.

ГЛАВА 3. Новый знакомый

За окном был красивый вид утопающего в снегу серого города. Снег не добавлял к серости красок, но как-то успокаивал.

Горячий кофе мягко проникал в желудок, ничуть не будоража организм, а даже усыпляя.

И если бы не мужской крик в наушнике, Андрей бы точно задремал.

– Вы понимаете? – кричал мужчина в уши Андрея. – У меня по тарифу сто мегабит, но я мерю скорость, и там девяносто семь. Трёх мегабит не хватает! Делайте мне перерасчёт!

– В договоре написано: «…до ста мегабит», – вяло ответил Андрей. – Вы до ста и получаете.

– Ну а если будет один мегабит? Он ведь тоже «до ста»!

– Совершенно верно.

– Что значит «совершенно верно»? Вы что, издеваетесь?! Ну-ка, минутку… – На том конце провода послышались щелчки и тычки. – Двадцать! Сейчас двадцать мегабит! Вы что, скорость мне убавили? Верните.

– Померьте ещё раз.

– О, теперь восемьдесят. Но не сто!

Андрей зевнул, сделал глоток кофе и лишь после спросил:

– А теперь?

– Во, а теперь сто десять!

– Отлично. Ваш вопрос решён?

– Да!

Андрей отключился.

На обеде он решил прогуляться, чтобы не сидеть в столовой и не слушать унылые домашние проблемы чужих людей, которых все называют коллегами. Сами ведь знаете, как коллега может влёт переложить в вашу голову свои проблемы, а вы потом ходите и думаете о них.

Андрей хотел подумать о стихах. И нет лучше места думать о лиричных тоскливых стихах, чем спрятанные за высокими зданиями старые дворы. Возникает ощущение, будто ты попал в прошлое: вот вроде бы новое красивое высокое строение, покрытое тонированными синими стёклами; а загляни за него – увидишь старый узкий двор пятиэтажки со скамейками и клёнами.

Именно в такое место и направился Андрей, благо оно было недалеко от работы и путь туда лежал мимо пиццерии, где он быстро пообедал.

Но вместо тишины старого двора Андрей услышал крики нескольких человек, которые смотрели наверх. Толстая девушка снимала что-то на телефон, а старик кричал: «Одумайся!»

– Я уже позвонила, мне сказали: «Ждите!» – нервно проорала женщина в белой зимней куртке, стоя возле старика.

Андрей, наверное, даже обрадовался таким обстоятельствам, освобождающим его от придумывания стихотворения.

Он подошёл к столпившимся и тоже посмотрел наверх. На краю крыши, держась за тонкие прутья ограждения, стоял парень в чёрном пальто и смотрел вниз.

– Что вы стоите?! – поняв, что к чему, возмутился Андрей. – Нужно бежать к нему!

– А смысл? – буркнул ему старик и снова крикнул наверх: – Одумайся, парень!

Андрей, как истинный поэт, – а, как известно, поэзия строится на сострадании – презирал такое отношение человека к человеку. Он всегда представлял себя не месте несчастного и старался ему помочь.

Поэтому он бросился в самый ближайший подъезд и побежал на пятый этаж, чтобы оттуда залезть на крышу. Но на четвёртом этаже он бросил взгляд наверх и не увидел лестницы и люка. Нецензурно ругнувшись, он бросился вниз, выбежал на улицу.

– Где лестница наверх? – спросил он зевак.

– Какая лестница? – не поняла женщина в белой куртке.

– Ему, наверное, на крышу надо, – пояснил старик и усмехнулся: – Тоже прыгать будешь?

– Да где лестница-то?! – повторил Андрей.

– Ниночка, у тебя на площадке лестница есть? – спросила женщина в белой куртке толстую «корреспондентку».

– Ну-у, – протянула та, – я что-то и не помню… Кажется, есть.

– «Кажется» или есть? – нервно переспросил Андрей.

– Точно, есть! – вспомнила снимающая на телефон девушка.

– Где?

– В третьем подъезде!

Андрей бросился в третий подъезд, забежал на пятый этаж, взмыл по лестнице… Но не смог открыть крышку люка: висел замок. А снизу надпись: «Ключи в сорок первой квартире».

Андрей снова ругнулся и быстро бросился вниз, на улицу.

– Закрыто там!

– Так у меня в подъезде всегда люк открыт, – сказал старик. – Уже десять лет требую, чтобы повесили замок, но хоть бы хны…

– Какой подъезд?

– Седьмой, – ответила женщина в белой куртке.

Андрей бросился в седьмой подъезд, забежал на пятый этаж, влез по лестнице и открыл люк.

Наконец он оказался на крыше. С неё открывался очень некрасивый вид, будто проявились все изъяны города. На крыше было много снега… и куча проводов, которые везде висели, валялись и торчали.

– Стой, не прыгай! – крикнул Андрей, подходя к парню.

– Да что вы все заладили: «Не прыгай, не прыгай…» – Парень обернулся к Андрею. – Я и не собирался прыгать.

– Ну да, конечно. А стоишь здесь, чтобы просто полюбоваться видом?

– Адреналин, – ответил парень. – К тому же весело было наблюдать, как ты бегаешь.

– Тогда иди сюда, раз ты не прыгаешь!