Утопия о бессмертии. Знакомство

– Ты сегодня другой. Молчаливый. – Я наклонилась, поцеловала и лизнула сосок, кнопочкой выглядывающий сквозь волосы. – И секс другой. Сердишься? – Я хохотнула. – Если это наказание, то мне понравилось.

– Наказание? … Нет, Маленькая. Иногда мне нужен секс без прелюдий и общения.

– Иногда, когда?

Он подумал, пожал плечом и нехотя ответил:

– Когда что-то не так, как надо. Я подумал, что напугал тебя. Ты была так покорна.

– Я читала, что женщина способна трансформировать негативную энергию мужчины, и наиболее эффективно она это делает во время секса. Так что, можешь располагать мной… – брякнула я и, заливаясь жаром, уткнулась лбом ему в грудь.

Не считаясь с моим смущением, Сергей приподнял к себе моё лицо и долго изучал, пристально всматриваясь, словно желая что-то найти. Спросил совсем не к месту:

– Ты не подала руку Мехмету. Почему?

– Не подала? – спросила я и вздохнула. – Не подала.

Он помолчал и хрипло потребовал:

– Дай язычок…

Прошло несколько дней, прежде чем я поняла, что почти сразу за быстрым сексом, Сергею требуется секс, преисполненный ласками.

После между нами произошёл разговор, восхитительная концовка которого через тридцать лет приведёт нас в туннель, на одном конце которого жизнь, а на другом смерть.

– Серёжа, хочу спросить и не решаюсь. Ты… – несмотря на вступление, я всё равно запнулась, – активен… ты принимаешь какие-нибудь препараты?

Он самодовольно хохотнул.

– Нет, Маленькая, не принимаю. – Не открывая глаз, обнял меня обеими руками и, покачав в объятиях, произнёс: – Никогда не отпущу. Слышишь? Никогда. Всё время думаю, если бы не отступился тогда, ещё в школе, была бы ты рядом со мной вот так, как сейчас, всю жизнь.

– Мы были другими, Серёжа, и ты, и я, – не согласилась я, – как бы оно случилось, никто не знает.

Он промолчал, но мне показалось, что мои слова ему не понравились.

– Почему ты не женился? – спросила я и, не дождавшись ответа, положила голову ему на плечо.

Он погладил меня по голове и начал рассказывать, не торопясь и делая большие паузы:

– Я лет до тридцати пяти жил бестолково. Многие тогда так – первые деньги кружили голову. Хотел все удовольствия сразу и много. Казино, клубы, бары, бани. Калейдоскоп лиц. Спиртное каждый вечер и почти до утра. Девочки. На раз, на час, на вечер. Ни имён, ни лиц не запоминал. Я отличался от других только одним – я никогда не начинал утро с опохмела, я начинал с пробежки. Потом подустал. Николай уже лет пять, как женат был. День рождения свой праздновал шашлыками на даче. Я смотрел и завидовал. Понял, тоже так хочу – жена, ребёнок, родители счастливы внучкой. Мои тогда ещё оба живы были.

Карину я встретил в одном из клубов. Она не красавица – хищное личико, высокая, угловатая, всегда без белья, всегда на высоких каблуках, в ней жило ненасытное желание развлекаться. Дома неряшливая с потухшим взглядом, она преображалась, как только её головку посещала идея нового приключения. Секс она рассматривала, как некую плату, некую дань в обмен на развлечения. И ещё она нуждалась в защите. Везде, где бы она ни появилась, возникал конфликт. Мне казалось, все мужчины мира борются за право быть рядом с ней.

На лице его мелькнула кривая улыбка.

– Наши отношения длились больше года, а закончились за пять минут. Очередная ночь в очередном ночном клубе. Я отлучился, Карина осталась ждать у барной стойки. Возвращаюсь и вижу рядом с ней крепкого парня. Она что-то ему говорит, он кивает, оглядывается и, сжав кулаки, направляется ко мне. Краем глаза я увидел, как зажёгся её взгляд, как на лице проступило сладострастное выражение, даже рот приоткрылся. Парень был слишком тяжёл и слишком пьян. Уворачиваясь от бестолково мелькавших кулаков, я почти не отрывал глаз от её лица. Видел, как сникло, увяло вожделение, когда её герой, зацепившись ногой за барный табурет, упал передо мной. Она не успела скрыть разочарования, когда столкнулась с моим взглядом. Но не смутилась – тряхнув волосами, насмешливо-развязно уставилась на меня. Я выпутался из груды тела перед собой и, не оглядываясь, покинул бар. Она не пошла за мной. Я и не ждал.

«Ждал, Серёжа, – с болью подумала я, – ждал, раз говоришь об этом».

– Ты любил её.

Он долго молчал.

– Она ещё несколько раз возникала в моей жизни, уверенная в своей власти надо мной. Сейчас она зрелая дама. Её страсть тоже стала серьёзнее. Там, где она, вспыхивают семейные драмы, рушатся отношения между давними деловыми партнёрами. Сын или отец, жених или, брошенная им, невеста, Карине скучны её жертвы. Давно мёртвая, она подогревает свою жизнь чужой болью.

Сергей глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой.

– Я не любил её. Желал? Да! Неистощимая на выдумки, естественная в своих желаниях и нуждающаяся в защите – такой я её видел. Когда понял, что ошибался, очарование исчезло.

Сергей опять надолго смолк. Я тоже молчала, ждала.

– Была ещё одна женщина. Галина. Перед ней я виноват. Мы с полгода встречались, когда она спросила, какую роль я отвожу ей в своей жизни. Предложение делать я был не готов, но жить мы стали вместе. Хорошая хозяйка, она ждала моего возвращения с работы, накрывала на стол, внимательно слушала рассказы о происшедшем за день, с покорной готовностью отдавалась и ничего не требовала. Мне казалось, за её лбом нет никаких сомнений, тревог, одна ровная безмятежность. Я много раз уговаривал себя: «Женись, у тебя будет надёжная и уютная жена, спокойная, семейная жизнь, вероятны дети», и оставлял всё, как есть. Два года она старалась сделать из нас семью, потом каким-то образом узнала, что я бываю… бываю с женщинами. Отпираться я не стал. Ни слёз, ни скандала – назавтра вернулся домой, её нет, даже записку не оставила. – Он помолчал и неожиданно добавил: – Кое-как нашёл.

– Нашёл? Зачем?

– Я дела её финансовые веду. Дела Карины тоже.

– Тебя не удовлетворял секс с Галиной или тебе недостаточно одной женщины?

– Я не знаю, Маленькая. И то, и другое. Или ничего из этого. Я решил, что не гожусь для длительных отношений, а тем более для брака.

– А как ты решаешь вопрос секса?

Сергей усмехнулся.

– Это не вопрос. Плати. Предложение есть на любой вкус, цвет, возраст.

– Бордель?

Сергей поморщился.

– Нет. Образованные, независимые женщины, зарабатывающие таким способом. Самая безопасная и самая доступная возможность удовлетворения. Абсолютно деловые отношения, не предполагающие ни ответственности, ни вины.

Он вновь умолк, а мне и сказать было нечего, и вопросов у меня не было. Через некоторое время он спросил:

– Я разочаровал тебя?

– Скорее, я растеряна. Две совершенно разные между собой женщины. Их объединяет только твой выбор. Обеих содержишь. Последнее обстоятельство меня восхищает. Ты берёшь ответственность за финансовое благополучие некогда близких тебе женщин. Для меня это явление. Нередко мужчины не желают брать ответственность за обеспечение собственных детей. – Я помолчала, прислушиваясь к себе. – Я не ревную к прошлому, но в настоящем я хочу быть единственной. По-другому я не смогу, у меня есть опыт, мне изменяли.

– Глупенькая, зачем же ты сравниваешь? – Он приподнялся и взглянул на меня. – Ты – моя женщина! Твой аромат сводит меня с ума, вкус твоего ротика, вкус сокровенных складочек, – его рука скользнула к моему паху, – вызывают такое желание, что я теряю разум! Твоё тело податливо и отзывчиво, оно словно совершенный инструмент настроено на каждое моё движение! Мы совпадаем в желании, совпадаем в оргазме. Зачем же мне другие? С тобой я испытываю и страсть, и наслаждение, каких раньше не знал! – Он засмеялся и прибавил: – И столь «активный», как ты выразилась, я тоже только с тобой. С тобой я вынужден обуздывать вожделение, иначе, мы рискуем не выбраться из кровати.

Я таяла от его признаний, одновременно утопая в ласковой зелени, вспыхивающих золотыми искорками глаз.

– Мечта о тебе живёт во мне всю мою жизнь, просто я боялся признаться себе в этом. И лучистость глазок твоих преследует меня всю жизнь. – Он нежно поочерёдно поцеловал мои глаза. – Твои глазки очень откровенно рассказывают обо всём, что ты чувствуешь.

– Ты потому хочешь видеть глаза во время секса?

– «Глаза женщины самое сексуальное, что есть в женщине» – эту фразу я прочёл давно. Автор забыл добавить: «Если глаза женщины умеют говорить».

– А бывает, не умеют?

– Бывает.

– Поцелуй меня, – потребовала я и потянулась к его рту.

День четвёртый

Проснулась я одна и испугалась: «Всё сон?!» Всё, что у меня есть в груди, ухнуло куда-то вниз, сердце исчезло совсем, тело одеревенело.

– Маленькая, я здесь. – Услышала я голос Серёжи. – Встал раньше поработать.

Я выдохнула и обмякла.

– Потеряла? – спросил он, подходя к кровати. – Испугалась?

– Угу, – промычала я, укрываясь в его объятиях. – Подумала, всё приснилось.

– Я здесь, Девочка. Теперь я всегда буду рядом.

Завтракали мы торопливо, сегодня спешил даже Сергей. Намазывая для него тост маслом, я покачала укоризненно головой.

– Придётся мне держать ответ перед Эльзой. Дурное влияние не замедлило сказаться, ты ешь почти с моей скоростью. – Я подала ему тост.

– Мы немного задержались в кроватке. Ты ведь хочешь и в Айю, и в Голубую Мечеть?

Я кивнула, намазывая тост себе.

– К тому же пришла посылка, и надо будет заехать в банк. Потом в магазин. Ты катаешься на лыжах?

Я покачала головой, кусая от тоста с маслом и сыром, пожевала и ещё раз подтвердила:

– Нет. Ни петь, ни лаять. Я хотела сказать, ни лыжи, ни коньки мне недоступны. И плаваю я только у берега. Машину не вожу. Не музицирую. Не пою. Что ещё, должно быть в арсенале хорошо воспитанной барышни? – Я закатила глаза к потолку. – Да! И не барышня я! Увы! – развела я руками.

Сергей посмеялся и продолжал:

– Сезон начался. Я на Медео никогда не катался.

– Если ты имеешь в виду лыжи, то на Медео катаются на коньках. Лыжи – это на Чимбулаке, сейчас правильно Шимбулак.

– Вот-вот. Хочу здесь подобрать экипировку. Думаю, здесь выбор больше.

Я пожала плечами. Поднявшись из-за стола, я допивала чай.

Не только ем, но и одеваюсь я быстро. Дома обычно я ждала, когда соберётся Костя, за исключением тех редких случаев, когда меня поражала распространённая женская хворь под названием «Ну совсем нечего надеть», и среди вороха тряпок, я никак не могла выбрать, которую же из них уместно выгулять именно сегодня. Дело, как правило, заканчивалось джинсами, белой блузой и угрозой опоздать.

Готова я была минут через десять. Сергей уже оделся, и я с удовольствием поглядывала на него. Мне нравится, как он выглядит в костюме, но в джинсах и пуловере он тоже ооочень хорош! Особенно привлекательны волоски, чуть выглядывающие в мысок пуловера. Я заметила, что Сергей стал стройнее – ещё в самолёте чуть выступающий живот исчез совсем.

В банке нас проводили в пустую комнату с камерами под потолком и стойкой по типу барной, расположенной посередине комнаты. Человек в форме охраны внёс стул, и я села в сторонке, а мужчины расположились вокруг стойки – Сергей по одну сторону, служащий банка по другую, человек в форме, заложив руки назад, встал с торца стойки на равном расстоянии от обоих.

Служащий поставил на стойку небольшой предмет, завёрнутый в светло-коричневую упаковочную бумагу и перевязанный крест-накрест бечёвкой, с налепленными на бечёвку пломбами. Продемонстрировав целостность упаковки со всех сторон, он ножницами разрезал бечёвку в нескольких местах и содрал упаковку. На свет появилась коробочка. Теперь уже коробку продемонстрировав с каждой стороны, служащий извлёк из коробки синий, по виду, кожаный футляр. Повернул футляр открывающейся стороной к Сергею, открыл его, не взглянув на содержимое. Сергей посмотрел в открытый футляр, поднял глаза на служащего банка и молча кивнул. Продолжая внимательно смотреть в лицо Сергею, служащий закрыл футляр и подал ему в руки. Сергей положил футляр во внутренний карман куртки. Охранник внимательно следил за всей процедурой. На стойке появилось несколько бумаг, на каждой из них, вначале служащий, потом Сергей, потом охранник поставили свои подписи. Бумаги исчезли, кроме одной, которую Сергей, не глядя, отодвинул в сторону. На стойку лёг ещё один, значительно меньший, чем первый, предмет, так же упакованный в бумагу. Всё повторилось в точности в той же последовательности.

Наконец, Сергей сгрёб бумаги, поблагодарил служащего банка и направился ко мне.

– Заедем в магазин кожи, сумку надо купить. – Он похлопал себя по оттопырившейся на груди куртке и пояснил: – Не подумал.

Небольшой снаружи магазин оказался довольно внушительным внутри, разрастаясь бутиками не только вглубь, но и вниз – в подземные торговые залы. Увидев нашу нерешительность, к нам поспешил распорядитель и, выслушав Серёжу, жестом пригласил следовать за собой. Привёл он нас к торговому залу Р., Сергей зашёл внутрь, а я зашла в бутик напротив, с выставленными на витрине дублёнками. Одна из них мне понравилась – неровно окрашенная, бежево-рыжая с длинным, густым мехом воротника и манжет.

– Таскана, таскана, – повторял продавец, снимая дублёнку с манекена и предлагая её примерить.

Дублёнка была точно моего размера, была лёгкой, как куртка, приталенной, длиной достигала середины бедра; а мех на её внутренней поверхности был таким же длинным, густым и шелковистым, что и на воротнике. Продавец зачмокал языком, проводя ладонью то по моему плечу, то по спине, словно разлаживая дублёнку. Я отвела его руку и, крутясь перед зеркалом, старалась рассмотреть себя со спины.

– Маленькая, хорошо! – пришёл на помощь Серёжа. Подходя ко мне, он на ходу перекладывал содержимое своих карманов в сумку. – Очень хорошо! – Повесив сумку на плечо, внимательно осмотрел кожу дублёнки, пощупал мех и повторил за продавцом: – Тоскано. Берём.

– Что это тоскано?

– Так называют мех тонкорунной породы овец из провинции Тоскана. Не снимай, – остановил он меня, – иди в ней. Твою куртку они отправят в гостиницу. – Он кивнул продавцу, уведомляя о покупке, а расплачиваясь, пробормотал: – В те времена, когда я начинал бизнес, такая дублёнка в Москве шла бы на вес золота.

– А сейчас они стали дешевле? – не поняла я.

– Не в этом дело. Тогда таких не было.

– Ты торговал дублёнками?

Он кивнул.

– Было дело.

– А в моей жизни было время, когда я торговала вот этой маркой. – И я постучала пальцем по его новоприобретённой сумке. – «Всё для качества, качество для Вас», так кажется.

– Ты о чём?

– Девиз P.

Мы шли к выходу из магазина, я видела своё отражение в каждой витрине, как бывает, когда обновка нравится, и человек подсознательно ищет возможность полюбоваться собой ещё и ещё раз. Сергей искоса поглядывал на меня лукавым взглядом, наконец, я рассмеялась и призналась:

– Нравится! Очень-очень нравится! Спасибо, Серёжа! Зашли за сумкой, а купили чудо-дублёнку! Опершись на его руку, я подпрыгнула, намереваясь чмокнуть его в щёку. Он поймал и меня, обхватив за талию, и губы мои захватил в недолгий, но страстный плен. Открывая дверь наружу, словно в продолжение вчерашнего разговора, хрипловато бросил:

– И смех твой сводит меня с ума. Давай пройдёмся, тут недалеко. Видишь минареты? Сейчас как раз время между намазами.

Сергей отпустил водителя, и мы пошли пешком. И хоть день был холодным и ветреным, я в новой дублёнке чувствовала себя тепло и уютно.

– Строил мечеть Ахмед Первый, – рассказывал Сергей историю мечети, – она и называется в его честь Ахмедие или Султанахмет. «Голубой» её прозвали европейцы за эффект голубой дымки внутри куполов. Ты не была в ней?

– Нет. Я была в Айе и больше нигде.

– В декоре куполов использованы синие краски, и свет, приникающий через многочисленные окна, расположенные, к тому же, кольцом по окружности купола, на фоне синего приобретает голубоватый оттенок.

В правление Ахмеда Османская империя переживала не лучшие времена – страну сотрясало крестьянское восстание, шла война с Персией, Османы вели распри с Габсбургами за Венгрию. Дабы снискать расположение Аллаха и во славу его, султан Ахмед и решил построить великую мечеть. Ты знаешь историю скандала?

– Нет. Какого скандала?

– Вокруг Ахмедие построили шесть минаретов, столько же, сколько было вокруг главной мечети ислама аль-Харам в Мекке. Равное количество минаретов признали святотатством, разразился скандал, и, чтобы замять его, султан Ахмед пристроил к мечети в Мекке ещё один минарет – седьмой. Намеренно было совершено «святотатство» или нет, не известно. По легенде виноват архитектор, перепутавший слова, схожие по звучанию – «алтын» – золото и «алты» – шесть. Султан велел покрыть минареты золотом, а архитектор понял, что ему велят построить шесть минаретов.

– Ну да! И минареты выстроили за одну ночь, а султан увидел результат на утро, посчитал: раз, два, три… шесть?! Ах ты, господи, святотатство, однако! А знаешь, случись подобное в Европе, европейцы, скорее всего, потребовали бы снести «лишний» минарет. И для острастки, и дабы непревзойдённое оставалось непревзойдённым.

Серёжа покачал головой.

– Не думаю, Маленькая.

Близ мечети мы зашли в магазинчик женской мусульманской одежды, купили мне платок, и девушка-продавец помогла надеть его правильно. Лёгкое пальто, наверное, летнее, она предложила надеть прямо на дублёнку и не покупать, а просто вернуть его после посещения мечети.

– Архитектор умница, – вернулась я к рассказу Серёжи, выйдя из магазина. – Мечеть своим обликом не спорит с Айей. Они словно две сестры – и похожи, и каждая хороша своей красотой.

– Так и есть. Айя построена в византийском стиле, а Ахмедие соединила в себе византийский и исламский стиль. Давай зайдём через ворота султана, – предложил Сергей и привёл меня к проходу, перегороженному цепью. – Султан приезжал верхом, и ему приходилось склонять голову, прежде чем попасть во внутренний двор дома Всевышнего.

– Справедливо. Какая бы власть у тебя не была, но и ты во власти Бога.

– Справедливо, – согласился Сергей. – Султан Ахмед был неплохим правителем, власть он получил в тринадцать лет, правил самостоятельно, и умер в двадцать семь, через год, после завершения строительства мечети. В народной памяти он сохранился, как справедливый правитель.

– Вероятно, юный годами Ахмед был зрелой личностью. Духовно зрелый правитель в истории редкость. Такой правитель понимает: власть не привилегия, власть тяжкое бремя, делает, что может и что нужно, и остаётся человеком. Большинство же власть имущих и властей предержащих духовно дети, власти они вожделеют и уже на пути к ней теряют человеческий облик, а достигнув её, обозревают окрест себя в поисках тех, над кем можно эту власть осуществить. Таких власть опустошает, истребляя в человеке и человеческое, и божественное.

Разувшись перед входом, мы зашли в мечеть. Внутреннее пространство было огромным, и даже разграничивающие его, мощные, в пять метров диаметром, колонны, державшие на себе купол, не умаляли его размеров. Закинув голову вверх, я рассматривала цветочный орнамент стен, витиеватую арабскую графику в центре куполов и по их окружности – священные строки из Корана.

– Коран удивительно красиво написан. Я читала русский перевод.

– Али говорит, Коран теряет красоту даже при самом качественном переводе, поэтому правоверный мусульманин должен читать Коран по-арабски. Хороший мусульманин – грамотный мусульманин.

– Али это кто?

– Мой друг.

Мы молча постояли у михраба, устремив взгляд в священном направлении. Потом ещё раз обошли мечеть по кругу и присели на ковёр у колонны.

«Покой и свет… – подумала я, опершись спиной на колонну, – из окон льётся свет солнечный, данный человеку Богом, волей гения строителя храма, и правда, голубой – небесный. Внизу свет электрический, материальный, человечий. Два мира объединены в одном пространстве – духовный мир и мир материальный, точно так, как объединены два мира в теле человека, которые то спорят друг с другом, то сливаются в одно, но оба ведут человека по жизни. – Я закрыла глаза, проникаясь энергией храма. – Четыре сотни лет эти стены впитывают в себя чаяния людей, энергию их помыслов. Сотни тысяч верующих приносили и продолжают приносить сюда либо просьбу, либо благодарность Богу. После молитвы, поверив, что не одиноки на Земле, они уходят. Уходят успокоенными, с надеждой на лучшее».

Покидая мечеть, я переживала странный симбиоз чувств – восторг перед дерзостью человеческого стремления творить непревзойдённую Красоту, и одновременно я грустила о малом сроке, отпущенном человеку для творческого подвига – о скоротечности и хрупкости человеческой жизни.

Серёжа молчал, думал свою думу, не делясь со мной. Остановился у фруктовой лавки на колёсах и купил фрукты в подарок доброжелательной девушке-продавцу. Мы зашли в магазинчик, я вернула пальто, сняла платок и тоже отдала девушке. Она легко, с улыбкой приняла фрукты и пожелала нам хорошего дня. Мы ей пожелали удачной торговли.

В Айю мы тоже шли пешком. По дороге я набрала номер телефона мамы. Она почти сразу взяла трубку.

– Да.

– Мам, привет! Это я.

– Лида?! Ну что же ты? Обещала звонить… я вчера весь день ждала звонка.

– Прости. Вчера счёт времени потеряла, когда спохватилась, у вас уже поздно было. Прости.

– Спасибо, что сегодня звонишь! Ты приедешь?

– Да, мама, в ночь мы вылетаем. Как приземлимся, я позвоню.

– Ты одна?

– Я не одна, мама.

– Я Косте вчера звонила.

– Как он? – В памяти возник Костин растерянный взгляд, тот взгляд, которым он посмотрел на меня, когда в переходах аэропорта я объявила, что останусь с Сергеем.

– Я не знаю, Лида, как он. Переживает, думаю. Со мной говорил спокойно.

– Хорошо. У тебя всё в порядке?

– Лида, какой же у меня порядок, если родная дочь сбежала от мужа?

– Мам, мы завтра поговорим.

– Ну, ладно. Буду ждать звонка.

– Пока, мам.– И я прервала связь.

Сергей наклонился и шепнул:

– Всё будет хорошо.

Я кивнула: «Да».

По мере нашего приближения размеры Айи росли, вытесняя собой окружающее пространство. Ранее парящий над землей, собор при приближении подавлял монументальностью. Одновременно внутри меня росло волнение – внутренний трепет, благоговение перед встречей бог знает с какой древностью.

– Серёжка, мой разум отказывается воспринимать пропасть лет между нами и теми людьми, кто строил храм, кто пришёл на первую службу… Шестой век! Сколько это?.. тысяча пятьсот лет… шестьдесят поколений!.. – Я покачала головой, сражённая результатами нехитрого подсчёта. – А ещё раньше на этом месте стоял храм Артемиды – девы и богини плодородия, охотницы и покровительницы всего живого на Земле.

– Дева и богиня плодородия? Маленькая, это взаимоисключающие понятия. Так же, как охота и покровительство всего живого.

– Для нас, Серёжа! – не согласилась я. – Это для нас, воспитанных в однозначности понятий, древнейшие образы божеств, в особенности женских божеств, Артемиды или Кали, например, не просто не понятны, но абсурдны своей дуалистичностью.

– Выходит, древние лучше нас понимали диалектику совмещения противоположностей.

– Именно, что понимали! Понимали, что мир целостен, а разделение его на противоположности – это всего лишь метод упрощения процесса познания – части легче изучать. А мы из метода слепили картину мира и, в дурацком чувстве превосходства, думаем, что разумнее предков. Технически оснащённее – да! но не разумнее. Что с нами случилось, Серёжа?

Юстиниан построил Храм, ставший центром христианского мира почти на тысячу лет. Любуясь своим детищем, он воскликнул: «Соломон, я превзошёл тебя!», имея в виду легендарный Иерусалимский храм. Ахмед построил Голубую мечеть – выдающийся образец исламской и мировой архитектуры и, нарушая каноны, выстроил вокруг мечети шесть минаретов, настаивая на могуществе и величии Османской империи. Своими мечтами и достижениями они спорили с величайшими творениями человечества. А Микеланджело? Он выдал свою первую скульптуру за древнегреческую, так недосягаем был образец древнего мира. Но его Пьета превзошла шедевры Греции, потому что Пьета – это не только красота человеческого тела, вытесанная в камне, Пьета – это вытесанная в камне красота человеческой души. А мы…

– А мы строим коробки из металла и стекла, придумываем и создаём продукты потребления, – прервал Сергей, лукаво усмехнувшись.

– Да! Что такого произошло с нами, что от достижений мы перешли к потреблению?

– Появился спрос на технические усовершенствования! – Сергей засмеялся и поцеловал меня в лоб. – Маленькая, мы техническая цивилизация, и наши достижения отнюдь не в архитектурных шедеврах и шедеврах скульптуры, хотя и такие достижения у нас есть. Наши достижения лежат в научно-технической области – мы и в космос полетели, и химические элементы разложили на частицы. И в кармане у тебя лежит устройство мгновенной связи…