Пейзаж в изумрудных тонах

– О! В нас заговорил снобизм?!

– Им и не пахло. Я постараюсь объяснить, а ты постараешься понять…

– Аудитория у ваших ног.

– В новых районах, застроенных сплошь однотипными домами, нет диалога с городом. Когда идешь по улице, глазу зацепиться не за что, ничто не радует, не удивляет, вообще просто никаких эмоций. Человейники, больше ничего. Какие-то многоярусные капсулы для защиты человеческих тел от погодных условий.

– Поддерживаю, – поставил точку в дискуссии Кузьмич, перестав жевать.

С мамой действительно было непросто, особенно в последнее время. Раньше за ней водилось только две странности – пересказ телевизора и изготовление компотов в промышленных масштабах. Все, что удалось посмотреть за день по ящику, она излагала с упоением и на одном дыхании. Иногда монологи продолжались глубоко за полночь. Чтобы как-то противостоять этой стихии, Кира просто делала умные глаза и отключала звук. С компотом дело обстояло хуже. Банки постепенно заполняли квартиру, но его никто не пил. А выбрасывать запасы рука не поднималась. Ситуация обещала стать катастрофической. Но, к счастью, оказалось, что соседи по лестничной клетке – страстные любители халявы. Так что быстро удалось определить рынок сбыта и наладить поставки.

С возрастом же количество странностей возросло. Сначала это была неприязнь к классической литературе – книги, что занимали долгие годы два объемных шкафа в гостиной и никому не мешали, вдруг стали восприниматься как-то болезненно и враждебно. Чтобы избавиться от раздражающего фактора, мама выносила их из дома частями и оставляла на первом этаже у лифтов. Что-то Кире удавалось спасти и вернуть на законное место, но родительница с этим фактом мириться отказывалась и прятала их в выдвижной ящик под кроватью. Книжные полки стояли пустыми. По законам сохранения материи вместо книг она приносила домой бесплатные газеты, которые кидают в почтовые ящики, и бережно хранила их в узком пространстве между платяным шкафом и окном. К тому моменту, когда Самойлова-младшая решила покинуть отчий дом, стопка доросла ей уже до подбородка. Очень хотелось узнать, не прибегая к искусству дипломатии, зачем превращать квартиру в помойку. Но Кира сдержалась и спросила лаконично: «Зачем?» На прямой и ясный вопрос о цели такого странного коллекционирования родительница ответить затруднилась. Но чтобы тема не всплыла снова, она предпочла пресечь любопытство дочери на корню: «Отстань от меня! Какое твое дело?!»

И это было только начало. Причем сравнительно безобидное. Дальше пошло по нарастающей. Как-то мама неудачно присела и почувствовала резкую боль в колене. Не утруждая себя обращением к специалистам и постановкой диагноза, она сразу перешла к терапии проверенным народными средствами – нарвала на ближайшем пустыре листьев лопуха и обмотала ногу. По прошествии трех дней листья завяли, но боль почему-то осталась. Предложение Киры обратиться к хирургу-ортопеду сначала было принято с негодованием, но пойти в поликлинику все же пришлось, поскольку нормально передвигаться родительница уже не могла. Выяснилось, что это был разрыв связки и требовалась микрооперация. Подобное заявление вызвало еще более негативную реакцию – врача публично заклеймили шарлатаном и вымогателем. В знак протеста мама купила себе палочку, с которой уже никогда больше не расставалась.

Затем случилась проблема с зубами – сломался мост, а буквально через неделю и второй. По закону подлости располагались те с разных сторон, и есть стало просто нечем. Лопухом и заговором такие проблемы не лечились, и родительница уже готова была сдаться, но в процесс вмешалась соседка. Та точно знала, что придется подпиливать кость, поскольку произошла деформация челюсти. Сомнений не оставалось – именно все так и было с ее двоюродной теткой. Правда, соседка маме в рот не заглядывала и стоматологом не была, консультировала исключительно по телефону. Но современные тенденции врачебной практики уже были определены более компетентными людьми – телемедицина способна творить чудеса. По телевизору врать не будут. К сожалению, соседка оказалась не готова осуществить и лечение, а обращаться в клинику, где ничего не знают и хотят лишь деньги содрать, маменька отказалась наотрез. Так и проходила, прикрываясь платочком и питаясь лишь жидкими кашками, два года. Но, видимо, новая парадигма оказалась не очень комфортной, да и мяса уже давно хотелось, так что Самойловой-старшей пришлось все же отправиться на прием к протезисту. Нетрудно догадаться, что ничего подпиливать не пришлось.

Количество странных идей и их масштаб постепенно нарастали, чему способствовало скрупулезное изучение газеты «ЗОЖ». Одно время после умывания родительница перестала вытирать лицо полотенцем, объясняя это тем, что коже нужна влага. Мол, пусть вода сама всосется. Кира, не будучи физиологом, все же смогла осознать всю абсурдность идеи. Если бы кожа была способна впитывать воду, то, принимая ванну, мы бы разбухали, как губка. Но довод впечатления не произвел. Почему мама перестала это делать, осталось загадкой. Видимо, насыщение состоялось и внутренний гигрометр протрубил отбой.

Апофеозом стал вопрос, заданный ею как-то поутру:

– Как ты думаешь, может, мне стоит пить перекись водорода?

– Зачем? – спросила еще не совсем проснувшаяся дочь.

– Пишут, что это полезно для здоровья.

– А у тебя с ним проблемы?

– Нет. Ну так, вообще…

– Если вообще, то лучше мышьяк.

Шутка получилась грубой, и мама обиделась. Молчание продолжалось несколько дней. Кира уже была готова извиниться, но помешало одно небольшое происшествие. В один из дней она зашла на кухню попить воды. На столе как раз стоял полный стакан, и Самойлова-младшая, недолго думая, схватила его и сделала большой глоток. Разумеется, это была перекись водорода. Выплевывая в раковину то, что не успела проглотить, Кира поняла, что жить тут становится опасно и пора съезжать в бабушкину квартиру.

– Хорошо, когда есть такая бабушка. Но еще лучше, если у тебя такой папа, как у Петьки.

– Что за Петя? И чем его папа лучше моей бабушки?

– Да ты его помнишь. Мой бывший одноклассник, Петя Тимохин. Я тебе еще рассказывал: несколько месяцев назад папа купил ему ни с того ни с сего машину. А теперь еще и однокомнатную квартиру.

– Завалил подарками, – мрачно вставил Кузьмич, продолжая жевать коричневые камушки.

– Ну и что здесь странного? Если не ошибаюсь, у твоего Тимохина скоро должен родиться ребенок, вот родители и помогают, – предположила Кира.

– Здесь странно то, что Петька и сам неплохо зарабатывает. Открыл с друзьями фирму, бизнес процветает. Мог бы и сам купить или в ипотеку взять. Но вот что еще страннее… Когда женился его старший брат Леха и привел в дом жену Ленку с ребенком от ее первого брака, а потом молодые еще одного настругали, им никто таких подарков не делал. Жили и сейчас живут в одной квартире с его родителями, Петькой и его женой. Да там еще и бабушка, у которой стремительно прогрессирует маразм. Леха и мечтать не может, чтобы взять ипотеку и купить себе квартиру: жена с младшим ребенком сидит, он один в семье добытчик. Работает водителем автобуса, денег хватает только на еду. А Петька вполне обеспеченный, но ему папа дарит.

– А вдруг это конспирация – Петька сам купил, но всем рассказывает легенду об отцовском подарке? Ведь так народ и не подумает, что у бизнесмена дела идут слишком хорошо. Никто на работу к нему не станет проситься или в долг клянчить, – выдвинула версию Кира.

– Не-а, – отверг такое предположение брат, – не похоже. Об этом я узнал от Лехи. Если бы все так и было, он бы мне об этом рассказал. Вместе б потом посмеялись. Но он явно был расстроен. Да и на отца обижен. Значит, правда.

– Ну, тогда другой вариант. Петина жена – стерва редкой масти, с которой под одной крышей никто жить не может. Вот и выпроводили их таким образом из дома.

– Галя? Тут точно не про нее. Шалава она еще та, спору нет. Я рассказывал, как она на их же свадьбе, когда Петька напился как сапожник и уснул, приставала ко мне с непристойными предложениями. Впрочем, липла она и до свадьбы, и после. И слышал я, что не только ко мне. Так что шалава, да. В остальном – обычная, я бы даже сказал, скучная. До сих пор не могу понять, зачем Петька на Гале женился. Она даже не красивая. Это во-первых. Во-вторых, если такую невестку невозможно было терпеть, то скорее родители устроили бы скандал, выпроводили их, а не стали б им что-то дарить. Мол, Петька хорошо зарабатывает, вот пусть квартиру снимает и живет там с кем хочет.

– Согласна. Не вариант… Но что, если им всем просто стало тесно в одной квартире и пришло время кого-то отселить, чтобы не задохнуться?

– Ну, тогда бы первым на очереди стоял Леха с семьей.

– Так ему пришлось бы покупать не однушку, а двушку или трешку. Только это уже совсем другие деньги. Зато Пете достаточно и одной комнаты.

– Зюзя, приди в себя! Ему-то – да. Но для семьи с ребенком одной комнаты маловато, не находишь? Притом Петька готов съехать. Тебе такое не кажется странным?

– Да, ты прав. Я как-то об этом не подумала. Акцент не там поставила. Ну хорошо, ты меня убедил. Тогда, возможно, был какой-то спор, и папа проиграл?

– Опять мимо. Леха бы знал.

– Карточный долг?

– Они в карты не играют. Зюзя, перестань абы что перебирать, включай голову!

– Я включила.

– Нет, у тебя запущен только речевой центр. А та зона, которая отвечает за обработку информации, у тебя спит.

– Вероятно, ты дал не все вводные, поэтому я и обработать не могу.

– Все, будь уверена. И их достаточно, чтобы прийти к правильному выводу.

– Что-то я сегодня не в ударе. Ладно, давай свою версию.

У брата с сестрой это была любимая игра – найти логическое объяснение на первый взгляд нелогичным поступкам. На этом молодые люди в свое время и сдружились. Дело в том, что Кира и Кирилл были не родными, а единокровными братом и сестрой и узнали о существовании друг друга всего пару лет назад. Папенька их оказался большим оригиналом. Он не только назвал их почти одинаково, но еще и тщательно скрывал от своих детей и их матерей факт наличия двух браков.

В первый раз Валерий Николаевич Самойлов женился рано, в двадцать лет, по большой – как всем, и ему в том числе, казалось – любви. Его избранница, Ксения, была годом моложе него. Как было принято говорить, девочка из хорошей семьи, студентка. Ухаживал он красиво, с размахом и настойчиво, как подгулявший купец. Каждое свидание – готовый сценарий для голливудской сказки, пусть и не самого высокого пошиба. Не то что ее однокурсники: одинокая розочка и поход в кино – предел мечтаний. Перед таким трудно было устоять. Добавьте сюда еще и внешность: рост почти два метра, широкие плечи, гордая осанка, лицо не красивое, но приятное и добрые глаза. Только потом Ксения узнала, что добрые глаза не всегда бывают у добрых людей. Но это случилось много позже. А самое главное – голос. Низкий, мягкий, убаюкивающий. Такому голосу поневоле начинаешь верить. И говорил молодой человек о том, что приятно для слуха любой девушки: о необыкновенной красоте избранницы, о том счастье, которое ему выпало и в которое он все никак не мог поверить, и, конечно же, о совместном будущем, которое обязательно будет прекрасным и безмятежным. Но самое главное, он задавал много вопросов: что нравится Ксении, какую музыку любит, собирает ли грибы-ягоды, где предпочитает проводить лето, какие у нее отношения с родителями, кто ее друзья? Это было очень странно, но в то же время приятно. Обычно никто из ее приятелей так не интересовался ее миром. Все больше любили поговорить о себе.

Роман протекал бурно. Каждый день Ксении едва хватало сил дождаться конца занятий в институте, чтобы скорее лететь на встречу с любимым. Вечером же, едва она успевала переступить порог дома, раздавался телефонный звонок, и молодые люди болтали почти до утра. Буквально через пару недель после знакомства Валерий сделал предложение. Причем сделал его, соблюдая романтический этикет: напросился в гости, познакомился с родителями и попросил у них руки дочери. Предки Ксении в тот момент настолько растерялись, что смогли только что-то невнятно проблеять. Избранница же была счастлива и тут же дала согласие, не дожидаясь, пока мама с папой придут в себя. Еще бы – любовь с первого взгляда, такое бывает раз в жизни. И то не у всех!

Брак зарегистрировали через два месяца после знакомства, несмотря на возражения опомнившихся родителей Ксении. Они пытались увещевать дочь, что надо повстречаться хотя бы еще немного, чтобы лучше друг друга узнать. Да и выяснить, с кем та собирается связать судьбу, не помешало бы. Но невеста осталась непреклонна, а мама с папой побоялись препятствовать: вдруг потом у любимой дитятки жизнь не сложится и будет их проклинать, что отговорили. Сразу после свадьбы Самойлов заговорил о том, что надо как можно быстрее родить ребенка. Аргумент был простой: семья без детей – не семья. Девушка пыталась объяснить, что она еще студентка, ей бы сначала образование получить и уже потом рожать. К тому же уходить посреди учебы в академический отпуск, а потом возвращаться тяжело. Да и ребенок не даст нормально отучиться. Такие возражения весомыми признаны не были, и между молодоженами случилась первая серьезная ссора. Опытом супружеской жизни Ксения еще на тот момент обзавестись не успела, посему рассудила, что упрямство и сопротивление чужой воле – прямой путь к разводу. А подобное направление развития событий в ее планы не входило.

Радость случилась где-то через четыре месяца после свадьбы, о чем тут же было торжественно сообщено супругу. Тот в ответ довольно хмыкнул… И потерял к жене интерес. Правда, не сразу, а постепенно: все чаще стали появляться какие-то неотложные дела, которые требовали отъезда на пару дней, или друзья, которым требовалось срочно выпить исключительно в обществе Валерия, так что за руль садиться было нельзя и приходилось оставаться ночевать у собутыльников. Дальше процесс пошел по нарастающей – отлучки из дома становились все продолжительнее, а оправдания к ним свелись к нулю. Попытки юной супруги выяснить, что в очередной раз помешало любимому добраться до дома, пресекались лаконичной фразой: «Работал». Вероятно, доля правды в подобном утверждении имелась – муж баловал себя с завидной регулярностью: купил новую машину, стал одеваться в дорогих бутиках, на пальцах засверкали перстни с бриллиантами. Но только себя. Материальное благополучие на Ксению не распространялось – деньги ей выделялись только на еду.

Все еще пребывая в полном неведении, как протекает нормальная семейная жизнь с бизнесменом, Ксения пробовала выяснить подробности у замужних подруг, чьи супруги также предпочли вольные хлеба предпринимательства. К своему удивлению, она узнала, что те проводят вечера преимущественно дома, а если и выбираются куда-нибудь проветриться, то исключительно в компании с дражайшими половинами. Если до этого момента жену Валерия терзали смутные сомнения, то после услышанного выросла и окрепла твердая уверенность, что Самойлов нашел себе утешение на стороне. Возможно, и не одно. Но доказательств не было. А без них любой диалог походил на банальную истерику беременной женщины: муж бархатным, убаюкивающим голосом доверительно сообщал, что пашет не покладая рук на благо будущего наследника, а все фантазии явно навеяны завистницами. Во избежание дальнейших эксцессов Валерий устранил всех подруг Ксении как класс. Сделал он это виртуозно – просто всех перессорил между собой.

Оставалась хрупкая надежда, что рождение сына вернет супруга к семейному очагу. Но ей не суждено было сбыться. Для Валерия с появлением наследника ничего не изменилось. Родительский инстинкт у Самойлова отсутствовал напрочь, как у кукушки. На сына тот смотрел, как другой на муху, ползающую по стене. На просьбы вести себя по-человечески, хотя бы почаще бывать дома, чтобы мальчик знал, как выглядит его отец, отмахивался, прикрываясь работой. На аргумент, что другие мужчины тоже работают, но находят время для своих детей, супруг отвечал туманно: «Ты не понимаешь, мир устроен не так». Со временем она поняла: люди, которые так говорят, и являются причиной того, что мир устроен не так. И решила попробовать кардинально изменить ситуацию.

Первая же попытка серьезно выяснить отношения превратилась в разбор полетов. В качестве пилота выступала Ксения. Оказалось, что муж не хочет находиться дома, потому что она… Дальше шел длинный список претензий, удовлетворить который мог бы только гарем из десяти жен. Неожиданно выяснилось, что счастливая совместная жизнь с ним возможна только при условии полного повиновения, отказа от личных интересов в пользу готовки, уборки, стирки, глажки и так далее. Готовке отводилась отдельная глава: как, когда, с каким выражением лица следовало подавать блюда, которых должно быть не менее четырех-пяти для каждой трапезы. Требования звучали настолько фантастически, что Ксения поначалу приняла все за какой-то гротеск и просто улыбалась в ответ, рассчитывая услышать после этого что-то более адекватное. Но Самойлов, покончив с райдером, перешел на личности. Оказалось, что супруга потеряла всякую женскую привлекательность – растолстела, потеряла форму, превратилась в «бабу». Он это подытожил краткой фразой: «Третий сорт – не брак».

К сожалению, по этой части Валерий не погрешил против истины: сначала беременность, а затем кормление грудью явно не пошли на пользу внешности. Это была правда, но очень обидная. Тем более что все было ради его ребенка. В этот момент Ксения почувствовала, что у нее начали резаться клыки. Пока молочные. Но развивать тему не стала, подавив бурю эмоций и мысленно согласившись на эксперимент. В первую очередь она занялась собой – как только лактация закончилась, села на диету. Деньгами муж не баловал, так что об абонементе в фитнес-клуб и уж тем более о личном тренере можно было и не мечтать. Но и дорожка в соседнем парке вполне годилась в качестве физической нагрузки. Когда-то за эффектную внешность одногруппники в институте дали ей прозвище Red Star – по названию известного в то время модельного агентства. Через некоторое время работа над собой принесла желаемые плоды – этот титул молодая мама себе не только вернула, но и упрочила: пропала юношеская угловатость, появились приятные округлости в нужных местах, но без удручающих бонусов в виде отложений жировых запасов в проблемных для всех женщин зонах.

Но останавливаться на достигнутом Ксения не собиралась, вопрос был в чистоте эксперимента. Дальше последовали кулинарные курсы со всеми их нюансами и хитростями. В качестве шеф-поваров выступили две соседки – украинка и грузинка, так что с борщами, пампушками, сациви и хинкали проблем больше не было. С уборкой было еще проще: чтобы виртуозно орудовать пылесосом и шваброй, личный коучер не требовался. В целом через год супруга теоретически и практически была подкована в разделе домоводства не хуже, чем прислуга в Букингемском дворце. В сочетании с фотомодельной внешностью получалось оружие, против которого, по идее, не смог бы устоять ни один мужчина. Проблема была только с гардеробом: на выделяемые мужем средства едва удавалось выкроить что-то на ребенка, ни о каких нарядах и речи не шло. Приходилось донашивать то, что было куплено еще родителями до свадьбы. Как-то Ксения опрометчиво заметила, что Валерий покупает себе одежду исключительно в галерее «Актер», а ей приходится шить и вязать вещи самой, чтобы хоть как-то приодеться. На что тот веско заметил: «Ну ты сравнила – кто ты и кто я». Вопрос гардероба был закрыт раз и навсегда.

Несмотря на все метаморфозы, Валерий оказался морально и психологически устойчив к чарам избранницы – в его жизни ровным счетом ничего не поменялось. Разве что отлучки из дома становились все продолжительнее, а отношения с супругой все более формальными. У семейного очага тот появлялся исключительно редко и преимущественно в ночное время, за что получил прозвище Багдадский вор. За глаза, конечно. Цель визитов осталась неясна. Вопросов муж не задавал, ел, мылся, спал и опять уходил в закат на неопределенное время. Правда, иногда у него случались припадки щедрости. Появившись неожиданно, он вдруг начинал клясться в вечной любви и делать роскошные подарки в виде шубы из куницы или кольца с изумрудами и бриллиантами. Принимать их было противно, но отказываться глупо, и Ксения брала. Подношения он всегда сопровождал присказкой: «Все это ты могла бы иметь постоянно, если бы научилась себя вести». Как именно себя требовалось вести, не уточнялось.

Минул год, закончился академический отпуск, и пора было возвращаться в институт. Валерий как-то в самом начале беременности намекал, что делать этого не следует, поскольку теперь у жены будет ребенок и образованность ей ни к чему. И вообще, зачем ей диплом, если есть муж? Окутанная еще в ту пору любовными бреднями, Ксения спорить не стала. Но туман за прошедшее время рассеялся, и стало понятно, что без образования будущность ее выглядит мрачно и грозит длительной депрессией. Родители ее страшно удивились, что денег на няню у дочери нет. Ведь зять все время только и рассказывал, что единственный смысл его существования – это их дочь с долгожданным наследником в придачу. Но поверили и взяли расходы на себя.

Прознав о планах супруги, Самойлов пришел в ярость. Чтобы его позиция по данному вопросу стала яснее, он воспользовался руками. Отвесив несколько звонких оплеух, Валерий решил, что тема закрыта раз и навсегда. Но эффект получился обратный: молочные клыки у Ксении выпали, и на их месте тут же выросли коренные, как у матерого волка. В одно мгновение девочка из хорошей семьи превратилась в бойца. Как только голова под ударами перестала безвольно болтаться из стороны в сторону, жена поймала объект в прицел и нанесла несколько точных ударов в корпус подручными предметами. В результате пострадали зонт, ваза с сухоцветами, большая деревянная шкатулка и самолюбие супруга. Бонусом было выдано обещание предать земле останки, если тому еще раз вздумается поднять на нее руку.

Бежав с позором с поля битвы, Валерий вернулся на следующий день с букетом. На тот случай, если такой веский аргумент примирения не подействует, он прихватил с собой маму, которой отводилась роль кавалерии. Та, как положено, заходила с фланга, правда, не очень понимая стратегию маневра, пока сын стоял на коленях и вымаливал прощение. Формально извинения были приняты, но парадигма уже сменилась – для Ксении этот человек перестал существовать раз и навсегда. Он все так же эпизодически появлялся дома и говорил разные слова, но в смысл сказанного уже никто не вслушивался. Тем более что Самойлов отличался не только фантастической полигам-ностью, но и поразительной лживостью. Истоки последнего феномена были не ясны, впрочем, как и цель. Обычно люди врут, чтобы получить какую-то выгоду. Но в данном случае это правило не работало. Заявление Валерия о том, что он строил Крымский мост, соединяющий Зубовский бульвар с Крымским Валом, встречало дружный смех в любой компании, если там преобладали москвичи. Контраргумент, что тот появился в далеком тридцать восьмом году, молодого человека не смущал. Даже легкого румянца на щеках из-за неловкости не наблюдалось. Ксения иногда думала, что в данном случае срабатывал принцип «вранье ради вранья», по аналогии с «искусством ради искусства». Но копаться в этом не хотелось, поскольку было просто противно и стыдно. Она лишь с усмешкой комментировала бурные фантазии Валерия каламбуром от Чехова: «…Я иду по ковру, ты идешь, пока врешь…».

Поставив перед собой цель, мама Кирилла двинулась к ней с решимостью бульдозера. Когда не хватало напора и усидчивости, в ход шли клыки, выросшие за пару лет «счастливой» семейной жизни. Забег длиной в восемь лет закончился красным дипломом и прилично оплачиваемой работой. Последняя сулила радужные перспективы в виде личного кабинета, кучи подчиненных и дохода, который уже позволял подумать об улучшении жилищных условий. Поэтому известие о том, что супруг планирует прекратить формальные отношения, было принято в лучших традициях буддизма. Единственное, что вызвало хоть какую-то эмоцию, это фраза Валерия, сказанная на ступеньках перед входом в суд: «Я проиграл». Выяснять, в чем заключалась игра, желания не было. Впрочем, как и смысла. Единственное, что испытала в тот момент экс-супруга, это облегчение.

Самойлов, обретя законную свободу, тут же променял ее на следующий брак. На этот раз жертвой его чар пала девица десятью годами младше, наивная и охочая до столичной жизни, поскольку происходила родом из многодетной семьи откуда-то из глубинки. Валерий к тому времени не только набил руку в охмурении доверчивых простушек, но и обзавелся приличным капиталом, который позволял раскинуть павлиний хвост во всю его ширину. В принципе, в инструментах обольщения ничего не менялось, разве что масштаб увеличился. Радужным опереньем он накрыл не только свою избранницу, но и всю ее многочисленную родню. Ирина просто млела только при одном упоминании его имени и рисовала в воображении сказочные замки на Рублевке, куда она переселится с родственниками всем табором в сопровождении кур, свиней и коз. Мама с папой тоже не страдали от недостатка воображения и каждый раз при общении с дочерью заканчивали разговор присказкой: «Только не упусти».