Зона Севера. Сочинитель

* * *

Васюта даже закашлялся от изумления и принялся тереть глаза в надежде, что родители ему всего лишь привиделись. А еще поднатужился – в дикой надежде проснуться. Невольно вспомнив при этом свою старую садюшку:

Папа надолго засел в туалет. Мама надумала выключить свет. Папа решил, что ослеп от натуги. Крик его долго летал по округе.

Но нет, ни он не проснулся, ни отец с мамой никуда не делись. И тогда сочинитель брякнул то, что внезапно слетело с языка:

– Привет… А как вы здесь оказались?..

– В каком это смысле?.. – заморгал отец. – Здесь – это где?

– В Мончетундровске… Вы тоже в переход попали? Но вы же в деревне сейчас быть должны!

– Эй ты, толстомясый! – качнула по-прежнему направленным на него стволом мама. – Дурачка-то из себя не строй. И нас за идиотов не держи. Сейчас сам в деревню отправишься, в ту, из которой уже не возвращаются. А ну говори, где Светуля!

– Мам, ты чего?.. – забормотал Васюта. – Какой же я толстомясый, зачем ты меня так?.. Я вообще за эти дни похудел даже. Пап, скажи ей, я ведь не толстый?.. И… это… опустите вы свои «Никели», а то еще выстрелите случайно!

– Не, Сереж, он нас точно за идиотов держит, – повернулась к отцу мама. – Решил чеканутым прикинуться. Может, шлепнем его от греха?

– Погоди, Ленусь, шлепнуть всегда успеется, – ответил тот. – Только он странный какой-то, не похоже, что под дурачка косит, – возможно, такой и есть. И раньше я его точно не встречал. Может, взаперти держали, оттого умом и тронулся? – Он опустил наконец ствол своего «Никеля» и, тщательно выговаривая слова, обратился к сочинителю: – Ты кто такой? Как попал в лицей? Тебя злая тетя туда привела? Где сама эта тетя?

– Папа, ну не придуривайся, – поежился Васюта, – а то мне уже страшно за вас с мамой становится… Мама, ты тоже убери от меня автомат, не умеешь ведь пользоваться, и дайте я хоть со стола слезу…

– Да какая я тебе мама?! – взъярилась вдруг та. – Тоже мне сыночек выискался! Еще бабушкой меня назови, тогда точно пулькой в лобик поцелую. И не сомневайся, уж с оружием-то я обращаться умею, я с «Никелем» в руках, считай, родилась.

– И меня, – по-прежнему отчетливо и громко, как слабоумному, сказал отец, тыча себя в грудь пальцем, – тоже папой не зови. Я не твой папа. Я чужой дядя. А ты расскажи про чужую тетю. Про тетю Светулю, знаешь такую?

Наконец-то в голове у Васюты что-то почти буквально зашуршало и защелкало, словно мысли, попадая в нужные пазы, стали занимать свои законные места. Ему даже сделалось стыдно за то, что не сообразил сразу. И, не обращая внимания, что на него все еще направлен автоматный ствол, Васюта слез со стола и приложил к груди руки:

– Простите меня, пожалуйста! Я и правда дурак. Вы не мои мама и папа. Точно такие же, ясен пень, но не они. Вы – здешние Сергей и Елена Сидоровы.

– А откуда ты знаешь, как нас зовут? – насторожилась «мама».

– Так мы же при нем друг дружку по именам называли! – хохотнул «отец». – Не-е, это не дурачок, это хитрован какой-то…

– А фамилию он откуда узнал?.. Эй, толстомясый, ты где про нас все выведал? Может, тебя эти жужелицы специально к нам подослали? А ну сознавайся, что вам от нас нужно! – ткнула Васюту стволом «Никеля» в живот здешняя Елена Сидорова. – Считаю до трех и стреляю, если не скажешь. Раз…

– Э! Лен! Не надо в него стрелять! – заволновался Сергей Сидоров. – Мы ведь и за него можем что-нибудь потребовать, если он и правда с ними! А за труп ничего не дадут, только еще и мстить станут.

– Я ему в ногу выстрелю. Жить будет, зато не убежит, – сказала «мама» и вновь перевела взгляд на Васюту. – Два…

* * *

Сочинитель понял, что двойница его мамы не шутит. Понял хотя бы уже потому, что хорошо знал свою реальную маму. Пошутить она, конечно, любила, но и юморок что у нее, что у отца был своеобразный, не в бровь, как говорится, а в глаз. А уж то, что говорила не в шутку, а всерьез, она, как правило, всегда исполняла, на слов ветер бросать не любила. Если скажет, что за что-то по шее получишь, – можешь заранее примочки готовить. Скажет, что приставку в окно выкинет, если через пять минут играть не закончишь, – лучше сразу ее выключить, чем потом по сугробам обломки собирать. И уж если эта Елена Сидорова была точной копией той, Васюта ни на секунду не засомневался, что в его ноге скоро будет дырка. А поскольку времени на обдумывание хотя бы какой-то правдоподобной версии у него не имелось, он не нашел ничего лучшего, как выпалить:

– Я вашу фамилию знаю, потому что в другом мире я ваш сын – Вася Сидоров!

– Сейчас выстрелю, – сказала «мама». – Подставляй ногу, которую меньше жалко.

– Не надо стрелять! – прижал к ногам ладони сочинитель. – Я могу доказать! Я могу сказать о вас то, что никто больше не знает! Вы оба родились в июле, Сергей второго, Елена четвертого, поэтому вы называете друг друга «жуликами».

– А вот и нет! – торжествующе воскликнул «папа». – Не «жуликами», а «улюлятами»! Постой… А откуда ты вообще про наши днюхи знаешь?..

– Сереж, ты чего? – посмотрела на того супруга. – Тоже мне теорема Петрова-Водкина! Мы же это в тайне не храним. Кому очень надо – узнает. – Она вновь обернулась к Васюте: – Не хочешь, значит, ножку выбирать… Хорошо, я сама выберу, – повела она стволом «Никеля».

– У папы на левой ягодице родимое пятно в форме сердечка! – отчаянно выкрикнул сочинитель. – У Сергея в смысле.

– О-оп-паньки… – перевела ствол автомата на мужа Елена Сидорова. – Здрасьте-пидорасьте! А вот это уже серьезно. Теперь ты мне объясни. Считаю до двух. Раз…

– Да ты что, охренела?! – взвился «отец». – Ты в чем меня подозреваешь?! Да я о таком даже думать не могу – блюю сразу… – Он и правда нехорошо вдруг икнул и схватился обеими руками за горло.

– Просто мы с папой в баню раньше ходили, – поспешил на выручку Васюта. – Там, в другом мире! Когда я маленьким был. Класса до пятого. А с тобой, ясен пень, не ходили… ну, с той, другой Еленой, моей мамой… но папа рассказывал, что у тебя там тоже есть пятнышко, поменьше только, и это, он говорил, вас сама судьба пометила. Типа поцеловала так, с намеком.

– Во-от! – размахивая руками, радостно заплясал перед женой Сергей Сидоров. – А ты сама-то объяснишь, зачем перед ним голой жопой вертела?!

– Так он же сказал: папа рассказывал… – обескураженно пробормотала несчастная женщина. – Тьфу!.. – потрясла она головой. – Какой еще папа?!.

– Вы это обо мне? – неожиданно для всех зашел в комнату сильно пожилой, но жилистый и крепкий с виду седой мужчина с висящей на груди компактной «Умбой». – Ничего я никому не рассказывал, это брехня и поклеп! Но вы мне тоже расскажите, кто там голой жопой вертел, я люблю про такое.

Васюта смотрел на говорливого старика, и его челюсть опускалась все ниже и ниже…

– Дедушка?!.

– Ух ты!.. – обвел седой мужчина насмешливым взглядом Сергея с Еленой. – Вы от меня что-то скрывали, негодники похотливые? И где вы все это время от меня внука прятали?.. – Он тоненько захихикал, а потом вдруг замолчал и пристально уставился на Васюту. – А ведь он и правда, Серега, на тебя молодого похож. Я ведь хорошо тебя таким помню. Только у этого пузо, да и сам помордастее.

– У меня не пузо! – воскликнул сочинитель. – Это у меня пресс перекачан немножко… А вот тебя… вас… я только в детстве видел, потом вы умерли, Валентин Николаевич.

– Земля мне пухом, – вздохнул старик. А затем с него слетела шутовская маска, и он произнес предельно серьезно: – Откуда меня знаешь? Кто ты такой? Только не врать!

– Я Василий Сергеевич Сидоров, – тоже очень серьезно ответил Васюта. – Попал в эту реальность по межмировому переходу. В том, моем родном, мире тоже есть Сергей и Елена Сидоровы, и я их сын. А о переходе я узнал вот из этой записки, которая досталась вам, моему дедушке, от вашего отца.

И сочинитель достал из-за пазухи небольшой пожелтевший листок, заполненный ровными рукописными строчками, который, оказывается, хранил там все это время[22]. Он протянул ее старику.

– Это почерк моего отца! – вскрикнул тот и принялся читать вслух, сначала громко и четко, а потом снизив дрогнувший голос до шепота:

«… взрыв был страшнее, чем мы ожидали. И вовсе не внешне, не в плане материального воздействия, поскольку разрушил он не физическую сущность, а открыл тот невероятный, инфернальный, я бы сказал, ужас, от которого мы, казалось, давно избавились благодаря нашей великой революции. Самое страшное, среди нас нашлись такие, кто хотел продолжить контакты, впустить сюда эту гадину. Но нет, с царским режимом нам уж точно не по пути. Поэтому мы взорвали смердящую точку на сопке Нюдуайвенч[23], путь в эту бездну отрезан».

Глава 7

Говоря откровенно, Васюте это индийское кино, в которое он неожиданно попал, до чертиков не нравилось. Все эти совпадающие родинки, оживший дедушка… Нет, вновь увидеть дедушку живым ему было, конечно, радостно, хоть он и понимал, что это, по сути, не настоящий его дед, а лишь точная копия того, что жил в родном мире и умер двадцать лет назад. Мама с папой были тоже копиями – предельно идентичными, даже с той же любовью подкалывать друг друга и шутить на грани фола. И конечно, Васюта невольно воспринимал их почти так же, как тех, настоящих, что отдыхали сейчас в деревне близ Великого Устюга, но в этом-то и состояла проблема. Он не только не мог их убить, даже защищаясь, но он не мог им и соврать. То есть, наверное, мог бы попробовать, но далось бы это ему нелегко, и в конечном итоге он бы все равно запутался и только осложнил бы все еще больше. Но и рассказывать абсолютно все он тоже сейчас не мог. Например, об Олюшке, о его с ней взаимоотношениях. Ему уже стало понятно, что между «родителями» и осицами – откровенная вражда. И если он сейчас заявит о том, что любит одну из них, автоматически будет причислен к вражескому стану. По этой же причине нельзя пока рассказывать и об их плане налаживания торговых отношений между Мончетундровском и Романовом-на-Мурмане, ведь группировке «ОСА» в нем тоже отводилась определенная роль – неизвестно еще, кстати, как отнесутся к этому остальные осицы… Но тогда и о Ломе с Заном и Медком лучше бы пока не говорить, но без них не объяснить, как он сам попал в этот мир. Вот и пришлось сочинителю балансировать на тонкой грани между правдой и… скажем так, недосказанностью.

«Дедушка», прочитав записку, осипшим, жутковатым голосом спросил:

– Что это значит? Только попробуй соврать!

– Продырявлю обе ноги, – поддакнула «мама».

– А я не стану ей мешать, – с серьезным видом кивнул «отец».

– Блин… – вздохнул Васюта. – Долго рассказывать, если все подробно объяснять… Но если коротко, так сказать, тезисно, то в той России, откуда я родом, сто лет назад, даже больше уже, скинули царя и стали строить коммунизм. Коммунизм не построили, но во время строительства кое-что попутно совершали, как хорошее, так и не очень – как вот это, например, о чем в записке. Ясен пень, я подробностей знать не могу, да и в этой сфере не шарю, но тогда, в сороковые, изобретали супер-пупер бомбу и взорвали ее в наших горах. Чего-то там не так рассчитали, и этот взрыв пробил дыру между нашими мирами. Они сюда заглянули, а тут у вас никакой революции не было, по-прежнему царь-батюшка правит, вот тамошние испытатели завалили уже обычным взрывом этот переход и все насчет него засекретили. А я когда эту записку нашел, корефану своему, Андрюхе Кожухову, рассказал, вот мы и полезли на Нюдовскую гору это место поискать. Ясен пень, про переход мы не знали, даже подумать про такое не могли, но было интересно глянуть, что же это за «смердящая точка» такая.

– Выходит, что хреновенько его завалили, коль даже ты с пузом своим пролез, – иронично усмехнулся Валентин Николаевич.

– То есть вы мне верите? – даже не стал обижаться на «пузо» Васюта.

– Ты бы не смог подделать записку почерком моего отца. Нет, если бы постарался – может, и сумел бы. Только где бы ты взял образец его почерка и самое главное – зачем?

– Да записка-то ладно, – возразил Сергей Сидоров. – Он ее и здесь мог найти, бумага тут тоже имеется. – «Отец» перевел взгляд на Васюту. – Чем ты стопудово можешь доказать, что пролез из другого мира?

– А то, что я про ваши задницы знаю, – этого мало? – проворчал сочинитель.

– Про какие еще задницы? – насторожился «дедушка». – Я в своем доме непотребств не потерплю, мне «смердящих точек» тоже не надо. Ишь!..

– Успокойся, бать, – остановил его Сергей. – Это он откуда-то про наши родимые пятна знает. Но вот мне все равно этого мало. Сам подумай: дырка между мирами и задница – есть тут какая-то связь?

– Ну, если только образная… – пробормотал старик.

– Да ешки-матрешки, о чем тут трындеть-то? – подала наконец голос и «мама». – Пусть ведет нас к этой дыре и показывает! Я про ту, что в горе́, а не в…

– Я понял где, – перебил ее сочинитель, – только там ее больше нет. Ее с этой стороны тоже взрывом засыпало… Чувак один, из Мурманс… из Романова-на-Мурмане взорвал. В смысле, мужчина. Не совсем, но…

– Не совсем мужчина?.. – насупился «дедушка». То же самое сделал и «отец», погрозив Васюте пальцем.

– Если честно, их было двое… – зачем-то ляпнул Васюта. И быстро воскликнул: – В хорошем смысле, ясен пень!

– И зачем же эти хорошие не совсем мужчины взорвали переход? – прищурилась «мама».

– Один-то был совсем хороший! – замахал руками сочинитель. – То есть совсем мужчина! Хороший совсем мужчина… Тьфу! Вы меня совсем с толку сбили! Это уже лишние детали: кто они, какие и зачем… Тем более они все равно уже снова в Романов ушли. Важно, что перехода больше нет и идти нам туда незачем.

– Допустим, – сказал Сергей Сидоров. – Хотя юлишь ты тут будь здоров, но ладно, на после отложим. А вот сейчас скажи, где тогда кореш-то твой, Андрей Кожемякин? Он ведь тоже сюда пролез? Может, он не такой косноязыкий, как ты, все нам ясно-понятно и расскажет?

– Кожухов, – поправил Васюта. – Андрей Кожухов. Да, он пролез, но потом снова вылез. В смысле, туда, назад залез. Но… – начал он и замолчал, не зная, стоит ли говорить о Силадане. Однако «мама» его оговорку уловила:

– Но что? – и красноречиво перевела ствол «Никеля» с одной его ноги на другую и обратно. – Мы ждем, сыночек…

– Но здесь есть еще один человек из нашего мира, – неохотно признался сочинитель.

– Мужчина? – уточнила Елена Сидорова. – Или тоже не совсем?

– Еще как совсем! Настоящий полковник. В отставке, правда.

– Какого рода войск? – заинтересовался «дедушка».

– Он не из войск. Из полиции, – честно сказал Васюта. – Только он старый уже. Семьдесят пять лет.

– Салага, – хмыкнул Валентин Николаевич. – Мне восемьдесят два. Но и не сильно старый полковник все-таки лучше, чем сопливый пузатик. Ему-то я скорее поверю. Веди нас к нему!

* * *

И опять сочинитель оказался в патовой ситуации. Он знал, что Силадан, Олюшка и Светуля отправились через «туннель» на фабрику. Но вести туда сейчас своих «родственничков» он не мог сразу по нескольким причинам. Во-первых, не хотелось раскрывать им наличие самих «туннелей», тем более эта информация все равно бы сейчас не пригодилась – не было «тушилки», чтобы пройти через «светильник». Во-вторых, тогда бы пришлось рассказывать про Олюшку и его с ней отношения, что делать пока совершенно не хотелось и наверняка было бы чревато большими неприятностями. В-третьих, даже если бы удалось дойти до фабрики обычным путем, то там бы уже никого из его друзей не было – для чего им там попусту торчать? – и «папа-мама-дедушка» решили бы, что он их надул, – с очевидными, опять же, для него последствиями.

Но тут он подумал, что после фабрики, не найдя его, сталкеры могли и разделиться. Олюшка наверняка пошла со Светулей в свое Осиное гнездо на Беринга, семь, а Силадан с большой вероятностью отправился к «братцу» Околоту, поскольку он этого изначально хотел – раз, и больше ему тут идти в принципе некуда – два. А с учетом, что Околот здесь в принципе человек уважаемый – как минимум ни с кем не враждующий, – привести к нему «родственников» вряд ли будет для кого-либо проблемой. Стоило, правда, сразу внести ясность в некоторые детали…

И Васюта, приняв окончательное решение, для начала спросил:

– Вы ведь знаете Околота?

– Кто его не знает? – пожал плечами Сергей Сидоров.

– А сам-то его знаешь откуда? – насторожилась Елена.

– Так мы, когда из перехода вылезли, к Монче сразу и спустились, – сказал Васюту сущую правду, не уточняя, что тогда с ними Силадана еще не было, зато был Медок, о котором тоже говорить не стоило – замучаешься с объяснениями. – И первый дом, на который наткнулись, был как раз дом Околота.

– Допустим, – прищурился Валентин Николаевич. – И что? Околот-то тут при чем?

– Так вот этот бывший полковник, – перешел к сути сочинитель, – он как бы тоже Околот… Его двойник как бы. Ну, вот как вы здесь и мои папа-мама там.

– Мы еще ни в каких твоих мам-пап не поверили, – проворчала здешняя «мама». – Доказательств ты еще не предъявил.

– Так это и будет самым крутым доказательством! – просиял Васюта. – Вы сами увидите, что Силадан… так зовут полковника… и Околот – это один и тот же человек! А еще он вам, ясен пень, то же самое расскажет, что и я. Наверное.

– Ага! – вскинулся «папа». – Все же не «наверняка», а «наверное»!

– Так я же не могу за других ручаться. Сами подумайте: припрутся трое незнакомцев с автоматами и скажут: «А ну, говори, из какого ты мира, а то мы тебе ногу прострелим!»

– Не обязательно ногу, – сказала «мама». – Можно и что другое.

– Вот видишь… те…

– Никаких «те»! Никто у нас тут отродясь не «выкает», противно даже.

– Вот и еще одно доказательство, что я не отсюда, – заулыбался сочинитель, но, вспомнив, о чем шла речь, улыбку сразу убрал. – Так вот, очень всех вас прошу: не ведите себя агрессивно. Силадан хоть и полицейский, но человек по натуре добрый и не воинственный. Если его не злить.

– Прям как мы, – хмыкнул «отец». – Мы тоже добрые, коли нас не злить. Но нас еще и чутка больше, чем этих двух стариков… Их там точно только двое?

– Откуда я могу знать точно? – развел руками Васюта. – Я даже не в курсе, там ли Силадан вообще. Но это единственное место, о котором я знаю, где он в принципе может быть…

– Ладно, разберемся на месте, – сказала Елена. – Скажи еще только: чем он вооружен?

– У него были «Никель» и «Канда». Еще он принес из нашего мира пистолет Макарова, но это, скорее, на память, патронов в нем было мало, а здешние не подходят… Но, кстати, вот вам будет веское доказательство – вещь из другого мира! А еще доширак… Не, это не оружие, а лапша быстрого приготовления, но у вас-то ее не делают, так что сразу в наш мир и поверите.

– Хорош же ваш мир, если в него только по лапше верят, – проворчал «дедушка». – Но я с этим полковником не прочь потрепаться о том о сем. И уж точно не ошибусь, если он тот доширак станет мне на уши вешать.

– Идем! – забросила наконец автомат за спину «мама». – Сереж, возьми «Никель» этого… «сыночка», потом отдадим, если все подтвердится, хотя и мало я в это верю. Да, и «микроскоп» тоже захвати на всякий случай – мне чуйка подсказывает, что может пригодиться.

– О! – вскинулся Васюта. – А что это за «микроскоп» такой? Вы ведь меня в него и поймали?

– В него, – усмехнулся Сергей Сидоров. И глянул на жену, как бы спрашивая: рассказать, нет? Та кивнула, и он продолжил: – Мы этот гостинец недавно нашли. Ну, как нашли? Я в него и угодил – думал, бутылка с водой, пить очень хотелось… Он ведь как работает? Кому что сильно хочется – он тем и кажется. Вот тебе чем показался?

– Пакетом сухарей, – признался Васюта, сглотнув слюну. – Я голодный был. И до сих пор, между прочим, голодный.

– Ну, сухарей мы тебе сейчас чутка дадим, – хохотнул «отец», – а опосля тебя твой Силадан лапшой накормит. Но ты ж про «микроскоп» хотел узнать – или перехотел уже?

– Не перехотел. Но сухарей все-таки дайте – буду грызть и слушать.

– Я принесу, – сказал «дедушка».

Он вышел из комнаты и вскоре вернулся с бумажным пакетом, в котором и впрямь были сухари, хоть и в очень скудном количестве. Васюта тут же принялся ими хрустеть, а Сергей рассказал о принципе действия «микроскопа». По сути, это был гостинец-ловушка. Приманивая жертву видом того, чего ей в данный момент очень хочется, он окружал ее непроницаемым полем, одновременно уменьшая в сотни раз. Непонятно, зачем это было самому «микроскопу», но тот, кто им владел, мог таким образом поймать нужного человека, а потом унести с собой, поскольку вес жертвы уменьшался пропорционально размеру. Затем было достаточно лишь перевернуть кверху дном этот гостинец, как действие поля прекращалось, возвращая пойманному прежние габариты.

– Никто такого раньше не находил, – закончил «папа» рассказ. – По крайней мере, мы об этом не слышали.

– А почему «микроскоп»? – спросил сочинитель. – Ведь микроскоп, наоборот, увеличивает как бы.

– Потому что кто нашел – тот и назвал как ему хочется, – проворчала «мама», из чего стало ясно, что она и дала артефакту имя. – Хватит языками трепать! Наелся, «сыночек»? Тогда двинули.

– А хотите стишок послушать? – набрался смелости Васюта. – Я только что придумал.

– Ешки-матрешки, да ты точно извращенец! – воскликнула «мама». – Какие еще стихи?!

– А что? Пусть прочитает, – сказал вдруг Валентин Николаевич. – Я по молодости и сам сочинять пробовал.

«Так вот от кого мой талант!» – подумал сочинитель и, откашлявшись, продекламировал:

Папа однажды смотрел в микроскоп – В нем увеличился жуткий микроб. «Прямо как ты», – он сказал маме в шутку. Папа избит микроскопом был жутко.

– А потому что не надо так шутить, – сердито посмотрела на мужа Елена Сидорова.

– Я-то тут при чем?! – возмутился тот. – Это «сынуля» придумал!

– Ну, не знаю… Про родимое пятно на твоей заднице он ведь не выдумал.

– Про твое тоже, между прочим!

– Смотри мне, Сережа, – погрозила «мама» «папе». – А то ведь я тоже могу сказать, на кого ты похож. Безо всякого микроскопа справлюсь. И без стихов – одной только прозой.

– Уж это ты умеешь!.. – проворчал отец. – Зайка-прозайка.

«Мамина» реакция была быстрой и точной – «папа» ойкнул и схватился за ушибленное ухо.

– Ну вы даете! – восторженно выдохнул сочинитель и потряс головой. – Прям как мои – точь-в-точь!

Глава 8

Когда вышли на улицу, Васюта не смог сообразить, в какой части города оказался. Все-таки Мончетундровск он почти не знал, кроме района возле лицея и частично того, где жил Околот, – в родной реальности то была Монча. Здесь же все выглядело совершенно незнакомым, дома́ вокруг имели всего по два этажа, как в Мончегорске его мира на улицах Комсомольской, Стахановской, Советской… А еще такие же, как и там, редкие березки и кустики меж домами. Но это, разумеется, были совсем другие улицы, и сочинитель почувствовал себя в этом городе чужаком. Стало очень неуютно, он даже поежился. Оглянувшись, увидел, что и тот дом, из которого они вышли, был двухэтажным.

– Чего головой завертел? – спросил его Сергей Сидоров. – Не узнаешь?

– Нет, – признался Васюта. – Я здесь никогда не был. Далеко отсюда до Мончи?

– До чего?..

– Ну, до того района, где Околот живет… На том берегу Монче-губы, который к сопкам ближе.

– Далеко, не далеко, а все равно не сбежишь, даже не думай, – прищурилась «мама». – Лично буду тебя на мушке держать, сзади пойду. А вы, мужики, спереди, – сказала она мужу и свекру. Было видно, что командовать она привыкла не только дома.

– Ясен пень, не сбегу! – воскликнул сочинитель. – Куда мне тут бежать? Мне как раз тоже Силадана найти хочется, а я даже не знаю, в какой стороне Монча… ну, район этот самый…

Правда, Васюта все же немного слукавил. В промежутке между домами он увидел треугольную верхушку горы Поазуайвенч, а значит, нужное направление узнал, дом Околота был чуть правее, но как туда лучше добираться, все равно было ему неизвестно, так что соврал он не сильно.

– А я вот не знаю пока, Вася, стоит тебе верить или нет, – будто подслушала его мысли Елена Сидорова. Потом и вовсе сказала то, от чего у сочинителя пересохло во рту: – Может, ты с теми бандитками заодно, а в «микроскоп» специально залез, чтобы к нам в доверие втереться. Наплел нам сказок, мы бдительность потеряли, а тут, хоп, «ОСА»!

* * *

Вообще-то Васюта и в родном мире удивлялся, как его мама умела накликать неприятности. Стоило той сказать: «Лишь бы дождь не пошел», как чистое до того небо могло за десять минут затянуть тучами. Или если в походе за грибами махнет рукой: «Да ничего мы здесь не найдем!», лучше сразу поворачивать назад, корзины все равно останутся пустыми. Здешняя Елена Сидорова, похоже, и в этом плане не отличалась от своей мончегорской двойницы. Стоило ей произнести последнее слово, как из-за угла ближайшего дома вышли с оружием на изготовку Олюшка, Светуля и Анюта – вся «ОСА» в полном составе! Олюшка успела сменить «Печенгу» на более удобный в городских условиях «Никель», такой же автомат был и у Светули. Даже Анюта предпочла «Никель» любимой компактной «Умбе», что красноречиво говорило о том, что она намеревалась пострелять от души.