Хирург: последняя надежда

Тихо вокруг, ветер туман унес.

Hа сопках Маньчжурских воины спят

И русских не слышат слез.

Доктор выпрямился и усилил ноты:

Плачет, плачет мать родная, плачет молодая жена,

Плачут все, как один человек,

Злой рок и судьбу кляня!..

– Петро! – еле выговорил солдат, раскрывая слипшиеся губы и желая подпеть.– Пусть гаолян,..– он запнулся и притих. Глаза наполнились слезами.

Петро продолжил:

Пусть гаолян вам навевает сны,

Спите, герои русской земли,

Отчизны родной сыны.

Доктор закончил восклицание и взял в руки инструмент. Старый высокий хирург, лицо закрыто желтоватой марлевой повязкой. Видны лишь глаза, которые изредка ловят ассистента. Руки в резиновых перчатках он держал сложенными в локтях на уровне лица. Рядом с ним застыла молодая девушка.

– Друг. Я не дам тебе умирать и на этот раз, – произнес доктор. – Кладите его на бок. Новокаин! – скомандовал он.– Приготовьте кровь, зажимы.– Замелькали локти, пришли в движение запястья.– Прибавьте свет. Еще одну лампу.

Он, наконец, нашел раненый сосудистый пучок. Рядом бьется артерия. Он рассек соединительно-тканевые оболочки и подвел лигатуру под наружную сонную артерию и наложил мягкий зажим.

– Сестра, очистите рану на ноге и помойте горячей водой от налета грязи и инфекции.

Он как то по- особенному сложил иголки и передал ассистенту. Он, наконец, распрямился. Прошло часа два после операции, и он красноватыми усталыми от бессонницы глазами оглянул всех.

– Все. Дело сделано – будет жить, – сказал он и направился в угол комнаты мыть руки.– Рашид, пойдем со мной – у меня к тебе маленькая просьба.– Я хочу прилечь и отдохнуть и заодно почитаю тебе лекцию..

Они почти дошли до комнаты отдыха, и сзади раздался голос медсестры:

ТИХИЙ БОЛЬНОЙ

– Доктор! Тут у нас тяжелобольной. Может, посмотрите.

Наружная дверь с шумом хлопнула, палата заполнилась новыми тревожными голосами. Новое поступление раненых.

Девочка начального класса читает стихотворение красноармейцу, лежащему на кровати возле окна. Лицо светлое и улыбается. Это опека гражданских над раненными: они носят теплые вещи, мед, молоко, помогают медперсоналу с санитарией. А эта девочка греет душу стихами, и она уверена, что больше всего солдату помогут ее слова и напоминание о том. Что где – то в России его дочь точно такая же как она, читает книжки другому больному.

Она повела Петро по коридору госпиталя к солдату, который все время молчал. Он, видимо, уже устал стонать и корчиться от боли – он привык и ему уже все равно, что с ним будет. Он с бледным безжизненным лицом и потресканными губами безучастно смотрит в потолок.

– Как ты, солдат? – спросил Петро.

Он еле повернул голову.

– Хорошо.

Вначале войны в госпиталь поступали раненые после предварительного этапа лечения, а позже, когда враг приблизился к Дагестану – прямо с поля боя. Так что, картина становилась все более знакомой

Доктор теряет дар речи. Нога перевязана портянкой, из- под которой сочится кровь. Доктор читает историю болезни: «Осколочное ранение груди и ноги. Температура 39,7. Подлежит немедленной операции».

– А почему вы до сих пор молчали, солдат?

– Думал, что у вас больные потяжелее.

– Нога сильно болит?

.-Не болит уже. Дайте воды, сестра, – еле выговаривает больной.– И вот письмо, – он достает из нагрудного кармана сложенный лист бумаги.– Пожалуйста, закиньте в ящик. У меня осталась жена с двумя детьми. Думал, выживу…

– Выживешь, солдат. Выживешь, – подбадривает доктор, кивая головой.

– Перенесите на операционный.– Затем обращаясь к Рашиду.– Пальцы синие. Началась газовая и все признаки гангрены. Будем ампутировать. Вот такие дела, братец.

Солдата унесли. Доктор: «Больно на это смотреть, когда человек чувствует приближение смерти»

Солдат умер. Рашид впал в ступор.

– Скажите, почему вы его оперировали, если были уверены, что он все равно умрет?

– Ты не знаешь?

– Нет.

– Запомни, сынок., – начал Петро свой монолог.– Запомни, – он высоко поднял правую руку и поправил накатанный по локоть рукав.– Нет разницы, умрет он или нет. У них одинаковые права. Он был жив и имел право на уход: он не должен был умереть без надежды. Ты понял?

– Да, – твердо произнес Рашид, убеждаясь, что у старика есть свои принципы.

– Теперь, надеюсь, дадут мне отдохнуть, – пророкотал Петро. пошли.

.Рашид заметил, как Петро с операционной захватил с собой один шприц и три тюбика новокаина. Затем они прошли в маленькую комнату отдыха без окон

– Рашид, поможешь? – Петро попросил сделать укол и подставил руку.

Рашид испугался:

– Зачем вы это делаете, дядя Саша? – недоуменно спросил Рашид. Это большая доза.

Петро стал снимать сапоги.

– Видишь, какие стали ноги – отекшие, а глаза покрасневшие, – пролепетал он.– Я очень устал. Нет сил. Мне надо поспать. Без этого я не смогу уснуть,

Рашид.

– Нет, я не могу этого сделать, дядя Саша – ответил Рашид.– А если не проснетесь. Я буду отвечать за вас.

– Называй меня «Петро» как и все.

– Почему Петро? – с изумлением спросил Рашид.

Я- сирота, – со вздохом проговорил Петро.– Я не смог узнать, кто мой отец, кто моя мать. Поэтому у меня нет отчества. Я привык к этому имени, который мне дал Бурденко.

– А Бурденко, какое имеет отношение к вам?

– Он мой друг и однокурсник, – он полез в шкаф и достал толстую книжку без переплета:» «Указания по военно-полевой хирургии». Вслед за книгой из шкафа вывалился оберток с продовольственным пайком. – Видишь, есть, что поесть, а кушать не хочется. Забери паек домой. Эту книгу тоже. Автор Бурденко. Он сейчас главный хирург страны. Хорошо все изложено. Почитай обязательно. Завтра спрошу. Еще я тебя познакомлю с этой девушкой, если хочешь. У нее есть история любви и трагедии. Поэтому она всегда грустная.– Он вытянул ноги на кушетке в маленькой комнатушке под лестницами. – Ладно, я сам сделаю укол – не впервые. До завтра, Рашид.

– Дядя Саша, вы можете объяснить то, что случилось на операции.

Он поднял голову и тупо посмотрел на Рашида.

– Я оперировал.

– Нет, я имею в виду песню.

Он откинул голову и долго молчал.

– Я по шву на животе и под мышкой узнал солдата, которого оперировал в Маньчжурии. А песня эта- марш на сопках Маньчжурии. Эх… – он вздохнул.– Мукден. Тогда в 1905 году 4000 солдат с ружьями без патронов и орудиями без снарядов отстояли позиции против японцев. После рукопашного боя в живых осталось 400. Он – один из них.

Рашид молчал и ждал продолжения.

– Одним из грандиозных сражений той забытой русско-японской войны было сражение под Мукденом, в котором с обеих сторон участвовало более полумиллиона человек и двадцать пять тысяч орудий, – сказал Петро.– Рашид слушал, затаив дыхание, потому что Петро изливал душу.– К началу марта 1905 года дошло до того, что в некоторых подразделениях русской армии закончились боеприпасы, как снаряды для пушек, так и патроны для винтовок. Мокшанский пехотный полк был одним из таких подразделений.

На рассвете серого мартовского дня, когда на востоке едва проступила первая светлая полоска, подгоняемые попутным ветром японцы собрались в наступление на почти безоружных русских.

«Знамя и музыканты – вперед»! – приказал командир полка.

Капельмейстер Илья Шатров вывел музыкантов вперед.

В рукопашном бою стенка на стенку кто может быть беззащитнее знаменосцев и музыкантов? Никто. Но горнист проиграл сигнал, грянул марш, и они увлекли за собой в атаку весь полк.

В том рукопашном бою русским удалось остановить японцев. Из четырех тысяч солдат и офицеров живыми вышли из боя семьсот, а из сорока оркестрантов – семь, считая самого Шатрова, вскоре ставшего автором музыки вальса «На сопках Маньчжурии».

Шатров написал этот вальс в память о павших товарищах и о том, как светлыми летними вечерами, по воскресеньям, в городском саду того небольшого губернского города, куда был прикомандирован их полк, оркестр под его управлением, бывало, играл волшебные венские вальсы. Славные были вечера, незабываемые! Кто знает, наверное, поэтому он и создал именно вальс. Вальс, который живет и здравствует поныне.

– Знамя и музыканты – вперед!

– Сколько было вам лет? – спросил Рашид.

Петро задумался.

– Столько же, сколько и тебе сейчас, но на четыре года больше.

«Откуда он знает мой возраст» – подумал Рашид.– Ах, да. Он изучил мою анкету»

– Вы победили?

– Нет. Россия капитулировала. Тогда командир произнес: « В атаку» и все встали на «Ура». У нас было гнилое руководство и такой же бездарный царь. У Бурденко и у меня был внутренний протест против царизма – ни парламента, ни оппозиции: одна воля царя, который ввергал народ в пучину войн. Нас обоих исключили из института, и мы добровольцами пошли на войну. Вот так вот. Теперь новая война. Будь она проклята.

– До свидания, Петро, – сказал Рашид, тихо закрывая двери и не догадываясь, что следующего свидания с Петро не будет.

Прошло четыре часа, как Рашид вошел в двери госпиталя, и он, покидая его, обратил внимание на стол дежурного – там стояла другая сестра с длинной косой. Он прошел мимо – от усталости и наплыва тяжелых чувств в нем не осталось утреннего задора и пылкой уверенности в себе. Он почувствовал границу между двумя мирами: с одной стороны госпиталь с кровью, стонами, работой хирургов на грани возможного, с другой – гражданский мир, где, правда, нынче серо, но можно пошутить и посмеяться. За четыре часа он повзрослел на четыре года.

Утро следующего дня наступило быстро. Он не успел выспаться, но время показывало восемь часов. Каждый раз, когда смотрел на циферблат часов, он вспоминал старшего брата. Наваждение, которое ему мешало чувствовать в себе уверенность, но он ничего с этим не мог поделать. Часы не снимешь, на время не сможешь не смотреть. Вот так и жил.

Он помчал в институт на лекцию. Сидя на переднем ряду, он плавал во времени. Перед глазами то и дело всплывали картины вчерашнего дня: стоны раненых, хирург Петро, японская война плюс к настоящей войне….. Он вспомнил отца: он встает рано. Наверное, уже выгнал коров и овец на стойло…

Внезапно он почувствовал удар под дых. Он открыл глаза и повел взгляд по кругу. Лектор с мелом в руке застыл за кафедрой, он смотрел на него.

– Что случилось? – в недоумении спросил Рашид, повернувшись к соседу.

– Ты храпел, – с укоризной произнес Нисон, сосед с кучерявыми волосами.– Ты спал.

– Не трогайте Аскерханова, – послышался голос лектора.– Он вчера сильно устал. Четыре часа в госпитале, затем он преподавал в училище.

– Все нормально, – крикнул Рашид, подняв руку. – Я знаю тему лекции, что такое перитонит…

В зале раздалась волна смеха.

Рашид попал в госпиталь к вечеру. Он едва появился в дверях, дежурная- с канапушками на лице, уже другая, выскочила вперед с тревожным взглядом:

– Вы Аскерханов? – громко спросила она. Вопрос содержал в себе нелицеприятную новость.

– Да, а что случилось?

– Вас ищут. Срочно зайдите к главврачу.

В кабинете главврача было много людей, и десятки глаз стали сверлить Рашида, как только он появился в дверях.

– Вот и он, – встрепенулся главврач, прожигая Рашида злобным взглядом – Наконец – то.

На Рашида накатило отчаяние. Что я такого сделал вчера! Сердце заколотило.

– Это вы вчера укололи Петро новокаином? – спросил главврач.

– Нет, – сразу ответил Рашид, – не я. А что случилось?

Все переглянулись.

– Я же вам говорила, что он отказался это делать, – вступила в защиту Рашида старшая медсестра, которая, видно, под слушала их разговор.

– Что случилось? – повторил вопрос Рашид, испытывая плохое предчувствие.– Что случилось?

– Петро не проснулся, мой юный друг, – произнес главврач. – Я чувствовал, что он так кончит. Бедный.