Разрешите представиться, меня зовут Саша

Самолёт прилетел по расписанию. Впервые Ленинград показался чужим и неприветливым. На выходе встречал Валентин. Он смешно щурил глаза и глупо улыбался. Потом не выдержал и бросился другу навстречу.

– С олимпийской медалью! Горжусь!

– Нечем гордиться… – угрюмо пробурчал Володя и с досадой махнул рукой. – Хоть ты понимаешь, что стать вторым на Олимпиаде тоже что-то значит! Неужели никогда не изменится к нам отношение?! Не могут все стать первыми. Сегодня один, завтра кто-то другой. Болтовня, что главное – участие, а не победа. На Западе бы на руках носили за серебро! Неправильно это, Валя. Я ведь как папа Карло пахал. Всё, что мог, сделал! Ну, не вышло! Что же меня теперь казнить за это?!

Лёгкая обида, что Марина не приехала вместе с Валей в аэропорт, задела по касательной и отпустила. Расспрашивать не стал. «По дому, видно, хозяйничает, готовится, – успокоил себя Володя. – Что я нагнетаю?! Хорошо всё, и не может быть по-другому!»

– Ничего, старик, мы ещё поборемся. Не эта Олимпиада, так следующая наша будет!

Валя молча кивнул. Он во всём винил его скоропалительную женитьбу: «Не на фарт ему Марина! И как с ней Амира дружит? Разные во всём. Амирка правильная, ничего лишнего себе не позволяет, скромная и одета прилично. Не то что эта!»

Марина открыла дверь, изобразив радость, которая ей кое-как удалась. Впервые почувствовала раздражение, увидев Володькину извечную улыбку, оголяющую верхнюю десну, из которой торчал ряд крупных зубов. Она ей показалась глупой и уродливой.

Володя, не успев скинуть куртку, прямо в коридоре полез в огромную пузатую спортивную сумку и начал одну за другой вытягивать импортные шмотки и кидать Марине в руки. Она ловко подхватывала их и бежала раскладывать на диване в гостиной. Джинсы, платья, хорошенькие кофточки, белые ковбойские полусапожки с затейливой цветной вышивкой, куча блестящей бижутерии и косметики.

– Валь, а это тебе! – Он протянул другу синий спортивный костюм с оранжевым кругом на груди и надписью «Japan» на спине. – У японца выменял. Я ему свой, а он мне этот! Умеют, заразы, делать! Подожди, ещё кроссовки где-то были!

Володя пыхтел и шарил руками по углам сумки, пока не выудил одну кроссовку, а следом другую. Валентин с замиранием сердца разглядывал цветные изогнутые полосы на кроссах и с нежностью поглаживал новенькую кожу.

– Пахнут по-особенному! Дух капитализма! – высокопарно заявил Валя и рассмеялся от восторга.

– Я Амиру пригласила. Сейчас подойдёт с минуты на минуту. Ты же не против, Валя? – ехидно кинула Марина и покосилась на Валентина.

Тот на мгновение смутился и не нашёл ничего лучше, как энергично замотать головой в знак согласия, точно бычок на тугой привязи. Конечно, он рад, очень рад. Тем более сказал Амире, что едет встречать Володю, только самому приглашать её в гости как-то неловко. Не была бы она подругой Марины, пригласил бы, не задумываясь. Амира теперь его девушка. И не беда, что она ему нравится гораздо больше, чем он ей. Самый близкий друг женился, и ему пора подумать. То, что своей квартиры пока нет и приходится снимать на окраине города скромную однушку в хрущёвке с напарником, поправимо. Всему своё время. Главное – взаимопонимание, а квартира – дело наживное.

Амира не заставила себя ждать. Нарядная и сильно переборщившая с терпкими духами, она влетела в квартиру с букетом из пяти красных гвоздик.

– Это тебе, Володя! По-поздравляю тебя от души с се-серебряной олимпийской медалью! – Она от волнения заикалась и старалась не смотреть на него.

Володя тепло приобнял Амиру и смачно чмокнул в раскрасневшуюся щёчку. От него пахло свежеиспечённым пшеничным хлебом, и она впервые почувствовала прикосновение его сильных рук, непроизвольно вздрогнула и ещё больше разнервничалась.

– Хватит сантиментов! Пошли за стол, – буркнула Марина и гордо проследовала на кухню.

Надо отметить, что никто не ожидал от неё таких кулинарных шедевров. То, что почти всё заранее приготовила её мать, Марина утаила. Одна Амира догадалась, почувствовав руку Светланы Алексеевны.

– Накладывайте, накладывайте! Треска под томатным соусом, пальчики оближете. Салат «Мимоза» просто прелесть получился! А на горячее голубцы! – суетилась Марина и всё никак не хотела присесть.

– Валь, открывай шампанское. Бутылка в холодильнике на верхней полке.

Стол был накрыт красиво, с высокими фужерами, сложенными в трубочку белоснежными салфетками у каждой тарелки, приборы разложены в правильном порядке, как на банкете. Владимир – парень хозяйственный, разнообразной посуды в доме предостаточно, даже роскошный немецкий сервиз на двенадцать персон имелся и гордо стоял напоказ в застеклённой витрине шкафа кухонного гарнитура. Пёр он сервиз из ГДР в огромной картонной коробке два года назад, когда был там на соревнованиях. Коробку пришлось сдавать в багаж, и он весь полёт маялся, переживал, что побьётся. У него присутствовала неуёмная страсть ко всему, что создаёт уют в доме. С мамой жили скромно – эмалированные кастрюли, треснутые керамические тарелки, несколько потемневших от чая чашек да мельхиоровые вперемешку с оловянными вилки, ножи и ложки. Ему в целом нравилось всё красивое. Вот и Марину он считал очень красивой. Её некоторая холодность и неприкрытый эгоизм не отталкивали, а, наоборот, делали бесценной и заманчиво неприступной.

За столом велась оживлённая беседа. Говорили больше мужчины, Марина лишь вставляла реплики, стараясь не касаться больной темы второго места на Олимпиаде, а Амира тем временем тихонько, чтобы никто не заметил, сравнивала Володю с Валентином. Оба высокие, оба статные. Только Володя с волосами цвета спелой пшеницы, с небесно-голубыми глазами, а Валя тёмненький, с карими. Володя свободный, раскрепощённый, повидавший мир и вкусивший славу. Валя спокойный, не резкий, немного зажатый и без лоска, обычный симпатичный паренёк, каких много. «Повезло, Маринке! За что, спрашивается?! А она не ценит и не оценит никогда! Фу! Грех-то какой! Радоваться за подругу надо, а я злобой исхожу».

– Ты что, не в духе? Сидишь, как сова нахохлившаяся. Вовку исподтишка разглядываешь, – начала выговаривать Марина, когда они с Амирой вышли на лестницу.

Любила Марина под шампанское выкурить сигаретку. Особо не баловалась. Так, по случаю.

– С ума сошла?!

– Не сошла! Знаешь же мою чуйку. Не дрейфь! – задорно ухмыльнулась Марина. – Ты не в его вкусе! Да шучу я.

Она вовсе не шутила. «Ну, нравится Амире Володя и что из этого? Может, просто так нравится. Как личность, как человек. Не совсем же свихнулась. Где я, где она! И с лучшим другом Вовки встречается. И Валентин вроде настроен на серьёзные отношения. Правда, зачем он ей?! – Ревнивой Марина не слыла, ей даже льстило такое внимание со стороны подруги. – Это мой – чисто олух! Ничего не замечает. Дура Амирка. Дура набитая!»

Засиделись допоздна. Володе нестерпимо хотелось остаться с Мариной наедине, и он то и дело кидал недвусмысленные взгляды на Валентина. Тот точно нюх потерял и всё просил подлить чайку, уминая одну конфету за другой. Когда до него наконец дошло, что надо и честь знать, Володя вздохнул с облегчением.

– Попалась! – Он схватил Марину своими огромными лапами и притянул к себе, ища её губы.

– Отстань! – вырывалась Марина. – А посуду кто мыть будет?

– Пошли. Завтра вымоем. Столько терпел!

Но упрямая Марина отбивалась и твёрдо стояла на своём.

– Блин! Ну ты и вредная! Да помою я сейчас твою посуду! Потом держись… Пощады не жди… – шептал Володя ей прямо на ухо влажными губами и не отпускал.

Что-то вдруг вновь проснулось в ней, и она размякла под его ласками и уступила. Его необыкновенная нежность и в то же время жадная мужественность взяли верх. Секс никогда не играл для неё большой роли, а вот нежность, именно нежность, заставляла отбросить привычную холодность. Странность Марины заключалась в том, что её привлекало самое начало близких отношений – первый трепетный поцелуй, первое касание тел, волна неги, которая пробегала из-за неизведанности и некой тайны. Вскоре ей было трудно вернуть прежние эмоции, и она остывала, не успев разгореться. В Володе присутствовало нечто необъяснимое, что не давало исчезнуть магии влечения, хотя любовью назвать это она не могла.

Однажды спорили с подружками – что есть любовь? Мнений было много, самых разнообразных и, по её опыту, наивных и далеко не жизненных. Любовь – это любить человека больше самой себя. В этом она была абсолютно уверена, как и в том, что в её случае это невозможно. Гораздо привлекательней, когда любят тебя, а ты планомерно культивируешь чувство партнёра, не более. Ещё её занимали лишь те, кто безусловно влюблялся и возносил её на пьедестал всепоглощающего обожания. К таким относился и Володя, что делало её ещё более эгоистичной и своенравной, какой она и была на самом деле. Ему это нравилось, Марина сразу вычислила его натуру и умело пользовалась этим.

В Ленинграде Володя пробыл совсем немного и уехал на очередные сборы, а Марина выгуливала свои наряды, встречаясь с подружками. На работу в ненавистную школу, куда она попала по распределению, ходить больше не пришлось. Отец опять помог состряпать специальные справки, что она слаба здоровьем и ей требуется лечение.

Амира всё больше времени проводила с Валентином. Марина злилась и не ленилась упрекать её:

– Хороша подружка, завела кавалера и свалила из поля зрения!

То, что она сама удачно вышла замуж, в голову не приходило. Нельзя же сравнивать Володю с Валькой, простым прорабом на стройке. «Куда только её родители смотрят!»

Мать Амиры через своих родственников приглядела ей достойного жениха из Баку, но Амира, во всём почитающая маму и беспрекословно следующая всем её требованиям, на этот раз показала характер и категорически отказалась, заявив, что свой выбор она уже сделала. Как восприняла подобное её мать, Амира не распространялась, но по реакции на вопрос Марины было всё понятно и без слов.

На всесоюзные соревнования на высокогорный каток «Медео» в Алма-Ату, который прозвали «фабрикой рекордов», Володя взял Марину с собой. Здесь она воочию оценила масштаб своего мужа. Всеми почитаемый красавец в обтягивающем синтетическом комбинезоне был похож на мифического персонажа, который не знает равных по силе и скорости. Это были незабываемые впечатления, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что она испытывала, когда смотрела трансляцию его забега на Олимпиаде. Правда, тогда она видела лишь начало забега, а потом забилась в ванной, призывая всех богов на помощь. И каково же было её разочарование! Здесь же она поверила, что он способен разрушить любую преграду к победе. Володя, как молния, мощно скользил по катку «Медео», освещённому яркими прожекторами, оставляя противника позади и не давая ему ни единого шанса. С новым мировым рекордом на высокогорном катке и бурными овациями зрителей он закончил свою дистанцию и от ликования победоносно вскинул руки вверх. Было морозно, но Марина холода не чувствовала. В ярком красном комбинезоне, который накануне привёз ей Володя, она подпрыгивала на месте и неистово хлопала в ладоши. Голова покрылась серебристым инеем, а лицо, загорелое от горного солнца, светилось счастьем. Как она могла сомневаться в своём выборе?! Володя – чемпион, чемпион чемпионов!

– Какая ты у меня красивая! Посвящаю этот рекорд тебе! Я так решил на старте. Сейчас корреспонденты из газеты «Советский спорт» возьмут у нас интервью.

– Это как?! Я не умею. Что я им скажу?! Нет, ты сам! – запричитала Марина и схватила от беспомощности Володю за руку. Он смеялся, прижимая её к себе.

– Скажешь, как нелегко быть женой Владимира Соколова! Или, наоборот, какое это счастье быть женой Владимира Соколова!

– Отстань! А отвертеться никак не получится? – Она встала на цыпочки и заглянула с надеждой ему прямо в глаза.

– Нет, моя дорогая, не получится! Тебе ещё в будущем придётся давать интервью как жене Олимпийского чемпиона. Так что осваивайся!

Всё прошло легче, чем ожидала Марина. Подбежали девушка с микрофоном, юноша с камерой, несколько ничего не значащих вопросов, и Марина с облегчением выдохнула.

– Вов, а зачем камера?

– Так это для телевидения.

– Ты же сказал: для газеты.

– Если бы я сказал: для телевидения, ищи свищи тебя потом!

Он ржал во весь голос, оголяя дёсны с крупными зубами, и Марине это вовсе не показалось глупым или неприглядным. «Чисто голливудская улыбка», – решила она и сладко поёжилась от мороза, постукивая озябшими ногами в чудесных белых импортных снегоступчиках – подарок мужа.

Незабываемые дни. Казалось, так будет всегда, и, просыпаясь первой, она с трепетом прижималась к тёплому телу Володи, гладила его по кудрявым волосам, нежно касалась кончиками пальцев его губ, ожидая, пока он очнётся ото сна, обхватит её крепкими руками и растворится в ней. В такие минуты они становились одним целым. Особое очарование моменту придавали яркое солнце, такое редкое в эту пору в Питере, могучие сосны с раскидистыми лапами, покрытые снегом, и необыкновенный воздух, по запаху больше напоминающий весенний, нежели зимний. Всё было пронизано беспечной радостью.

Они спускались на завтрак, крепко взявшись за руки, и Марина следила за восторженными взглядами. Она жена Владимира Соколова, самого Соколова! Часто к ним подходили и просили у Володи автограф. Купаться в славе мужа так восхитительно, думала Марина и не представляла, как могла усомниться в своей любви. Это всё, о чём она мечтала, вдобавок пришло осознание, что наконец-то получилось избавиться от метаний и сомнений. Любовь – это лучшее, что с ней происходит.

«Медео» представлялся сказочным местом, кругом люди в разноцветных горнолыжных комбинезонах, загорелые улыбчивые лица. Где-то вдали остался Ленинград со своим сизым низким небом, лишённым на долгое время солнечного света, с промозглым ветром, пронизывающим до костей, и вечным насморком и кашлем прохожих, угрюмо спешащих по улицам и проспектам.

Домой улетать не хотелось, мечталось остаться на подольше, но всё когда-нибудь заканчивается, и они весь полёт сидели, обнявшись. Володя дремал, Марина то и дело смотрела в иллюминатор, где простиралось бесконечное лазурное небо.

В Ленинграде началась оттепель, падал косой мокрый снег и с крыш валились комья. Самое непредсказуемое время года, когда не знаешь, чего ожидать от природы. Скорее всего, завтра опять грянут морозы и асфальт превратится в настоящий каток. Одного не случится – не выглянет солнце и не высветит Ленинград яркими пятнами домов. Город потерял свои краски, и так каждый год, и, наверное, привык к этому, но только не горожане. Взгляды их устремлены к небу с просьбой послать хотя бы один солнечный день.

Как водится, среди встречающих стоял Валька. Он был не один. Амира пряталась за его спиной и робко выглядывала. «Ну как же без них!» – подумала Марина, и у неё испортилось настроение.

– Ты что не предупредил? Не хочу никого видеть! – куда-то в сторону сказала Марина, не ожидая ответа.

– Ребята, какие вы загорелые, как с моря вернулись! Ничего себе!!! – тараторил Валя и выхватывал чемоданы из рук Володи.

– Да я сам! Иди хоть обнимемся! Привет, Амир! Как вы тут без нас? Валька хорошо себя вёл?

– Можно подумать, он когда-нибудь плохо себя вёл, – недовольно буркнула Марина, даже не кивнув Амире, словно та в чём-то провинилась.

– Пошли скорей. Я таксиста зарядил, у выхода ждёт. – Валя умело делал вид, что не чувствует явной холодности Марины. Амира, напротив, растерянно поглядывала то на Валю, то на Володю и боялась проронить слово. Она хорошо знала Маринин нрав, но привыкнуть к нему не могла. Иногда становилось до слёз обидно. Марина, как правило, понимала, что перебирает, и тут же начинала подлизываться. Делала она это так искусно, что всё мгновенно забывалось.

– Может, по дороге заскочим в гастроном и купим бутылку шампанского? И поесть что-нибудь. У нас дома шаром покати. Да, Володь?

Володя хитро улыбнулся и подмигнул Вале, что явно означало: моя сменила гнев на милость. В гастроном ввалились вчетвером. Мужчины двинулись в винно-водочный отдел, Марина – купить докторской колбасы, а Амира – выбирать сладкое. Она была знатной сладкоежкой и знала названия всех тортов и пирожных. Не увидев любимых эклеров и услышав от пухлой продавщицы в белом затейливом колпачке на макушке, что все эклеры раскупили, ткнула пальцем в картошку с тремя белыми рожками наверху.

– Вчера привезли. Не советую. Берите корзиночки с кремом.

На выходе, проходя мимо рыбного отдела, Марина впилась глазами в жирную скумбрию горячего копчения.

– Хочу, умираю!

– С шампанским самое то! – засмеялся Володя. – Давайте тогда и селёдки, что ли, купим? С лучком! Под картошечку! Валь, может, водочки махнём?

– Чур ты будешь чистить свою селёдку! – озорно сказала Марина.

– Почему это я? У меня что, женщины в доме нет?!

– Не спорьте, я почищу, – вмешалась Амира и покраснела.

– Ну вот, Володенька, а ты боялся. У тебя теперь целых две женщины в доме!

– Не начинай! Что с тобой? – Володя по-доброму посмотрел на совсем сникшую Амиру и быстро перевёл разговор на другую тему. Ему были неприятны и непонятны совершенно беспочвенные нападки Марины на подругу, тем более самую близкую. То, что Амира относится к нему с теплотой, ровным счётом ничего не значит, а Маринка банально ревнует и не понимает, что это полная чушь – ревновать к девушке друга, которая вот-вот выскочит за него замуж.

Посидели они на славу. Много шутили, смеялись. Володя рассказывал, как он тщетно пытался поставить Марину на горные лыжи и как затея с треском провалилась.

– Знаете, как страшно?! И ты не умеешь объяснять! Тебе легко, ты что на коньках, что на лыжах!

– Два метра проехала, и то хорошо, – ржал Володя. – Вы бы видели её на подъёмнике! Глаза круглые от ужаса, руки трясутся.

– Я бы тоже умерла от страха! – вторила Марине Амира. – Жуть боюсь высоты!

Перед глазами Марины пронеслась картинка, как девушки, лихо скользя между другими лыжниками, спускаются по трассе, как, спустившись, снимают очки, лыбятся белоснежными улыбками на загорелых, обветренных лицах, по-пацански опираясь на палки. Казалось, сейчас от них пойдут электрические разряды набранной адреналиновой энергии. Она им завидовала, брала досада, что не может так же. У неё бы точно не получилось, как бы ни старалась, сковывал страх и полное неверие в свои силы. Ощущение скорости всегда пугало её. В детстве прокатиться с горки на санках было тяжким испытанием, и Марина с такой же завистью смотрела на других детей, которые мчались, ещё и радостно визжали от восторга.