Порог сновидений

Глеб Жарков

Порог сновидений

Глава 1: Ольга. Пробуждение в красках

Ольга открыла глаза, и мир взорвался сиреневым сиянием. Воздух дрожал, словно сотканный из тысяч мерцающих нитей, а за окном, где раньше виднелись серые многоэтажки, теперь колыхались деревья с листьями, переливающимися аквамарином и янтарём. Они шептались на языке, который она не понимала, но чувствовала кожей – шорох ветра обнимал её, как старый друг. Она прижала ладонь к груди, пытаясь унять дрожь: сердце билось слишком громко, будто хотело вырваться из клетки рёбер и улететь в это небо, похожее на разлитый чернильный омут с каплями золота.

«Где я?» – прошептала она, и её голос рассыпался эхом, превратившись в стаю светлячков. Они кружились над кроватью, освещая комнату. Комнату… Её комнату, но не совсем. Стены, когда-то голубые, теперь дышали перламутром, а по углам вились узоры, словно корни древних деревьев. Игрушки на полке – плюшевый медведь с заплаткой на боку, кукла в выцветшем платье – медленно повернули к ней головы. Медведь махнул лапой, и Ольга вскрикнула, отпрянув к изголовью.

– Не бойся, – прошелестел ветер за окном. – Ты же помнишь, как сюда попала.

Она зажмурилась. Вспышки: машина, отец за рулём, его профиль, освещённый фонарём. Она кричала: «Папа, смотри!» – но он не услышал. Потом – визг тормозов, стекло, разлетевшееся на осколки, которые замерли в воздухе, превратившись в звёзды…

– Это был сон? – спросила она вслух, обращаясь к светлячкам. Те замерли, будто в замешательстве.

– Нет, – ответил голос, и комната наполнилась золотым светом. На ковре возникла фигура – не человек, не существо, а скорее сгусток сияния, меняющего форму. Глаза, если это были глаза, смотрели на неё с теплотой, от которой захватило дух. – Ты проснулась, Оля. Тот мир… он был сном.

Она сжала одеяло. Ткань под пальцами ожила, превратившись в поток шёлка с запахом весенних цветов.

– А папа? – голос дрогнул. – Он тоже здесь?

Наставник – так она вдруг поняла, как его называть – приблизился, и в воздухе зазвучала мелодия, похожая на колыбельную.

– Он спит, – сказал он. – Но ты можешь позвать его. Здесь реальность подчиняется сердцу. Попробуй.

Ольга протянула руку, и светлячки собрались у её пальцев, сплетаясь в шар. Она представила отца: его смех, грубые от работы руки, морщинки у глаз. Шар дрогнул, и в нём мелькнуло лицо Николая – усталое, с тенью на щеке. Он стоял на мосту, смотрел в воду…

– Папа! – она потянулась к видению, но шар рассыпался.

– Ты ещё не готова, – Наставник замер у окна, его свет сливался с сиреневым закатом. – Ты должна научиться. Каждый твой вздох, каждая мысль здесь – кисть. Хочешь, покажу?

Он коснулся воздуха, и комната взорвалась красками. Стены расцвели садами, где птицы из радуг пели о забытых мирах. Ольга вскрикнула от восторга, но сады исчезли, как только она моргнула.

– Почему?..

– Концентрация, – Наставник засмеялся, и звук наполнил её тело теплом. – Ты создала их, ты и отпустила. Попробуй снова.

Она закрыла глаза, представив мост из своих снов – тот, что видела в последние секунды перед аварией. Железные переплетения, туман над водой, огни вдали… Когда она открыла глаза, перед ней висел холст, а в руке материализовалась кисть.

– Рисуй, – прошептал Наставник. – Рисуй, и он увидит.

Краски ложились сами: синева ночи, алые блики фонарей, тень человека у перил. Она писала, забыв о времени, пока холст не начал светиться изнутри.

– Он придёт? – спросила Ольга, замечая, как на мосту в картине шевелится фигура.

– Если захочет проснуться, – ответил Наставник, и в его голосе прозвучала грусть. – Но помни: здесь всё взаимосвязано. Твой мост может стать чьим-то спасением… или падением.

Ольга не поняла намёка, но кивнула. Когда Наставник растаял в воздухе, она прижала холст к груди. Игрушки на полке зашептались:

– Он грустит, – сказал медведь, его пуговичные глаза блестели. – Ты чувствуешь?

Она чувствовала. Где-то в глубине этого мира, за слоями красок, пульсировала боль – чужая, но знакомая. Как отзвук.

Позже, когда сиреневое небо потемнело, усыпанное кристальными звёздами, Ольга вышла в сад. Деревья склонили ветви, предлагая ей цветы, превращающиеся в бабочек. Она шла к реке, воды которой пели о бесконечности, и села на берегу, запуская пальцы в струи.

– Папа, – прошептала она, и вода ответила ей рябью. – Я здесь.

В отражении мелькнуло лицо Николая – не того, что стоял на мосту, а другого: молодого, с глазами, полными надежды. Он что-то кричал, но звук терялся в межмирье.

– Я научусь, – пообещала Ольга звёздам. – Я научусь, и мы встретимся.

А далеко-далеко, в мире, который она когда-то называла реальным, Николай стоял на мосту, сжимая в руке детский рисунок. Ветер выл, как голодный зверь, но он уже не слышал. Он видел лишь одно: алые мазки на бумаге, складывающиеся в силуэт девочки у перил.

И где-то в промежутке между сном и явью, мост – её мост – начал пульсировать, готовый стать мостом не только через реку, но через время, боль и сны, которые ещё предстояло разгадать.

Глава 2: Николай. Тени прошлого

Мост.

Он стоял на нем каждый вечер, впиваясь пальцами в ржавые перила, пока металл не начинал скрипеть от натиска. Река внизу была черной, как та ночь – та самая, что проглотила свет фар, крик дочери и его собственную душу. Ветер свистел в ушах, но Николай уже не различал, где реальный шум, а где наваждение. Его мир сузился до этого пролета, до трещины в асфальте, которую он замечал каждый раз, прежде чем отвести взгляд в бездну.

– Николай Андреевич, пора. Клиенты ждут, – голос секретарши из прошлой жизни эхом отзывался в голове. Архитектурное бюро, чертежи мостов, которые теперь казались насмешкой. Он бросил всё, как только понял, что больше не может смотреть на линии, напоминающие изгибы рельсов, по которым мчался тот роковой автомобиль.

"Папа, смотри!" – снова зазвенело в ушах. Он сжал виски, пытаясь выдавить голос Ольги наружу. Но тишина оставалась непробиваемой, как бронестекло, отделяющее его от прошлого.

– Вы должны есть, – настойчиво говорила соседка Марья Ивановна, подсовывая в дверь тарелку с борщом. Её лицо, изрезанное морщинами-трещинами, выражало жалость, от которой тошнило. – Живой мертвец, – слышал он шёпот за спиной, когда брел в магазин за бутылкой. Но мертвецы хотя бы не чувствуют.

Он чувствовал всё: холод постели, где когда-то читал Ольге сказки; запах акварелей, которыми она разукрасила стену в прихожей; тиканье часов, отсчитывающих три года, семь месяцев и четырнадцать дней без неё.

Флешбек.

Ольга, десятилетняя, в майке с единорогом, тянет его за руку к окну: «Пап, там радуга после дождя! Нарисуем её?» Он отмахивается, уткнувшись в отчет: «Позже, солнышко». Позже не наступило. Через час начался ливень, а на следующий день – вечность без радуг.

– Депрессия, посттравматическое расстройство, – монотонно бубнил психотерапевт, щелкая ручкой. Кабинет пах лекарственной стерильностью. – Мы можем попробовать новые антидепрессанты…

– Они вернут сны? – перебил Николай, впервые за сеанс подняв глаза. Врач замер.

– Сны… не всегда бывают добрыми, – осторожно ответил он.

– Пусть хоть кошмары. Пусть хоть что-то, – прошептал Николай, вставая. Пустота под черепом была страшнее любых монстров.

Мост встречал его шепотом тени. Николай прислонился к фонарному столбу, вытаскивая из кармана смятый листок. Рисунок Ольги – кривой мост, залитый малиновым закатом, и две палочки-человечка, держащихся за руки. В углу детским почерком: «Я готова»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.