Пожиратели. Зов Крови

На экране появилось окно с запросом на вход. Простой пароль – пару секунд, и система подтвердила его имя, должность и статус. На самом деле его должность не играла никакой роли, ведь все в участке знали, что даже начальник департамента сделает так, как скажет Морган. Это было странным, но никто не задавал лишних вопросов, интуитивно принимая, что так и должно быть.

3

Машина плавно остановилась у обочины, и Морган взглянул на дом, выделяющийся на фоне тихого, ухоженного района. Здесь, в самой южной части города, семейные улицы, окруженные парками, обычно дышали спокойствием. Но сегодня все было иначе. В воздухе витал запах смерти и крови, а возле дома уже стояли несколько патрульных машин. Желтая лента ограждала участок, не пуская зевак и настойчивых журналистов. Дежурные полицейские, выставленные по периметру, хмуро следили за происходящим.

Морган в сопровождении напарника вышел из машины, он привычным движением поправил значок на груди, прежде чем направиться к дому. Внутри царила напряженная суета – криминалисты в перчатках методично осматривали место преступления. Один из них убирал тампон, пропитанный кровью, в стерильный пакет. Увидев Моргана, они быстро поднялись и отошли от тел, словно нашкодившие котята. Теперь это место принадлежало ему.

Здесь, на полу, забрызганном кровью, лежали двое потерпевших – мужчина и женщина, на первый взгляд им было немного за сорок. Тела обоих были не просто покрыты рваными ранами, они были буквально испещрены кровавыми линиями. Одежда жертв была изодрана, а мебель вокруг – поломана и раскидана по комнате. Стены украшали кровавые брызги, которые, казалось, застыли в безмолвной агонии своих хозяев. Моргану был прекрасно знаком этот почерк – следы острых как бритва когтей и зубов, методичное нанесение хаотичных ран, все указывало на то удовольствие, что монстр получает от причинения боли беспомощным перед этим ужасом жертвам.

Один из криминалистов, окинув взглядом тела, с заметным недоумением повернулся к Моргану. Даже для бывалого специалиста это казалось чем-то выходящим за грань.

– Выглядит так, словно их рвали дикие животные, – он, морщась, обернулся на погибших, – Но животные так не делают, они хватают либо в шею, либо в грудь, но это… это просто какая-то чудовищная расправа.

Морган подошел ближе, скользнув взглядом по изувеченным телам, и глубоко вздохнул. Но вздох был не столько обеспокоенным, сколько уставшим. Он сталкивался с подобными ситуациями чаще, чем могло показаться. Можно сказать, что именно это и являлось его главной обязанностью, его огромный вклад в поддержание Маскировки – создавать из ужаса и безумия простую рутину.

– Это обычная бытовуха, – Морган поднял взгляд на полицейских, – Он напал на нее, она защищалась. Ничего необычного.

Лица окружающих в один миг преобразились и стали почти спокойными. Словно по щелчку пальцев атмосфера в комнате приняла непринужденный окрас, будто прямо посреди гостиной не лежали эти измученные люди, чьи последние секунды были наполнены шокирующей жестокостью. Один из полицейских поднял взгляд на криминалиста.

– Да это обычная бытовуха, – уверенно сказал он, – Тут нечего выяснять, нужно паковать их и везти. Парни, документируйте время.

Все вокруг поддерживающе кивнули и мгновенно вернулись к суете. Уинстон, не колеблясь, присел на шатающийся стул у стены. На коленях он разместил пластиковый кейс, щелкнул застежками и достал стандартный бланк протокола. Каждая строка была знакома ему до мельчайших деталей.

– Давай по-быстрому, – недовольно бросил Морган, подходя ближе, – Еще много дел.

– Не отвлекай меня, – серьезно отрезал Уинстон, не поднимая глаз от бланка, – Бумажная работа требует концентрации.

– Да уж, особенно для тебя, – довольно выдал Морган, сдержанно улыбнувшись.

Уинстон расплылся в широкой ухмылке, будто радость угрюмого напарника была чем-то вроде особого приза для него. Он вытащил из нагрудного кармана ручку с надписью «Нью-Йоркская полиция», слегка пожевал ее кончик, будто этот жест помогал ему сосредоточиться, и склонился над документом, выглядя, как беспечный ученик на важном экзамене. Для Уинстона это было не просто методичным описанием места преступления – он должен был придумать совершенно иные детали, которые хоть отдаленно вписывались бы в ситуацию. Среди своих он казался слишком несмышленым и легкомысленным, но в этом он отдавался полностью и делал свою работу максимально ответственно. От него действительно зависело многое в этом деле, и были те, кому казалось весьма плохой затеей доверять такое этому простофиле. Но у каждого была своя роль в этой иерархии, та, что оптимально подходила бы исходя из способностей, талантов или выгоды. Несмотря на внешнюю (или не внешнюю) глуповатость, он мог на ходу просчитать к каким результатам приведет то или иное действие, поэтому быстро ориентировался, как стоит представить место преступления, чтобы оно не вызывало лишних вопросов и подозрений.

Тем временем Морган подошел к одному из полицейских ближе, чтобы другие не слышали их разговора. Он знал, с чем имеет дело и понимал, что этим все не ограничивается, простая расправа над взрослыми людьми не его мотив.

– Они жили одни? – тихо начал Морган.

– Нет, – ответил тот, – У них есть дочь. Пропала.

– Убежала из дома, кто-то из соседей видел, что она уходила сама.

– Их дочь сама ушла из дома, ничего особенного, есть свидетели, – словно загипнотизированный повторил полицейский.

– Хорошо, – тихо ответил Морган и вернулся к Уинстону, который в этот момент поднял заполненный бланк, будто гордо демонстрируя его всем вокруг.

– Готово! – заявил он с притворным пафосом, – В очередной раз спасаю мир… эм… бумажным рыцарством.

Морган лишь покачал головой и повернулся к выходу, ожидая службу транспортировки, которая отвезет тела в морг. Для успешного выполнения задачи важно было присутствовать на всех этапах, иначе что-то могло пойти не так в любой момент.

В доме лежали два изувеченных тела, их жизнь разорвана в клочья вместе с плотью. Где-то там, за пределами этого кошмара, пропала девушка – возможно, единственная свидетельница этой трагедии. Но никто за стенами этого дома не узнает правду. Этот мир, столь равнодушный и ослепленный своими мелкими заботами, услышит лишь лживую, удобную версию. Правды не будет. Никогда.

4

Морган устало опустился на пассажирское сидение полицейской машины. Его плечи немного поникли, как у человека, который не хочет делиться своим напряжением, но и скрывать его больше не может. Внутри все кипело, но лицо оставалось каменным, как и всегда.

Уинстон, наоборот, выглядел жизнерадостным, почти развязным. Он хлопнул дверью, быстро застегнул ремень безопасности и, не удержавшись, ухмыльнулся.

– Ловко ты их, – хихикающе начал Уинстон, карикатурно приложив пальцы к вискам, – Даю установку, в комнате нет ничего необычного.

– Заводи давай, нужно в башню, – угрюмо прервал его Морган, – И давай без лишней трепки.

Не теряя бодрости, Уинстон послушно вставил ключ в зажигание. Двигатель заревел, заполняя машину ритмичным шумом. Уинстон наклонился к рулю, но, конечно, не смог удержаться от продолжения.

– В башню, это мы мигом, – улыбка Уинстона неконтролируемо расплылась еще шире, чем обычно.

– Конечно, тебе же не терпится увидеться со своей подружкой, – фыркнул Морган в ответ.

– Эй, у нее есть имя, и ты это знаешь, хотя она мне совсем не… – он решил быстро перевести тему, сразу поняв, чем закончится разговор, – Все-таки хорошо, что ты не можешь использовать свои способности на мне.

Морган приподнял одну бровь и, повернув голову к напарнику, сказал максимально серьезным тоном:

– Да ладно? Помнишь те пончики, что ты покупал вчера утром?

– Что? – тот нахмурился, задумавшись, – Я не помню, чтобы покупал пончики вчера утром.

– Вот именно, – ответил он отвернувшись.

– Стой, что?! – Уинстон резко обернулся к нему, его глаза округлились, как у ребенка, – Ты что используешь на мне свои силы? Как ты… Зачем? Я бы итак тебе их отдал, зачем ты так со мной? Подожди…

– Да успокойся ты, – Морган не сдержавшись, громко рассмеялся, хлопнув его по плечу так, что машину повело в сторону, – Я просто прикалываюсь над тобой.

– Точно? – его голос звучал чуть выше обычного.

– Да.

– Точно-точно?

– Уинслоу, – Морган нарочито медленно произнес его искаженное имя, заставив его сморщиться, – Замолчи, пока я не врезал тебе, и следи лучше за дорогой.

– Да, да, хорошо, – Уинстон сделал серьезное выражение лица, но его не хватило надолго, его почти сразу же озарила улыбка, и он продолжил сквозь смех, – Ты видел, как он их раскромсал, бедняги были похожи на отбивные.

– Эй, придурок, – Морган тяжело вздохнул, пытаясь сохранять самообладание, в его голосе прозвучало раздражение, – Если бы на их месте был ты, ты бы не сильно отличался от них. Или ты что, думаешь выстоял бы перед ним? Думаешь, что твои силы могли бы тебе помочь и здесь?

– Нет, я не думаю… – его улыбка мгновенно поблекла.

– Вот именно, что ты не думаешь. Как ты считаешь, почему именно ты работаешь со мной?

– Ну, – Уинстон замялся, понимая, что разозлил его, не пытаясь шутить, но слова не казались от этого серьезнее, – Я хорош в своем деле?

Морган едва заметно ухмыльнулся, но это была скорее тень усмешки, чем настоящая улыбка.

– Все остальные боятся оставаться со мной наедине, а ты слишком глуп, чтобы понять это.

– Я не совсем понял, это комплимент или нет.

Морган отвернулся обратно к окну, глядя на серые здания, мелькающие за стеклом.

– Вот об этом я и говорю.

На мгновение в машине повисла тишина, нарушаемая только гулом мотора. Уинстон нахмурился, но быстро вернулся к привычному легкомысленному тону.

– Я понимаю, что это все очень важно, но нужно же как-то скрашивать наши мрачные дни, не находишь?

Вопрос Уинстона так и остался без ответа, но это было привычным в их необычном тандеме. Все уважали Моргана за его силу – не только физическую, но и ту непоколебимую стойкость, что превращала каждое его слово в приговор, а каждый взгляд – в наказание. Он был откровенным и прямым, почти грубым, никто не сомневался, что этот пронзающий взгляд – лишь зеркало жестокой правды, которая не терпела возражений.

Уинстон же был совсем иной. Его неукротимая энергия, словно буря, что постоянно требовала выхода, по-прежнему оставалась неизмеримо далеко от привычных для всех норм. Но больше он удивлял своей бесстрашностью, как тот, кто слишком долго смотрел в лицо смерти и видел в ней лишь забаву. В нем не было страха, только стойкое ощущение, что он сам может бросить вызов тем, кто стоял перед ним. Даже сам Морган, когда-то один из приближенных Заракса, не внушал ему того же ужаса, что остальным.

5

Огромный кабинет Эбигейл был устроен так, чтобы вызывать благоговейный трепет. Светлые тона стен контрастировали с темными деревянными элементами мебели. Окна во всю высоту комнаты выходили на город, пропуская мягкий дневной свет, который затапливал помещение. Однако снаружи, из коридора, кабинет был скрыт от чужих глаз обычными стенами.

Эбигейл сидела за массивным письменным столом, заваленным бумагами. Ее взгляд блуждал по документам, но скука, застывшая на ее лице, выдавала, что мысли ее были далеко отсюда. Не здесь и не с ней.

Дверь резко распахнулась, и ее спокойствие было стремительно нарушено. В кабинет вошел Морган, злобно сжимая в руках папку. Его движения были чересчур уверенными, даже дерзкими.

– Спасибо, что постучал, – Эбигейл бросила короткий взгляд на него и вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие, – Конечно, проходи.

Морган не удосужился ответить. Его шаги были тяжелыми и суровыми, когда он подошел к ее столу. Не церемонясь, он сел напротив, вытягивая ноги и бросив папку на стол.

– Что-то случилось? – холодно спросила она, наблюдая за ним настороженно.

Не отвечая, Морган сразу раскрыл папку. Он достал из нее кипу фотографий и небрежно бросил их перед Эбигейл. Картинки рассыпались по столу, как мозаика из самой преисподней. Она нахмурилась, увидев содержимое: на каждой фотографии были изображены изуродованные тела убитых, которых Морган осматривал этим утром.

– Что это? – ее голос звучал ровно, но в нем проскользнула тень тревоги.

– Это то, что творит твой дорогой Заракс, – с издевкой ответил Морган, откидываясь на спинку стула. Его взгляд был ледяным, будто он наслаждался тем, как ее лицо меняется, – Все становится только хуже каждый раз. Если раньше он тащил их с улиц, теперь то и дело вырезает семьи, забирая девку. Что, ты опять скажешь, что нужно вернуть его?

Эбигейл поморщилась, посмотрев на фотографии. Она отвела от них взгляд и сложила руки перед собой, пытаясь найти слова.

– Если бы он вернулся к нам, возможно, всего этого бы не было, – сказала она наконец, но ее голос уже не звучал уверенно. Как если бы ее воображаемый мир начинал трещать по швам.

– Эбс, открой глаза, – голос Моргана стал громче, звучал жестко, словно удар, – Нужно с ним поговорить обо всем этом. Так больше не может продолжаться. Я сыт по горло уборкой за ним. Ты сама твердишь, как важна Маскировка, но твои слова перестают действовать там, где дело касается него. Я делаю что могу, но я не могу быть везде. Если ты этого не сделаешь, сделаю я.

– Ладно, – она взволнованно подорвалась к дальнему краю стола, где сидел Морган, – Я с ним поговорю.

Он прищурился, ощущая явное превосходство в ситуации, а его губы тронула едва заметная усмешка.

– Ты так боишься, что я с ним встречусь?

Эбигейл пыталась сохранить самообладание, но напряженное лицо выдавало ее.

– Не хочу, чтобы ты сгоряча сказал что-то не так, – ее голос звучал ровно, а в глазах мелькнула искра страха.

Морган поднялся со стула, глядя на нее сверху вниз. Ее тонкие попытки манипулировать ситуацией только укрепили его уверенность в своих мыслях. Он направился к двери, не оглядываясь, спиной ощущая растерянность Эбигейл.

– Ты не заберешь? – ее голос дрогнул, когда она указала на фотографии, все еще лежащие на ее столе.

– Оставь себе, – бросил он через плечо и вышел.

Выйдя за дверь Морган остановился. Его мысли крутились вокруг ее слов и поведения. Она что-то скрывала, это было очевидно. Но чего она боялась на самом деле? Того, что он скажет Зараксу? Или, возможно, наоборот.

Он чувствовал, что здесь было что-то большее, чем простые опасения и перестраховка. Не только Заракс, Эбигейл тоже менялась – ее уверенность и хладнокровие начали иссекать, обнажая тревогу и, возможно, слабость. И если в ней что-то изменилось, это происходило не в лучшую сторону. Что бы она ни замышляла, Морган не собирался упускать из виду ее скрытые планы.

Глава 3: Из Темноты

1

Лили лежала на холодном бугристом полу темницы и пальцем водила по грубому камню, пытаясь сфокусироваться на его неподвижных формах, таящих в себе память об ужасах, происходивших когда-то в этих стенах. Все та же белая футболка, те же шорты, которые неизбежно напоминали о случившемся. Тот день, когда Лили укутывала младенца в точности такую же ткань, когда Хейли, истекая кровью, испустила свой последних вздох, оставив Лили наедине с этим бесчувственным монстром.

В комнате было тихо, но этот зловещий покой лишь усиливал чувство неизбежности, которое сжимало грудь. Она не могла забыть того, что происходило, не могла освободиться от мыслей о Хейли и Коди, о том, что она потеряла. После того кошмарного дня, когда Лили пыталась выбраться, и он очень грубо, но весьма понятно, показал ей, что может произойти в случае непослушания, он, на удивление, не трогал ее и пальцем. Вероятно, его слова о том, что она совсем не в его вкусе, могли быть и не ложью, он лишь преподал ей урок, не ощущая больше интереса к ней, оставил в покое. Он приносил ей еду и средства гигиены, чистую одежду и… вырезки из газет.

– Эй, тебе нужно поесть. Ты же не можешь так лежать целыми днями, – голос Хейли прорезал тишину, ее привычная настойчивость и игривость вновь звучала в ушах, как нечто знакомое и чуждое одновременно.

– Я не хочу, – слабо ответила Лили, почти не двигаясь.

– Как это не хочешь? Ты давно не ела. Давай же, – голос был все таким же твердым и задорным, но Лили чувствовала, как он постепенно теряет свою силу.

– Я не хочу тебя слушать, – ее слова едва срывались с губ.

– Почему? Потому что он сказал, что это я хотела, чтобы ты была тут? – спросила Хейли, и в голосе прозвучала обида.

– Нет, – Лили поднялась, медленно села, – Потому что ты умерла.

Она резко обернулась, но комната была пуста. Хейли не могло быть здесь. Лили сама видела, как ее подруга погибла. Ее разум понимал это, но инстинкт самосохранения пытался хоть как-то удержать Лили на плаву. Для нее Хейли была не просто галлюцинацией, она была ее якорем стабильности, чтобы помочь пережить ей ту боль и одиночество, что стали ее теперь единственными спутниками.

Лили все же встала, ощущая ноющую боль в нижней части спины, и подошла к тумбочке, на которой стоял поднос с парой бургеров и колой. Она не была прикована, хоть и ограничена в движениях рамками этой комнаты, но недостаток света со временем все же проявился. Регулярная разнообразная пища и вода лишь замедляли этот эффект, но остановить его не могли. Лили села на кровать, взяла один из бургеров – он уже был почти остывший, но еще слегка теплый, – и почувствовала, как этот кусочек пищи напоминает ей о том, что жизнь за стенами ее адской темницы не остановилась. Лили могла бы быть заточена в этих стенах, не понимая, сколько уже прошло и какое время суток, а мир все равно продолжал двигаться вперед. Она закрыла глаза и почти ощутила запах закусочной, шум непринужденной болтовни за столиками, звон стаканов и звук колокольчика над только что открывшейся дверью.

Но это значило и другое: если сегодня в меню фастфуд, значит, у мучителя есть дела поважнее. Это казалось ужасно иронично, но Лили была уверена, что он сам готовит для нее еду, она не была похожа на ресторанную, в ней было что-то домашнее. В этот момент из-за решетки до нее долетел чей-то пронзительный плач. Лили открыла глаза и обернулась, чувствуя, как что-то внутри нее сжалось. Но плач вскоре сменился диким криком, который так же внезапно затих. Она слышала это много раз, но к такому невозможно было привыкнуть.

Лили положила бургер обратно на поднос, а сама легла на кровать, отвернувшись к стене, на которой скотчем были приклеены те самые вырезки из газет – на них были лица ее отца и мачехи. В статье говорилось об убитой горем семье, которые ищут пропавшую дочь. «Они все еще не теряют надежды» – подумала Лили, даты были достаточно свежими. Это было так же приятно, как и больно, но она могла хотя бы видеть их лица. Лили попыталась погрузиться в свои мысли, чтобы найти в этом отдушину, вспомнить те светлые дни, что у нее были, с ее отцом, Хейли, Коди. Чтобы не слышать тот кошмар, что снова и снова прорывался сквозь ее попытки уйти от реальности. Стоны, всхлипывания, крики – чей-то ужас, который обходил ее стороной.

Когда у нее уже почти получилось, раздался еле слышный зов:

– Лили…

Этот голос был едва различимым, но Лили ясно уловила, что он не принадлежал Хейли, значит, мог не являться лишь частью ее воображения. Она поднялась, оглядываясь, не понимая, откуда мог исходить этот странный голос. Он раздался снова, и вот она уже двигалась на звук, ступая по холодному полу, пока наконец не оказалась у зеркала, в котором было совсем не ее отражение.

Там, в зеркальной глади, стояла девушка с белой, почти прозрачной кожей и пепельными волосами. Она смотрела на растерянную пленницу изнутри, ее глаза были полны тревоги и странной настороженности.

– Лили, – прошептала она, и ее голос звучал как приглушенное эхо, – Подойди ближе.

Лили застыла, ее тело словно окаменело от увиденного. Ей уже приходилось встречаться со странным отражением, хоть оно и было враждебным, но оно было ее, в этот раз происходило что-то совсем иное. Лили сделала робкий шаг навстречу, но в ее душе было лишь замешательство.

– Кто ты? – ее голос прозвучал почти неощутимо, словно она задавала вопрос себе, все еще боясь, что это все ей лишь кажется.

Девушка в зеркале улыбнулась, ее губы двигались с необычной грацией, почти как в замедленной съемке. Перед глазами сразу возникло лицо Заракса – его ухмылки никогда не обещали ничего хорошего – только лживые и гнусные игры, что следовали за этим, только обман и жестокость. Но улыбка этой девушки казалась настоящей и искренней. «В любом случае, разве может все стать еще хуже?» – задумалась Лили и, наконец, подошла ближе.

– Я хочу помочь тебе, – произнесла она с такой убедительностью, что Лили почувствовала почти ощутимую в теле эйфорию, – В ближайшее время к тебе придет Заракс. Он будет просить тебя о помощи.

– Что? – Лили отошла на шаг назад, ее дыхание учащалось, восторг сменился замешательством, а голос стал громче, – О чем ты говоришь? С чего ты это взяла?

– Тише, Лили, пожалуйста, не так громко, он может услышать, – ответила незнакомка, и ее голос стал еще невесомее, словно она произносила нечто важное, что нельзя было бы повторить дважды, – Потому что я скажу ему, что так нужно. Но ты должна согласиться. Ты должна сказать, что поможешь в обмен на свою свободу. Это твой шанс выбраться отсюда. Пока еще не поздно.

– Зачем тебе помогать мне? – Лили почувствовала, как ее голос предательски дрогнул, но она уже была научена не доверять всему, что слышишь, даже от самых близких людей.

– Скоро кое-что грядет. Было бы неразумно бросать тебя здесь на произвол судьбы, – ее слова оставались загадочными, не открывая всей картины, но в них было нечто, что заставило Лили чувствовать себя частью игры, в которой она была лишь пешкой.

Незнакомка исчезла так же внезапно, как и появилась, а зеркало снова показывало лишь Лили, оставшуюся в недоумении наедине со своими мыслями. Что бы это ни значило, но было бы глупо не воспользоваться такой возможностью, если эта странная девушка говорит правду. Ведь лучше жалеть о том, что сделано, чем о том, что сделано не было, не так ли?

2

Мэдди медленно приходила в себя. Ее тело, словно отброшенное волной, казалось тяжелым и чужим. В голове пульсировал шум, перекрывающий все вокруг. Каменные стены комнаты дышали сыростью, покрытые странными темными разводами, стоял густой, приторный запах, от которого Мэдди начало мутить. Металлический аромат свежей и запекшейся крови перемешивался с едва уловимыми нотами гнили и кислым запахом человеческого страха. Каждый вдох давался с трудом – воздух казался тяжелым, влажным, будто пропитанным самой болью этого места. Лежа на боку, она почувствовала, как ее ладонь соприкоснулась с чем-то влажным. Ее пальцы, не слушаясь, дрогнули, и липкая субстанция оставила неприятное ощущение на коже. Мэдди с трудом приподнялась на локоть, села, откинувшись назад, чтобы не упасть, и вытерла ладонь о бедро, пытаясь избавиться от липкого ощущения, что только приумножало тошноту. Еще немного усилий – и она подтянула ноги к себе, упершись скованными руками в камень.

Пол под коленями Мэдди был холодным и липким, испещренным мелкими буграми, что болезненно впивались в кожу. В углу на металлическом столе лежали инструменты, чьи изогнутые лезвия и шипы ржавели в ожидании следующей жертвы. Тусклый свет, забитый пылью, падал с одинокой лампы под потолком, отбрасывая на стены кривые тени, похожие на жуткий танец призраков, что все еще оставались здесь, не обретя покоя. Из-за них казалось, что сама комната была живой, впитав в себя столько чужой боли, которая просочилась в каждую трещину на поверхности этих старых камней.

Мэдди с трудом подняла веки, и в тот же миг все нахлынуло на нее, как грязная волна. Картины прошлой ночи вспыхнули в памяти: кровавое лицо матери, застывший ужас в глазах отца и силуэт, забравший у нее все это. Холод прокрался к самому сердцу, разливаясь липким страхом по всему телу. Она судорожно вдохнула, но воздух обжег легкие, как едкий дым, пронизанный горечью.

Ее руки дрожали, а запястья ныли от металлических оков. Она опустила взгляд на свои колени, замершие на мерзком полу. Сдавленный стон вырвался из ее рта – это место дышало болью, и она теперь была частью этого безмолвного кошмара. Глаза метались по комнате, выхватывая засохшие пятна крови на поверхностях, пока не остановились на нем…

Заракс стоял в темном углу, почти слившись с густыми тенями, которые обволакивали его силуэт. Алые глаза холодно и жадно мерцали в полумраке, как пара углей в остывающем пепле. Как только она заметила его, он тут же направился в ее сторону.

Его шаги были медленными, но уверенными, как у хищника, приближающегося к уже загнанной добыче. Свет, падающий из-под грязной лампы, постепенно открывал черты его лица, его выражение было доброжелательным. Он слегка наклонил голову набок, с его свойственной животной характерностью, с интересом разглядывая Мэдди.