Бассейн с акулой

– Эм… Хорошо, ладно, ну как, мы поехали, да? – уточнил Марк.

При Родни он решил спрятать все кипевшие в нём эмоции – опять же по поводу возникновения здесь этого самого Родни. Дамор же выглядел слишком спокойным и невозмутимым, и с его лица не сходила лукавенькая, как у сатира, полуулыбка. Будто всё происходило по его устроению. Синтия не могла понять, почему она себя чувствует не в своей тарелке – ведь она же сама инициировала эту нелепую встречу и путешествие на виллу! Толком не зная до конца своих ухажёров, Синтия пустилась на сомнительное предприятие поехать с ними в непонятное, окутанное мрачными трагичными слухами место.

***

Луч фонаря высветил из темноты такое, что мы вздрогнули. Это был макет человека с выпотрошенными внутренностями, точнее с громадной дырой в месте живота, из которого торчали штыри и спицы разной длины с грациозно навешанными на них кишками в форме восьмёрок. Вдобавок, у сего анатомического пособия была непропорционально крошечная голова с большущими шарами-глазами по краям, из стекляруса, глядящими на нас в упор как лягушка.

– Ух, вот это сила искусства! – прошептал изумлённый Ривел. И дополнил: – В Сети писали, что Рискони всю свою виллу превратила в мастерскую, потому что ей это было удобно. Муза могла начать домогаться её прямо в клозете!

– Или когда она ужинала, – кивнула я, завороженно рассматривая кишки.

Я пыталась понять, из чего они сделаны. Явно ненастоящие – иначе бы разложились давным-давно! На ум пришли сцены из фильма ужасов "Восковые фигуры", где жил-был маньяк, который отлавливал людей, убивал и показывал потом их наивным посетителям своей выставки. Пока они не начали удивляться, почему это людей в их городке делается всё меньше и меньше. Должно быть, Лизавьетт, убивая подружку и её мужа, хотела пойти по стопам этого киногероя.

– Её воображение позволяет нарушить все запреты даже в мыслях. Эту композицию она наверняка бы назвала "Человек, который сожрал арматуру".

– Или "Арматура-глист, вырывающаяся из нутра на свободу", – подхватила я.

– Искусство заражает. Подобно тому как убийство тоже заражает. Ох, что ж это я такое несу?

Тем временем, пока агент 003 размышлял по поводу убийственного искусства, я разглядывала другие работы Лизавьетт. Меня потрясало, как за столько лет, пока вилла пустовала, вандалы не растащили эти скульптуры и не разрушили их. Да, местами картины и композиции выглядели потрёпанными. Рядом с выбитым окном, из-за того что в зимнее время туда попадал снег и заливал дождь, изрядно вздулся пол и чернела плесень, но других повреждений не было. Работы Лизавьетт все под стать увиденной нами первой. Жутчайшие и прекраснейшие оторванные руки, выглядели они как обугленные, все переплелись между собой. Огромная в половину человеческого роста голова, с раззявленным ртом, в котором лежал вырванный глаз, а из провалов глазниц торчали извивающиеся черви. Маленький скукожившийся человечек-карлик, у которого из груди рос куст герани – искусственной, с тряпичными листиками. Картины, на которых изображены прокажённые люди и люди, ещё живые, но только что лишившиеся рук, ног, нижней половины тела. Было также несколько нецветных фотографий в рамках – трупы и полуживые тела с мест аварий.

– Она издевалась над смертью. Когда долго смотришь на такое, глаз замыливается, и отвращение попросту перестаёт давать знать о себе. Это как быть хирургом, постоянно делать операции и смотреть на разрезанного напополам человека как просто на рядовую часть работы, – заметила я. – Смотри-ка, 003, какая интересная планировка. Двери нет, зато покатый проход ведёт сразу на второй этаж!

Мы исследовали коридор, по наклонной плоскости уводящий строго вверх. Он круто поворачивал, и зайдя за угол, мы увидели необычную композицию из висящих на потолке кухонных ножей. А пол усеян осколками стекла. Здесь в этой пустой, за исключением ножей и стекла, комнате, стены разрисованы глазами, расширенными от ужаса.

– У неё тут музей. Каждая комната что-то символизирует, – осмотрелся Сыщик. – Вот здесь я усматриваю символ того, что если ты прячешься в стене и со страхом наблюдаешь окружающую действительность, она представляется тебе слишком острой и опасной.

Комната кончалась чёрными рваными занавесками, из тяжёлого бархата. Занавески были пыльными. Мы отогнули их, и на нас посыпались кости и скелеты. Вернее, они болтались на толстых верёвках под потолком, а когда сдерживающие их шторы были нами убраны, вывалились всей массой, едва не сметя нас на битое стекло.

– Карамба! – вскрикнула я. – Надеюсь, это не настоящие.

– Академические макеты! Пластмасса, – Пит уже успел потрогать.

Всего скелетов шесть. Ещё там висели такие же страшные картины, изображающие монстров-мутантов, разрывающих плоть несчастных жертв, а ещё виднелась лестница вниз и вверх.

Мы с Питом разделились для экономии времени. Я пошла наверх, а Пит вниз. Наверху я нашла несколько пыльных комнат, поросших паутиной. Где-то спальня, где-то гостиная, где-то небольшая библиотека.

Когда я осматриваю в ходе миссий дома, я всегда обращаю внимание на книги. Ведь можно составить впечатление о людях, исходя из того, какие книги они хранят. Здесь же в библиотеке книги самые обычные. Любовные романы и детективы в мягких обложках, книги по кулинарии, по ведению домашнего хозяйства. Слово островок цивилизованной нормальной жизни большинства людей. Старый торшер с разбитой лампочкой, рядом с пыльным креслом. Может, у Лизавьетт была любимая тётушка или бабушка, которая тут читала? Как знать.

Ещё на стенах висели страшные картины Лизавьетт. Я обратила внимание, что если в тех помещениях левого крыла, где мы начали свой осмотр, преобладали расчленённые тела людей, то здесь акцент в картинах был сделан на мутантов. Животные сущие химеры, генномодифицированные виды, выглядящие будто сошедшие с гравюр средневековых художников, которые рисовали таких существ в назидание, как олицетворение пороков. Или олицетворение того, что с тобой будет, если ты попадёшь в ад.

– Клот, ты там занята? Пойди сюда, тут я кое-что нашёл! – позвал меня снизу Пит.

Его голос возбуждён.

Я спустилась по лестнице и, преодолев многочисленные композиции из моделей дьявольских монстров и порождений преисподней, очутилась в главной гостиной. Это большой холл в центральной части виллы. Наверх вела широкая лестница. Направо санузел, налево кухня. Ещё правее и левее – двери и проходы в правое и левое крылья дома. Пит позвал меня на кухню.

Кухня оказалась очень просторной, с кафельным полом в красную и белую клетку.

– Ты тоже заметила, да? – взволнованно показал мне Пит кухню, обводя её рукой.

Я поначалу не сообразила и предположила:

– Здесь нет картин, нет скульптур?

– Клот, кухня чистая! Смотри, тут нет пыли! А ещё посмотри вот на это!

Пит подвёл меня к холодильнику, правда, выключенному из сети. В доме по понятным причинам вот уже четырнадцать лет не было электричества. Агент 003 открыл створку холодильника, и я с удивлением обнаружила уложенные там бутылки с вином, а также продукты вроде хлеба, долгоиграющей сырокопчёной колбасы… Я осмотрела упаковку – дата срока годности стояла первое августа! То есть колбасу можно спокойно есть ещё целую неделю, прежде чем она станет несвежей.

– В этом доме кто-то живёт! Кухней пользуются! Смотри сюда, здесь посуда, тут кто-то что-то ест! Вода в канистре, наверняка купленная на прошлой неделе! – Сыщик показал пластиковую канистру, заполненную наполовину.

– Очень странно. Кто тут может жить? Если бродяги, то слишком уж шикуют с вином и колбаской, – гадала я.

– А ещё – ванная. Её используют. Там тоже чисто. Я даже нашёл там швабру и тряпку.

Мы переместились в ванную. Вилла Рискони раскрывалась новыми гранями. Выходит, тут обитали люди! И как они заходили сюда? Тоже пролазили через окна?

– Ух, выследить бы тех, кто тут живёт. Вдруг они связаны с Элизой? – предположила я.

– Это был бы идеальный план. Также может оказаться, что Лизавьетт вернулась и наведывается сюда, в своё законное жилище, – гадал Пит.

– Это навряд ли, – засомневалась я. – Всё-таки Лизавьетт хоть и серийная убийца, но не мазохистка, чтобы вот так сдаваться полиции, приезжая сюда! Да и вообще, её возможно и в живых-то и нет!

Ванная поразила чистотой и безупречностью. Я потрогала краники, воды нет.

– Они могут брать воду для мытья полов в ручье, тут до него метров двести, если не меньше, – предположил 003.

За ванной сбоку висела плотная голубая занавеска, с изображёнными там рыбами. Я задалась вопросом:

– Так, а там что? Тоже скелеты сейчас выбегут? – и бесстрашно отогнула занавеску.

– Ух ты, дверь! Подсобное помещение, наверное, – предположил Пит.

Я подёргала за ручку. И сразу отметила, что металлическая ручка выглядела натёртой до блеска, будто за неё часто хватались. Дверь закрыта, и под ручкой находилась замочная скважина.

– Клот, знаешь, у меня тут мысль такая. Не сочти меня за слишком осторожного, но я бы постоял на шухере, посмотрел в окно. Если тут кто-то живёт, то в любой момент может прийти, и… – высказал свои вполне благоразумные опасения Ривел.

– Пит. Мы на задании, – копаясь в рюкзаке в поисках Иглы Демоуса, я упредительно и нарочито строго посмотрела на напарника. – Не отвлекаемся. Поскорее осмотрим тут всё – поскорее получим недостающие части паззла. А остальное всё к делу не относится.

– У нас пока даже и самого паззла-то толком нет, – вздохнул 003.

– Кое-что есть. Есть вилла, которую фотографировала Элиза. Вилла маньячки-художницы. И есть некие люди, которые сюда ходят, пьют тут вино и закусывают, – проговорила я, достав Иглу Демоуса – прибор, созданный гением наших учёных ТДВГ, который может открыть любой замок.

Я копалась уже вовсю этой Иглой в двери. Щёлк. Щёлк-щёлк – и дверь открылась. Со скрипом.

– Хоть они и закусывают, однако петли смазать не удосужились. Дай-ка фонарик.

Взяв у 003 кусочек света, я нашла лестницу, круто обрывающуюся вниз.

– Ой. У меня всякие мысли про трупы, спрятанные в подвале, – Пит принюхался, тщательно вдыхая воздух в свой сыщицкий нос. – Мертвечиной вроде не пахнет, и на том спасибо.

– Сыщик, не дрейфь! Что на тебя нашло?! – я слегка ударила напарника по плечу. – Это всего лишь рядовое задание!

– Я не дрейфю! Сорвиголова у нас ты, и должен же быть хоть кто-то в нашей команде, кто компенсирует твою бесшабашность? – гордо выкрутился 003.

Мне же было очень любопытно, и я первая пустилась в загадочный подвал.

Скоро мы оказались в погребе, покрытом пылью, паутиной, кое-где плесенью, с пустыми полками и валяющимся мусором, обломками старой мебели. Там находилось много использованных палитр с красками, старых кисточек, ненужных испорченных рам, куски засохшего бесформенного гипса. Ещё Пит обнаружил небольшие горсти серого вещества, насыпанные по углам. Рядом с одной из таких горстей лежал высохший скелет мышки.

– Какое милое произведение искусства, – сыронизировала я.

003 предупредил меня, быстро зажав нос рукой:

– Клот, не дыши! Они травят тут крыс, мышьяком наверняка! Вот почему кухня чистая и там колбаса. Я тоже про это подумал, что в таком доме должны завестись мыши, а их тут нет. Пойдём-ка отсюда, поищем больше информации про это место, может, всплывут имена тех, кто тут может жить?

Я сочла, что Пит уж слишком осторожен, до гиперболизированности. И покачала головой:

– Мы ещё не закончили.

– Да мы даже не знаем, что мы ищем! – изрёк Пит совершеннейшую правду.

– Однако, кое-что уже нашли, – в тот миг я, продолжая осматривать этот закуток, заметила потайной ход. – Не может быть такой маленький подвал под таким большим домом, смотри, там что-то есть!

Лаз, который я нашла, находился за старым покосившимся шкафом. Сей шкаф стоял неплотно к стене, между им и стеной было пространство в полметра. Умно! Если смотреть на шкаф со стороны спуска в подвал, ничего не видно. А если смотреть из той точки, где лежал дохлый мышонок и посветить туда фонарём, что я и сделала – то можно найти этот потайной ход.

Там, за шкафом, был очень узкий маленький проход, искусно проделанный в толще бетонных блоков фундамента виллы.

– Ты смотри-ка, Пит, как интересно! – залезла я туда с фонариком.

Пит же, явно скрепя сердце, пошёл за мной. Он ведь настоящий друг! Я услышала, как он достаёт верный Степлер Демоуса —пистолет, заряженный пулями с транквилизаторами. Мы очутились в тайном помещении и так и ахнули!

Комната, которая предстала во всей красе узкой полоски света фонарика, по площади примерно метров двадцать. Рядом с "дверью" помещался красивый резной металлический канделябр со свечами и на нём лежала зажигалка. Ещё несколько свечей расставлено по выступам из стен, по всему периметру. Стены из кафеля выложены синей и голубой плиткой. В центре помещалось углубление, примерно полметра – бассейн. Но без воды. Посреди этого бассейна возвышался ровный прямоугольник, покрытый отшлифованным кафелем. По габаритам примерно как кушетка – метр на два. А напротив входа в эту кафельную синюю комнату стоял столик со свечами.

Столик сразу привлёк моё внимание, я подошла к нему, обходя бассейн.

– Тут какое-то оккультное место… – прошептал завороженный 003.

Пит принялся осматривать стены и бассейн, а я разглядывала записные книжки, листочки бумаги с начертанными непонятными символами, веточки ка полузасушенных растений, курильницу для благовоний. Посреди всех этих странных предметов, лежала вещь, которую мне очень хотелось взять в руки. Поскольку я была в перчатках, великого проклятья я не боялась.

– Смотри, агент 001, тут в этом бассейне на кафеле нарисовано четыре акулы по углам. Бассейн квадратный. Я уверен, что своими углами он ориентирован на четыре части света. Да, тут нарисованы акулы! Кстати, ты видела, сколько картин с акулами здесь? Это всё рисовала Лизавьетт?

Моя рука уже сжимала вещицу, приглянувшуюся мне. Это красивый кулон в форме акулы. По размеру он примерно в треть моей ладони, просто, но в то же время искусно сделан. Продолговатое тело рыбы, приоткрытая хищная пасть в предвкушении добычи, и конечно же большой спинной плавник, сулящий при первом приближении смерть и опасность.

– Клот! – окликнул меня Пит.

– Что?

– Акулы! Тут кругом акулы! И бассейн тоже с акулами!

Изначально, когда мы сюда пришли, и из-за того, что тут было темно, мы не сразу посветили фонарём под потолок. Теперь я тоже увидела, как над выступами стены, находящимися на уровне груди и где стояли свечи, помещались картины. Множество картин, в рамках и без, разного размера, и на каждой из картин акулы. Где-то просто акулы, плавающие в глубине и безразлично взирающие на подводный мир. Где-то акулы с раззявленной пастью. Где-то снова кровожадные рисунки, о том, как акула пожирает человеческую плоть – руки, ноги, а изуродованное тело жертвы всё ещё бьётся в агонии, погибая в морских волнах.

– Как ты думаешь, что это такое? А что там у тебя, что ты держишь? – Пит обратил внимание на кулон у меня в руке. – Где это ты взяла?

– Оно тут лежало, – показала я на столик.

– Зачем ты это взяла? Вдруг это проклятая штуковина какая.

– Улика с места преступления, – возразила я.

– Клот, ты что, всерьёз хочешь забрать это с собой? – испугался агент 003.

– Да, – кивнула я и подняла листок бумаги, на котором синими чернилами было изображение этого кулона. – А вот тут инструкция! Смотри, что тут написано!

Для активации Кархародона необходимо вызвать вибрации призыва, используя имя Большой Белой Акулы, произнесённое пятикратно, так как пять есть число древней нашей Богини Морской и покровительницы Акул. И тогда все те, кто под стать Богине, будут принимать носящего Кархародон за своего.

– Колдовство какое-то, чёрная магия! Ты же понимаешь это, – посмотрел на меня Пит серьёзно.

– Интересно, кто это писал? Уж не Элиза Силлин? И возможно мы нашли то, что должны были?

Меня охватило воодушевление.

– Это может быть опасно! – предупредил 003.

– Ривел, приведи-ка мне пример на нашей практике, когда было не опасно, – поставила я его в тупик.

Напарник вынужден признать:

– Ну хорошо. Уломала. Ты что же, будешь забирать тут всё в качестве улик?

– Нет, пожалуй, только этот медальон и записку. И с чего ты взял, что я это буду забирать? Я это отдам на исследование нашим коллегам! Что я, вор что ли? Я это позаимствую и честное слово вернусь и положу на место!

Пит, увы, не разделял моего энтузиазма.

– А что теперь? Поедем домой, и отнесём всё это на Базу?

Я покачала головой, задумчиво рассматривая медальон и записку. Медальон мне очень понравился. Странное чувство, но когда я взяла его в руки, мне показалось, что я ранее сталкивалась с чем-то подобным.

– Ты так смотришь на эту акулу, как на бриллианты! Не замечал ранее за тобой такой любви ко всяким цацкам, – сказал Пит.

– Женщины имеют свойство меняться, – пошутила я. И стала перечитывать записку: – Имя Большой Белой Акулы. Какое это может быть имя? Может быть, латинское, научное название? Может быть, это и есть Кархародон? А что, если произнести слово "Кархародон" пять раз? Кархародон, Кархародон, Кар…

– Что ты делаешь?!

– ..хародон, Кархаро…

– Клот, это же просто ребячество! – Пит махнул на меня рукой.

– …дон, Кархародон!!! – завершила я свою скороговорку на торжественной ноте.

И тут же почувствовала, как медальон в моей руке… откликнулся! Это ощущение сложно описать. Он словно стал теплее, дрогнул! Или мне так показалось?

– Пит, надеюсь, что ты под стать древним богам, и что же, ты теперь принимаешь меня за своего? – улыбнулась я другу.

– Я тебя принимаю за психа! Но раз я с тобой тут тусуюсь, значит, я точно такой же псих. А из этого следует, что псих психа видит из-за психа, то есть о да, Клот, ты в доску свой! – Пит бухнул мне руку на плечо. – Пошли отсюда.

Я засунула медальон и записку-инструкцию в карман. Мы вышли из загадочной синей комнаты с акулами, поднялись на первый этаж, и через ванную прошли в холл.

– На мой взгляд, мы нашли тут более чем достаточно, – Пит покосился на меня, потом на дверь.

– Ничего подобного! Мы ещё не осмотрели верхние этажи центральной части здания, чердак и правое крыло.

Я устремилась к лестнице, ведущей вверх. Агент 003 вздохнул и безропотно последовал за мной.

Там мы нашли несколько комнат, в которых стояла старая и подпорченная временем мебель, и другие работы Лизавьетт Рискони. Всё выглядело так, будто хозяйка оставила дом с чётким намерением сюда вернуться, и как будто оставила она его на месяц-другой, но никак не на четырнадцать лет.

Скоро нам стало понятно, что в доме были помещения, где люди – новые неведомые хозяева, бывали чаще. Тут не надо быть выдающимся детективом. Кухня, холл и ванная поддерживались в идеальной чистоте, а также та синяя Акулья комната в подвале. Как часто тут бывали? И на сколько времени они сюда приходили? И главное – с какими целями? На втором этаже в центральной части мы обнаружили любопытную систему соединяющихся друг с другом коридоров. Многие комнаты обладали двумя-тремя дверьми, которые выводили в крошечные холльчики, лесенки и проходики. По одному из них я очутилась вновь в левом крыле, где уже мы были. Пит нашёл проход в правое крыло, и сообщил, что там много пыльных картин с мутантами, а также больше всего разбитых окон.

Меня влёк чердак. К нашему удивлению, дверь туда оказалась запертой. Пришлось снова воспользоваться Иглой. Замок был старым, проржавевшим, из чего мы заключили, что на чердак давно никто не поднимался. Едва мы проникли туда, нас встретил затхлый душный воздух. Здесь все окна целые и не открывались возможно даже в те времена, пока Лизавьетт тут спокойно жила до своего шедеврального двойного убийства.

Чердак был скопищем всевозможного хлама. Здесь большая часть мебели и предметов оказалась завешена старыми простынями, словно списанные музейные экспонаты. Из-за того, что пыльных окон тут вполне достаточно и дневного света ещё хватало, мы не стали пользоваться фонарём.

Пит нашёл на чердаке уголок, где Лизавьетт хранила чистые холсты, рамы, запасы красок и кистей. У красок, в отличие от колбасы внизу в холодильнике, уже истёк срок годности, они засохли напрочь. Ещё там лежали старые альбомы-эскизники, которые заинтересовали моего друга так же сильно, как и меня – медальон с Кархародоном.

– Ты только посмотри, она тут работала над гениальной картиной! И снова – акула!

В эскизнике, который с восхищением разглядывал Пит, мы увидели карандашные наброски. Лизавьетт на нескольких листах искала форму выражения лица героини картины, позу, композицию. Картина изображала неземной красоты женщину верхом на акуле, устремляющуюся навстречу волнам.

– Она уделяла большое внимание этой работе. Но что бы это значило, и есть ли законченная картина? Не это ли то, что мы ищем? – задался Пит вопросом.

Он оглядел чердак и, словно повинуясь наитию, двинулся к большому плоскому предмету, закутанному в белый саван. Предмет этот прислонен к стене, у дальнего окна, и по габаритам был прямоугольником примерно метр на полтора. Питом, так же как и мною в Акульей Комнате, овладела магия этого места, и он принялся с ярым нетерпением разворачивать картину. Настала моя очередь спрашивать:

– Что ты делаешь?

– Хочу посмотреть! – упрямо заявил агент 003. Меня несколько обескуражила такая перемена в нём: ведь до того, как мы пришли на чердак, он буквально достал меня высказываниями пойти прочь из этой виллы.

– Клот, достань фонарь! Это же она! – в восторге ахнул Сыщик.

Но и без фонаря понятно, что мы нашли законченную картину, повторяющую сюжет в эскизнике. Только в красках.

– Как ты узнал? – спросила я.

– Я использовал методику, которой пользуются все детективы: подключил эмпатию, умение мыслить как преступник. Проник в душу маниакальной художницы.

– Ты несёшь тарабарщину, – признала я.

– О да, ведь мы недавно пришли к выводу, что мы оба психи и в доску свои, так ведь? Гляди-ка, агент 001, в этом лице – её автопортрет!

Пит несколько минут умильно разглядывал женщину, мчащуюся в пенном море верхом на акуле, под кроваво-красным небом. Женщина изображена в несколько эротичной позе, вся выгнулась, запрокинула голову, приоткрыла рот, словно находилась в объятиях любовника. Женщина с картины обладала богатой каштановой копной волос, стройной полуобнажённой фигурой и большой красивой грудью. Акула, на которой она так сексапильно восседала, напоминала эту рыбу лишь отдалёнными чертами. Художница изобразила тут акулу сущим адовым монстром-демоном, с прожорливой зверской пастью и страшенными почти человеческими глазами, в которых плескались похоть и садизм. Морские волны в том месте, где акула выплёскивалась из воды, окрашены цветом крови жертв. Жертвы, кстати, не нарисованы: скорее всего, по замыслу госпожи Рискони, акула уже их съела. Сожрала, наслаждаясь потоками крови, в которой плыла, задрав голову, и предвкушала ещё большее наслаждение от общения со своей соблазнительной всадницей.

– Ты уверен? Это Лизавьетт? – уточнила я.

– Да, я видел её фото, похоже, что это она, – закивал Пит. – А зверь, как мне кажется, не акула, а акул. Самец, то бишь.

– Морскому ежу понятно, – закивала я. – А ещё на эту картину надо поставить цензуру "восемнадцать плюс", или хотя бы "шестнадцать плюс".

– Ха, если шестнадцать плюс – то тебе нельзя смотреть, – хихикнул Пит, который имел везение вылезти из утробы мамы на свет на четыре месяца раньше меня. То есть ему уже шестнадцать, а мне шестнадцать будет только через полтора месяца.

– Ты возьмёшь с собой эту картину? – поинтересовалась я. – Она большая, красивая, украсит твои коллекции у тебя в комнате.

Я дружески подколола Сыщика, ведь он заядлый коллекционер всяких мелочей. С детства любит собирать, систематизировать всё, что только можно. Не ограничиваясь традиционным сбором значков, монеток, наклеек, комиксов, камушков, вкладышей жвачек, моделей машин и трупиков засушенных насекомых. В личных коллекциях Питера Ривела можно найти такое, что и в голову не придёт, что это можно коллекционировать. Например, недавно он открыл коллекцию фотоснимков луж в форме человеческого носа. У агента 003 свои амбиции, так он намеревался когда-нибудь попасть в Книгу Мировых Рекордов как владелец самой упоротой коллекции, которой нет ни у кого. Похвальное желание, под стать его великой цели стать знаменитым супер-детективом!

– Я возьму эскизник, – ответил Пит серьёзно. – Не хочу отставать от такого профессионала, как ты!

– Я польщена, – улыбнулась я.

– Ну-ка, сможешь подержать картину снизу, хочу рассмотреть её при дневном свете? – попросил Пит. И пояснил: – Чтобы запомнить её, отметить все детали.

Мы поднесли картину поближе к окну, поскольку при свете фонарика разглядывать такое произведение не удобно. И когда мы посмотрели в окно, то увидели, как в сторону виллы движутся два мопеда, по той самой дороге через речку Карри и мостик, как мы сюда шли.