Выход сэра Джона

Адвокат защиты: «Я полагаю, леди Пламптр, вы знаете мисс Баринг лучше, чем кто-либо другой? Вы были для неё матерью?»

Леди Пламптр: «Я, конечно, сделала всё, что могла».

«Вы знаете её так, как можно узнать только при ежедневном общении. Какова ваша оценка её характера?»

«Нелепо обвинять её в таком преступлении. Её отец был выдающимся человеком».

«Не беспокойтесь об отце. Вы бы сказали, что она была по природе доброй, щедрой и уравновешенной?»

«Я думаю, это правда. Иногда немного своенравной».

«Но вы бы не описали её как неконтролируемую в каком-либо отношении?»

«Нет, определённо нет».

«Ни в коем случае не жестокую?»

«Нет».

«Точно не жестокую?»

«Нет, она терпеть не могла жестокость. Единственный раз, когда я видела, как она вышла из себя, был из-за лошади, с которой плохо обращались».

«Из вашего личного опыта, как вы думаете, вероятно ли было, что она когда-либо ударит другую женщину?»

«Конечно, нет. Она знает, как себя вести».

«Вы не можете представить себе никакой провокации, которая могла бы поколебать её контроль до такой степени?»

«Нет, совершенно абсурдно. Она была очень тщательно воспитана в моём доме».

«Её самообладание необычайно?»

«Да, для современной девушки».

Обвинитель вскочил на ноги; здесь был запах, который мог быть затхлым или мог привести к охоте. Стоило попробовать. Он воздержался от своих обычных бурных методов с этой свидетельницей, которая производила впечатление, что могла бы справиться с такими методами очень достойно. Почти, он был вежлив. Мистер Танкерей сказал: «Вы расскажете нам причину, по которой мисс Баринг покинула убежище вашей крыши после того, как наслаждалась ею в течение трёх лет?»

«Она хотела зарабатывать себе на жизнь; я не возражала».

«Что привело её к такому решению?»

«О, увлечение сценой! Она играла один или два раза в любительских спектаклях в Симле. Это вскружило ей голову».

«Разве у неё не было таланта, по-вашему?»

«Это не имеет никакого значения, я так думала. Девушки в наше время совершенно не управляемы; они не обращают внимания на то, что говорят люди постарше, которые имеют полное право критиковать».

«Вы критиковали этот план, чтобы она сама зарабатывала себе на жизнь?»

«Её представление о сцене, безусловно. Я считала это совершенно неподходящим для нее занятием. Её отец был бы потрясен мыслью о том, что его дочь выставляет себя напоказ на публике, и я тоже».

«Однако вы позволили ей участвовать в любительских спектаклях?»

«О, но это было совсем другое дело!»

«Почему же?»

«Наместник был покровителем. Все играли».

«Хотели или нет?»

«Да, конечно».

«Вы ясно выразили свое неодобрение?»

«Совершенно ясно».

«Была ли между вами какая-то ссора?»

«Не думаю, что понимаю, что вы имеете в виду».

«Горячие слова? Повышенный голос?»

«Я не привыкла вести себя как торговка рыбой; Мартелла тоже, надо отдать ей должное».

«Очень хорошо. Теперь, леди Пламптр, расскажите нам немного больше об этом инциденте с лошадью? Вы сказали, что с лошадью плохо обращались, и мисс Баринг вмешалась. Не будете ли вы так любезны, рассказать нам, что именно произошло?»

«Это было несколько лет назад, в Симле. Там была телега с очень большим грузом зерна, лошадь которой, казалось, плохо тянула. Мартелла сказала: "Мне кажется, с этой лошадью что-то не так". Я ответила: "Это не твое дело, дитя мое. Мы и так опаздываем на обед". Однако она не послушала меня. Она подошла к лошади и подняла ее хомут: там была большая рана. Тогда начался спор».

«Какого рода был этот спор?»

«Ну, он был чрезвычайно жарким. Она сказала, что этот человек не годится для того, чтобы управлять каким-либо животным. Он ответил очень нагло, и начала собираться толпа. Я силой оттащила девочку. Было непростительно устраивать такую сцену. Я сказала ей это потом».

«Не можете ли вы вспомнить какие-либо дальнейшие подробности спора?»

«Это было несколько лет назад. К тому же все это было совершенно неважно».

«До сих пор вы были достаточно обстоятельны. Вы сказали нам, например, что телега была нагружена зерном. Вы утверждаете, что не можете вспомнить никаких дальнейших подробностей этой сцены?»

«Она не произвела на меня никакого впечатления».

«Однако вы только что сообщили присяжным, что это был единственный случай, когда вы видели, как эта очень сдержанная девушка вышла из себя. Вы просите присяжных поверить, что не помните никаких дальнейших подробностей?»

«Я не знаю, почему вы настаиваете. Как я уже сказала, весь инцидент был совершенно незначительным».

«Я говорю вам, леди Пламптр, что вы не желаете дать полный отчет об этой сцене, потому что такой отчет нанес бы ущерб мисс Баринг?»

«Ничего подобного. Я не хочу каким-либо образом препятствовать закону. Если вы спросите меня вежливо, я отвечу».

Судья прервал его, наклонившись вперед: «Послушайте меня, пожалуйста. Вы здесь в положении свидетеля, чтобы отвечать на вопросы, а не судить о том, как они задаются. И вы не должны сами решать, существенны факты или нет».

«Мне жаль, милорд, но действительно…»

«Не извиняйтесь передо мной. Отвечайте на вопрос».

Мистер Танкерей, оправданный, возобновил свои расспросы: «Если я буду следить за своими манерами, леди Пламптр, я ожидаю, что ваша память не будет вас подводить. В ходе этой сцены с возницей мисс Баринг проявила агрессию?»

«Она была очень рассержена. Она использовала одно или два довольно сильных выражения. Возможно, ничего особенного, как принято говорить в наши дни. Если бы только она остановилась на этом».

«Она прибегла к действию?»

«Она схватила его хлыст и ударила им. Я не знаю, коснулась она его или нет».

«Теперь понятно. Этот инцидент, вы говорите, произошел в Индии?»

«В Симле, да».

«Это дикое место, я так понимаю. А в Симле нет полицейских?»

«Конечно есть, туземцы. Когда это случилось, совсем рядом со мной был туземный полицейский».

«Разве не было бы самым обычным решением вызвать полицейского и предоставить ему уладить дело?»

«Это именно то, что я сказала ей тогда».

«Но она была слишком взволнована, я полагаю?»

«Нелепица. Туземцы всегда плохо обращаются со своими лошадьми».

«Разве она была совсем не похожа на себя?»

«Она всегда была чрезвычайно упряма».

«Я говорю сейчас о самой вспышке. Она показала вам способность к гневу, которой вы не ожидали?»

«Естественно, я была удивлена».

«Вы никогда раньше не были свидетельницей такого отсутствия самообладания в ней?

«Не в такой степени».

«Не меняют ли воспоминания об этом эпизоде, теперь, когда вы вспоминаете его более ясно, точку зрения, которую вы высказали в начале вашего допроса, что обвиняемая не способна ни при каких обстоятельствах совершить насильственное преступление?»

«Конечно, нет, учитывая ее воспитание».

«Однако то, что случилось однажды, может случиться снова?»

«Я думаю, это крайне маловероятно».

Мистер Танкерей поднял руку, когда она собиралась выйти из ложи: «Одну минуту, пожалуйста. Еще один или два вопроса. Ваш муж, как вы сказали, был врачом?»

«Да. В Индийской медицинской службе».

«У него была медицинская библиотека?»

«Конечно. Множество книг. Они были настоящей помехой каждый раз, когда мы переезжали».

«Вы помните названия хоть одной из них? Темы, которые они затрагивали?»

«Бессмысленно спрашивать меня о книгах. Я не могу назвать вам ни одной. Мартелла всегда читала, но я думала, что мой муж тратил на книги слишком много денег, и они едва ли принесли хоть какую-то прибыль, когда я продавала их после его смерти. Так что бесполезно спрашивать о книгах, потому что я ничего не могу вам сказать!»

Слава богу, снова подумал мистер Соуэрби Симс, отпуская взглядом леди Пламптр! Последнее замечание почти искупает историю лошади; но не совсем. Не совсем. Что ж, впереди нас ждет ночь. Он устало поднялся, когда судья покинул зал суда. Заседание этого дня закончилось.

ГЛАВА

VI

БЕЛЫЙ, ЧЕРНЫЙ

Все ж облегчу я сердце,

      Хотя своей рискую головой.

Король Генрих IV, часть I

С уверенностью в своих силах мистер Симс вызвал следующего свидетеля – Терезу Энн Уолмсли. Он был уверен, что она не подведет его. Если бы она, подобно леди Пламптр, знала о каких-либо случайных глупостях, которые допустила девушка в юности, у нее хватило бы благоразумия не рассказывать об этом.

Когда она вошла в ложу, он улыбнулся Терезе Энн Уолмсли, известной в религиозных кругах как Мать Святая Губерта. Он бы гордился ею как свидетелем, если бы не тот факт, что она была католичкой – факт, который присяжные, увидев её в этом наряде, вряд ли могли не заметить. Её белое одеяние с чёрной вуалью, платье, просторное, но строгое, имело достоинство, которое, как и мантия судьи и его собственное платье, принадлежало более свободной и живописной эпохе.

Инцидент, о котором она должна была рассказать, произошёл, когда Мартелле было пятнадцать лет. Она готовилась к конфирмации «со своей обычной серьёзностью», как сказала Мать Святая Губерта, улыбаясь. Накануне церемонии её вместе с четырьмя другими девочками, которые должны были пройти конфирмацию, отправили спать немного раньше обычного. Мать Святая Губерта, которая в то время не была настоятельницей, получила указание разбудить их утром и помочь с одеванием. Белое платье, вуаль и венок были положены у изножья кровати каждой девочки.

Когда она пришла в их спальню на следующее утро, в семь часов, четверо уже не спали; только Мартелла лежала неподвижно в глубоком сне. Она была полностью одета; её волосы были тщательно расчесаны, а на ней были вуаль и венок. В своём первом удивлении Мать Святая Губерта отругала Мартеллу, но удивление и тревога девочки были настолько очевидны, что она поняла правду.

«И что это было, по-вашему?» – спросил мистер Симс.

«Девочка была взволнована в течение нескольких дней; она была накануне великого события. Я пришла к выводу, что она оделась во сне».

«В результате предыдущего нервного напряжения?» – уточнил мистер Симс.

«Да, я знала, что нечто подобное случалось и раньше с девочками, которые чувствительны и обладают воображением».

«Она помнила, как одевалась сама?» – спросил мистер Танкерей.

«Ничего. Она была очень расстроена и напугана».

«Как долго длилось это состояние расстроенности и тревоги?» – поинтересовался мистер Танкерей.

«Недолго. Она всегда была очень храбрым ребёнком».

Когда Мать Святая Губерта объяснила ей, что, по её мнению, произошло, она сразу успокоилась. Она умоляла, чтобы её конфирмация не откладывалась из-за этого.

«И не откладывалась?» – уточнил мистер Симс.

«Нет. Мы посчитали, что лучше дать выход волнению, чтобы оно шло своим чередом. Она нормально спала той ночью и больше не ходила во сне, пока была с нами».

В конце допроса мистер Танкерей встал, чтобы задать вопрос свидетелю. Его тон был невежливым.

«Вы прожили в монастыре как долго?» – спросил он.

«Я стала монашкой в двадцать три года».

«Ответьте на вопрос, чтобы присяжным было понятно. Как долго вы прожили в монастыре?» – настаивал мистер Танкерей.

«Почти всю свою жизнь. Я получила образование в монастырской школе и стала послушницей в двадцать лет».

«Как вы думаете, проведя почти всю свою жизнь в монастыре, вдали от мира, вы способны судить, нормальны ли поступки или нет?» – спросил мистер Танкерей.

«Я могу ответить только, что мудрость приходит с возможностью досуга».

«Это эпиграмма?» – предположил мистер Танкерей, и Мать Святая Губерта кивнула. Она спустилась с места, победоносно, и мистер Соуэрби Симс поднялся, чтобы вызвать следующего свидетеля.

Галерея зашумела и зашепталась; карандаши молниеносно летали по бумаге на столах репортеров; в суде было небольшое движение, как в театре, когда гаснет свет и занавес должен подняться перед выходом на сцену какого-то легендарного актёра. Следующим свидетелем мистера Симса была сама заключённая. Она подошла к свидетельской скамье, сдержанная, но с глазами немного озадаченными, которые широко распахнулись, чтобы осмотреть суд с этого нового ракурса.

Наблюдатель на галерее восхищался каждой её позой. «Воспитание! – подумал этот наблюдатель. – Это о многом говорит». И когда он поймал её взгляд на мгновение, он слегка кивнул ей, что означало восхищение и приветствие её мужеству. Возможно, она это увидела; но мистер Симс уже был занят своими вопросами.

«Итак, мисс Баринг, где вы были вечером 27 сентября?» – спросил он.

«В какое время вечера?» – уточнила она.

«Скажем, с семи до десяти».

«В театре. Я же сказала вам, что договорилась играть роль».

«Каков был мотив, побудивший вас вернуться в компанию мистера Дрюса в семь?» – продолжил мистер Симс.

«О, ну, когда они пришли и вежливо попросили меня, я сдалась. Бог знает, я не хотела бросать их в яму. Как я сказала мистеру Дрюсу: «Вы будете порядочны со мной, и я буду порядочна с вами». Я не хотела ссориться».

«Так что вы снова были с ним в дружеских отношениях?» – спросил мистер Симс.

«О, да!» – ответила она.

«А с его женой?» – спросил мистер Симс.

«Она была очаровательна со мной. Это было большим облегчением. Я ненавижу все эти разборки людей в одной компании. Это так по-детски».

«У вас не было других причин для жалоб на миссис Дрюс, кроме того, что нам рассказали свидетели?» – спросил мистер Симс.

«Нет, она старалась быть милой. Я действительно думаю, что она старалась».

«Значит, между вами были просто профессиональные разногласия?» – уточнил мистер Симс.

«Ну, мы так и не поладили. Тем не менее, у нас не было личных ссор – не по моей вине».

«Эти профессиональные ссоры ничего особенного не значат?» – спросил мистер Симс.

«Кажется, они неизбежны. Я никогда не была в компании, где не было бы чего-то подобного».

«Так, вы разрешили профессиональные разногласия. Что вы сделали дальше?» – продолжал мистер Симс.

«Я ничего не делала. Мы просто продолжали».

«Вы не предприняли никаких шагов, чтобы закрепить примирение?» – спросил мистер Симс.

«О, вы имеете в виду, что пригласила их на ужин? Мне очень жаль. Я не поняла, к чему вы клоните. Да, конечно, я пригласила их на ужин. Я думала, это просто вежливо».

«Вы пригласили и мистера Дрюса, и его жену?» – уточнил мистер Симс.

«Конечно. Не то чтобы я думала, что он придёт».

«Он сказал, что придет?»

«О да, он обещал прийти. Менеджеры всегда так говорят, чтобы быть вежливыми».

«И он действительно пришел?»

«Нет, я же сказала вам, что не пришел. В этом-то и дело».

«Как вы готовились к этому ужину?»

«О, мисс Митчем все организовала. Я дала ей десять шиллингов и попросила сделать побольше закусок».

«Она купила спиртное?»

«Нет, я забыла ей сказать».

«У вас было спиртное?»

«Да, я как раз к этому шла. Понимаете, я знала, что если придет мистер Дрюс, оно нам понадобится».

«Вы сами не пьете спиртное?»

«Нет, я не выношу его вкуса. Стаут – это другое дело».

«А вы пили стаут тем вечером?»

«О нет, никогда вечером. Это слишком тяжело для моего желудка».

«Мисс Баринг, я задал вам вопрос, на который вы, вероятно, не хотите отвечать. Были ли у вас спиртные напитки в ту ночь?»

«О, простите, я думала, что уже сказала об этом. У меня было немного бренди во фляжке. Я достала его первым делом, полагая, что миссис Дрюс захочет немного выпить».

«Почему, если вы никогда не пьете, у вас оказался бренди?»

«Ну, другим это нравится, вы знаете. И потом, на случай болезни…»

«Вы предлагали выпить миссис Дрюс?»

«Да, но она не захотела. Она сказала позже, возможно, когда мы отрепетируем наши сцены».

«Сцены?»

«Мы вместе повторяли некоторые сцены из спектакля. Мы так договорились. Это было отчасти причиной, по которой я пригласила ее на ужин».

«Слова новой роли?»

«Да, для следующей пьесы. Мы играли новую пьесу каждые три дня».

«Эта роль была длинной?»

«Пожалуй, самой длинной из всех, за которые я когда-либо бралась».

«Такая же длинная, как, например, Леди Макбет?»

«О, гораздо длиннее и сложнее, вы знаете. Множество коротких реплик. Ее почти невозможно выучить по подсказкам. Вам нужен другой человек для диалога».

«Сколько времени вам дали, чтобы выучить эту длинную и сложную роль?»

«Как обычно, три дня».

«У вас хорошая память на слова?»

«Чтобы играть на сцене, нужна хорошая память. Но, конечно, это означает, что нужно репетировать днями и ночами».

«Как вы обычно приступаете к изучению своих сцен?»

«Ну, мне нужно поспать ночь. Если я однажды произнесу всю партию перед сном, я наверняка запомню ее утром. Это как если бы ваш ум продолжал работать. Я бы предпочла работать два часа ночью, чем двенадцать часов днем и играть вечером».

«Вы работали над этой ролью весь день?»

«Я работала над каждой ролью целый день с тех пор, как присоединилась к труппе».

«Помимо игры по ночам?»

«Конечно».

«Вы привыкли репетировать свои роли, когда возвращались из театра вечером?»

«Иногда до четырех утра».

«Очень хорошо. Теперь вернемся к вечеру, когда вы пригласили миссис Дрюс на ужин. Вы были в театре, как обычно?»

«Да».

«Вы вернулись домой сразу после спектакля?»

«Нет, у нас был прогон. Мы часто так делали. Набросок».

«Во сколько это закончилось?»

«О, чуть позже одиннадцати. Я не могу быть уверена до минуты».

«И после этого вы пошли домой?»

«Да».