Не дразни меня

Ольга Рузанова

Не дразни меня

Глава 1

Ярослава

С детства боюсь темноты. С тех самых пор, когда отец неделю прятал меня, брата и маму в каком-то подвале. Мы сидели без света, при свечах, которые постоянно задували сквозняки. Мама тогда жутко заболела, а меня стали мучить кошмары. После этого я спала только при свете ночника.

В комнате, куда меня определили три дня назад, ночника нет, окон тоже. Три ночи подряд я сплю с включенным экраном телефона, который никогда не снимаю с зарядки.

Услышав звук входящего сообщения, поворачиваюсь набок и открываю нашу с мамой переписку.

«Ну как? Он приехал?»

«Нет, мам, не приехал еще»

«Сволочь» – отвечает кратко.

Я согласна, но поводов расстраиваться не вижу – пусть он не приезжает никогда. Пусть я стала бы вдовой, не успев даже познакомиться с мужем. Это мое самое горячее и самое заветное желание!

«Как там отец? Спрашивал про меня?»

«Спрашивал» – отвечает мама.

Врет, наверное. Он даже не попрощался со мной толком. Махнув рукой, велел не забывать, кто я.

А я и не собиралась. Я Турчатова, и Литовской никогда не стану. У меня даже язык не повернется назваться фамилией того, кто убил моего брата и лишил нашу семью части бизнеса.

Перевернувшись на спину, складываю руки на животе, закрываю глаза и пытаюсь уснуть. Тревожно на душе. В затылке скапливается холод и расходится ознобом по плечам и груди. В горле свербит.

Нет, права мама. Скорее бы он приехал, потому что нет ничего страшнее неизвестности. Пускай скажет, оставит он меня здесь или вернет родителям, а наш брак будет ничего не значащей формальностью. Если нет, о чем предупреждал отец, то пусть объяснит, что меня ждет в этом доме.

Вдруг слышу приглушенные шаги, а в следующее мгновение дверь буз стука открывают.

– Адам Викторович приехал. Спустись вниз. – раздается голос Ивана, который является здесь кем-то вроде управляющего.

Сердце больно врезается в ребра. Ноги и руки тут же леденеют. Поднявшись на локтях, я смотрю на невысокий мужской силуэт в дверном проеме. От ужаса язык к небу примерзает.

– Чего застыла?! Встала!.. Пошла!

– Дверь закройте, мне одеться нужно.

Фыркнув, он выходит, но перед этим успевает крикнуть:

– Пошевелись! Я тебя жду!

На самом деле в этом доме я раздевалась лишь пару раз, когда очень-очень быстро принимала душ, а лечь спать раздетой в комнате, на двери которой даже нет защелки я, конечно, не рискнула.

Соскочив с кровати, поправляю на себе джинсы и футболку, быстро собираю волосы в хвост на макушке и надеваю шлепанцы. Тело сотрясает дрожь.

– Нормально одеться не могла?

– Обойдется, – буркаю под нос, но мужчина каким-то чудом слышит.

– Держи язык за зубами, девка, – недобро усмехась, проговаривает он вкрадчиво. – Тебе здесь не рады.

Мысленно желая гореть ему в аду, тем не менее, принимаю совет к сведению. Нельзя забывать, кто такие Лютые – убийцы и насильники. Мама просила быть сильной, но осторожной.

Идем с Иваном по коридору второго этажа, спускаемся по широкой лестнице со ступенями из толстого стекла и направляемся в сторону гостиной. Все это время я не дышу и держусь взглядом за его не по-мужски узкий затылок.

– Не дразни его, – говорит напоследок и выдвигает меня вперед.

Я слепну от яркого света и обращенного на меня внимания трех мужчин.

Литовского узнаю сразу – по позу и ауре лидера. Широко расставив ноги, он сидит на диване и курит. Рука расслабленно лежит на спинке, голова откинута назад, взгляд с налетом брезгливости.

С ним еще двое. Один разливает спиртное по бокалам, второй, цокая языком и играя бровями, похабно скалится. На столе среди бутылок с виски, закуски и сигарет кобура с пистолетом и рация.

Все до боли знакомо, но это не отцовский дом, где мне ничего не угрожало.

Сцепив зубы, затягиваюсь воздухом. Пахнет табаком и опасностью. Волосы встают дыбом.

– Как зовут? – негромко спрашивает тот, кого я признала за Лютого.

– Ярослава.

– На отца похожа, – комментирует один из них.

– Сомнительное удовольствие видеть Турчатовскую физиономию в своем доме каждый день – усмехается Литовский под дружный гогот своих друзей.

Мою кожу кипятком ошпаривает и тут же словно снегом обсыпает. Кровь ударяет в голову, содает шум в ушах, но зрение, напротив, приобретает резкость и становится тоннельным.

Я вижу только его. Урода, убийцу и преступника.

Ненавижу! Если бы он знал, как я его ненавижу!!!

Тварь… мразь… скот!..

Поднеся сигарету ко рту, он смотрит на меня в упор, а затем, прикрыв глаза, выпускает струю дыма вертикально вверх.

– Я могу покинуть ваше гостеприимное жилище в любую минуту, – выдавливаю с трудом.

– Иди, – кивает в сторону выхода, – и помни, в твоих интересах не попадаться мне на глаза… женушка.

Примерзнув ступнями к полу, я удерживаю его взгляд еще несколько мгновений, а затем разворачиваюсь и выхожу из гостиной. Скрываюсь из поля из зрения и ускоряю шаг, несусь к лестнице и едва не налетаю на горничную, несущую поднос с закусками.

– Ненормальная! – выкрикивает она и отскакивает в сторону.

– Сама такая! – бросаю, не оглядываясь.

Взлетаю по лестнице и за секунду добегаю до своей каморки. Захлопываю дверь, приваливаюсь к ней спиной и прячу лицо в ладонях. Грудь раздирают глухие рыдания. Меня колотит от ненависти, отвращения и немного – жалости к себе.

За что мне это?! Почему я?! В чем я провинилась?!

Почему отец не мог отказаться от этого брака? Неужели я совсем-совсем ничего для него не значу?

Быстро погасив истерику, я бросаюсь к кровати и вытаскиваю свой телефон из-под подушки. Усаживаюсь на самый краешек матраса и набираю Леонида. Бьющие по самообладанию длинные гудки обрываются, но я звоню снова.

Не отвечает.

Черт!..

Леня!.. Ленечка! Милый! Забери меня отсюда!.. Умоляю!

Прижав телефон к груди, я раздумываю, позвонить маме или не стоит. Боюсь, по моей интонации она поймет, что я чувствую. Так не хочется ее расстраивать!

Однако в этот момент раздается сигнал входящего сообщения.

«Яська, занят. Не могу говорить. Как дела?»

«Я скучаю» – быстро печатаю в ответ.

«Он приехал?»

«Приехал»

«И? Ты его видела? Как он тебе?»

«Страшный тупой качок. Урод».

Глава 2

Ярослава

Сидя по-турецки на узкой кровати, улыбаюсь своему размытому отражению в лакированной дверце шкафа. Говорю с мамой – пусть думает, что у меня все прекрасно.

– Кормят хорошо? Ты наедаешься?

– Голодом не держат, – смеюсь в трубку, – мам, не накручивай себя. Все нормально.

– Ну, а комната? Ты обещала отправить мне фотографии.

– Комната, как комната – кровать, шкаф, тумба. Почти как моя у нас дома.

На последних словах голос чуть было не срывается. Я ужасно скучаю по дому.

– Какой вид из окна? Красивый?

Набрав в рот воздуха, надуваю щеки и бесшумно его выпускаю. Видела бы мама, куда меня поселили – проплакала бы всю ночь. Потом давление, мигрень и отсутствие аппетита. Нет,я не рискну ее так огорчить.

Окинув каморку беглым взглядом, издаю негромкий смешок и оставляю мысленную пометку в голове – незаметно заглянуть в соседнюю пустующую комнату и сделать несколько снимков для мамы.

– Обычный вид на задний двор.

– Тебя там не обижают?

– Нет, мам, не обижают.

– Он больше не приезжал?

С того нашего знакомства в гостиной прошло еще три дня, и Литовский больше здесь не появлялся. Меня, в принципе, устраивает, но мы с ним так и не поговорили. Я хочу знать, какой будет моя жизнь. Могу ли я выходить из дома, выезжать в город и в гости к родителям. Встречаться с подругой и продолжать работать.

– Нет. Мне сказали, он не часто тут бывает, – отвечаю я.

– Это хорошо, да?

– Мам, ты не пробовала поговорить с папой? Может, он сам созвонится с Литовским?

– Ой, нет!.. – восклицает испугано, и я тут же жалею о своем вопросе, – Он сейчас на взводе! Там такой передел идет! Его поджимают, в бизнес вмешиваются!.. Мне на него даже смотреть страшно!

– Ясно.

– Ясенька, дочка… Я тебя очень прошу!.. Просто будь осторожной. Старайся не провоцировать его, веди себя смирно!

– Хорошо, – отзываюсь негромко.

– Нужно подождать, – на одной ноте, как молитву, произносит мама, – я уверена, со временем все устаканится, и ты вернешься домой.

– Да, конечно, мам… – соглашаюсь тут же, копируя ее тон.

Попрощавшись, отключаюсь и прижимаю прохладную ладонь к лбу. Дышу, закрыв глаза. Никаких слез. Нельзя реветь и опускать руки.

Несмотря на чрезмерную наивность мамы, в этот раз она, пожалуй, права. Нужно набраться терпения и подождать. Несмотря на слухи, что ходят о Лютых, ничего страшного со мной здесь не случится. Я не девка из подворотни. Он за меня головой перед отцом и теми, кто выше, отвечает.

К тому же, я тут не ко двору, и Литовскому как кость в горле. Это значит, он сам избавится от меня при первой же возможности. А пока…

Еще раз обвожу глазами обстановку вокруг себя.

Пока нужно постараться не свихнуться от отчаяния.

Закрываю лицо руками и беззвучно смеюсь.

Боже мой!.. Какой бред!

Если кто-то рассчитывал прогнуть моего отца с помощью этого брака, то он круто просчитался! По значимости я для него где-то между любимым виски и старым ротвейлером Бернаром.

Старый хитрый лис мой папаша просто усыпил бдительность нужных людей, но продолжит действовать исподтишка. Слишком хорошо я его знаю.

Поднимаюсь на ноги и, потянувшись в разные стороны, чтобы размять тело, расчесываю волосы, собираю их в хвост на затылке и открываю дверь.

Замерев у образовавшейся щели, прислушиваюсь. В доме тихо, лишь откуда-то снизу доносится еле различимый звук работающего телевизора, да за окном лает собака.

Выскользнув наружу, снова застываю на секунду, а затем медленно крадусь по коридору. Мимо закрытых темно-серых дверей и такого же цвета стен.

Остановившись у окна, какое-то время пытаюсь разглядеть хоть что-нибудь в густых сумерках, а потом, стараясь не смотреть под ноги, спускаюсь на первый этаж.

Мне, как дизайнеру по образованию и призванию, в интерьере этого дома нравится все, кроме этой лестницы со стеклянными ступенями, как в ночном клубе. Ужасная пошлятина и неудобство.

В холле и гостиной пусто. Остается надеяться, что на кухне – тоже.

Мне везет. Пока никого нет, решаю поторопиться. Включаю чайник и, вынув из холодильника ветчину и масло, делаю бутерброд на скорую руку.

Торопливо жую, запивая обжигающим полость рта чаем и время от времени прислушиваюсь. От волнения и напряжения чудится всякое.

То звук щелкающего затвора, то низкие мужские голоса. Понимаю, что это нервы, игра моего воображения и итог длительной изоляции, но избавиться от гуляющего вдоль позвоночника озноба, не могу.

Запихиваю в себя еду. Довольная, что гордо смогу отказаться сегодня от ужина, ополаскиваю чашку и ворую из навесного шкафа шоколадную конфету.

Спрятав ее в заднем кармане джинсовых шорт, выскальзываю из кухни и, как пугливый кролик, замерев, снова прислушиваюсь.

А ведь мне не показалось.

Со стороны левого крыла дома действительно доносятся приглушенные мужские голоса.

Инстинктивно рванув к лестнице, торможу уже у первой ступени. Может, сегодня мне повезет? Может, получится поговорить с ним?

Разворачиваюсь и, заправив выбившуюся из хвоста прядь волос за ухо, на цыпочках иду на голоса.

Сердце стучит часто, дробно, ударяя бешеным пульсом в барабанные перепонки и виски. Понимаю разумом, что поступаю опрометчиво, рискую, пренебрегая его же советом, но иду на поводу у своего упрямого нрава. Знаю, что если струшу, потом не прощу себя за это.

Сворачиваю в недлинный широкий коридор, дохожу до приоткрытой двери и, заглянув в комнату, застываю.

Он там. Он и незнакомый мне мужчина. Стоя ко мне спиной, Литовский смотрит в экран лежащего на столе планшета. Что на нем, мне не видно, но о чем они негромко переговариваются, я слышу.

– Если мы забираем эти два ангара, – указывает пальцем Лютый очевидно в схему, – то территорию вокруг надо будет подчистить.

– Справа склады Войтюшенко, – говорит его собеседник, – он через Монголию контрабандой санкционные автомобильные запчасти ввозит.

– Войтюшенко, говоришь? Толя?

Берет телефон со стола и кого-то набирает.

– Ян, у тебя же вроде есть выход на Войтюшенко? – слушает ответ и продолжает: – Можно два склада на железнодорожном тупике взять, но он там будет ненужным соседом.

Я, обмирая, зачем-то слушаю все это, не рискуя выдать свое присутствие. Вдоль позвоночника струится пот.

Однако в какой-то момент мужчина замирает и, резко обернувшись, замечает меня.

– Адам!..

Тот оглядывается и агрессивно скалится.

– Пошла отсюда!

Я вздрагиваю как от пощечины, но, мертвой хваткой вцепившись в дверной косяк, не двигаюсь с места. Окатывающие меня волны ярости прожигают кожу до костей. Смачиваю слюной пересохшее горло.

– На хуй вышла отсюда, я сказал!

– Поговорить…

– Чего?!

– Нам нужно поговорить, – удерживая голос в одной тональности с огромным трудом, произношу твердо.

– Я не разговариваю с бабами!

Глава 3

Ярослава

Идущая от Литовского энергетика агрессии и неприязни норовит сдуть меня ледяным ветром, но я, обмерзая и одновременно обгорая в волнах его ярости, держусь.

– Нам нужно обсудить некоторые моменты. У меня есть к… вам… к тебе ряд вопросом.

– У тебя? – переспрашивает, чуть поморщившись, – Вопросы ко мне?

– Да. Я не уйду, пока мы не поговорим.

Медленно вдыхая воздух, словно пытаясь успокоить себя, обращается к своему помощнику:

– Егор, подожди меня в гостиной… несколько секунд.

Мужчина, кивнув, собирает со стола какие-то бумаги, планшет, телефон и идет на выход. Я отступаю в сторону, а когда он проходит мимо, захожу в кабинет.

Литовский, стоя у кожаного кресла, продолжает выжигать во мне остатки самообладания.

Я смертельно боюсь его на инстинктивном уровне. Никогда еще не встречала настолько осязаемой ауры.

Остановившись у двери, вжимаюсь лопатками в стену позади себя. Направляю взгляд в его лицо, но от страха и волнения почти ничего не вижу.

– У тебя ровно минута, половина из которой уже прошла.

– Я могу вернуться в дом своих родителей?

– Нет.

– Это же никак не влияет…

– Нет, – говорит, как рубит.

– Но почему?.. Зачем нам обоим терпеть общество друг друга?

Литовский берет пачку сигарет позади себя и, вынув одну, зажимает губами и закуривает.

Наученная опытом общения с братом и отцом, я вижу в этом хороший знак. Он готов к разговору.

– Если бы все было так просто, духу твоего не было в моем доме. Иди.

– И что?.. У меня нет ни одного шанса выбраться отсюда? Сколько я должна буду здесь жить?

– Пока не подохнет твой папаша.

Сдерживаемая мной ненависть начинает бурлить в крови, в голове создается давление до темных пятен перед глазами.

– Или ты, – шепчу на грани слышимости.

Затягиваясь никотином, он сощуривает глаза и начинает двигаться в мою сторону. Меня вжимает в стену до хруста в позвонках.

Двигаясь плавно и лениво, как сытый хищник, он подходит и, подняв руку, упирается ею в стоящий справа от меня шкаф.

Не выдерживаю направленной на меня агрессии – опускаю взгляд с его лица и упираюсь им в заросшую короткими волосками бугристую грудь.

Боже…

Он ужасен. На нем полностью расстегнутая черная рубашка и толстая цепь с круглым медальоном. Цепляясь за волосы, он бликует на свету.

Склонив голову набок, он выдыхает дым в мое лицо, но я почти не чувствую табака. Его перебивает запах крови, оружия и тестостерона. От него воняет разрушенными жизнями людей.

– Твой отец уже пытался убрать нас с братом, но облажался, потому что лох. Поэтому, ты скорее дождешься его смерти, чем моей.

– Вы убили моего брата! – проговариваю, окончательно теряя контроль, – теперь ваша очередь умирать.

– У нас нет таких планов, – отвечает ровно. – Твое время вышло.

– Нет! У меня еще вопросы!

– Ты под наркотой, что ли?.. Откуда столько дерзости?

– Я могу выезжать в город?

– Нет.

– У меня работа, и я должна…

– Нет.

– Нет?! – рычу сквозь стиснутые зубы, – Чем я должна здесь заниматься целыми днями?!

– Мне похуй, чем ты будешь развлекать себя в мое отсутствие. Но… – еще одна жадная затяжка, – когда я здесь, тебя не должно быть ни видно, ни слышно.

– Я тоже не горю желанием…

– И еще, – перебивает Лютый, – поймаю за подслушиванием – отправишься жить в подвал.

– Не посмеешь! Я Турчатова!..

– Лучше не дразни меня, Турчатова. Раздавлю как муху.

– Посмотрим.

Метнувшись в сторону, выскакиваю из кабинета и несусь к лестнице. Залетаю в свою каморку и падаю спиной на кровать.

Ненавижу урода! Ненавижу!..

Закрываю глаза и вижу отвратительную рожу, которая в моем воображении тут же трансформируется в волчью морду.

Точно! Оборотень!..

Вот кого он мне напоминает! Широкие скулы и холодный взгляд волчьих глаз.

Нечисть!

Вспомнив о конфете, вынимаю ее из кармана, снимаю обертку и целиком запихиваю в рот. Жую, пытаясь концентрироваться на шоколадном вкусе и не обращать внимания на раздраженные запахом монстра рецепторы.

Дожидаюсь, когда сердце успокоится и выровняет пульс и начинаю думать.

Думать тут надо. Выбрать такую тактику поведения, чтобы он сам с радостью вернул меня родителям. Этого точно не добиться, если следовать советам мамы и самого Литовского.

Я тогда в этой каморке мхом покроюсь, и никто обо мне не вспомнит.

Телефон под моей подушкой начинает тихо вибрировать. Вытаскиваю его и принимаю входящий от Лени.

– Можешь говорить?

– Да, могу, – отвечаю тихо, – привет.

– Как дела, Яська?

– Огонь. Только что с любимым мужем первую ссору пережили.

– Чего?!

– Поругались, говорю!..

Слышу, как он куда идет, а потом будто садится в машину. Посторонних звуков сразу становится меньше.

– Ты в своем уме? – шипит он в трубку, – Ты с Лютым отношения вздумала выяснять?

– А что мне прикажешь делать?! Вы бросили меня в пасть монстру и благополучно забыли! Никому нет дела до меня!

– Никто не забыл, Ясь. Я думаю, как вытащить тебя оттуда.

– Ты разговаривал с отцом, Леня? Что ты сможешь без его помощи?

– Я пытался, но он пока…

– Ясно, – выдыхаю я.

– Я думаю, ясно!.. Но и ты держи себя там в руках, – тоже понижает голос, – не нагнетай. Тебе нужно усыпить его бдительность.

– Предлагаешь сидеть мне под кроватью и не высовываться?..

– Нет. Ты все равно не сможешь.

Не смогу и не буду. Это путь в никуда.

– Ладно, пока.

– Ясь, он не пристает к тебе? – спрашивает вдруг Ленька.

– Упаси боже. Нет.

– Точно?

– Да я лучше крысиной отравы наемся, чем позволю ему прикоснуться ко мне.

– Не провоцируй его, окей? – издает короткий смешок, – Чтобы не пришлось крысиную отраву лопать.

– Окей.

Отключаюсь и кладу телефон на живот. Разглядываю отбрасываемые светильником блики на стене. Их очертания за неделю я выучила наизусть и смогу нарисовать по памяти.

На душе буря.

Вроде бы логичные советы Лени вызывают во мне внутреннее отторжение.

Нет. Я не хочу быть как моя мама. Я безумно люблю ее, но такой судьбы себе не пожелаю. Никогда не провоцировать, не нагнетать, не отсвечивать и не обострять. Улыбаться, когда твоей улыбки ждут и держать эмоции при себе, когда они раздражают.

Я не собираюсь быть чьим-то придатком и всю жизнь приспосабливаться и под кого-то подстраиваться.

Тем более, под бандита и убийцу.

Я буду бороться до последнего.

Рано или поздно вырвусь отсюда, уеду из города, из страны, если потребуется. Туда, где никто не будет знать о моей семье.

Все, что я взяла бы с собой в новую жизнь – это Леньку. Моего лучшего друга, а может, даже чуть больше, чем друга.

Он сын начальника охраны моего отца и уже пять лет работает в нашем доме водителем.

Леня всегда ко мне хорошо относился. Лучше, чем мои родные брат и отец. И сейчас, выходит, единственный, кто хоть что-то пытается сделать для меня.

Если потом, когда кончится весь кошмар, он поедет со мной, то я буду рада, но если не захочет – меня это не остановит.

Глава 4

Адам

– Они не в восторге, что лишились поставщика, знаешь ли, – говорит Ян, – найти нового сейчас почти нереально.

– Выйдут на Иран. Через Афганистан еще можно, – отвечаю, пялясь в предоставленные нашими финансовыми аналитиками таблицы до мушек перед глазами.

Головняк, который свалился на нас после вмешательства москвичей, забирает почти все временные и нервные ресурсы. Перевести нелегал такого масштаба на законные рельсы – это не ипэшку в районной налоговой оформить.

Половина наработанной годами клиентской базы залегла на дно, остальные быкуют, требуя поставок на прежних условиях.

Верхушка пока наблюдает молча, но за их спокойствие отвечает дядька Боград. У кого есть голова на плечах, понимают, что время чернухи проходит – на коне тот, кто умеет договариваться с официалами.

– Это не надолго. Те каналы тоже скоро перекроют.

Ян кивает и, откинувшись на спинку дивана, тяжело вздыхает. На лбу испарина.

– Подай сигареты.

– Болит?

– Нормально.

После того, как его изрядно помяли мои новые родственнички, он быстро идет на поправку, но поломанное и неудачно смещенное ребро еще дает о себе знать стреляющими болями.

– Обезбол с собой? – спрашиваю, выбивая для него сигарету из пачки и протягивая вместе с зажигалкой, – Давай, вколю.

– Не надо. У меня от них жопа синяя уже.

Затягивается, прикрывает глаза. Пульсирующая на его виске вена успокаивается. Я тоже закуриваю и откупориваю бутылку с минеральной водой. После вчерашней попойки, здесь в клубе, дерет горло.

– Турок звонит тебе?

– Нет. Нахуя?

– Ты его зять теперь. Это ж нормально.

Сука. Стебется, значит, нихрена не уже болит.

– Заткнись, – отбиваю миролюбиво, – на хую я вертел таких родственничков.

– Да ладно… Юбилей тещи, Рождество в семейном кругу, потом детки пойдут… – продолжает угорать.

– Да ну… ты рот закрой, Ян! Какая теща?! Каие детки? Я себе скорее яйца отрежу, чем смешаю нашу кровь с кровью Турка.

– Да шучу, – смотрит на меня полусонным от лекарств взглядом, – видел жену хоть?

– Видел.

– И?..

– Брюнетка.

– Бля-а-а-а… – ржет брат, – сочувствую.

Я ж зарекался, клялся, что если и женюсь когда, то исключительно на блондинке. Как у Яна Лена. Красивая девчонка у него, нежная, ласковая.

А мне чернявка с дурной кровью и не менее скверным характером досталась. Дерзкая сука.

– И как? Поладили?..

– Я и не планировал, – набираю рот минералки, несколько мгновений наслаждаюсь колючими пузырьками и глотаю, – Но чувствую, будет непросто.

– Почему?

– Отбитая она. Без чувства самосохранения.

– Огрызается?..

Блядь, ну нахрена он завел этот разговор? Мысли о том, что я женат действуют всегда раздражающе и вызывают изжогу.

– Да мне похер.

– Ее пробили. Тебе показывали отчет?

– Я не читал.

– Ей двадцать три. Училась в Европе четыре года. В курсе?

– Нет.

– В Нидерландах. На дизайнера. Закончила с дипломом высшей степени. Хотела остаться там, но отец заставил вернуться. Очевидно тогда, когда обострение между нами началось.

– Почему мы об этом не знали? Я думал, он ее в Москву отправлял учиться.

– Потому что мы никогда ее не отслеживали. Зачем?

Верно. Мы долго держали на мушке ее брата, пасли его больше года, прежде чем получилось убрать. Это была наша ответка за покушение на Яна и ряд убийств наших людей.

– Что еще?

– Открой отчет и прочитай, – усмехается брат, – это твоя жена. Ты привел ее в свой дом.

– Жена только на бумаге, – поправляю я, – при первой же возможности разведусь.

– Разумеется, – кладет руку на бок и, поморщившись, поднимается с дивана, – Но, Адам, не перегибай с ней. Турок истерику закатит.

– Даже не прикоснусь, – отзываюсь, провожая его до двери.

Прощаемся, Ян связывается с охраной и уходит к лифту, а я вызываю девочку. Мне с утра не сосали.

Виолка прибегает быстро. Робко постучав в дверь, проскальзывает внутрь и, сцепив руки перед собой в замок, восторженно улыбается.

– Адам Викторович, устали?

– Устали. Иди ко мне.

Ладная девочка. Невысокая ростом, с белыми кудрявыми волосами и вздернутым носом. Несмотря на невинный вид, хорошая шлюшка. Чистая, здоровая. Только для меня.