Личное дело красноармейца Антонова. Балашиха – Наро-Фоминск

Всё это находилось в размеренном и упорядоченном взаимодействии – от меньшего к большему, от большого к малому. Вращалось, мелькало, тикало, постукивало и позвякивало.

Поля от восторга прикрыла уши руками и настежь распахнула рот, будто приготовилась принять половник с кашей.

Пашка, глядя на девушку, замер от восторга. Ведь он удивил-таки её по-настоящему, а значит, произвёл впечатление. Затем сменил улыбку умиления строгим, не свойственным ему выражением лица, наигранно нахмурил брови и, подбоченившись, на правах старшего высказал:

– Так, вот что! Руки-то убери в карманы. Они у тебя как плети, лезут везде. Попадут в шестерёнки, что я твоей тётушке скажу? – строгим тоном, копируя голос Поли, которая поучала его в чесальном, говорил Пашка.

Дети засмеялись. Вышли навстречу друг другу, взялись за руки. Не впервые. Однако в этот раз будто невидимая тёплая волна прошла по их телам. Их сердца перешли в единый ритм биения – ритм, диктуемый огромными часами. Да и они сами словно слились с ним, затесались в хитросплетение шестерёнок, зубчатых колёс и пружинок.

– К-хе, к-хе, – театрально покашлял мастер. – Рассказать вам о часовом механизме, али как?

Ребята встрепенулись, разорвав связь влажных от волнения ладоней. С удивлением выпучили глаза на Лукича – будто увидели впервые.

– Эвон как вас мои часы заворожили! Или не они? Ну да ладно, слушайте, коли интересно…

Далее часовой мастер рассказал о роли каждой шестерёнки, стопора, пружинки и прочего сверкающего латунным блеском беспокойного хозяйства. Он даже дал попробовать завести механизм часов. Огромная, как на деревенском колодце, ручка вращалась очень туго, сил хватило на пару оборотов. Но и этого было достаточно для полного счастья.

Павел и Пелагея смотрели на шестерёнки и ощущали себя маленькими колёсиками в огромном механизме бытия. Они держались за руки и растворялись в пространстве, став частью чего-то общего. Биение их сердец снова встроилось в часовой ритм: тук-тук-тук…

Внезапно большая стрелка сделала новый шаг, и часы перешли в оглушительный бой: «Бом! Бом! Бом!» – звон сорвал с насиженных мест стаю сизых голубей, которые, казалось, должны уже были привыкнуть к нему. Но, нет: они вздымали из-под кровли, делали несколько кругов над башней и возвращались обратно.

Поля вслед за ними встрепенулась как горлица, взвилась вихрем и помчалась вниз по лестнице на смену в своё «чесальное царство». Наспех успев поблагодарить за прогулку и исполненную мечту.

– Спасибо большое! Мне на смену, – крикнула она, отстукивая по чугунной лестнице беглую чечётку, всё тише, тише, тише…

Часовой механизм (фото из открытых источников).

Так и закончилась чудесная экскурсия в часовую башню. Впрочем, отношения Павла и Пелагеи ещё даже не начались. Ребятам предстояло пройти непростое испытание революционными преобразованиями, гражданской войной, голодом, холодом и тифом.

Башня с часами. Наши дни (фотография автора).

Глава 5.

И грянул первый гром

1917—1922 (1917—1922) годы

В 1917 (1917) году всё изменилось – революционно изменилось.

Ни Антоновы, ни Штыковы не были зажиточными, благодаря чему ничего и не потеряли, но и не приобрели:

«Были никем, никем и остались! Это только в песне поётся: «Кто был ничем, тот станет всем…» Хотя многим революция и принесла власть, силу, достаток. Ума только не прибавила. Про таких-то и пели, наверное…», – говорила моя мама, рассказывая о той поре.

Период с 1917 по 1921 гг. был крайне сложным.

Пелагее тогда было 19—20 лет, самое время создавать семью, но вмешалась революция. Молодых ребят, её ровесников повыбила, мясорубка войн. На фабрике трудились преимущественно женщины, старики и подростки. Повсюду болезни и страдания. Голод и тиф готовы были завершить то, что не смогли сделать войны.

Нелегко пришлось и Павлу. В 1917—1918 годы ему было пятнадцать—шестнадцать – период становления характера, который совпал с первым этапом становления новой советской власти. Очевидно, что всё происходившее в значительной степени наложило свой отпечаток на судьбу парнишки. А событий было немало, пожалуй, с лихвой хватило бы на две жизни. Более того, перед его глазами был пример старшего брата Якова, вовлечённого в круговорот событий уже по-взрослому.

Павел и Пелагея почти не общались в тот период. Обоим было не до этого.

В марте 1918 года РСФСР официально вышла из Первой мировой войны. Это стало маленькой победой большевиков: они, наконец, выполнили своё обещание. Тогда в Леоново и окрестные деревни стали возвращаться демобилизованные солдаты, освобождённые пленные и раненые. Всё бы хорошо, но изнурённым окопами, вшами и долгой дорогой мужикам нужен был отдых, хлеб, жильё, работа, медицинская помощь.

Как раз всё это и было в большом дефиците.

Между тем в Балашихе дела обстояли несколько лучше: на фабрике значительный недокомплект рабочих, а заводские общежития, добротно отстроенные ещё при царе, могли принять более сотни тружеников.

Однако возвратившись с войны, текстильщики обнаружили, что на Балашихинской хлопкопрядильной фабрике (далее БХПФ) новые порядки. Старые инженеры и управляющие либо бежали, либо попали под пресс революционного террора. Место прежнего директора из династии английского инженера Михаила Лунна, отстраивавших фабрику с 1850 года, заняла рабочая администрация.

Через некоторое время дела вроде как пошли на лад. Несмотря на несопоставимость объёмов производства с дореволюционными – БХПФ работала. Жаль, недолго. Перебои с сырьём, топливом и транспортом не позволяли полноценно загрузить производство – вновь всё забирал фронт.

«…После национализации в 1918 г. первым „красным директором“ фабрики стал Н. П. Четвериков. Был создан военный кружок, который стал основой для формирования при БХПФ отряда Красной гвардии… В 1918 г. на Балашихинской мануфактуре из 171 тыс. веретён действовало лишь 40 тыс.», – Энциклопедический словарь «Балашиха в лицах и биографиях», Москва, «Дело», 2005, стр. 30.

Выйдя из Первой мировой, большевистская Россия пыталась завершить гражданскую войну. Однако с наскока, на одном революционном энтузиазме, это не вышло. В 1918—1920 годах продолжились столкновения с Белым движением сразу на нескольких фронтах:

– войска Деникина выходили с Юга на линию Царицын, Белгород, Курск, подступая к Москве;

– армия Колчака рвалась из Сибири к Волге по направлению Вятка, Казань, Самара.

В таких условиях наладить нормальное снабжение БХПФ было просто нереально. Фабрика вновь оказалась на грани остановки, а рабочим пришло время вернуться на фронт, теперь уже гражданской войны.

В мобилизации той поры важную роль играли комсомольские и партийные ячейки. Ещё в 1917 году на БХПФ была образована организация, объединившая активных рабочих подростков. Тогда ей руководил активист Андрей Крупешин. В короткий мирный период его ячейка уже организовывала работы по обеспечению производства топливом: доставляла торф из окрестных болот. Затем Андреем был создан отряд Красной гвардии для защиты предприятия.

«…Андрей организовал клуб подростков, где молодые текстильщики учились революционной доблести. Каждый член клуба также был обязан освоить военную специальность. Подростки организовывали субботники по ремонту железнодорожных вагонов…», – Алексей Галанин, 2007 (Свидетельство о публикации №2070040200245).

Пришло время, и комсомольцы БХПФ были мобилизованы на Восточный фронт. Алексей Галанин в статье «Балашиха, записки из фабричной жизни» пишет, что А. Крупешин с группой добровольцев был направлен под Казань, в зону соприкосновения с армией Колчака. Активисты проводили агитацию среди местного населения. Линия соприкосновения была растянута и размыта. Пойди разбери, где стоят свои, а где уже белые или просто банды мародёров.

«…Тяжело, очень тяжело здесь работать – писал он родителям. – Но духом ни я, ни товарищи не падаем. А какая радость видеть плоды своей работы, сознавать, что не зря живёшь и хоть маленькую, но нужную пользу приносишь родной стране», – Энциклопедический словарь «Балашиха в лицах и биографиях», Москва, «Дело», 2005, стр. 174.

Однако, для Андрея и его товарищей всё кончилось трагически. В один из дней в небольшом населённом пункте на активистов из БХПФ налетел белогвардейский отряд и буквально изрубил их шашками. Большинство погибли или были варварски казнены.

Трудно представить, какой резонанс эта трагедия вызвала на фабрике. Молодым гвардейцам пришлось восстанавливать ядро комсомольской ячейки практически заново. Но они справились. А как иначе?

Позднее вклад комсомольца Крупешина в становление власти оценили не только его современники, но и благодарные потомки: в его честь была названа одна из улиц города.

Примечание:

Улица Крупешина сохранила своё имя по сей день. Она символично проходит у старых стен фабрики, вливая транспортные потоки в улицу Текстильщиков, переходит в проезд имени 40-летия Октября, растворяясь в артериях балашихинских улиц, проспектов и проездов. И так год за годом, десятилетие за десятилетием.

Павел Антонов, как и его брат Яков, не мог не знать Андрея, ведь они были почти ровесниками, работали в одно время и в одном месте. Мой дедушка, а тогда молодой парень Пашка, был членом ВЛКСМ, заводскую ячейку которого возглавлял тот самый А. А. Крупешин. Невозможно представить, что комсомолец не встречался со своим комсоргом, тем более что оба работали в финансовой службе – один учеником бухгалтера, другой помощником счетовода.

Паше Антонову в ту пору было не более шестнадцати-семнадцати лет. Его отец Василий был уже далеко не молод. Таким образом, оба не попали в эту волну энтузиазма, увлекшую молодых комсомольцев в поход против Колчака. Его время ещё придёт! Зато брат Яков был в самой гуще событий, в ней он и канул.

Ещё зимой 1917—1918 годов, во время попыток левых эсеров провести вооружённый переворот в Москве, они были остановлены местной фабричной дружиной. Тогда, потерпев поражение, силы эсеров продвигались от Москвы по уже знакомому Владимирскому тракту в сторону Богородска (ныне это Ногинск). Столкновение состоялось у села Горенки, недалеко от бывшей княжеской усадьбы. Засада была устроена у переправы через реку в лесной полосе.

Тогда эсеры были разбиты хорошо организованным сопротивлением дружинников:

«…далеко им уйти не удалось. Вовремя подоспели балашихинские дружинники, которые устроили засаду у моста через Пехорку в районе Горенок. Противник явно не ожидал нападения, поэтому, когда рабочие открыли огонь, почти не оказали сопротивления. Так завершилось Московское восстание», – А. Галанин, «Балашиха в очерках и зарисовках, издание второе, Москва, 2003 г., издательство «Современные тетради».

Это поистине удивительные события. Я хорошо знаю эти места: пересечение Владимирского тракта (шоссе) с рекой Пехорка. Теперь там расположен «Балашихинский автокрановый завод» и «БЛМЗ»1. Я был там сотни раз и не догадывался об описанных подвигах фабричных, с которыми теперь нас разделяет более сотни лет. Но тогда, в 1918 году, это происходило всего в нескольких километрах от деревни Леоново, где жили Антоновы (по прямой не более сорока минут пешего хода). Вполне возможно… Нет, я даже уверен, кто-то из клана Антоновых и Штыковых сидел в зимнем лесу в Горенской засаде и не пустил полчища эсеров к своей деревне, фабрике, к родному краю. По информации из отдельных источников в открытой сети, фабричная гвардия тогда захватила несколько орудий, стрелковое оружие и до шестидесяти пленных.

Славный итог.

В это тяжёлое время фабрика продолжала работать. Понятно, что в силу описанных обстоятельств производство на БХПФ, мягко говоря, не находилось на пике былых возможностей. Однако старики, подростки и женщины продолжили выпускать продукцию, объём которой по сравнению с дореволюционным периодом сократился более чем в четыре раза.

Павел Антонов – теперь полноценный рабочий – стал членом союза Текстильщиков, что подтверждается сохранившимся членским билетом.

Примечание:

Членские марки – ушедшая эпоха

А вы знаете, что не все голуби, как и марки, почтовые? Оно, конечно, верно, что раньше без марки почту не отправить. Но было им и другое применение.

Марками, подобными почтовым, ранее отмечался факт уплаты взносов во всякого рода организации (профсоюзные, отраслевые, образовательные, страховые), а также оплата сборов, пошлин, отдельных налогов и услуг.

Документы Павла Антонова (коллаж автора)

Марки были внешне похожи на почтовые: и формой, и зубчатой резьбой по всему периметру. На них также указывали номинал сбора: в рублях или копейках.

По таким маркам можно проследить множество событий в жизни человека того времени. Павел Антонов не исключение.

Членский билет того же Союза текстильщиков СССР говорит, что последний взнос был уплачен за март 1932 года и составил два рубля. Также они мелькают в страховых свидетельствах на дом и целом ряде других документов Павла Антонова.

Марки стали маленькими ажурными следами жизни человека, свидетелями событий прошедшей эпохи.

Теперь роль подтверждения оплаты взносов выполняют кассовые чеки, приходные ордера и платёжные поручения; они утратили былую ажурность и художественность. Стали не более чем документом строгой отчётности. Скоро их окончательно сменят СМС-сообщения и электронные чеки.

В моём архиве сохранились более десятка красных членских книжечек с ажурными марками. Они замерли в ожидании очередной вклейки в далёком прошлом. Замерли навсегда.

Пусть останутся в добрых руках, сохранятся ещё на долгие годы эти ценные реликвии рода.

Война неизбежно порождает голод. Особенно гражданская война: на ней тяжело разобрать, где свой, а где чужой. Ну а где голод, там грязь, антисанитария, вши, болезни, тиф. Период 1919—1920 годов не исключение.

По данным из открытых источников, всего в первые несколько лет Советской власти тифом (во всех его формах) переболело несколько миллионов человек. Только за 1919—1920 годы число заболевших тифом в РСФСР превысило два миллиона (не считая национальных республик). По счастливой случайности или из-за грамотной организации работы и снабжения массовой эпидемии тифа в Балашихе удалось избежать. Но жертвы были и немалые.

Здесь снова на первый план выходит фабрика. Ещё во времена царизма для рабочих были возведены деревянные бараки, а позднее и каменные казармы. Легко представить правила социалистического общежития ранней России, особенно в условиях голода: многолюдные казармы на двадцать-тридцать человек; общая кухонька для приготовления пищи со скудной общей утварью; и главное, общие отхожие места.

Рай для инфекционных заболеваний. Они и процветали.

Однако нельзя не отметить и явных плюсов фабричного городка.

В нём работала неплохо оборудованная больница. Вероятно, она была вовремя расширена под нужды инфекционного отделения, что помогло изолировать больных и справиться с заразой.

Первый день тяжёлого 1920 года

О серьёзности положения на фабрике говорит один документ: письмо Товарищу Ленину от рабочих Правительственной (Государственной) фабрики Балашихинской Мануфактуры. Его от имени коллектива подписал секретарь Паннов.

Письмо датировано 1 января 1920 г.

Этот документ представлен в интернете, и он позволяет прочувствовать атмосферу тех тяжёлых времён и решений, которые предстояло принять. Обращение можно просто прочитать, а можно, опираясь на известные факты, представить, вообразить атмосферу реального собрания.

Памятник Марксу недалеко от фабрики. Виды на БХПФ разных лет (фото из открытых источников).

На зимней тропе

«Ну какой тут нынче Новый год? Особенно когда жрать нечего и в животе революция, как и в жизни. В таком состоянии дома делать нечего», – размышлял Василий Антонов, спешно подгоняемый морозом на леоновской тропе. На улице темень, стёжка едва протоптана, вьётся то раздваиваясь, то переплетаясь, а чуть впереди и вовсе исчезая во мраке ночи.

«Поубавилось нынче леоновских мурашей. Бывало, пробьют ногами тропу в снегу, хоть по двое иди, разговаривай. А теперь будто ниточка, едва приметна. Повыбивало людей. Да, немало! Кто на Мировой или гражданской остался, кто дома от тифа мается или уже отмаялся. А другие и вовсе в безвестности сгинули. И на фабрике много ли дел? В полсилы работа, едва теплится…», – думал он про себя.

К той поре отец некогда большого семейства Антоновых схоронил двух дочерей и безвестно потерял сына Якова: «Вся надежда на младшего Пашку. Он-то, чертяка, горячий стал, шальной. Не удержать. Однако отца, мать всё же услышал… Надеюсь, что услышал!».

Пройдя до пруда, за поворотом увидел женский силуэт, сбивчиво бредущий впереди. Под порывами ветра в снежных зарядах её точно осинку клонило к земле. Нагнал.

– Лида! Ты ли? – крикнул вдогонку.

– Дядя Вася? Антонов? Слава Богу! Давно не виделись. Ну, живы, вижу, здоровы, и то хорошо по нынешним временам. А как Яшка? Слышно что? – спросила она.

Мужчина махнул рукой. Она поняла, что вестей как не было, так и нет.

– Сама-то как? А, Лидка?

– Да и сама вроде ничего, – отвечала девушка. Голос её был неуверенным. Да и о чём говорить: всё на худом лице написано, краше и не сказать.

Далее они шли рядом, переговариваясь и приглядываясь друг к другу. Лида заметно изменилась не к лучшему. Да и Василий уже ощущал себя дедом, хоть возраст у него был ещё непреклонный. От бритого деревенского франта в картузе с лаковым козырьком, в брюках с тонкой белой полоской, заправленных в новые сапоги, ничего и не осталось. Всё вышло, а не прошло и пяти лет.

Недолго думая, Василий сунул руки в отворот старого тулупа, что-то нашарил, и извлёк два круглых предмета. В отблеске луны в его руках читались два жёлто-зелёных шара. Яблоки. Антоновка.

– О… Какая красота! Как ёлочные шары, как раз под Новый год, – с придыханием сказала Лида.

В её усталых глазках засветились озорные огоньки, как у ребёнка в ярмарочный день подле лавки с сахарными петушками. Она всей собой было потянулась к этим дивным шарам: схватить, откусить сладкий кусочек… Но вступился разум, и нежные ручки плетьми оборвались вниз.

– На-ка. Возьми, Лидок, к чаю. И начальника своего угостишь. Я давеча видел его. Паршиво, надо сказать, выглядит твой товарищ Паннов. А тут хоть какие-никакие витамины! Понимать надо.

Девушка принялась отказываться, замахала руками – не нужно, мол… Да дед Василий упрям: решил, значит, сделал. Сунул яблоки ей в оба кармана пальтеца. В три шага обошёл её по тропке и растворился в сумерках ночи.

– Ну зачем…? Нельзя же так, дядя Вася! А вы как же? – слышал он за спиной. Но отвечать не стал. Что тут ответить…

– Спасибо! – наконец прокричала девушка. Приняла подарок. Бережно ощупала, понюхала яблочки, да и посеменила с ними к Леоновским воротам.

Собрание

На фабрике начался первый рабочий день нового 1920 года.

В то раннее утро 1 января товарищ Паннов созвал собрание руководителей цехов и участков. Готовясь к нему, более получаса измерял широкими шагами свой кабинет. В голове роились разрозненные мысли. Их никак не удавалось обуздать и привести в порядок:

«Да… Вот и кончился второй год рабочего самоуправления. Радость торжества пролетариата прошла, а что осталось-то? – мысленно задавал он вопрос сам себе. – Вся контра и мелкая шушера, что грела свои ручонки на горе угнетённых, разбежалась по заграницам либо гниёт в земле. Там ей и место.

Наконец задышали станки. Заработали на полную силу, мать их душу… Распознали-таки английские секреты – «подковали блоху». Значит, можем мы и без иноземных инженеришек работать! Можем! А ведь сомневались товарищи в Центральном Комитете.

Да, и хлопок есть. Хреновый, прямо скажу – дрянь хлопок, но есть! Склад под крышу забит. Были бы тут наши разодетые английские…? Всё вернули бы поставщикам. Сказали бы: «Некондиция, заворачивай партию».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«БЛМЗ» – Балашихинский литейно-механический завод.