Хаос, ты мой!

С каждым произнесённым слогом воздух густел, наполняясь искрами незримой силы. Ночь затаила дыхание, звёзды замерли, а мир, казалось, прислушался, ожидая, когда же свершится чудо.

И тогда Заргул, вопреки всему – своей природе, своим правилам, – поддался этому мгновению. Его взгляд утонул в глазах Эммы: прозрачных, бездонных, словно горный ручей, в котором отражалось всё – и прошлое, и будущее. Они манили его, звали, обещали то, чего он не мог назвать.

И когда он заговорил, его голос разорвал тишину – хриплый, резкий, будто ржавый гвоздь, скребущий по стеклу. Но слова клятвы звучали. И магия сжала их руки крепче любого договора.

Заргул по каким-то необъяснимым причинам, или под гипнозом, или влиянием заклятья поддался этому волшебному моменту. Он смотрел в глаза Эммы, глубокие, бесцветные, словно прозрачная вода в ручье, сквозь которую виднелось дно – холодное, бездонное, но неотвратимо манящее. В них отражалось небо, но не то, что раскинулось над головой, а какое-то иное, затянутое дымкой забытых обетов.

Губы его дрогнули, и голос Заргула нарушил тишину, звуча, как скрипящий гвоздь по стеклу, – резко, невыносимо, заставляя содрогнуться даже воздух вокруг. Он произносил слова клятвы, и каждый слог падал на землю, как камень в воду, оставляя круги на поверхности реальности. Ветер подхватил его слова, унося их вдаль, но они уже впились в плоть мира, как ржавые гвозди в старые доски.

А Эмма смотрела. Молча. Её взгляд был бездной, в которую он уже падал.

– Объявляю вас мужем и женой! – пролепетал Клирик, и в этот миг на запястьях Эммы и Заргула вспыхнули свадебные печати, переливаясь волшебством, обвиваясь вокруг них, как мерцающая дымка. Комната наполнилась звонким эхом – будто сама судьба захлопала в ладоши, празднуя этот странный, почти безумный союз.

Но едва Клирик произнес заветные слова, великая сила призыва иссякла – демон исполнил желание Эммы. Заргул освободился от оков, и в его глазах вспыхнула буря противоречивых эмоций: ярость, жажда мести, но и что-то ещё… что-то тёплое, назойливое, от чего внутри скреблись противные кошки.

Он рванулся вперёд, полный решимости – то ли разорвать Эмму на клочки, то ли придушить её в объятиях, то ли… подарить первый поцелуй. В голове уже роились планы, как он устроит ей «счастливую» жизнь в своём тёмном царстве. Заставит мыть полы в проклятых подземельях, стирать его доспехи, пропитанные гарью и кровью, готовить изысканные блюда из подземных червей. А если откажется – привяжет к трону и будет кормить с ложечки, наблюдая, как она корчится от отвращения. Мысль об этом щекотала нервы, вызывая странное, почти детское возбуждение.

Но Эмма, ловкая, как кошка, вывернулась в последний момент и успела подхватить два своих чемодана, предусмотрительно связанных верёвкой. Из глубины одного донёсся отчаянный крик – то ли проклятие, то ли мольба о помощи.

Эмма сама взяла Заргула за руку, и он ощутил тепло её кожи, наслаждаясь этим неожиданным и нежным ощущением, которое казалось почти неземным в их странной ситуации.

Её пальцы, тонкие и уверенные, сомкнулись вокруг его ладони, будто пытаясь удержать не только его тело, но и что-то неуловимое – мимолетную искру доверия в этом хаосе. Заргул замер, словно боясь, что малейшее движение разрушит хрупкое мгновение.

– Что там, прощальное письмо родителям?– Заргул кивнул на сложенную записку на туалетном столике, где чернила ещё не успели высохнуть, оставляя на бумаге тёмные, словно кровь, разводы.

Эмма хмыкнула, и в её голосе прозвучала горькая ирония: – Инструкции, как ухаживать за моим имуществом. И пару проклятий на прощанье.

Она бросила взгляд на шкаф с резными дверцами, в щелях которого, казалось, таилось что-то живое.

– А в шкафу ещё кто-то есть… живой?– спросил Заргул, прислушиваясь к тихому шороху за деревянными панелями.

Эмма неопределённо пожала плечами, но в её глазах мелькнуло что-то тревожное, словно она и сама не была уверена в ответе.

– А полы почему недавно помыли?

Она неприятно улыбнулась одной половиной лица, и в этом жесте было столько мрачного юмора, что Заргул невольно рассмеялся.

Он не мог удержаться. Всё в этом доме – от пропитанных магией стен до зловещего шёпота за дверями – кричало о том, что им пора уходить. И чем эффектнее, тем лучше.

– Ну что, пора?– спросила Эмма, и её голос звучал как вызов.

Заргул улыбнулся, чувствуя, как Хаос уже пульсирует в его жилах, жаждет вырваться наружу.

– Пора.

И тогда мир взорвался.

Огненный вихрь Хаоса поглотил их, вырываясь из-под ног, сжигая воздух, сотрясая стены дома светлых магов. Окна лопнули, посыпав пол осколками, а из глубины коридоров донёсся испуганный вопль. Они исчезли, оставив после себя лишь клубы дыма, трещины в камне и раскаты демонического хохота, который ещё несколько недель разносился по комнатам, доводя жильцов до икоты и колик в животе.

А где-то в тени, на полу, лежала смятая записка, и последние слова на ней, написанные неровным почерком, гласили:

«Я предупреждала.»

Когда Демон Заргул и черная ведьма Эмма покинули светлый мир, Клирик остался в комнате, освещенной лучами восходящего солнца, и заплакал от облегчения.

Слезы катились по его щекам, теплые и соленые, смешиваясь с золотистым светом, заливавшим пол. Он сжал кулаки, чувствуя, как дрожь восторга и неверия бежит по его спине. Это было не просто утро – это был рассвет новой эпохи.

«Вот это да!» – прошептал он, вытирая ладонью мокрое лицо. «Надо же…»

Его пальцы сжали край рясы, будто он боялся, что его унесет ветер этого невероятного мгновения. Всю жизнь он служил скромным клириком, перебирал свитки, зажигал свечи, выслушивал жалобы прихожан – и вдруг… вот так.

«А я-то думал, что у меня обычный рабочий день!»

Громкий смех вырвался из его груди, резкий и немного истеричный. Он схватил носовой платок, сморкнулся так громко, что эхо отозвалось в пустых коридорах храма.

«Я же оказался свидетелем, нет, участником такого грандиозного события!»

Он вскочил, размахивая руками, будто пытаясь обнять само небо.

«Грандиозно! Это грандиозно!»

Потом вдруг замер, вспомнив о строгом лике Антония.

«Антонию это, конечно, не понравится…»

Но что с того? Пусть хмурится, пусть ворчит! Разве может сравниться его вечное брюзжание с тем, что произошло сегодня?

«Да кто он такой?!» – фыркнул Клирик, отбрасывая платок.

Он расправил плечи, и в его глазах загорелся огонь, которого не было там никогда.

«Я вершил историю!»

Он представил, как будет рассказывать об этом – не шепотом, не вполголоса, а громко, так, чтобы слышали даже в соседних королевствах. Внуки, правнуки, короли и нищие – все узнают, что именно онстоял здесь, в этой комнате, когда тьма отступила.

И тогда он засмеялся снова – уже не истерично, а победно.

Потому что сегодня был не просто день.

Сегодня началась легенда.

Глава 2.