Адский прииск

– Едешь куда Макар телят не гонял, – констатировала Лидия Павловна.

– Примерно так, – согласился сыщик.

Тогда заговорил генерал:

– Как Брюн собирается пережить мобилизацию и первый период войны без Лыкова?

– Сказал мне: думаешь, что ты незаменимый? Пошел вон, отлично обойдемся без тебя.

– Идиот. Но все же: такая командировка сродни строгому наказанию. За что тебя на этот раз?

– Да за пустяки. Начистил я рыло одному негодяю…

Ольга Дмитриевна воскликнула:

– Опять? Ну сколько можно повторять один и тот же глупый поступок? Тебе скоро шестьдесят, а ты по-прежнему ведешь себя как тринадцатилетний подросток.

Виктор Рейнгольдович уточнил:

– Сильно начистил?

– Так ведь заслужил, гаденыш.

– Но не изувечил?

– Ребра поломал, челюсть выбил.

– Челюсть вправляется, а ребра заживут, – подвел итог барон. – Не так все страшно. Умнеешь с годами, не как раньше. Отсидка в Литовском замке пошла тебе на пользу. А, старый скуловорот?

– Давайте перейдем к делу, – потребовал гость.

– Давайте. Что ты от нас хочешь?

– Возьмите мою супружницу под надзор, пока меня не будет.

Лидия Павловна вступилась за подругу:

– Да она поумнее тебя! Зачем ей наш надзор?

– Она умна, спору нет, – ответил сыщик, улыбаясь. – В обычное время Ольга прекрасно обошлась бы сама, я часто уезжаю надолго. Но начнется время необычное. И лучше, чтобы у нее было с кем посоветоваться в мое отсутствие.

– Понятно, – хором ответили хозяева. Баронесса добавила:

– Езжай к своим медведям, мы за ней присмотрим.

– Заметите адюльтер – сразу пресекайте. И телеграмму мне в тундру.

После этого все четверо перешли к столу. Дамы чаевничали, а мужчины напали на коньяк и нанесли ему большой урон. После третьей рюмки сыщик спросил разведчика:

– Есть у нас в Якутии войска?

– С кем ты собрался воевать? С эскимосами? Для этого сначала придется перейти Берингов пролив. Якутия относится к Иркутскому военному округу, в нем расположены Второй и Третий сибирские армейские корпуса. Это хорошие части, они отличились в войне с Японией. Но стоят в Прибайкалье и Забайкалье, в Якутии лишь местная команда численностью, сколько помню, в двести три человека, из которых строевых сто восемьдесят пять. Зачем тебе войска?

Алексей Николаевич рассказал, что ему известно о банде, и завершил монолог так:

– Их, может, и не рота, но люди там решительные. Плюс пулемет – вряд ли губернатор наврал про него. Казаки сдрейфили, их теперь трудно будет заставить выступить против беглых походом.

– За последний год в войсках пропало пять «максимов», – вспомнил Таубе. – Один – во Владивостоке. Видимо, он и перекочевал на Колыму. Да, задачку тебе дали нелегкую. Регулярных войск в Якутии почти нет, из иррегулярных имеются казаки, но ненастоящие.

– В каком смысле ненастоящие? Якутское казачье войско, по-твоему, липовое?

– Нет никакого войска, а есть лишь Якутский городовой пеший казачий полк. В нем всего четыре сотни. Да и те мишурные. В полку большой некомплект, люди служить не хотят и потихоньку разбегаются. На такую силу ты никак не можешь положиться.

– Откуда ты знаешь? – усомнился Лыков. – Сидишь в Петербурге, занимаешься координацией разведывательных служб, а так авторитетно позоришь якутских казаков…

Таубе терпеливо стал объяснять:

– Упомянутая воинская часть необычная. Она никогда нигде не воевала и вряд ли сумеет это сделать[16]. Подчиняется одновременно Военному министерству и вашему МВД. А у двух хозяев сам знаешь как выходит… Мы, военные, их не вооружаем, поскольку считаем вашими. А вы не обучаете ратному делу, поскольку они-де наши. В результате оружие в полку устаревшее: однозарядные берданки. Их в музей, а не в строй! Когда японцы в девятьсот пятом году высадили десанты в Аяне и Охотске, казаки драпанули – и, кстати, правильно сделали. Силы были слишком неравны. Японцы захватили на складах сотню карамультуков[17] и долго смеялись над такой древностью…

Далее, самих природных настоящих казаков почти нет. Жалованье копеечное, а служба тяжелая. Сопровождение почты, конвоирование арестантов, надзор за ссыльными, охрана дорог, соляных стоек, хлебных магазинов, денежных кладовых, банков и казначейств, контроль золотых приисков, полицейская служба в городах – все на них. Времени заниматься своим хозяйством почти не остается, а земли бедные, с них кормиться невозможно. В результате в полк стали набирать мещан, крестьян, якутов, потомков ссыльнопоселенцев и прочую публику. Знаешь, как их называют в армии? «Унтовое войско». Потому что они даже на смотры выходят в унтах. Сейчас там формально четыреста человек при восьми офицерах, но это на бумаге. В кадрах некомплект, офицеров и урядников лишь половина штата. Сотни пришлось по необходимости разбить повзводно. Существуют также шесть отдельных команд. Все эти ничтожные силы разбросаны по крупным пунктам. В самом Якутске штаб и две сотни, а прочие стоят в Олекминске, Вилюйске, Аяне, Охотске, Оле, Верхоянске, твоем Средне-Колымске, в Нижне-Колымске и ряде других мест. Ты спросил, откуда я все это знаю. Поясню. В прошлом году Совет Министров рассматривал вопрос об усилении полка. Казаки просили увеличить жалованье, причем сразу впятеро. И разрешить выход в другие сословия или переход в другие казачьи войска. Министры денег не дали, но хотя бы дозволили наконец якутским казакам переходить туда, где посытнее. Бросить такую обузу, как неблагодарная служба в крае холода. Вопрос этот рассматривался специальной комиссией, в которую от Военного министерства входил я. Тогда и насмотрелся… Полк управляется согласно положению от тысяча восемьсот двадцать второго года! Чуть не сто лет той заплесневевшей бумажке. Сколько всего переменилось в империи, а ребята так и живут по ней. И оклады жалованья остались еще со времен Николая Первого. А цены сам понимаешь какие в местностях, куда все приходится завозить извне.

Генерал перевел дух, махнул рюмку коньяку и завершил рассказ:

– И что ты там сделаешь один? Будешь из браунинга расстреливать пулеметчиков? Леша, ступай завтра же к начальству и требуй настоящую воинскую команду. Я дам тебе бумаги, что готовил для Совета Министров, там есть все цифры о жалком состоянии Якутского городового казачьего полка.

– Плохо ты знаешь мое начальство, – без улыбки ответил сыщик. – Оно бумаги твои и смотреть не станет. Беглые каторжники и ссыльные? И на них армию? Пускай статский советник Лыков сначала убедится, не враки ли это, насчет притона. Я проболтаюсь там четыре месяца, отстучу десять тысяч телеграмм, разведаю обстановку и вернусь сюда со словами, что сделал все что мог, а дальше нужна пехота. Тут уже в полный рост раскочегарится война. Петербургу будет наплевать на аул беглых в далеких горах. Оставят без последствий. Лыков срок отбыл, вину искупил, ну и ладно. А якутские аборигены пускай терпят и дальше.

– То есть ты поедешь налегке, с одним пистолетом?

– Именно так. Кастет еще возьму. Обнюхаю все и вернусь в свой кабинет чаи гонять.

– Ну тогда хотя бы не зарывайся в этой своей разведке. А то захочешь отличиться и пустишься один в горы, как тогда в Тифлисе[18].

Алексей Николаевич насупился:

– Там другое дело, там я мстил за человека, которого абрек застрелил у меня на глазах. А тут? Плевал я на грязных, давно не мывшихся каторжников. Они далеко, никому в столице не угрожают. Брюну с Маклаковым ребята неинтересны. Просто подвернулся повод сослать строптивого подчиненного к Макару и его телятам. Я буду вести разведку, не выезжая из Якутска… Ну, еще по пендюрочке? Прикончим сосуд и отберем у барынек самовар.

На этом разговор о командировке закончился, все опять перешли на тему предстоящих событий. Таубе, служивший в армии с юношеских лет, боялся столкновения с Тройственным союзом. Австрийцев и турок он за серьезных противников не считал – жидковаты против русского солдата. А вот германцы… Еще Виктора Рейнгольдовича беспокоила связь с Буффаленком, нашим резидентом в Германии Фридрихом Гезе. Когда загремят пушки, в Германию поездом уже не въедешь. И на брюхе не поползешь через границу. Связь «в условиях особого периода» теоретически была подготовлена, она шла через Бельгию и запасным каналом через Швецию. Но на практике никто ее еще не опробовал. Как она себя покажет? Какие дополнительные меры предпримет германская контрразведка, чтобы обрезать контакты резидента с Петербургом?

Лидию Павловну больше занимали бытовые вопросы. Россия покупала в Германии много разных товаров, не задумываясь о том, чтобы производить их самостоятельно. Военных беспокоила электротехническая промышленность – ее продукция чуть не вся прибывала из Кайзеррейха. Баронессу, как врача, интересовали лекарства. Если немцы остановят их продажу, русские госпитали окажутся в тяжелом положении. Покупать медикаменты у стран-союзниц, Франции и Англии? Но позиция Альбиона, как всегда, колеблется. Нет полной уверенности, что тот выступит на стороне России, когда начнется кровопролитие. Франция сама сидит на германской шее и в ус не дует. А ну как ее оттуда скинут?

Лыков поддержал эту тему, напомнив, что и химия у колбасников на высоте. Случится война, в русских лавках недосчитаются многих товаров. Тут некстати сыщик вспомнил про отравляющие газы, которые якобы изобретают в секретных лабораториях Фатерланда. Но приятель взглядом велел ему заткнуться – не пугай женщин!

Уже поздно вечером Лыковы вернулись домой. Ольга Дмитриевна не легла сразу спать, а долго сочиняла список германских товаров, которые надо успеть приобрести. Укладываясь в постель, Алексей Николаевич подумал: а составляют ли теперь такие списки в Министерстве промышленности и торговли? И решил, что вряд ли…

Глава 2

Неожиданный союзник

Два дня прошли в сборах. Статский советник снял со счета тысячу рублей, присоединив ее к командировочным. Уложил теплую одежду, запасся хорошим чаем, собрал аптечку. Выбрал книгу в дорогу – “Фрегат «Паллада”» Гончарова, чтобы перечитать ее в третий раз. Описание медлительного плавания под парусами действовало на сыщика успокаивающе. Еще по вечерам он листал «Историю моего современника» Короленко – те главы, где тот вспоминал Якутию.

На службе отъезжающему выдали открытый лист[19]. Брют и здесь показал свой мелочный характер: сам его визировать не стал, а поручил сделать это вице-директору Васильеву. В далеком краю, где от оформления бумаги часто зависит отношение местных властей, на такие детали сразу обращают внимание. Алексей Николаевич махнул на дундука рукой. В Сибири надо надеяться только на самого себя. А в себе сыщик был уверен.

Неожиданно в квартире раздался телефонный звонок. Трубку сняла Ольга Дмитриевна, услышала голос и сказала через плечо:

– Какой-то Аванесян просит тебя.

Лыков тут же подошел:

– Сурен Оганесович? Здравствуйте.

– Доброго дня, Алексей Николаевич. Мой клиент просит вас о встрече.

Сыщик нахмурился:

– С какой целью? Не пошел бы он куда подальше… В последний раз мы с ним плохо расстались.

Аванесян был личным адвокатом главного столичного бандита, «Мориарти петербургского преступного мира», а по-русски «ивана иваныча». Первоначально его звали Илларион Рудайтис, в преступном мире он имел кличку Ларька Шишок. Начинающий разбойник тогда лишь подымался на Олимп и сперва наделал ошибок. Сыщики его выследили и спровадили на каторгу. Шишок оказался талантливым злодеем, быстро обучавшимся. В тюрьме он поменялся именами с мелким вором в последней стадии чахотки. В итоге лже-Ларьку схоронили в сопках Забайкалья, а из узилища сбежал как бы другой арестант. И через несколько лет, после кровавой борьбы за лидерство, у питерских фартовых появился вождь. Теперь его именовали Сергей Родионович Вырапаев, изменилась и кличка – Сорокоум. Он действительно был умен, а еще изобретателен и жесток. Воли тоже было не занимать. После длительного перерыва властная рука организовала и переустроила порядки в криминальном мире столицы.

Лыков долго выяснял личность «ивана иваныча», еще дольше к нему подбирался и совладать с гением злодейства не сумел. Тот держал наружность крупного капиталиста, чистого перед законом. Купец первой гильдии, владелец Шлиссельбургской ситценабивной фабрики! Также Сорокоум завел знакомства среди влиятельных людей. Он подкармливал партию октябристов и пользовался личным расположением самого Алексея Ивановича Гучкова. Тот пытался примирить сыщика и обер-бандита. Политик имел виды на обоих в подготавливаемом им государственном перевороте… Договориться стороны не захотели (по вине Лыкова), и на сыщика объявили охоту. Он выжил и отомстил. В последнюю встречу Алексей Николаевич ворвался к Шишку в дом, набил ему морду и реквизировал в свою пользу пейзаж Левитана[20].

Гучков в очередной раз приструнил воюющие стороны. Лыков желал водить с политиком дружбу, находя для этого свои резоны. Он видел, что монархия на всех парах летит в пропасть, сама себя подстегивая. Окружение государя мельчало и деградировало. Сильные и умные раздражали Николая Второго, и он потихоньку от них избавился. Остались прихлебатели, идейные монархисты и хитрые карьеристы. А тут война… Дурные предчувствия не покидали сыщика. И он решил заручиться расположением тех, кто должен рано или поздно прийти на смену нынешним правителям. Поэтому, когда вождь октябристов попросил его не трогать вождя фартовых, нехотя согласился.

Перемирие длилось уже год и давало свои плоды. Ведь и полиции иногда нужно послать сигнал в непроницаемые недра, предостеречь от излишеств или отыскать слишком зарвавшегося негодяя. И Сорокоум в некоторых случаях шел сыщикам навстречу. Гучков предвидел это и укреплял хрупкий союз зла с законом. Переговоры, когда возникала необходимость, вели со стороны «ивана иваныча» – Аванесян, а со стороны Лыкова – Азвестопуло. Алексей Николаевич лично общался с адвокатом всего один раз. Их связывала общая тайна. Когда «Мориарти» приговорил статского советника, Сурен Оганесович предостерег Лыкова. И тем, возможно, спас ему жизнь. Поступок являлся смертельно опасным – люди, подобные Шишку, за такое убивают. Лыков был признателен армянину и негласно помогал ему решать дела в градоначальстве, Окружном суде и Тюремном комитете, сквозь пальцы смотря на шалости присяжного поверенного. И вот тот просит о встрече на высшем уровне.

Аванесян выслушал филиппику сыщика и переменил его настрой одной фразой:

– Вы ведь едете в Якутию?

– Да. Но откуда вам известно?..

– Пустяки, Алексей Николаевич. Сергей Родионович может вам очень помочь в командировке. Он располагает сведениями о банде с пулеметом, которую вам поручено ликвидировать. Важными сведениями! Без них вы там застрянете на год.

– В таком случае я согласен на встречу, – тут же решился сыщик. – Где и когда? В дом к нему я не поеду.

Присяжный поверенный хмыкнул в трубку:

– Он вас туда и не зовет. А то еще что-нибудь реквизируете в дополнение к Левитану. Он недавно купил хорошего Бакста…

– Сильно переживает за Левитана?

– Ну… сильно.

– А нечего было насылать на меня убийц! – гаркнул Лыков, но тут же сбавил тон: – Так где и когда?

– Прямо сейчас мой экипаж пришвартовался под вашими окнами. Я телефонирую из аптеки, что в соседнем доме. Поедем в «Донон», в отдельный кабинет.

– Одеваюсь и спускаюсь.

Алексей Николаевич вышел на подъезд. Там стояла роскошная тройка с красавцем-лихачом на облучке. Обтянутое синей кожей ландо с латунной отделкой, сбруя украшена серебром, на бляхе номер 222. Бляха была так начищена, что слепила глаза.

– Ваш почасовик? – поинтересовался Лыков у адвоката, пожимая ему руку.

– Да он при мне с утра до вечера, – ответил тот. – Зовут Абрамом. Денег съедает – страсть. Но иначе нельзя, служба беспокойная. Хотя думаю: не купить ли авто? И повесить на него номер: двести двадцать два. Надо идти в ногу со временем!

Когда экипаж тронулся, сыщик сказал Сурену Оганесовичу:

– Я вашему патрону руки не подам.

– Патрон это знает. Но разговор важный, он должен состояться к обоюдной пользе.

– Однако как вы узнали о моей командировке?

Адвокат сощурился:

– Обложили вас шпионами со всех сторон, они сообщают о каждом вашем шаге.

Статский советник некоторое время думал, потом вынес вердикт:

– Джунковский разболтал Гучкову, а тот – «ивану иванычу».

По молчанию спутника он понял, что его догадка верна.

В «Дононе», в коридоре с отдельными кабинетами, было прохладно и тихо. Сорокоум привстал, высокие стороны обменялись сдержанными кивками. Сели втроем за стол, на котором уже красовались бутылки с закусками. Алексей Николаевич отметил, что была припасена и английская горькая настойка, его любимая. Неужели и впрямь окружили шпионами?

Сурен Оганесович на правах посредника разлил по рюмкам напитки. Сыщику – его настойку, патрону – рябиновую, а себе плеснул коньяку.

– Ну, за успех переговоров.

Вырапаев-Рудайтис опрокинул рюмку, закусил холодной осетриной и с ходу взял быка за рога:

– Тебя посылают в Якутию, в Колымский округ. Разогнать банду, которая окопалась в горах и почему-то не уходит. И у них пулемет.

– Все верно, – подтвердил сыщик.

– Ты догадываешься, почему они торчат в распадке, не бегут в города?

– Ну… боятся, что их в городах поймают. Хотят, чтобы про них забыли. Намерены пересидеть.

– Для таких существуют притоны в более теплых местах. Вы с Азвестопуло разорили один под Иркутском, но люди устроили другие.

Лыков подпер руками подбородок и уставился на собеседника, ожидая разъяснений. И они не замедлили поступить. Бандит сказал:

– Беглые сидят там не сложа руки, ожидая, когда о них забудут. Они моют рыжье.

– В притоках Колымы? Чушь. Добывают в Забайкалье. На юге Якутии есть прииски, вокруг Бодайбо. Но на востоке откуда золоту взяться?

– Вовсе не чушь. Просто власти об этом еще не знают. А тот, кто знает, не торопится болтать.

– Золото в тех местах если и есть, то труднодоступное. Сезон короткий, и продать добычу большая проблема. Ни дорог, ни селений; снабжение невозможно. Как же им это удается?

Вырапаев вздохнул:

– У них имеется атаман. Очень серьезный человек, похлеще даже меня. Он все придумал и организовал.

– Как зовут молодца?

Бандит ответил, глядя собеседнику прямо в глаза:

– Александр Созонтович Кожухарь.

– Сашка Македонец?! – Сыщик чуть не вскочил со стула.

– Он самый.

Это была плохая новость. Александр Кожухарь, тридцати пяти лет, мещанин города Каменец-Подольска, был приговорен к пятнадцати годам каторги за разбои в Киеве и Одессе. Нападения сопровождались человеческими жертвами: суд доказал минимум одно убийство. Дело было накануне войны с Японией. Головорез уплыл на Сахалин, но кандалами погремел недолго. Японцы высадили десант, власти призвали арестантов защитить любимые казематы и раздали оружие. Ополчение из чиновников вперемежку с каторжанами провоевало недолго и быстро разбежалось. Кожухарь винтовку взял, а в бой за царя и отечество не пошел. В начавшейся неразберихе убийца перебрался на материк и стал нападать на транспорты, перевозящие деньги и ценности. При этом ловко использовал бомбы-македонки, поражавшие конвой и лошадей. Дознание выяснило, что он научился этому у сокамерника, македонского боевика – тот отбывал срок по обвинению в заказном убийстве судьи из Ейска. С тех пор негодяя прозвали Сашкой Македонцем.

Когда война закончилась, власти начали наводить в крае порядок. Кожухарь к тому времени сколотил банду из пятнадцати человек. Набирал с большим разбором, только отчаянных. Причем самые страшные гайменники[21] подчинялись ему беспрекословно – такой был человек. Дисциплина в банде установилась навроде военной: за неподчинение атаману кончали на месте. Жуткий отряд совершил в Приморье множество разбойных нападений, убив столько людей, что полиция сбилась со счета. Поймать бандитов не удавалось. Они награбили так много, что могли покупать осведомителей даже в сыскных отделениях. И ловко избегали засад, а случайно попавшимся товарищам организовывали побеги.

Три года назад Сашка Македонец вступил в войну с другим фартовым атаманом, главарем кутаисской преступной организации в Сибири Нико Ононашвили. Под его рукой состояло множество боевиков, принадлежащих к одной народности. Служители закона облегченно вздохнули: ребята начали бойко резать друг друга. Каждую неделю лилась кровь. Македонец злоупотреблял бомбами, кавказцы предпочитали кинжалы. Но силы оказались неравны. Потеряв половину состава, банда Кожухаря исчезла. Просто взяла и испарилась, не оставив никаких следов. Нико праздновал победу и окончательно обнаглел. Лыков знал, что его ликвидацию теперь негласно готовят жандармы, поскольку полиция расписалась в бессилии. Вот-вот «короля Сибири» должны были прижать к ногтю. А Македонец и его люди исчезли из сводок. Теперь они отыскались в колымских горах. И прибавили к бомбам пулемет…

– Да, – проговорил Лыков задумчиво, – Кожухарь может организовать что угодно. Даже добычу изумрудов на Северном полюсе. Но там, по словам якутского губернатора, чуть не сто человек. А из его банды, после столкновения с Нико, уцелели только семь или восемь. Откуда взялись остальные?

– Глупость спрашиваешь, Лыков, – ответил «иван иваныч». – Сашка посидел в каторжной тюрьме, атаманил в Приморье, где фартовых хоть в бочки закатывай. Набрал новый кадр. Потом, ста человек там нет, а есть примерно семьдесят. Это вместе со старателями, а самих разбойников всего полтора десятка. Но они заправляют прииском.

– И как Сашка заманил новый кадр туда, где жить невозможно, особенно зимой?

– Золотом и заманил.

– Откуда ты все это знаешь?

– У них мой брат, ради него я тебя и терплю сейчас. Хочу брата спасти.

– У тебя есть брат? – сыщик недоверчиво отстранился. – Ни в одной картотеке про него нет. Или он не из уголовных?

– Брат есть, любимый, старше меня на четыре года. Зовут Михаил. Я, дурак, своими руками послал его на Колыму. Македонец приехал сюда прошлой зимой, рассказал, что нашел рыжье, и предложил мне его покупать. Слушай, как все началось и что из этого получилось.

И Сорокоум рассказал своему заклятому врагу невероятную историю.

Сашка Македонец прибыл в Петербург, разыскал по фартовой почте здешнего набольшего и сделал ему коммерческое предложение. Он моет в далеких горах рыжье и по цепочке передает его в столицу. «Иван иваныч» обязуется покупать его по согласованной цене – семь рублей золотник[22] плюс еще целковый за доставку. Притом что казна платит за добытое золото пять с половиной рублей. Деньги по той же цепочке следуют обратно в Якутию. Риски большие, поэтому возможные потери стороны делят пополам.

Вырапаев очень заинтересовался предложением. Он давно уже собирал по всей стране золото и платину[23], украденные с приисков или добытые старателями-хищниками. А тут новый золотоносный район, о котором никто не знает. Репутация у Македонца такая, что сомневаться в успешной добыче не приходится. Атаман привез с собой на пробу полтора пуда, частью в песке, частью в самородках. Сорокоум отдал на анализ – лучше некуда! Особенно шлиховое золото, которое почти не требовало аффинажа[24].

Покупатель потребовал рассказать, как выглядит добыча. Ведь зимой там жуткие морозы – куда деваются рабочие? Они же на вакациях[25] разболтают всему свету про свои занятия, и летом на россыпи сбежится целая толпа. А горная полиция? А казачьи патрули на дорогах? Тракт всего один, Якутск – Иркутск, перекрыть его легко. Власти в преддверии войны ужесточили надзор за добычей и сбытом драгоценных металлов. Что знают двое, знает свинья. Рано или поздно явятся войска и разорят предприятие.

Кожухарь ответил обстоятельно. Он-де построил целый поселок в долине, где речка Кухуман впадает в приток Колымы речку Берелёх. Места там безлюдные, русских нет, живут бродячие тунгусы и чуть-чуть якутов. Власти они презирают и ничего им никогда не скажут. А Сашка наладил с инородцами бойкую торговлю. Те снабжают его провизией, табаком, водкой, одеждой – все по высоким ценам. Покупают на ярмарках будто бы для собственных нужд и везут на Кухуман. Им выгода, а горбачам[26] полное довольствие.

А кто твои люди, спросил «иван иваныч». Атаман ответил: костяк – моя старая хевра, та, что уцелела от войны с кавказцами. Еще я новых набрал, фартовых, крепких и надежных. Там полно таких: ссыльнокаторжный край, бери не хочу. Старатели из другого теста: опытные добытчики, умеющие найти и извлечь золото. Их Македонец переманивает с верхнеленских приисков, платя вдвое больше. Все равно получается хороший доход, при условии, что продажа идет бесперебойно. Для чего и нужен крупный денежный покупатель, такой как Сорокоум.

Получилось все довольно разумно. В горах стоят балаганы на десятки обитателей. Имеются кухня, склад добытого рыжья, примитивная химическая лаборатория и даже баня. Промывочное оборудование хорошее, есть ртуть для осаждения металла, всякие бутары[27], небольшие драги и прочее. Артель разрабатывает сразу несколько мест, и не только россыпи, но и кварцевые жилы. Пятнадцать человек – охрана, это уголовные, и полсотни рабочих. Осенью последних отпускают, честно выделяя их долю – треть от добытого. Берут слово, что за зиму ребята никому не проболтаются. Иначе сами себя подведут: явится толпа мазуриков со всего света и заполонит пустынный и богатый край. Фартовые остаются зимовать неподалеку, в Верхне-Колымске, Сеймчане, Томторе, Оймейконе и Средне-Колымске; некоторые по зимнику добираются до Якутска. Сашка подкупил в улусах родовую знать, а в ближайшем городке Верхне-Колымске – казачье-полицейскую стражу, и его людей никто не трогает. По весне банда сходится заново. Трудностей не счесть: забытые богом места. Доставка груза встает дорого, любую мелочь нужно тащить через горы по бездорожью. А если кто заболел – ложись и помирай, помощь не придет. Однако рядом отыскался каменный уголь, есть чем топить печи и отогревать мерзлый грунт.