Андрей Голованов
Отделение 9
Страх – это цепь, сковывающая разум. Но что, если страх – единственное, что удерживает тебя в здравом уме?”
Вход без выхода
В этой больнице отделения не имели привычных названий. Здесь всё было иначе: одно отделение занимало целый этаж и называлось просто – номером этажа. С первого взгляда невозможно было понять, какие болезни лечат в каждом из них.
Здание состояло из девяти этажей – девяти отделений. Всем пациентам перед началом лечения необходимо было пройти через регистратуру. Однако мне сказали сразу подниматься на девятый этаж.
Подойдя к лифту, я нажал на кнопку вызова и шагнул внутрь. Панель этажей выглядела обычно… до одного странного момента. Кнопка с цифрой «9» отсутствовала. Последний доступный этаж – восьмой.
Я ощутил лёгкий укол тревоги, но решил не зацикливаться. Возможно, девятый этаж закрыт для обычных пациентов, и туда поднимают только сотрудники. Или, что вероятнее, лифт просто не работает на последний этаж. Я нажал кнопку «8».
Лифт плавно поехал вверх, раздалось приглушённое гудение. Когда двери открылись, передо мной оказался коридор восьмого этажа. Всё выглядело привычно: светлые стены, чистый линолеум, полумрак больничного освещения.
Я вышел из лифта и направился к лестнице, надеясь подняться пешком. Но когда я дошёл до её края, сердце сжалось от необъяснимого страха.
Лестница обрывалась.
Никаких ступеней вверх.
Просто ровная стена.
Я замер, чувствуя, как по спине пробегает холод.
– Вас уже ждут, – раздался голос за спиной.
Я резко обернулся.
Передо мной стояли двое. Люди в медицинских халатах. Их лица были спокойны, почти доброжелательны. Они жестом пригласили меня следовать за ними.
Я колебался. Что-то было не так.
Но выбора не было.
Меня повели дальше, но не по основному коридору, а через узкий проход между стенами. Ширина его не превышала метра – если бы нам навстречу шёл кто-то ещё, разминуться было бы невозможно. Пространство давило, воздух казался застоявшимся.
После короткого пути нас встретила ещё одна лестница. В отличие от чистых и современных интерьеров больницы, эта выглядела заброшенной. Старая, облупленная краска, истёртые каменные ступени, слабый, дрожащий свет от двух тусклых лампочек. Здесь не было окон, и казалось, что воздух пропитан затхлостью и временем.
Над дверью, ведущей в отделение, висела чёрная табличка. На ней алела кроваво-красная цифра 9.
Меня передёрнуло.
Один из сопровождающих открыл дверь, и я вошёл.
Меня встретил высокий худощавый мужчина лет шестидесяти. Его лицо казалось неестественно растянутым в широкой улыбке, отчего-то не вызывающей никакого чувства спокойствия.
– Добро пожаловать в девятое отделение, – произнёс он бодро.
Это был заведующий.
Он не предложил мне присесть, не спросил, как я себя чувствую. Сразу перешёл к делу.
– Здесь есть всего три правила, – сказал он всё тем же ровным голосом.
Первое. Говорить с врачом может только пациент. Но не наоборот.
Второе. Таблетки принимаются без пропусков.
Третье. Покидать отделение до полного выздоровления запрещено.
Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но он мгновенно прервал меня лёгким движением руки.
– Ваше согласие или отказ не имеют значения. Правила есть правила.
Я сглотнул.
– А что случается с теми, кто их нарушает? – рискнул спросить я.
Но ответа не последовало.
Заведующий лишь жестом указал на медсестру, и меня тут же сопроводили в палату.
Палата оказалась стандартной для больницы – белые стены, три койки. Окна отсутствовали.
Но ведь снаружи здания я точно видел, что на каждом этаже есть окна!
Я почувствовал, как внутри что-то ёкнуло.
В палате уже находились двое пациентов. Один выглядел ровесником заведующего – около шестидесяти. Второй был гораздо старше – худой, истощённый старик, больше похожий на ходячий скелет.
Я попробовал заговорить, но оба молчали, не поднимая глаз.
Тишина была удушающей.
Меня усадили на свободную кровать и велели ждать врача.
Он появился почти сразу, сопровождаемый медсестрой – женщиной примерно его же возраста.
Без лишних слов она подошла ко мне, взяла за палец и начала забор крови. Всё шло как обычно… пока в какой-то момент она достала пипетку и капнула чем-то на свежую ранку.
Я вздрогнул.
– Что это?..
Но врач и медсестра ничего не ответили. Они просто быстро вышли из палаты, захлопнув за собой дверь.
Через несколько минут меня начало клонить в сон.
Но ведь я пришёл сюда утром…
Последнее, что я успел сделать, – это лечь на кровать.
А затем сознание выключилось.
Начало лечения
Я проснулся, потянулся за телефоном, но карманов на моей одежде не оказалось. Собственно, и самой одежды, в которой я пришел, тоже не было. Вместо неё на мне была та же форма, что и у двух моих соседей по палате. Всё, что принадлежало мне, исчезло.
– Вернут ли мне вещи после выписки? – спросил я у соседей, но они лишь синхронно покачали головами и, не проронив ни слова, снова легли на кровати.
Через некоторое время в палате появилась медсестра. Она молча схватила меня за руку, взяла кровь из вены и ушла, не удостоив меня даже взгляда. Спустя несколько минут нам принесли еду. Каша, кусок хлеба и чай. Судя по скудному рациону, это был завтрак. Значит, сейчас утро.
Соседи сели и начали есть. Абсолютно синхронно, словно так было задумано. Я последовал их примеру. На вкус еда была как вода, даже хлеб, будто лишенный всякой плотности и вкуса. Я надеялся, что обед окажется лучше.
После завтрака снова пришла медсестра и поставила мне капельницу.
– Что это? – спросил я, но она лишь молча продолжила своё дело и, не ответив, покинула палату.
Через некоторое время меня стало клонить в сон. Я пытался бороться с этим, но веки наливались тяжестью, и вскоре я провалился в темноту.
Когда я снова открыл глаза, передо мной стоял поднос с едой. Соседи уже ели – так же синхронно, как и утром. Я удивился, ведь казалось, что я просто моргнул, а не спал. Но раз принесли еду, значит, прошли часы? Я решил, что, вероятно, проспал целый день, и, не раздумывая, взялся за ложку. Но пища не изменилась: каша, хлеб, чай.
После еды в палату зашел врач и жестом пригласил меня следовать за ним. Он молча провел меня через коридор, показывая туалет и душевые. Во всём отделении царила гнетущая тишина. Казалось, кроме нас двоих здесь не было ни души.
Вернувшись в палату, я попытался снова заговорить с соседями, но они синхронно приложили палец к губам, давая понять, что говорить нельзя.
Спустя какое-то время тишину нарушил пронзительный звук, похожий на писк в ушах. Мои соседи встали и одновременно вышли из палаты. Я последовал за ними.
Выйдя в коридор, я увидел, как десятки пациентов двигались в одну сторону – к туалету. Все шли ровными рядами, слаженно, будто механизмы одного большого механизма.
Открыв дверь, я замер. Здесь не было кабинок, не было разделения на мужской и женский туалеты. Вдоль стен стояли два ряда унитазов – по пятнадцать штук в каждом. На сливе каждого лежали аккуратно сложенные пять салфеток. Люди молча занимали свои места.
Я заставил себя подчиниться общему ритму.
Когда снова раздался короткий сигнал, все поднялись и так же синхронно двинулись к душевым. Они располагались вдоль стен, по пятнадцать в ряду, но самого душа не было – лишь тридцать сливов в полу.
Люди без единого слова разделись и встали спиной к стене. Появилась та же медсестра и, взяв в руки пожарный шланг, начала поливать нас ледяной водой.
После короткого сигнала все развернулись, и поток воды обрушился уже на переднюю часть тела.
Длительный сигнал. Люди оделись, даже не обращая внимания на то, что с них стекает вода, и разошлись по палатам.
Вскоре снова принесли еду. Я был уверен, что это обед, ведь с момента пробуждения я больше не засыпал. Но на подносе вновь оказалась та же каша, тот же хлеб, тот же чай.
Я понятия не имел, который сейчас час, день или ночь. Это начинало пугать меня всё больше.
Разговор с соседями по палате
Я не знал, что делать. В голове царил хаос, а тело ощущалось странно легким, будто меня выдернули из реальности и забросили в другое измерение. Вдруг по всему отделению заиграла едва слышная классическая музыка. Тихие звуки рояля растворялись в стенах, создавая иллюзию спокойствия.
Я вздрогнул, когда почувствовал, как кто-то резко дернул меня за руку. Повернув голову, я увидел своего соседа по палате – мужчину лет пятидесяти или шестидесяти. Его лицо было бледным, испещренным глубокими морщинами, а глаза смотрели на меня с холодной решимостью. Напротив, на своей койке, неподвижно сидел второй сосед, наблюдая за мной с выражением, в котором смешивались усталость и настороженность.
Они оба одновременно приложили пальцы к губам, требуя тишины. Затем, наклонившись ближе, мужчина, который дернул меня за руку, заговорил – едва слышно, шепотом:
– Говори только тихо. И только когда играет музыка.
Я непонимающе кивнул, а он продолжил:
– Сегодня воскресенье. Ты здесь уже три дня.
Эти слова прозвучали неожиданно. Я смутился и спросил, как он это понял. Вместо ответа мужчина просто указал на стену.
Я проследил за его взглядом, но ничего необычного не увидел. Бесцветные стены, точно такие же, как везде. «Псих», – мелькнуло в голове. Очередной пациент, видящий то, чего нет. Но он, заметив мои сомнения, тихо пояснил:
– Это не стена. Это окно. Просто замаскированное.
Я прищурился, вглядываясь в указанное место. И вдруг заметил – едва уловимый, почти неощутимый проблеск света. Узкие, тонкие лучи пробивались через едва заметные трещины в краске.
– Как ты понял, что сегодня воскресенье? – спросил я.
– Я здесь давно, – его голос был спокоен, но полон горечи. – Я знаю этот район. Здесь неподалеку есть храм, и каждое воскресенье перед службой, ровно в восемь утра, звенят колокола.
Я напряг слух, но кроме музыки ничего не услышал. Он, заметив мою попытку, слабо усмехнулся.
– Музыка включается не для нашего спокойствия. Она заглушает звон, чтобы пациенты не могли определить, какой сегодня день и какое время суток. Но если хорошо прислушаться, можно уловить отдалённый звон.
Я снова напряг слух… и вдруг понял, что он прав. Где-то на самом краю слышимости, под гнетущими нотами пианино, пробивались слабые металлические переливы.
Потрясённый этим открытием, я сглотнул и решил спросить соседей, почему они здесь. С каким диагнозом их положили в эту больницу?
Ответ последовал мгновенно.
– Это уже не важно, – ровно произнёс мужчина. – Мы здесь до конца.
После этих слов он встал, подошёл к замаскированному окну и замер, будто пытаясь впитать в себя призрачные звуки колоколов.
Я хотел что-то сказать, но в этот момент ко мне приблизился второй сосед – тот, что всё это время молчал, наблюдая за нашей беседой. Теперь он стоял рядом и, склонившись ближе, прошептал:
– Я здесь больше двадцати лет. Видел многих… Тех, кто приходил, и тех, кто уходил.
В его словах мне почудилась надежда.
– Уходили? – переспросил я. – Значит, выписка возможна?
Он на мгновение задержал на мне взгляд, в котором не было ни радости, ни отчаяния – только безразличие.
– Возможно.
Я хотел спросить, почему он сам здесь так долго, но он опередил меня:
– Я просто действую аккуратно.
С этими словами он лег на свою койку, отвернувшись лицом к стене.
Эта фраза застряла у меня в голове.
Что значит – «действовать аккуратно»?
Я ещё не знал, но чувствовал: мне предстоит это выяснить. И, возможно, не самым приятным способом.
Первое предупреждение
Следующий прием пищи отличался от предыдущих. Теперь к привычному набору добавился стаканчик с лекарствами: две капсулы – голубая и красная. Только в отличие от фильма Матрица, выбора у меня не было. По правилам больницы, я должен был выпить их обе. Какое наказание последует за отказ, выяснять на собственном опыте не хотелось.
Я не знал, от чего лечат моих соседей по палате, но таблетки у них были точно такие же. Как узнать у врача подробности лечения, если по правилам отделения я не могу с ним разговаривать? Стоило мне только об этом подумать, как дверь палаты открылась, и внутрь зашел врач. Он подошел ко мне и спокойно произнес:
– Пейте таблетки, соблюдайте правила больницы, и все будет хорошо.
После этих слов он развернулся и направился к выходу. Меня такой ответ не устроил.
– Сколько мне здесь… – начал я, но не успел договорить.
В палату вошла медсестра, без слов схватила меня за руку и вколола что-то в плечо. В следующий миг я провалился в сон.
Когда я снова открыл глаза, на краю моей кровати сидел врач. Он монотонно повторял одно слово:
– Правила, правила, правила…
Заметив, что я пришел в себя, он замолчал и покинул палату.
– Это было первое предупреждение, – шепотом произнес сосед по палате и отвернулся к стене.
Мысли в голове путались, казалось, что сознание ускользает от меня. Но кое-что я никак не мог понять. В отделении не было времени подъема, времени приема пищи, времени отбоя. Здесь вообще не существовало никакого расписания. Никто не разбудит тебя к еде, никто не скажет, когда идти в туалет. Как это поможет вылечить мой «психический недуг»?
Я читал в интернете, что подобные расстройства лечат групповой терапией, но здесь все было иначе. И самое страшное – ни у кого за пределами больницы не было возможности связаться со мной. Никто не знал, что я здесь. Я и сам не мог предположить, что все обернется именно так…
Путь в неизвестность
Всё началось с банальной депрессии. Жизненные проблемы накатывали одна за другой. На работе меня использовали – переработки доходили до двойной нормы, а доплачивали за них копейки. В итоге я решил сменить сферу деятельности, отучился, но за полгода так и не смог найти новую работу. В личной жизни тоже было всё сложно.
На самом деле корень проблем уходил в детство. В школе мне трудно давалось общение, я сталкивался с буллингом, постоянными переездами, а развод родителей лишь усугубил ситуацию. Вместо поддержки я получил обвинения: оба родителя считали, что именно я виноват в их разрыве. В результате мне пришлось скитаться по улицам и жить у знакомых.
Бывали моменты, когда хотелось всё закончить. Я думал о том, чтобы выйти в окно, но страх высоты не позволял даже подойти ближе. Со временем во мне укоренилось недоверие к людям. Я стал ждать подвоха в каждой ситуации, даже там, где его не было, а временами во мне просыпалась пассивная агрессия.
Понимая, что дальше так жить нельзя, я решил обратиться к психологу. Честно говоря, был уверен, что она просто назначит бесконечные сеансы, вытянет из меня деньги, а в итоге ничем не поможет. Однако после того, как я рассказал ей свою историю, она лишь вздохнула и сказала, что не может мне помочь. И если не может, то и денег за приём брать не вправе.
Вместо этого она посоветовала мне обратиться в больницу. Причём не просто в больницу, а сразу в отделение №9. Более того, она настояла, чтобы я отправился туда немедленно, прямо после сеанса.
Я должен был насторожиться. Должен был хотя бы задуматься.
Но понял всё слишком поздно.
Неожиданная процедура
Прошло уже несколько приемов пищи с начала лечения, а значит, больше двух дней. Однако я не чувствовал никакой разницы до и после приема таблеток. Возможно, это был просто психологический трюк или доза мне не подходила. Спрашивать врача я не мог, да и особого желания не возникало – учитывая мои внезапные провалы в сознании после уколов и капельниц. Любые попытки заговорить с соседями по палате заканчивались молчанием. Они общались со мной только тогда, когда сами этого хотели, и исключительно во время включения музыки по всему отделению. А это происходило лишь раз в неделю – каждое воскресенье, не больше чем на 15 минут.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.