Когда наступит рассвет

Дима.

– Надеюсь, ты не взяла с собой солнцезащитный крем?

– Почему?

– Потому что твои веснушки на носу сводят меня с ума.

Тепло касается шеи, ушей и пробирается к самому сердцу. Я улыбаюсь, разворачиваясь в его руках, и заглядываю в глаза цвета спелого ореха. Он смотрит только на меня. Даже ультракороткая юбка Лизы не привлекает его внимание, хотя я стою перед ним со взлохмаченными волосами и помятая после сборов и маленькой ссоры с бабушкой.

– А если скажу, что взяла? – я придвигаюсь к нему ближе и закидываю руки за шею.

– Тогда я просто выкину крем и буду смотреть на то, как тебя целует солнышко.

– Лучше поцелуй ты.

Просить дважды Диму не нужно. Он накрывает мои губы поцелуем, и я чуть не падаю в обморок от ощущения счастья, которое вызывает Родионов. Одна его рука ложится мне на щеку, приятно поглаживая большим пальцем кожу, а другая крепче сжимает талию. Я не могу сдержать стон удовольствия, мечтая, чтобы Дима не останавливался ни на секунду, но грубый толчок в спину прерывает мои фантазии.

– Соситесь в другом месте, – голос брата заставляет нас с Димой улыбнуться, и мы поворачиваемся в сторону Паши, ловя на себе недовольный взгляд. – Родионов, имей совесть. Она моя сестра.

– А я ее парень, – парирует Дима, опять захватывая меня в ловушку из объятий и запаха сигарет.

– Поэтому сядешь со мной на переднее, чтобы я не видел ваши чмоки-чпоки каждые две минуты в зеркале заднего вида.

– Ты невыносим, Пань, – говорю я и вновь тянусь к Диме, не отрывая глаз от брата. Знаю, что сейчас взбесится, но это забавляет меня еще сильнее, и я не собираюсь останавливаться. Видеть его недовольную физиономию – самое прекрасное зрелище на свете.

– Хватит! – он берет меня за руку и оттаскивает от Родионова, хотя тому тоже весело. Открыв пассажирскую дверь, Пашка тычет пальцем в салон и приказывает: – В машину! Живо!

– Бу-бу-бу, какие мы нервные, – я встречаюсь взглядом с улыбающейся Лизкой и подмигиваю ей. – Поехали, а то братик сейчас лопнет от злости.

– Иди в жопу, Тихомирова! – громко хлопнув дверью, Пашка направляется к водительской стороне и указывает на место рядом с собой, но в этот раз уже Диме.

– И я тебя люблю, Тихомиров! – кричу в машине, чтобы услышали остальные снаружи, и усаживаюсь посередине, надеясь в любой момент по дороге наклониться вперед и чмокнуть Диму в щечку.

Все-таки братско-сестринская любовь и правда до сих пор сохранилась между нами. Потому что бесить Пашку, как раньше, до сих пор остается моей любимой затеей. Да и как я могу упустить такой шанс? Поцеловать Диму, чтобы у брата от злости запылало лицо? Конечно, да! Теперь это моя самая важная миссия за время нашего путешествия в Карелию.

Все усаживаются на свои места. Лиза тут же укладывает голову у меня на плече, Ник протягивает диски с хитами последних лет Диме, а Паша выстраивает маршрут по развернутой на руле карте. Он бубнит что-то себе под нос, водя пальцем по схемам, надеясь доехать как можно быстрее до дома прапра.

На меня накатывает новая волна счастья, и я натягиваю улыбку, которую не могу отпустить даже тогда, когда мы покидаем Москву под громкие треки Эминема.

Это приключение с друзьями, братом и парнем мечты будет самым прекрасным в моей жизни. В этом я уверена. Ведь, что может быть лучше, чем только что начавшаяся взрослая пора, дальняя дорога и ощущение чего-то грандиозного и незабываемого?

Глава 3

– Блин, это так круто! – говорит Лиза спустя восемь часов пути.

– Ты о чем? – спрашивает Дима, убавляя звук на магнитоле.

Он сменил Пашку два часа назад. Брат с удовольствием уселся на заднее сидение, потеснив Ника в середину, а меня выгнал вперед, чтобы я указывала Диме дорогу. Правда, Паня тут же засопел, как только мы двинулись с места, и через полчаса затянул за собой в сон и Некрасова. Всю дорогу, пока брат был за рулем, они общались с Ником, будто были старыми знакомыми, хотя пересекались до поездки всего несколько раз. Брат рассказывал про универ, в который собирался поступать Никита, а Никита делился своими познаниями в автотехнике.

Поэтому не спим только мы втроем. Дима спокойно рулит машиной Паши, Лиза, воспользовавшись моментом, тихо подпевает песням Бритни Спирс, а я смотрю, как закатное солнце освещает нам трассу. По обе стороны от дороги стоят в ряд пушистые высокие сосны, в приоткрытое окно залетает густой аромат травяных нот с ментоловым послевкусием. И я, закрыв глаза, наслаждаюсь мелодичным голосом Лизы, приятным вечерним ветерком и ощущением, что Дима все это время рядом.

– Ну, типа, поди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что, – объясняет Цветкова, выглядывая между моим и Диминым сидениями. – Как в той книжке, которую я дочитала вчера.

– Что за книга? – я разворачиваюсь, чтобы лучше видеть подругу.

– Ты ее не знаешь, но я дам тебе обязательно ее прочитать. Уверена, что тебе понравится. В книге тоже рассказывается, как ребята отправлялись в разные места, чтобы отыскать всякую нечисть или увидеть что-нибудь необычное и…

– Волшебное? – Родионов ехидно улыбается в зеркало заднего, подначивая подругу. Знает же, что нельзя с ней так, она же верит во всю вселенскую мистику и уверена в том, что магия какая-никакая, но существует.

– Да иди ты, Дим. Я же серьезно! Люди не будут писать о том, чего не существует.

– То есть, волшебная палочка Гарри Поттера не выдумка?

– Господи, ты невыносим, – Лиза бьет Диму в плечо, отчего тот посмеивается и смотрит на меня. – Как ты вообще с ним встречаешься?

– Спокойно и легко, – говорю я, но все же понижаю голос до шепота и наклоняюсь к Цветковой ближе. – Я же ведьма, не забыла? Приворожила бедного Родионова, вот теперь он и мучается.

На секунду взгляд Лизы загорается, словно она поверила в мои слова, но потом до нее доходит, что я тоже шучу.

– И ты туда же? – она поджимает губы от обиды и садится обратно на свое место, сложив руки на груди и отвернувшись к окну. – Подруга называется…

– Цветик, не грусти. Покажу я тебе ведьмовские места, не переживай. Даже лучше будет, чем в твоей книжке, вот увидишь.

Лиза ничего не отвечает, назло не поворачивая головы, но я знаю, что спустя час вся обида сойдет на нет, и она забудет о том, как мы с Димой шутили над ней.

Возвращаюсь в обратное положение и полностью выключаю музыку, чтобы насладиться звуком колес, скользящих по асфальту. Дима кладет ладонь мне на колено, успокаивающе поглаживая, и я, убаюканная теплом его руки и приятной тряской, тоже погружаюсь в сон.

***

Запах горьких трав заставляет меня поморщиться. Агония, которая только что покинула тело, опять вспыхивает пламенем под кожей. Жарко. Очень жарко.

Я чувствую холодные, тонкие пальцы на своих плечах и груди. Они проводят вдоль моего тела липкие дорожки, и аромат трав смешивается с чем-то приторно-сладким. С чем-то незнакомым и знакомым одновременно. Я пытаюсь открыть глаза, но неожиданная тяжесть, словно какой-то груз на веках, не дает мне этого сделать. Несколько попыток подняться даются с большим трудом. Горячий воздух касается сухих губ, когда я пытаюсь вздохнуть, и сразу же жалею об этом. Горечь подожженной полыни заполняет легкие, и мне становится плохо. Тошнит и мутит. Кружится голова. И снова боль захватывает в свои тиски все тело.

Хныча, я снова намереваюсь подняться. Мне не нравится это место, хотя я даже не знаю, где нахожусь. Верчусь из стороны в сторону. Хочу уйти. Неприятно. Плохо. Мне нужно к прапра. Я знаю, она очень переживает и волнуется, что мы до сих пор с Паней не вернулись.

Где Паня? Почему я одна?

– Шумит камыш. Молчит камыш.

Слышу я шипящий голос рядом. Он касается меня, всего тела и, кажется, даже самого сердца, делая в очередной раз больно. Новая волна горячей, колючей тяжести на языке не позволяет мне противиться. В очередной раз стараюсь подняться, чтобы сбежать от леденящей душу тревоги, но холодные руки пресекают мою попытку, заставляя улечься обратно.

– Крысеныш кыш. Поймаю мышь.

Звук незнакомого голоса нарастает, теперь в нем глубокая хрипотца, и я завываю от страха.

Прапра, где ты?

– Пойду, найду, заберу. Покажу, подарю, отниму. Оставлю стоять и покоя жда-а-ать. Закручу, заверчу, утащу-у. На дно озера опущ-у-у. И найдут там кости для прихожей гости!

Слезы, которые я до этого не чувствовала, льются по щекам. Я хочу проснуться, я хочу уйти. Прапра, ну где же ты?! Помоги! Мне больно. Мне страшно… Я боюсь…

– Уйдешь от меня – поймаю тебя. Задушу, окроплю и пойду. На могилу цветы положу. И когда взойдет солнце – я вскопаю упавшее донце. Закручу, заверчу и силу впущу. Оставайся ты сильна, будешь милость ты мо-я-я.

Неожиданно моя душа, словно легкое перышко, вздымается вверх. Я продолжаю чувствовать ее в себе, но в то же время будто вижу все со стороны. Вокруг густая, вязкая темнота. Лишь несколько свечей, почти оплавленные до самого основания, освещают маленькую комнату. Под потолком на протянутых веревках висят сухие травы. В печке булькает вонючее варево, в углах копошатся мыши. А в центре комнаты…

Господи…

Нет. Нет. Нет!

***

– Ни хера ж себе!

Я резко распахиваю глаза, когда слышу, как присвистывает от удивления Ник. В груди бешено колотится сердце, и я теряюсь, не понимая, где мы. Оглядываясь по сторонам и схватившись за ручку двери, как за спасительный плот в бурном море, несколько раз моргаю. Теплый воздух касается губ, за окном шумит еловый лес, рядом ребята. Я в безопасности. Я не одна.

Машина в последний раз дергается на месте, и мы останавливаемся около знакомой калитки.

– На выход, дамы и господа. Наше судно причалило! – брат первый выбирается из машины и за ним следуют Ник с Лизой.

Я потираю лицо, отгоняя до конца жуткий сон, и делаю глубокий вздох.

Сон. Это всего лишь сон.

– Как тут красиво! – говорит Лиза, когда я захлопываю дверцу автомобиля.

И безоговорочно соглашаюсь, потому что последние несколько часов проходили в дороге, которую окружали заброшенные деревни среди густых лесов. Уверена, что никто из ребят не ожидал увидеть отреставрированный дом посреди глуши за несколько десятков километров от цивилизации.

Начищенные белые наличники, вставленные пластиковые окна и окрашенный в нежно-голубой цвет порог заставляют мое сердце болезненно сжаться. Дом кажется совершенно новым, не тем, который запомнился мне десять лет назад, но ощущение спокойствия, такое далекое и забытое, накрывает душу, словно теплое одеяло.

Наконец-то мы приехали, прапра.

– А батя постарался на славу, – Пашка натягивает на голову кепку, чтобы спрятаться от яркого дневного солнца, и одобрительно осматривает крепкий деревянный забор.

– Домик классный, – Лизка, сощурившись, прикладывает ладонь ко лбу. – Я думала, что тут будет старая избушка на курьих ножках.

– По рассказам Славки, я тоже так думал. – Дима обнимает меня за плечи и оглядывается по сторонам.

Дальше по улице стоят современные дома, оборудованные механическими воротами и пристроями в виде бань и гаражей. И наш, отремонтированный, но сохраненный в своем старом виде, смотрится несуразно рядом с ними. С покатой синей крышей, с порогами, которые раньше украшали любой домик на деревне, и пристроенной лавочкой около входной двери, он кажется старым. Но только мы с Пашкой знаем, каким он был раньше.

Отхожу от Димы и делаю шаг на встречу прошлому. По пути к калитке я замечаю, что почти в каждом коттедже есть отдыхающие. Они жарят шашлыки на мангалах и весело проводят время в беседках, пока их дети играют на детских площадках. Деревня, которая со временем превратилась в поселок, изменилась до неузнаваемости, но черта елового леса и чистый свежий воздух остались все теми же.

– Пойдемте в дом. Хочу увидеть, оставил ли папа внутри все так же, как было при прапра, – я вытаскиваю ключи и поднимаю крючок на калитке.

В палец тут же попадает заноза, и я засовываю его в рот, пытаясь вытащить зубами мелкую щепку. Раньше в таких случаях меня спасала прапра, заставляя прикрыть глаза, пока вытаскивала острой иголкой занозу. Но сейчас, шагая по выложенной дорожке к двери, я с грустью вспоминаю, что тогда та выдуманная боль приносила настоящее счастье и вселенскую заботу. Мне становится жаль, что я не видела, как прапра аккуратно брала мою руку в свою шершавую ладонь и вытаскивала злополучную деревянную щепку, приговаривая: «Не бойся, Славушка, это все ерунда. Настоящая боль она другая. Она страшная, а это так, пустяки. Сейчас, оп, иголочкой и все».

Теперь я никогда не услышу ее «оп», и не узнаю, улыбалась ли прапра, когда невесомо доставала иголкой многочисленные занозы, которые я приносила ей почти каждый день десять лет назад.

Замок скрипит под моими пальцами, пока я открываю деревянную дверь. Первый шаг перебрасывает в прошлое, стоит мне переступить порог. В прихожей пахнет травяным мылом и дубовыми вениками. Несколько деревянных тазов сложены днищем вверх на низкой скамейке слева от входа, а над ними висят белые полотенца. Как бы папа ни старался оставить дом в том виде, в котором мы покинули его в последний раз, все-таки новизна, присущая ремонту, забрала с собой старый уют.

Я иду по коридору в большую комнату, в которой прапра всегда держала старый сервиз и любила наводить порядок в серванте, а затем прохожу в ее спальню. Теперь вместо односпальной скрипучей кровати стоит новая двуспальная постель. Рядом с ней большой круглый стол и один стул с деревянной резной спинкой. На окне, выстроенные в ряд, выпучили свои пузатые бока глиняные горшки с разноцветными бегониями, за которыми прапра ухаживала круглый год.

Я оглядываюсь вокруг, замечая старый ковер на стене, несколько картин в стекле и круглое зеркало около входа в спальню. Подхожу к нему, еле касаясь стекла, и грустно улыбаюсь. Помню, как сидела перед ним, пока прапра заплетала мне тугие косички, а Пашка на фоне кривлялся и показывал смешные мордашки. В тот момент смех прапра был самым громким из всех, что мне доводилось слышать. Она смеялась с брата, но продолжала ловко управляться с моими непослушными волосами.

Прапра могла все. Но, к сожалению, отпугнуть смерть у нее не получилось.

– Как тут ую-ю-ютно! – Лиза плюхается на кровать и глубоко вздыхает. – Будто к бабушке в деревню приехала.

Я смотрю на подругу, на ее довольную улыбку, словно у кота, съевшего целую крынку сметаны, и подбегаю к ней, чтобы упасть рядом. Она смеется, обнимая меня, и мы вместе снова оглядываем комнату.

– По сути, мы и приехали в деревню, цветик. – Никита появляется на пороге и недовольно достает телефон и кармана шорт. – Тут, блин, даже связи нет.

– А она нужна? – за ним в комнату входит Пашка с вещами. – Отдохните, воздухом подышите свежим. А через пару дней праздник встретим.

На кухне гремят кастрюли и хлопают шкафчики. Скорее всего, это Дима ушел проверять, есть ли какие-нибудь запасы еды в доме, и я делаю себе мысленную пометку вместе с ребятами сходить в ближайший ларек. Мальчишек, к сожалению, придется кормить нам с Лизой, поэтому лучше всего набрать побольше пельменей и несколько кило мяса. Сварю им домашнюю похлебку по фирменному рецепту прапра, и обязательно заставлю съесть ее на веранде. Пусть прочувствуют всю прелесть деревенской жизни.