Читатель предупрежден

– Но это все равно не объясняет, как Пенник узнает, о чем вы думаете в определенный момент.

– Даже не знаю. Но он определенно опытный психолог. Все успешные предсказатели обладают этим качеством.

– А что насчет статуи Листера, или как его там? И… – Хилари замялась и отвела взгляд. – Простите, что заговорила об этом, но как насчет еще кое-чего? Я о его последнем высказывании в ваш адрес.

– С Листером, честно говоря, получилось непонятно. Что касается, как вы сказали, последнего высказывания, то, вероятно, я не умею сохранять невозмутимый вид и скрывать свои чувства.

Хилари молчала на протяжении нескольких минут. Она выбросила сигарету в пустой камин, встала и начала ходить по ковру.

– А как же его пророчество о мистере Констебле?

– Насколько вам известно, – вежливо заметил Сандерс, – мистер Констебль пока что жив. И даже если Пенник умеет читать мысли, то провалиться мне на этом месте, но я все равно не верю, что он может предсказывать будущее.

– Но если все это одна большая афера…

– Я этого не утверждаю. И в определенной степени вполне допускаю существование телепатии. Возможно, Пенник просто подкрепляет свои навыки легким сознательным подлогом и выдающимися дедуктивными способностями. В общем-то, немало вполне честных людей поступают подобным образом.

– Значит, вы не верите, что мысль может стать физическим оружием?

– Я и на смертном одре готов буду в этом поклясться.

Едва стрелка на часах Сандерса отмерила восемь вечера, как из комнаты неподалеку донеслись крики Мины Констебль.

И было в этих криках нечто животное, как будто их причиной послужила боль, а не страх. Судя по всему, Мина Констебль пыталась одновременно кричать и говорить, поэтому до них доносилось только имя ее мужа, которое она постоянно повторяла. Хилари оперлась о каминную полку и повернулась с выражением чистого суеверного ужаса на лице. Сандерс испугался, что она сейчас не выдержит и тоже начнет кричать.

Он подбежал к двери и распахнул ее, а крики все не утихали. Перед его глазами возникла сцена, которую ему приходилось много раз описывать впоследствии.

Сэм Констебль, полностью одетый к обеду, стоял на верхней ступени лестницы, прислонившись к перилам. Он сильно наклонился вперед и держался одной рукой за опорную стойку перил. Вторую руку он поднял, словно в конвульсии, пальцы были скрючены; он распрямил спину, и Сандерсу показалось, что еще мгновение, и Констебль, перелетев через перила, рухнет вниз, но тело уже не слушалось его. Констебль сполз на пол, весь изогнулся и замер около балюстрады, рука с глухим стуком упала на ковер. Он лежал к ним спиной, и Сандерс смог бы увидеть его лицо, только перевернув Констебля на спину. Крики смолкли.

Мина Констебль стояла около приоткрытой двери одной из двух спален, выходивших на лестницу, и кусала платок. Она даже не двинулась с места. Пронзительный шум стих, и можно было осмыслить произошедшее. Сандерс подбежал к Констеблю и присел на корточки. Когда он нащупал пульс, сердце как будто еще билось, но совсем слабо и через мгновение остановилось. Констебль умер.

Сандерс, не вставая, огляделся по сторонам. Три двери в холл оказались открытыми: в комнату Мины Констебль, в его спальню, а также в комнату Хилари. Слегка наклонив голову, он мог заглянуть в спальню Хилари и рассмотреть, что находилось за креслами, под кроватью, а также под туалетным столиком у дальней стены. Его взгляд тут же привлекли очертания одного предмета, который, вероятно, закатился под туалетный столик и остался там незамеченным и никому не нужным. Предмета, о котором он еще вспомнит впоследствии.

Это был высокий белый поварской колпак с оборкой наверху.

Раздался мелодичный звон, затем он благопристойно смолк, сменившись размеренным официальным уведомлением – напольные часы на лестничной площадке пробили восемь раз.

Глава пятая

Теперь краем глаза Сандерс заметил, что, помимо него, за происходящим в коридоре следят еще три человека. Мина Констебль была около приоткрытой двери, ее подбородок дрожал. Хилари сделала пару шагов к Сандерсу и Констеблю и замерла на месте. В этот момент дверь напротив нее открылась и на пороге своей комнаты появился Лоуренс Чейз. Все стояли неподвижно.

В углу лестничной площадки около напольных часов, которые скорее шелестели, чем тикали, горело несколько тусклых электрических лампочек. Их свет отбрасывал тень от перил на лицо и тело Сэма Констебля. Сандерс тщательно осмотрел его, стараясь ни о чем другом не думать. То, что он обнаружил, внушило ему не тревогу, а, напротив, большое чувство облегчения. Тем временем – он скорее почувствовал это, чем увидел, – Чейз на цыпочках подкрался поближе и предпринял несколько безнадежных попыток заглянуть ему через плечо. Но Сандерс не стал оборачиваться до тех пор, пока Чейз внезапно не схватил его за руку. Он был без жилета и воротничка, плотная ткань сорочки вздувалась между подтяжками, а длинная шея казалась еще длиннее. В руке он сжимал свой воротничок.

– Послушай, – проговорил Чейз осипшим голосом. – Он ведь не умер? Скажи, он не умер?

– Он мертв.

– Сэм умер?

– Сам посмотри.

– Но этого не может быть! – сказал Чейз. Одной рукой он держался за Сандерса, а второй размахивал воротничком у Сандерса перед лицом. Чейз наклонился еще ближе. – Это неправда. Он не это имел в виду. Он так не мог.

– Кто не мог?

– Не обращай внимания. Как он умер? Просто ответь. От чего?

– Успокойся. Ты меня сейчас с лестницы столкнешь. Отойди, черт тебя побери! Скорее всего, от разрыва сердца.

– Разрыв сердца?

– Да. Или от сердечной недостаточности. Когда сердце слабое, оно может просто остановиться. Так ты отойдешь или нет? – сказал Сандерс, отталкивая воротничок от своего лица с таким чувством, словно Чейз тряс перед ним не меньше чем сотней таких воротничков. – Ты же слышал, что он говорил о приступе. Не знаешь, как у него было с сердцем?

– С сердцем? – повторил Чейз, и его глаза заблестели надеждой или облегчением. – Я не знаю. Возможно, плохо. Скорее всего. Бедный старина Сэм. Спроси у Мины. Точно, Мина должна знать!

Хилари тихо подошла к ним. Сандерс взял их обоих за руки.

– Послушайте меня, – сказал он, – и прошу вас, делайте так, как я говорю. Останьтесь с ним, но не трогайте его сами и не позволяйте кому-либо к нему прикасаться. Я вернусь через минуту.

Сандерс подошел к приоткрытой двери, за которой ожидала Мина. Он осторожно отодвинул ее в сторону, вошел и закрыл за собой дверь.

Она не пыталась его остановить, но колени у нее начали подгибаться, и не потому, что она собралась упасть в обморок, просто они вдруг перестали держать ее и стали хлипкими, как бумажный фонарик. Сандерс подхватил ее под руки и осторожно усадил в кресло. Мина еще не закончила одеваться к обеду – на ней был большой розовый стеганый халат, обволакивающий все тело, кроме тонких рук и растерянного лица. Ее черные волосы были зачесаны назад. На рукаве халата Сандерс заметил пятна, похожие на застывший воск. От прежней живости Мины Констебль не осталось и следа. Губы побелели, сердце билось очень часто. Похоже, она лишь теперь поняла, что Сандерс не хотел подпускать ее к мужу, удерживая в кресле, и начала сопротивляться.

– Миссис Констебль, успокойтесь. Мы уже ничего не можем сделать.

– Но он ведь не умер! Он не умер, я видела…

– Боюсь, что он действительно скончался.

– Вы так считаете? Ну да, вы ведь врач. Вы должны в этом разбираться, верно?

Сандерс кивнул.

Она замолчала, ее тело била дрожь. Наконец она позволила себе расслабиться и откинуться на спинку кресла, как будто все это время вела какую-то внутреннюю борьбу, однако теперь на смену этой борьбе пришло нечто новое. Она, кажется, попыталась взять себя в руки, и ее большие лучистые глаза наполнились слезами.

– Миссис Констебль, все дело в его сердце, не так ли?

– Что вы сказали?

– У него было слабое сердце?

– Нет, он всегда… нет, нет, нет! – воскликнула Мина, приходя в себя и глядя на Сандерса влажными от слез глазами. – Сердце у него было сильным, как у быка! Доктор Эдж так ему и сказал неделю назад. Такого хорошего сердца еще поискать! Но какое это теперь имеет значение? Я не знаю. Я не дала ему двух чистых носовых платков. Это последнее, о чем он меня попросил.

– Но, миссис Констебль, скажите, что произошло?

– Я не знаю, не знаю, не знаю!

– Хорошо, почему вы кричали?

– Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Сандерс постарался взять себя в руки и не показывать своего сочувствия, которое в ту минуту переполняло его сердце.

– Миссис Констебль, я не хочу причинять вам беспокойство. Но поймите, мы с вами должны кое-что сделать. Нужно послать за врачом, за его врачом, и, возможно, обратиться в полицию. – Он почувствовал, как напряглись мускулы ее руки. – Я избавлю вас от всех этих затруднений, если вы просто расскажете мне, что случилось, и после этого я смогу все уладить.

– Да, вы правы, – сказала она, стараясь не расплакаться, но слезы уже текли по щекам. – Так я и поступлю. И спасибо за вашу доброту.

– Что же случилось?

– Сэм был там…

Они находились в спальне Мины Констебль, которая, несмотря на изящное убранство, отличалась простотой обстановки. Эта комната примыкала к спальне мужа, с которой у них была общая маленькая ванная. Теперь обе двери в ванную оказались открытыми. Мина Констебль провела ладонью по лбу, выпрямилась и махнула в сторону ванной комнаты:

– Он был там, заканчивал одеваться. Я сидела здесь, за туалетным столиком. Я еще не приготовилась, поскольку помогала ему одеться, а сама не успела. Все двери были открыты. Он кинул мне: «Я спускаюсь вниз». И это было последнее, что я от него услышала. Я ответила: «Хорошо, дорогой».

Эти воспоминания спровоцировали новый приступ рыданий, хотя ее глаза оставались неподвижными, а веки – словно приклеенными.

– А потом, миссис Констебль?

– Я услышала, как закрылась дверь его комнаты, та, что выходит в коридор. – Она снова замолчала.

– Так.

– Потом я поняла, что не помню, положила ли ему два чистых носовых платка. Он просил меня об этом. Один – для нагрудного кармана, а другой, ну, чтобы использовать по назначению.

– Да, и что же?

– Я решила спросить его. Встала, накинула халат, – она коснулась халата дрожащими пальцами, иллюстрируя свой рассказ, – пошла туда, открыла дверь и выглянула в коридор. Я думала, что он уже спустился вниз. Но нет. Он стоял ко мне спиной. Качался и как будто даже пританцовывал на месте.

И снова прошло несколько секунд, прежде чем Мина продолжила. Все это время она упрямо пыталась контролировать выражение лица, стискивая челюсти и прижимая язык к зубам, чтобы не расплакаться от горя.

– Качался и пританцовывал?

– Это так выглядело. Потом он упал. Завалился на перила. Я боялась, что он рухнет вниз. Начала звать его. Но я понимала, что он умирает.

– Почему?

– Я чувствовала это.

– Хорошо, а дальше?

– Вот, собственно, и все. Потом вышли вы. Я слышала, что вы сказали Ларри Чейзу.

– В таком случае этого вполне достаточно, миссис Констебль. Остальное я возьму на себя. А вы пока прилягте. Кстати, вы никого больше не видели в коридоре?

– Нет.

– Значит, вы в последний раз поговорили с мужем, а затем вышли в коридор. Сколько времени прошло между двумя этими событиями?

– Около минуты. Для чего вы хотите это знать?

– Мне просто интересно, как долго продолжался приступ.

Однако Сандерс заметил, что ее голос теперь стал звучать как-то иначе. А еще почувствовал в ней какое-то отвращение к самой себе, сильное сомнение, не позволяющее принять важное решение. И этот внутренний конфликт продолжал нарастать, пока она снова не выдержала и не воскликнула:

– Не могу лежать! И не буду. Я хочу пойти, посидеть с ним. Я хочу подумать. «Меж тем сиянье, маяк-звезда, мне Адонаис шлет из сокровенных сфер, где Вечное живет»[44]. О Господи, помоги мне!

– Идите сюда, миссис Констебль. Здесь вам будет удобнее.

– Не будет.

– Вот так уже лучше, – сказал Сандерс и бережно накрыл ее одеялом, когда она улеглась в постель. – Подождите минуту.

Ее долгий глубокий вздох немного успокоил его. Сандерс подумал, что стоило бы поискать в доме снотворное или бром. Что-нибудь подобное здесь наверняка имелось, ведь чрезмерно яркое воображение Мины Констебль буквально превращало ее в комок нервов и пробуждало в ней потаенные страхи. А ему хотелось затуманить ей сознание, прежде чем она начнет думать о Германе Пеннике.

Сандерс вошел в ванную. Ее освещало только слабое сияние из спальни Сэма Констебля, поэтому он включил свет. Ванная комната оказалась крошечным закутком, в котором пахло сыростью. Здесь находилась только ванна, вешалка для полотенец, умывальник с горячей и холодной водой и медицинский шкафчик. Сандерс заглянул в него – там было множество пузырьков и разных приспособлений, поэтому пришлось все аккуратно отодвинуть в сторону, чтобы ничего не разбить; в конце концов он обнаружил картонную упаковку с таблетками морфия в четверть грана каждая. Выдана она была по назначению доктора Дж. Л. Эджа.

Он взял две таблетки. После чего закрыл дверь шкафчика и взглянул на свое отражение в зеркале.

– Нет! – сказал он вслух, затем убрал таблетки обратно в упаковку, вернул ее в шкафчик и снова вышел в спальню.

Мина тихо лежала на кровати, вокруг прищуренных глаз собрались мелкие морщинки.

– Я буду рядом, если что, зовите, – пообещал он ей. – Не подскажете, как зовут врача вашего мужа?

– Нет… Да. Который живет неподалеку? – Она изо всех сил старалась сохранять спокойствие и рассудительность. – Доктор Эдж. Можете позвонить ему. Гроувтоп, шестьдесят два.

– Гроувтоп, шестьдесят два. Мне погасить свет около вашей кровати?

– Нет!

Сандерс отдернул руку, но не из-за того, что Мина резко приподнялась. Он увидел нечто, усилившее его неосознанные опасения и укрепившее в уверенности, что в этом доме никому не стоит давать никаких лекарств. Возле кровати находился ночной столик с лампой. На выдвижной панели для письма в ряд лежали заточенные карандаши и несколько скомканных и порванных листов бумаги. Кончики всех карандашей были истерты или изгрызены острыми зубами. Прямо за столом на расстоянии вытянутой руки от кровати находилась пара маленьких книжных полок. Там стоял Оксфордский словарь, словарь синонимов, пухлые записные книжки и альбомы с газетными вырезками. И среди них Сандерс увидел высокий тонкий томик в обложке из искусственной кожи с ярлыком на корешке, на котором неровными печатными буквами виднелась надпись: «Новые методы совершения убийств».

Он тихо вышел в коридор. Хилари Кин и Лоуренс Чейз уже успокоились и стояли спиной к лежавшему у балюстрады телу, ожидая Сандерса.

– Ну что? – спросил Чейз. В руке он все еще сжимал смятый воротничок.

– Ты хорошо знаешь, что и где в доме находится. Иди к телефону, позвони – Гроувтоп, шестьдесят два, попроси доктора Эджа, осведомись, сможет ли он сейчас приехать. В полицию пока обращаться не будем.

– В полицию? Что ты удумал, старина?

– На всякий случай. А чтобы понять, о чем я сейчас думаю, не нужно быть телепатом, как… Кстати, а где Пенник?

Все трое переглянулись. В этот момент они особенно остро ощутили отсутствие Пенника. Во всем огромном доме не было слышно ни звука, кроме тиканья часов и тихих глухих рыданий, внезапно донесшихся из комнаты Мины Констебль.

– Я пойду к ней, – быстро сказала Хилари, но Сандерс остановил ее:

– Минуточку. Сначала придется устроить что-то вроде военного совета, ведь нам, скорее всего, придется отвечать на одни и те же вопросы. Вы ведь согласны, что крики, которые здесь раздавались, смогли бы и мертвого поднять из могилы? Так где же Пенник?

– Почему ты смотришь на меня? – спросил Чейз. – Откуда мне, черт побери, знать, где он?

– Когда мы уходили наверх, чтобы переодеться, ты остался вместе с ним в оранжерее.

– И что с того? Я задержался всего на пару минут, а с тех пор прошло уже больше получаса. Я только проводил его на кухню и сказал: «Действуйте!» Затем поднялся к себе в комнату, где и находился до недавнего времени. Какой, ты говоришь, там номер? Гроувтоп? А дальше? Шестьдесят два? Ладно. Позвоню доктору Эджу.

Он развернулся и едва не споткнулся о тело Сэма Констебля, затем собрался и быстро сбежал с лестницы. Все это время лицо Хилари Кин оставалось совершенно непроницаемым. Она снова сделала шаг вперед, но Сандерс опять преградил ей дорогу.

– Может, вы все же пропустите меня? – спросила она. – Сердце бедняжки сейчас разорвется от рыданий.

– Послушайте, – сказал Сандерс. – Я не пытаюсь указывать, как поступать. Но поверьте, мне уже приходилось прежде иметь дело с преступлениями. – «На самом деле, всего с одним», – признался он про себя, но ему до сих пор не удавалось забыть случившегося. – И если с самого начала не сказать всю правду, это может привести к очень неприятным последствиям. Вы можете ответить всего на один простой вопрос?

– Нет.

– Но…

– Нет, не могу! Я пойду к ней. – Затем Хилари замолчала, а ее голубые глаза лукаво заблестели, когда она увидела выражение лица собеседника. – Ну так и быть. Говорите. Что там у вас?

– Сегодня вечером кто-то или что-то напугало вас до полусмерти. Это был Пенник? Он пробрался в вашу комнату?

– Боже правый, нет!

– А, – с облегчением вздохнул Сандерс. – Тогда все в порядке.

– Почему вы решили, что Пенник оказался у меня в комнате?

– Не важно. Это всего лишь предположение.

На щеках Хилари заиграл румянец.

– Очень даже важно. Что бы вы там ни говорили, но это очень важно. Почему вы подумали, что Пенник был у меня? Почему именно я вызываю у всех самые ужасные подозрения? Сначала у Ларри Чейза, потом у мистера Констебля, а теперь еще и у вас!

– Мы ни в чем вас не подозреваем. Если мы кого-то и подозреваем, то только самих себя.

– Объясните, я не понимаю.

– Простите, что завел этот разговор. В данных обстоятельствах…

– Ой, ну покойный-то все равно вас не услышит.

– Я только могу сказать…

– Вы меня тоже простите. – Тон Хилари резко изменился.

Она поднесла ко рту сжатый кулак и стала нервно покусывать костяшку указательного пальца, а затем едва не расплакалась – так взволновало ее произошедшее.

Сандерс тут же смягчился:

– Если бы я только знал, что вас так напугало. Возможно, это как-то связано с этим, – он кивнул в сторону лестницы, – с этим покойным. Но он действительно не услышит ваших слов.

– Вы считаете меня строптивой штучкой, не так ли? – тихо спросила Хилари, поднимая глаза. – Не забывайте, где я работаю. И не забывайте, что мне, возможно, не меньше вашего известно о насильственных смертях. А впрочем, что вы обо мне можете знать, ведь я для вас всего лишь одна из множества ассистенток, которые помогают настоящим юристам работать над делом. Но, честно говоря, я ничего не хочу об этом знать. Просто не хочу. – Она коснулась его руки. – Почему вы спросили о мистере Пеннике?

– Подойдите сюда, – предложил Сандерс. Он подвел Хилари к открытой двери в ее комнату. – Наклонитесь и загляните под туалетный столик. Видите тот предмет на полу? Белый поварской колпак?

– И что?

– Сегодня в начале вечера миссис Констебль предлагала Пеннику надеть его, сказала, что в доме есть такой колпак. Вот я и предположил… – Увидев сосредоточенное, но растерянное выражение лица Хилари, он сделал паузу. – Возможно, это ничего ровным счетом не значит. Всего лишь мои домыслы. Если вы скажете, что это был не Пенник, то и не будем больше об этом вспоминать.

– Тот скромный и даже милый человечек?

– Благо он вам таким кажется. Но где же теперь этот скромный человечек?

Лоуренс Чейз почти бесшумно поднимался по устланной толстым ковром лестнице. Он перепрыгивал через две ступеньки и, вероятно, поэтому так запыхался.

– Все в порядке, – успокоил он их, – доктор Эдж уже едет. – Лоуренс схватился за опорную стойку своими длинными сильными пальцами. – Знаете, Сандерс, может, у меня просто предобеденный мандраж, но мне кажется, нам все же стоит вызвать полицию.

– Нет смысла спешить. А почему ты так думаешь?

– Во-первых, доктор Эдж сказал, что у Сэма с сердцем все было хорошо. Во-вторых, Пенник…

– Ты видел Пенника?

– Строго говоря, нет, – ответил Чейз и сжал стойку еще крепче. – Не видел. Не волнуйся, он внизу. Мы не должны слишком серьезно относиться к той чуши, которую он мелет. Но он внизу. Я слышал его, только мне совсем не захотелось с ним встречаться. Я заглянул в столовую. Он оставил дверь в кухню слегка приоткрытой и подоткнул под нее колышек, чтобы та не захлопнулась. И он находился на кухне, я слышал, как он что-то насвистывал и, кажется, мешал салат в деревянной миске. И… он подготовил столовую: свет был зажжен, лучшая фарфоровая посуда расставлена, столовые приборы разложены. На столе – скатерть и салфетки из ирландского льна, который так любит Мина, в вазе – цветы. Но стол накрыт только на пятерых.

Часть II

Тьма

Смерть витает в воздухе

Пресса

«Ист-Суррей монинг мессенджер», 30 апреля 1938

Смерть мистера С. Х. Констебля

Многочисленные друзья Сэмюэля Хобарта Констебля, проживавшего в поместье Форвейз близ Гроувтопа, будут опечалены, узнав о внезапной кончине мистера Констебля прошлым вечером. По непроверенным данным, у мистера Констебля случился сердечный приступ в тот момент, когда он спускался по лестнице к обеду.

Мистер Констебль скончался в возрасте всего 56 лет, он был сыном сэра Лоуренса Ч. Констебля, текстильного промышленника, и получил образование в колледже Хартонби и Саймона Магуса в Кембридже. После года обучения в Кембридже его пригласили на гражданскую службу, где он сделал пускай и не выдающуюся, но достойную карьеру в лучших традициях Империи. В 1921 году после смерти отца он отошел от дел. В 1928 году женился на мисс Вильгельмине Райт, более известной своим многочисленным читателям под псевдонимом Мина Шилдс. Детей у мистера Констебля не осталось.

«Лондон ивнинг гридл» (ночной субботний номер), 30 апреля 1938

Супруг популярной писательницы триллеров умирает от загадочного приступа! Что на самом деле послужило причиной смерти?

Полиция «озадачена»

Рэй Додсуорт, репортер отдела криминальной хроники

Прошлым вечером Сэмюэль Констебль – богатый муж Мины Шилдс, автора любовных романов, – умер на глазах у друзей в своем доме в Суррее.

Что его убило?

По официальной версии, причиной стал сердечный приступ. Однако коронер потребовал провести вскрытие после того, как доктор Дж. Л. Эдж отказался выдать заключение о смерти. Это вскрытие проводилось сегодня утром доктором Эджем при содействии доктора Джона Сандерса – известного патологоанатома. После вскрытия врачи совещались почти семь часов. Почему?

Судя по всему, им так и не удалось выяснить причину смерти. Ни один из органов покойного поврежден не был.

– У врачей есть соображения на этот счет? – спросили журналисты у полковника Ф. Дж. Уиллоу, старшего констебля Суррея.

– Мы, безусловно, озадачены, – ответил полковник Уиллоу. – Больше никаких заявлений на данный момент я сделать не могу.

– Но может ли человек умереть безо всякой на то причины?

– Больше никаких заявлений на данный момент я делать не могу, – повторил полковник Уиллоу.

Задавать вопросы гостям, приехавшим на выходные в мрачное загородное поместье Форвейз, где и произошла загадочная смерть, нам запретили.

«Лондон ивнинг гридл» (тот же выпуск)

СРОЧНО В НОМЕР!

Старший инспектор Хамфри Мастерс из Скотленд-Ярда отправится завтра в Гроувтоп в Суррее, чтобы расследовать загадочную смерть Сэмюэля Х. Констебля.

Глава шестая

В воскресенье утром, когда, казалось, поля и леса медленно пробуждались ото сна, солнечный свет лениво струился через открытую дверь отеля «Черный лебедь», находившегося между Гилфордом и Гроувтопом. Доктор Сандерс сидел перед открытым окном в обеденном зале, пил кофе и щурился от яркого солнца. Тишина стояла такая, что он слышал, как по двору за отелем бродили куры. Затем раздался шум подъезжающего автомобиля, и Сандерс с облегчением вздохнул, увидев крупное спокойное лицо старшего инспектора Мастерса, который вышел на дорогу и заметил его.

– О сэр! – сказал Мастерс, вплывая в зал, словно галеон на всех парусах, и, обменявшись с Сандерсом бодрым рукопожатием, продолжил: – Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! Прекрасное утро, не так ли?

– Да, наверное.

Старший инспектор пребывал в отличном расположении духа и ни за что не хотел с ним расставаться. Однако, усевшись за стол, он стал вести себя чуть тише.

– Кофе? Я бы тоже не отказался. Бог мой, сэр, у вас немного усталый вид.