Когда я стану мамой

Настя Миллер

Здравствуй, мамочка

Пролог

Иногда кажется, будто жизнь – это река, которая течёт мимо. Ты стоишь на берегу, а мимо проплывают чужие лодки: вот мать качает младенца в зыбке из лепестков, вот девочка с воздушным шаром смеётся, запутываясь в своих косичках. Ты тянешь руки, но вода холодная и быстрая – она обжигает ладони, оставляя лишь соль на коже.

Анна проснулась от того, что где-то мяукнула кошка. Или приснилось. Комната была наполнена синим светом утра – тем особенным, что бывает только в феврале, когда снег за окном кажется звёздной пылью. Она потянулась к тумбочке, где лежал тест, ещё тёплый от её сна. Две полоски. Всегда две. Одна – яркая, насмешливая, вторая – призрак, исчезающий, если смотреть слишком долго.

«Сколько их уже было?» – подумала она, сминая пластиковую палочку в кулаке. Где-то в шкафу лежала коробка, полная таких же. Максим называл их «нашей коллекцией неудач» и однажды предложил слепить из них арт-объект: «Назовём "Ода надежде"». Он всегда умел превращать боль в шутку. Но сейчас он спал, повернувшись к стене, и в его спине угадывалось напряжение – будто он нёс невидимый груз, который с каждым месяцем становился тяжелее.

Анна накинула халат и вышла на балкон. Город ещё спал, только где-то вдали гудел поезд, увозящий сны. Она закрыла глаза, представляя, как её желание – плотное, как смола, – поднимается вверх, сквозь облака, к тому месту, где души ждут своей очереди. «Выбери меня», – шептала она, как молитву. Ветер сорвал с крыши снежную крупинку, и Анне показалось, что это чей-то смех – лёгкий, детский.

А потом был сон. Или не сон – что-то между явью и забытьём. Она стояла в поле, где небо касалось земли, и в руках у неё была птица. Не живая и не мёртвая – просто горячая, как уголёк. «Лети», – сказала Анна, но птица впилась когтями в её ладонь. Из ранок сочился свет, и тогда она поняла: это не птица. Это чьё-то сердце, маленькое и отчаянное, бьющееся в такт её собственному.

Проснулась от прикосновения: Максим обнял её, не открывая глаз, и пробормотал что-то про щенка. «Нет, – улыбнулась она, целуя его в висок. – Только рыжую кошку».

Глава 1. Белый лист

Утро начиналось с тишины. Не той, что обволакивает покоем, а с тишины, которая давит на виски, как тугая повязка. Анна лежала неподвижно, прислушиваясь к звукам квартиры: скрипнул паркет под кроватью, зашипел радиатор, будто сердился на февральский мороз за окном. Она медленно повернула голову в сторону Максима. Он спал, уткнувшись лицом в подушку, одна рука свесилась с края кровати, пальцы слегка подрагивали – ему снилось, что он падает, как всегда в моменты стресса.

Она не стала его будить. Приподнялась, опираясь на локоть, и потянулась к тумбочке. В ящике, заваленном салфетками, тюбиком снотворного и потрёпанной книгой о женской фертильности, лежал тест в розовой упаковке. Пластик был холодным, как скальпель. Анна сжала его в ладони, пытаясь согреть, словно от этого мог зависеть результат.

Ванная комната встретила её зеркалом, запотевшим от ночного пара. Анна провела рукой по стеклу и увидела собственное отражение – бледное лицо с тёмными кругами под глазами, спутанные волосы цвета жжёной карамели. «Ты похожа на привидение», – сказала бы её мать, будь она здесь. Но мать давно не звонила, с тех пор как Анна призналась, что «у неё проблемы». «Может, это карма?» – спросила та тогда, и Анна положила трубку, прикусив губу до крови.

Она сделала тест, поставив таймер на телефоне. Три минуты. Время, за которое можно сварить яйцо всмятку, прочитать главу из книги или… или сойти с ума, уставившись на белую полоску, медленно впитывающую мочу. Анна села на край ванны, обхватив колени. Кафель ледяной, сквозь тонкую ткань пижамы пробиралась дрожь. На стене перед ней висела открытка с изображением океана – подарок Максима после первого провального ЭКО. «Мы как вода, – написал он с обратной стороны. – Нас не остановить».

Секундомер отсчитывал последние мгновения. Анна закрыла глаза, повторяя про себя мантру, которую вычитала в блоге какой-то «духовной акушерки»: «Моё тело – храм. Жизнь рождается во мне». Но храм казался пустым, как заброшенная церковь.

– Ну же, – прошептала она, наклоняясь к тесту. Одна полоска. Всегда одна. Вторая, та, что должна была стать алой нитью между мечтой и реальностью, оставалась белой, как снег за окном. Анна схватила тест, поднесла к свету, повертела – вдруг угол зрения виноват? Но нет. Просто пустота.

Она швырнула пластиковую палочку в мусорное ведро, где уже лежали десятки таких же. Ударилась о стенку, издав глухой стук.

– Опять мимо? – раздался за спиной хриплый от сна голос.

Максим стоял в дверях, в мятом тёмно-синем халате, который делал его похожим на учёного из старых фантастических фильмов. Его каштановые волосы торчали в разные стороны, а на щеке красовался отпечаток шва от подушки.

– Привет, Эйнштейн, – слабо улыбнулась Анна. Это была их игра: каждый неудачный тест они встречали шутками. Иначе сойти с ума.

Он подошёл, обнял её за плечи, и она почувствовала запах его кожи – тёплый, с нотками лавандового геля для душа.

– Может, купим щенка? – предложил он, целуя её в макушку. – Ну знаешь, того вялого, с грустными глазами. Будем выгуливать его по утрам и называть «Сынок».

Анна фыркнула, прижимаясь лбом к его груди:

– Ты же ненавидишь собак.

– Зато ты их любишь. А я люблю тебя. Значит, полюблю и вонючего пса.

Она засмеялась, и смех неожиданно перешёл в рыдания. Максим присел рядом, не отпуская её, и они замерли так, пока слёзы не прожгли ткань его халата.

– Прости, – выдохнула она.

– Не извиняйся, – он провёл пальцами по её запястью, где пульс бился часто-часто. – Мы ведь договорились: пока есть «мы», есть надежда.

Он произнёс это твёрдо, как клятву, но Анна знала – каждую ночь он ворочался, глотал валерьянку и смотрел в потолок, пока она притворялась спящей.

***

Завтрак был ритуалом. Максим жарил яичницу-глазунью, стараясь, чтобы желтки остались целыми – «солнышки для тебя», а Анна резала авокадо тонкими ломтиками, выкладывая их на чёрный хлеб. Их кухня, залитая утренним светом, казалась декорацией из журнала: медные кастрюли на рейлингах, плетёная корзина с фруктами, фотографии в рамках на холодильнике. Только если присмотреться, можно было заметить трещины в идеале:

– Смотри, банан почернел, – Анна ткнула ножом в плод.

– Как моя душа после вчерашнего совещания, – парировал Максим, перекладывая яичницу на тарелки.

Они ели молча, избегая взглядов. На стене висел календарь с красными кружками – отметками циклов, овуляций, дней попыток. Анна называла его «картой сокровищ», хотя сокровище всё никак не находилось.

– Сегодня пятница, – вдруг сказал Максим, откладывая вилку. – Может, сходим куда-нибудь? В кино? Или… – он запнулся, – в зоопарк?

Она вздрогнула. Зоопарк. Место, где они впервые поцеловались десять лет назад. И место, куда она теперь боялась заходить – слишком много счастливых семей с колясками.

– Дождь намечается, – соврала она, кивая на окно. На самом деле небо было ясным, синим, как васильки.

– Тогда дома останемся. Я куплю вина, ты включишь этот свой ужасный сериал про акушерок…

– Макс, – она перебила его, сжимая салфетку в кулаке. – Давай не сегодня.

Он замолчал, и в тишине стало слышно, как за стеной соседка напевает колыбельную. Голос был мягким, убаюкивающим. Анна впилась ногтями в ладони.

– Ладно, – Максим встал, собрав тарелки. – Тогда я поработаю. У меня дедлайн по новому приложению.

Он ушёл в кабинет – детскую, которую они так и не переоборудовали. Анна осталась сидеть, глядя на свои руки. На безымянном пальце сверкало обручальное кольцо, подаренное в день, когда они решили «начать пытаться». Тогда это слово звучало романтично.

***

Она убралась в квартире – механически, как робот. Протёрла пыль с книжных полок, где между томами по дизайну затерялась брошюра «Путь к материнству: ЭКО и не только». Переставила вазу с сухоцветами, которые Максим подарил вместо живых роз – «они не завянут, как наше терпение». Заглянула в спальню: на её тумбочке лежал дневник сновидений, открытый на странице с прошлой ночью.

«Бегу по полю. Трава колется, как иголки. Впереди – силуэт, маленький, зовущий. Хочу крикнуть, но голоса нет. Когда почти догоняю, он растворяется в тумане. Остаётся только запах – молоко и ваниль».

Она перечитала запись, потом добавила дрожащим почерком: «Почему ты убегаешь?».

Ветер с улицы распахнул окно, и страницы захлопали, как крылья испуганной птицы. Анна закрыла его, заметив на подоконнике следы – крошечные, кошачьи. Рыжая шерстинка прилипла к раме.

– Призрачный кот, – пробормотала она, но сердце ёкнуло.

***

Вечером они снова молчали. Максим уткнулся в монитор, строчки кода отражались в его очках. Анна рисовала в планшете – заказ на логотип для детского центра. «Сделайте что-то с ангелочками», – написал клиент. Она вывела кривую линию, и она неожиданно превратилась в силуэт ребёнка.

– Чёрт! – Она удалила рисунок, встала так резко, что стул упал.

– Анна? – Максим выглянул из кабинета.

– Всё нормально. Я… я выйду на воздух.

Она натянула пальто, не завязывая пояс, и выбежала на улицу. Мороз ударил по щекам, но она шла быстро, почти бежала, пока не оказалась в парке. Скамейки были пусты, только старик кормил голубей, бросая крошки в снег.

– Девушка, – окликнул он её, – подайте на хлеб?

Анна замерла. Его лицо было изрезано морщинами, как карта чужой жизни.

– У меня… – она полезла в карман, достала купюру. – Возьмите.

– Спасибо, – старик улыбнулся беззубым ртом. – Дай Бог вам здоровья и вашим деточкам.

Она отшатнулась, словно её ударили. Повернулась и побежала обратно, спотыкаясь о сугробы. Дома, в лифте, она прислонилась к зеркалу, пытаясь отдышаться. Отражение дрожало, распадаясь на тысячи Ань – потерянных, испуганных, пустых.

***

Ночью она проснулась от того, что Максим обнимал её слишком крепко, словно боялся, что её унесёт ветром.

– Мне приснилось, – прошептала она в темноту, – что мы летим. Над городом. А внизу… внизу огни, как звёзды.

– Мы и так летим, – он поцеловал её в плечо. – Просто пока не видим земли.

Она хотела ответить, но вместо слов из груди вырвался сдавленный стон. Максим не стал ничего спрашивать. Он знал – иногда молчание единственный язык, на котором они могут говорить о боли.

Перед рассветом Анна снова заглянула в ванную. Тест всё так же лежал в мусорном ведре, белый и безжизненный. Она вынула его, завернула в салфетку и спрятала в коробку на антресоли – «коллекция неудач». Завтра будет новый тест. Новый цикл. Новая попытка.

Она присела на корточки, гладя ладонью плоский живот.

– Я здесь, – прошептала. – Я жду.

На улице завыл ветер, и где-то в ответ мяукнула кошка.

Глава 2. Тени в соцсетях

Экран телефона светился в темноте, как единственная звезда в чёрной галактике спальни. Анна ворочалась, пытаясь найти позу, в которой тело не напоминало бы ей о своем существовании. Сон бежал от неё, как испуганный зверёк, оставляя за собой лишь колючие мысли. Максим храпел тихо, свернувшись калачиком на краю кровати – с тех пор как они начали этот марафон надежды, он словно старался занимать меньше места в мире.

Она потянулась за телефоном. 3:17. Время, когда даже городские совы уже замолкают. Палец сам потянулся к иконке соцсети – рефлекс, выработанный годами. «Не надо», – прошептал внутренний голос, но она уже листала ленту, как загипнотизированная.

Первым всплыл пост Лики. Фотография близнецов в плюшевых комбинезонах, похожих на два розовых кекса. «Не спим сутками, но это того стоит!» – подпись смайликами-сердечками. Анна увеличила фото, разглядывая морщинки на крошечных лбах, пальчики, вцепившиеся в погремушку. Живот свело так резко, что она задержала дыхание. Где-то внизу, под рёбрами, пульсировало – будто тело кричало: «Почему не мы?».

– Глупо, – вслух прошептала она, ставя лайк. Большой палец дрожал, едва касаясь экрана.

Листала дальше, как под пыткой. Девушка из института с округлившимся животом на фоне моря – #30недельсчастья. Коллега Максима с коляской в форме космического корабля – #папанаорбите. Даже её стоматолог выложила УЗИ с подписью: «Наш первый снимок!».

Анна засмеялась. Звук вышел горьким, как полынь.

– Ты в порядке? – Максим повернулся, голос слипшийся от сна.

– Сплю, – соврала она, нажимая кнопку выключения. Экран погас, но изображения продолжали плясать под веками – яркие, навязчивые, как кошмар после дурного сна.

***

Утро началось с дождя. Капли стучали по карнизу, словно торопливые пальцы пианиста. Анна сидела на кухне, обхватив чашку с чаем, который уже остыл. На столе перед ней лежал открытый ноутбук – вкладка с форумом «Планирующих». Она читала историю девушки под ником @Аист_в_тумане: три выкидыша, депрессия, муж ушёл. «Иногда мне кажется, я наказана за что-то», – писала та. Анна машинально потянулась к своему животу, представив, как эти слова оседают под кожей, как яд.

– Ты вообще спала? – Максим вошёл, поправляя очки. На нём были пижамные штаны с енотами – подарок Анны на прошлый День смеха.

– Чуть-чуть, – она закрыла ноутбук. – Ты сегодня рано.

– Конференц-связь с Калифорнией в семь. Хочешь, приготовлю овсянку?

Он двинулся к шкафу, но Анна вскочила, перехватив его руку:

– Я сама. Иди собирайся.

Он хотел возразить, но увидел её лицо – натянутое, как струна. Кивнул и ушёл под душ. Анна взялась за ложку, размешивая мёд в каше, пока она не превратилась в липкую массу.

Телефон завибрировал. Лика: «Привет! Давно не виделись. Приезжай в гости, малыши хотят познакомиться с будущей крёстной!».

Анна уронила ложку. Она смотрела на сообщение, пока буквы не поплыли перед глазами. Крёстная. Слово ударило в висок, как молоток. Она представила, как держит на руках чужих детей, целует их в макушки, покупает им подарки вместо того, чтобы…

– Всё нормально? – Максим выглянул из ванной, с полотенцем на плече. Вода стекала по его груди, оставляя тёмные следы на полу.

– Лика зовёт в гости, – голос звучал чужим. – К близнецам.

Он замер. Потом медленно подошёл, взял телефон из её рук, прочитал. Его палец дрогнул, удаляя сообщение.

– Скажешь, что я запрещаю, – сказал он, обнимая её. – Придумаю страшилку про вирус.

– Ты же не умеешь врать, – она прижалась к его мокрой коже, чувствуя, как бьётся его сердце. Быстро, как у загнанного зверя.

– Для тебя научусь.

Он ушёл на звонок, оставив её с размазанным макияжем и чашкой холодного чая. Анна потянулась за телефоном, но вместо соцсетей открыла приложение для медитации. «Сессия №47: Принятие себя». Женский голос зазвучал мягко, как шелк:

– Сядьте удобно. Закройте глаза. Представьте свет в области матки…

Но вместо света Анна видела только тени. Тени колясок во дворе, тени детских шагов на песке, тени улыбок, которые никогда не будут обращены к ней. Она вдохнула аромат лаванды из диффузора – Максим купил его после того, как она разбила вазу в приступе ярости месяц назад. Тогда ей казалось, что запах успокаивает. Сейчас он пахнул предательством.

***

Работа не спасала. Анна щёлкнула ручкой по планшету, пытаясь нарисовать логотип для новой кофейни. Клиент хотел «что-то с кошками и уютом». Линии расплывались, превращаясь в очертания младенцев. Она выругалась, швырнув стилус в стену.

– Опять? – Максим заглянул в дверь кабинета.

– Не опять, а снова, – она заслонила экран ладонью. – Я не могу…

Он поднял стилус, осмотрел на предмет трещин.

– Помнишь, как мы встретились? – спросил он неожиданно. – Ты тогда рисовала голубей в парке.

– И ты сказал, что они похожи на летающие пирожки.

– А ты рассмеялась так, что уронила альбом в лужу. – Он сел на край стола, вертя стилус в пальцах. – Может, тебе переключиться? Нарисовать что-то абстрактное. Море, например.

– Море у меня получается только чёрным.

– Значит, нарисуй шторм. – Он поймал её взгляд. – Шторм – это сила.

Она хотела ответить, но в кармане завибрировал телефон. Уведомление из группы для беременных, куда её добавила Лика месяц назад по ошибке: «Девочки, я чувствую первые шевеления! Это волшебство!».

Анна вскочила, задыхаясь. Комната закружилась, как карусель.

– Убери! – она швырнула телефон в Максима. – Убери это, пожалуйста!

Он поймал аппарат, быстро удалил группу, заблокировал Лику. Руки его дрожали.

– Всё, – сказал он, опускаясь перед ней на колени. – Всё, больше не будет.

– Будет, – она всхлипнула, впиваясь пальцами в его плечи. – Везде. В магазине, в метро, во сне…

Он прижал её голову к груди, где сердце стучало азбукой Морзе: «Я-здесь-я-здесь-я-здесь».

***

Дождь прекратился к вечеру, оставив лужи-зеркала на асфальте. Анна вышла на балкон, завернувшись в плед Максима – серый, пахнущий его парфюмом. Внизу, на детской площадке, девушка качала коляску, напевая что-то под нос. Анна закрыла глаза, представляя, как спускается вниз, берёт чужого ребёнка на руки, убегает в темноту…

– Сумасшедшая, – прошептала она, кусая губу до боли.

Телефон в кармане халата засветился. Уведомление из мессенджера: неизвестный номер. «Аня, это Светлана из центра „Новая жизнь“. Вы записаны на завтра к 11:00. Подтвердите, пожалуйста, явку».

Она замерла. Запись была на анализы перед ЭКО.

– Ты готова? – он появился в дверях, держа два стакана какао. Маршмеллоу плавали на поверхности, как розовые облака.

– Нет, – ответила она, беря стакан. – Но пойду.

Они пили молча, наблюдая, как фонари зажигаются один за другим, превращая город в гирлянду. Где-то на западе грянул гром, далёкий, как эхо из другого мира.

– Знаешь, я сегодня читал про китов, – сказал Максим. – Они поют, чтобы найти партнёра. Даже если вокруг на тысячи миль никого.

– И находят?

– Всегда. – Он обнял её за талию. – Просто песня должна быть достаточно громкой.

Анна прикрыла глаза. Ветер принёс запах мокрой сирени – казалось, пахнут сами тени.

***

…"Ей снилось, что ночью её разбудил звук – тихое мурлыканье. Анна села, озираясь. На подоконнике, за стеклом, сидела рыжая кошка. Глаза светились зелёным огнём, как два заблудившихся светлячка.

– Макс, смотри… – она потянулась к мужу, но место рядом было пусто.

Кошка подняла лапу, тронула стекло. За ним, в луже, отражалась луна – полная, беременная светом. Анна встала, шагнула к окну. Холодный паркет обжёг босые ступни.

– Ты откуда? – прошептала она.

Животное мяукнуло, прыгнуло на карниз и исчезло во тьме. На подоконнике остался след – мокрый отпечаток, похожий на крошечную ладонь."

***

Утром, пока Максим собирался на работу, Анна снова открыла соцсети. Прокрутила вверх, туда, где месяц назад выложила фото их с Максимом в парке. Под постом коммент от незнакомки: «Какая милая пара! Детки будут красивыми!».

Она навела курсор на крестик, чтобы удалить, но вдруг передумала. Написала ответ:

"Спасибо. Мы очень ждём".

И выключила телефон.

Глава 3. Храм на краю земли

Дорога вилась змеёй по склону горы, то и дело ныряя в облака. Анна прижалась лбом к холодному стеклу автобуса, наблюдая, как сосны, покрытые инеем, сменяются голыми скалами. Максим спал рядом, уронив голову ей на плечо. Его дыхание, ровное и глубокое, сливалось с гулом двигателя. Они ехали двенадцать часов, сменив три рейса, чтобы добраться сюда – в монастырь, высеченный в скале, где, по словам людей, «молились даже безнадёжные».

– Скоро приедем, – водитель обернулся, показывая жёлтые зубы. – Там лестница в небо останется. Пешком. Анна кивнула, сжимая в кармане платок с вышитой нитками фразой: «Там, где кончается земля, начинается небо».

Автобус остановился на краю пропасти. Дверь со скрипом открылась, впустив порыв ветра, пахнущего снегом и смолой.

– Всё, дальше сами, – водитель махнул рукой в сторону тропы.

Максим потянулся, щурясь на солнце:

– Надеюсь, там есть горячий чай. Или хотя бы туалет.

– Ты же сам настоял на этой поездке, – Анна поправила шарф, закрывая лицо от колючего воздуха.

– Потому что ты перестала спать. А я перестал тебя понимать.

Он взял рюкзак с провизией и пошёл вперёд, не дожидаясь. Анна замерла на мгновение, глядя на его спину – сгорбленную, будто под невидимым грузом. Иногда ей казалось, они говорят на разных языках: она – на диалекте отчаяния, он – на жаргоне рациональности.

***

Лестница, вырубленная в скале, была уже, чем казалось снизу. Каменные ступени, стёртые миллионами подошв, блестели под солнцем, как чешуя гигантской рептилии. Анна шла, цепляясь за верёвочные перила, и думала о том, сколько здесь разбилось надежд. Или душ.

– Эй, тормози! – Максим обернулся, протягивая руку. – Тут обледенело.

Его ладонь была тёплой, несмотря на мороз. Она взяла её, вспомнив, как в день свадьбы он дрожал, надевая ей кольцо. «Ты моя путеводная звезда», – сказал он тогда. Теперь звёзды казались темными.

Монастырь возник внезапно – грубая громада камня, вросшая в гору. Стены, покрытые мхом, сливались со скалой, будто сама земля породила это святилище. Над входом висели колокола, обмотанные замёрзшими верёвками.

– Похоже на декорацию из «Игры престолов», – пробормотал Максим, доставая фотоаппарат.

Анна вошла первой. Внутри пахло ладаном и сыростью. Сводчатый потолок был расписан фресками, на которых ангелы с крыльями, как у летучих мышей, несли младенцев к трону Бога. Она задержала взгляд на одном из них – ребёнок с рыжими кудрями.

– Вы к нам на молитву? – за спиной раздался голос, ломкий, как сухая ветка.

Старый монах в чёрной рясе стоял в дверях, держа в руках метлу из кедровых веток. Его лицо, изрезанное морщинами, напоминало карту забытой страны.

– Мы… ищем, – начала Анна, но Максим перебил:

– Нам сказали, здесь можно поставить свечу за здравие.

Монах усмехнулся, обнажив дёсны без зубов:

– Все ищут. Одни – Бога, другие – чуда. А вы?

– Нас… – Анна потрогала живот сквозь пуховик. – У нас не получается.

– А-а, – монах кивнул, как будто такие ответы слышал каждый день. – Тогда вам в пещеру. Там икона «Утоли моя печали». Только осторожно – ступени скользкие.

Он махнул рукой в сторону узкого прохода за алтарём. Максим нахмурился:

– Может, не надо? Там темно.

– Пойду одна, – сказала Анна твёрже, чем чувствовала.

***

Спуск в пещеру оказался круче, чем лестница к монастырю. Анна шагала, держась за влажные стены, и думала, что это похоже на рождение наоборот – движение в чрево земли. Воздух становился гуще, пропитанным запахом глины и чего-то металлического, словно кровь.

Икона висела в нише, освещённая единственной лампадой. Лик Богородицы был почти стёрт, но глаза – огромные, печальные – смотрели прямо в душу. У подножия грудами лежали записки, фотографии, детские пинетки. Анна достала из кармана свечу – восковую, с золотым тиснением, купленную в ларьке у подножия.

– Помоги, – прошептала она, но не поняла, к кому обращается – к Богу, Вселенной или той девочке из сна.

Свеча задымилась, зашипела, затем вспыхнула жёлтым язычком. Анна закрыла глаза, представляя, как свет проникает сквозь каменные пласты, сквозь время, сквозь её иссохшую матку. Где-то вдали завыл ветер – или запел.

– Ты здесь.

Она обернулась. В проходе стояла кошка – рыжая, с зелёными глазами. Та самая, что являлась у окна.

– Ты… настоящая? – Анна протянула руку, но животное метнулось вглубь пещеры.

Она побежала за ним, свеча в руке колыхалась, отбрасывая прыгающие тени. Коридор сужался, свод давил на темя, но Анна не останавливалась. Наконец, она вышла в круглый грот. Посреди, на камне, лежал пучок сухих трав, перевязанных красной нитью. И больше ничего.

– Что ты хотела мне показать? – голос разлетелся эхом.

В ответ кошка прыгнула на выступ, сбив лапой горсть мелких камешков. Они зазвенели, падая в трещину, и тогда Анна услышала – снизу, из глубины, донёсся плач. Детский, тонкий, как паутинка.