Клава в Харбине. Китай

Тата Нам

Клава в Харбине. Китай

В Омской области зимы властвуют суровые и снежные. Мороз сковывает землю, и каждый шаг по хрустящему насту отзывается звонким скрипом. Застывший под солнцем снег искрится мириадами бриллиантов. Березовая роща, окутанная морозной дымкой, издалека мерещится сказочным хрустальным лесом.

Клава, зябко кутаясь в теплую шаль и видавшую виды ватную фуфайку, спешит на дневную дойку. Ноги то и дело предательски соскальзывают с узкой, протоптанной в снегу тропинки.

Клава еще не успела сродниться с этой новой жизнью. Не успела запомнить лица односельчан, работающих с ней бок о бок в колхозе. Подъем в четыре утра и двухкилометровая прогулка по заснеженному полю к своим бурёнкам давались нелегко, но она старалась не сдаваться. Главное – не проспать, ведь коровы ждут, голодные, с раздувшимся от молока выменем. До дойки нужно успеть навести порядок в стойлах, накормить животных, сменить подстилку и обмыть каждую из двадцати одной коровы.

Всё здесь казалось Клаве непривычным и трудным, хотя в детстве родители и держали скотину. Осторожно ступая по скользкой тропинке, она погрузилась в воспоминания, уносящие ее далеко в прошлое.

Они жили тогда в Китае, куда родители, спасаясь от революции в России, переправились через реку Аргунь на утлой лодке, с младенцем-сыном на руках, чтобы начать новую жизнь на чужбине. В Харбине, в годы японской оккупации Маньчжурии, родилась Клава. Она не помнила того времени, но в памяти жили яркие осколки прошлого.

Вот она, маленькая, в пестром платьице, сшитом заботливыми руками матери, бежит по тропинке навстречу отцу, работающему в крохотном магазинчике возле железнодорожной станции. Отец, с лучистой улыбкой, подхватывает её на руки, усаживает рядом с собой за прилавок, наливает полный стакан парного молока и протягивает большое, наливное, румяное яблоко. «Яблоко такое же красное, как и твои щечки», – смеется отец.

Когда отец открывает собственную бойню, в их доме всегда вдоволь мяса, в то время как вокруг люди голодают. Скот на убой поставляют японские военные для своих солдат. При разделке туш всегда можно было незаметно утаить пару килограммов мяса, чтобы накормить нуждающихся.