Предубеждение и судьба

Глава 21

Первое время Настя звонила Мирославе, спрашивала о дочери. Интересовалась, как она растёт, здорова ли, даже давала советы по её питанию. Спрашивала, какие новые слова говорит. Просила прислать фото и видео. Но звонки становились всё реже.

Каждый раз Настя рассказывала Мирославе о своей жизни, словно ей нужно было кому-то выговориться, а настоящего родного и близкого человека, кто бы мог помочь, поддержать, у неё не было. Другого объяснения, почему она это делает, Мирослава не находила. Её безответственность, неустроенность, безнадёжность угнетали Мирославу. Она сообщила, что в органах опеки ей сказали обязательно устроиться на работу. Возмещать деньги на содержание детей обязаны были родители. Сначала её взяли в супермаркет кассиром, но после нескольких прогулов сразу же уволили. Потом она пошла в другой супермаркет уборщицей, но и там ненадолго задержалась. Она состояла на учёте, как и все лица, обязанные выплачивать государству деньги на содержание детей, поэтому её после первого же дня отсутствия на рабочем месте начинала разыскивать милиция.

Там уже знали все притоны, где могла находиться Настя. Каждый раз её пьяную везли на освидетельствование, определяли уровень алкоголя в крови, составляли протокол. После нескольких таких случаев нарколог сообщила ей о том, что скоро её отправят на лечение в ЛТП.

По рассказам своих знакомых Настя уже знала, что это, по сути дела, тюрьма. Поэтому, когда узнала, что беременна, решила оставить ребёнка. Возможно, это была её последняя надежда на возвращение к нормальной жизни, шанс не скатиться дальше в пропасть, а может быть, лишь возможность избежать годового заточения в ЛТП.

Но силы воли остановиться у женщины не было. Как и не было материнского инстинкта, который бы помог изменить свою жизнь хотя бы ради детей. Алкогольный наркотик медленно, но планомерно разрушал в человеке всё доброе, хорошее, человечное, заложенное природой и творцом. Человек деградировал, опускаясь всё ниже и ниже.

Мирослава не знала, как ей помочь. Порой по голосу молодой женщины Мира понимала, что та пьяна. Разговаривать с ней в подобном состоянии, она понимала, было бессмысленно. Всё внутри у неё сжималось при мысли о страданиях ещё не родившегося ребёнка, которого собственная мать спаивала ещё в утробе, обрекая на ещё большие муки и страдания в будущем. Ведь если под действием алкоголя так стремительно разрушается мозг взрослого человека, то можно было представить себе, каковы будут последствия его воздействия на не сформированный ещё организм ребёнка.

Арина была добрым, смышлёным ребёнком. Мирослава относилась одинаково ко всем детям. Хотя по отношению к Арине у старших детей порой замечала приступы ревности. Да и сама она часто ловила себя на мысли, что внимания девочке достаётся больше, чем собственным детям. Но это и понятно было – маленькие дети более беспомощные, это отнимает и время, и силы. Иной раз она так уставала, что забывала проверить домашнее задание у старшей дочери, что сразу сказывалось на её отметках, не успевала вовремя постирать испачканные вещи Маше в детский сад, и ребёнка приходилось отправлять туда не в самой идеальной и чистой одежде. Тогда её начинали терзать и мучить угрызения совести, она чувствовала себя нерадивой матерью.

– Мирослава, – успокаивал её Максим, – не терзай себя! Когда детей много – это нормально. Всё успеть и сделать физически невозможно.

Она немного успокаивалась и в поисках компромисса старалась время отсутствия в доме старших детей посвящать Арине и домашним делам, а вечернее время – старшим детям.

Присутствие маленького ребёнка в семье приносило всем радость. Забавная речь с кучей логопедических ошибок, наивное, бесхитростное мышление и поведение ребёнка, искренняя привязанность девочки ко всем членам семьи не могли оставить никого равнодушным. То она начинала всех жалеть, то обнимать, то целовать – это всегда вызывало умиление и поднимало всем настроение. Ведь любви, как известно, много не бывает.

Когда Мирослава брала на руки Арину, прижимала её к своей груди, пела колыбельные, укачивая малютку перед сном, то испытывала к ней очень нежные, трепетные чувства, и ей казалось, что такой теплоты, любви она не испытывала даже к собственным детям. По натуре она была очень сдержанна и не проявляла своих эмоций. Отсутствие у себя внешнего проявления чувств Мирослава оправдывала прирождённым, очень спокойным типом темперамента, ярко выраженной флегматичностью. В отличие от жизнерадостного, открытого Максима, которому трудно было удержаться, чтобы не выплеснуть все эмоции наружу, её чувства были спрятаны от сторонних наблюдателей где-то глубоко внутри. Сердечную привязанность, которую она испытывала к Арине в те особенные моменты их близости, она объясняла тем обстоятельством, что ребёнок этот, как никто другой, нуждался в ласке, заботе и материнской любви. С самого рождения он был лишён семьи, защиты того доброго ангела-мамы, который даётся каждому от рождения.

Как же это возможно? Как могло случиться такое, что мир этот так сильно погряз в грехах и пороках? В век изобилия, процветания, мирной и безбедной жизни брошенных, несчастных и никому не нужных детей так много, как было когда-то во время военного лихолетья.

Подражая Наташе и Маше, Арина стала называть Максима и Мирославу мамой и папой. Они не стали её переубеждать, какой-то внутренний инстинкт подсказал, что нельзя лишать ребёнка в таком возрасте родителей. Поведение Насти порождало всё больше сомнений в её обращение к нормальной жизни, уже с трудом верилось, что она изменится и ей вернут детей. За четыре месяца она так ни разу и не навестила дочку.

Павел тоже почти не интересовался малышкой. Узнав о том, что жена вновь беременна непонятно от кого, он нашёл время, чтобы приехать к брату, но лишь для того, чтобы отвезти девочку на тест ДНК.

Результаты теста поставили и Максима, и Мирославу перед трудным выбором. Экспертиза показала, что Арина не была дочерью Павла. А это значило, что и для Мирославы, и для Максима она была совершенно чужим ребёнком.

Через месяц позвонили из органов опеки и задали вопрос о дальнейшем продлении попечительства. Речи о возвращении ребёнка матери быть не могло.

– Знаете, мы уже привыкли, привязались к девочке. Отдать ребёнка, который никому не нужен, в детский дом, нам будет тяжело. Мы с мужем решили оставить девочку.

– Но вы должны понимать, что опека устанавливается до совершеннолетия. Подумайте хорошенько, сможете ли вы такое длительное время заботиться о ней? Бывают случаи, что от детей отказываются в более старшем возрасте, когда начинаются другие, более серьёзные проблемы подросткового возраста. Тогда это ещё более серьёзная травма для ребёнка. В детском доме у девочки появится шанс на усыновление, она может попасть в хорошую семью. Это чаще всего случается с маленькими детьми, больших, к сожалению, брать не хотят.

– У нас тоже хорошая семья, мы все её очень любим.

– Если это действительно так, то я только рада за девочку.

Анна Владимировна иногда звонила сыну, но по обрывкам фраз из их телефонных разговоров чувствовалась, что она всё ещё обижена на сына. С Мирославой она по-прежнему не общалась.

– Максим, мне тут Павел звонил, – сразу же перешла она к главному волновавшему её вопросу. – Это правда, что Арина не его дочь?

– Да, мама, – ответил Максим, – он приезжал делать тест ДНК, анализ подтвердил опасения Павла.

– И что же вы теперь будете делать?

– Мы с Мирославой решили, что Арина останется с нами.

– Это Мирослава тебя склонила к такому неразумному решению? – в голосе Анны Владимировны послышались жёсткие металлические нотки, которые не предвещали ничего хорошего. – Максим, ты и так растишь одного чужого ребёнка, зачем тебе двое неродных?

– Мам, не паникуй! – решил всё обратить в шутку Максим. – Может, это моё призвание и судьба? В будущем дом семейного типа откроем для брошенных детей.

– Всё шутишь? – с упрёком сказала мать. – Хоть бы раз к матери прислушался. На меня не рассчитывайте, я чужих внуков растить не собираюсь.

Вскоре Мирославе позвонила и Настя. Она сообщила, что родила девочку. Она появилась на свет раньше срока. Была слабой и недоношенной. Почти сразу же у неё обнаружили какое-то инфекционное заболевание, название которого Настя не помнила, и девочку забрали в областную больницу. Вот уже месяц она лежала в реанимации. Весил ребёнок чуть больше двух килограмм, и, несмотря на постоянный уход врачей в реанимационном отделении, продолжала терять вес. Врачам вовремя удалось обнаружить проблему, поставить диагноз – ребёнка прооперировали.

Настя, к сожалению, не чувствовала своей вины перед страданиями этой крошки, не понимала, что натворила своими собственными руками, а продолжала вести тот порочный образ жизни, не обременённый проблемами и заботами, устраивая для себя жизнь-праздник. Словно и не трогало её страдание собственных детей, разбросанных по свету. Мирослава часто думала: где же воспетое в стихах и полотнах великими поэтами и художниками всех веков и народов, сердце матери, преисполненное бескорыстной святой любовью? У Мирославы не было ответа на этот вопрос. Ей просто до боли было жаль Арину, ещё больше, ни в чем не повинную её маленькую сестру.

Когда она рассказывала об этом Наташе, та, обуреваемая яростью и злостью, негодуя, всегда возмущалась:

– Я бы на месте государства таких в тюрьму сажала и работать по двенадцать часов заставляла… Деньги – на содержание брошенных детей. А мамаш таких на хлебе и воде держала бы.

– Это негуманно, Наташа.

– А по отношению к своим детям они гуманно поступают? Я своей бабушке как рассказала о твоей Насте, так она таких вообще расстрелять готова была. Слушай, а может мне взять эту девочку на воспитание?

– Ты серьёзно? – удивилась Мирослава, настолько неожиданно было слышать от подруги такое.

– Если честно, Мирослава, я так устала от этого бесконечного поиска своего заблудившегося где-то принца на белом коне. У него точно, не конь, а кляча какая-нибудь, раз он так долго едет. И на работе достала эта никому не нужная писанина. О чём они там наверху думают? Всё какие-то отчёты давай, справки липовые, и все под козырёк пишут, пишут и пишут… Попробуй не сделай… А воспитание ребёнка – это все-таки нужное дело, тем более такого, никому не нужного и всеми покинутого. Даже котят, брошенных на улице, дети подбирают и домой тащат. А ведь это ребёнок, как так, что никому не нужен? В детдом ведь отправят… Я чувствую, что убиваю свою жизнь впустую…

– Ты своего роди, – предложила Мирослава. – От ухажёров у тебя никогда не было отбоя.

– Да я уж хотела… Не получается у меня, а тут такой случай. Может это судьба?

– Если ты серьёзно настроена, то я только «за». Ведь у меня тоже душа болит за этого ребёнка, она ведь не чужая для Арины. Мы с Максимом тебе всегда окажем помощь, можешь на нас рассчитывать.

Глава 22

Глава 23

Дом другой бабушки, которой они никогда не видели и не знали, удивил детей своими размерами. Мира была здесь давно. В отсутствие Анны Владимировны некоторые комнаты пребывали в запустении. Особенно кухня, гостиная и спальня. Отсутствие заботливой женской руки сразу бросалось в глаза. В раковине лежала гора немытой посуды, были не убраны кухонные столы, не сияла чистотой и газовая плита. В гостиной на диване лежала неубранная постель, видимо, хозяин не всегда ночевал в спальне, словно боялся там находиться в одиночестве. Большую часть стола занимала почти собранная из пазлов картина с плывшим по волнам красивым парусником. Паруса были ярко-алого цвета. На столе также стояли неубранные чашки и даже несколько пустых пивных бутылок.

Когда Мира с детьми прошлась по комнатам дома, то заметила, что картин из алмазной мозаики и пазлов стало значительно больше.

Дети рассматривали картины, раскрыв рот, словно находились в картинной галерее.

– Неужели это всё сделала наша бабушка?

– Представьте себе, что это так, – подтвердила Мира. – А вам не хватает терпения на то, чтобы сложить мозаику из двенадцати или пятидесяти пазлов.

Вскоре вернулась из школы Полина. Тёмные курчавые волосы и такие же тёмные грустные глаза отметали все сомнения в том, что она не была дочерью Павла. Чем-то она была похожа и на своего деда. У него были такие же вьющиеся, но уже с небольшой плешью на затылке, волосы, карие глаза, в которых застыла какая-то растерянность. Он водил Мирославу с детьми по дому и рассказывал, где что находится.

– Вот эти три комнаты совершенно свободны.

– Чур, эта комната будет моя с Машей, – Наташа была в восторге от комнаты, стены которой были увешаны картинами с изображениями котят и щенков.

Мира согласилась с её выбором, оставила детей осваиваться на новом месте и отправилась с Ариной на кухню. Там она заняла маленькую девочку игрушками, а сама принялась наводить порядок и готовить обед. Продукты в холодильнике были в достаточно большом количестве – видно, их здесь ждали.

Они решили с Максимом после обеда отвезти детей на время к матери Мирославы и навестить в больнице Анну Владимировну.

Когда был сварен куриный бульон, приготовлены паровые котлеты, накормлены дети, Мирослава с Максимом отправились в больницу.

На больничной койке, на фоне застиранного, полинялого серо-белого белья, Анна Владимировна выглядела очень бледной. На сером, безжизненном уставшем лице тёмные ввалившиеся глазницы выглядели пугающе. Максим не узнал мать.

– Максим, – женщина услышала стук двери, открыла глаза, – наконец-то вы приехали.

– Здравствуй, мама!

– Здравствуйте, Анна Владимировна.

У окна стоял стол и стулья. Максим быстро прошёл к окну, взял два стула, и они с Мирославой сели рядом с больной.

– Как вы себя чувствуете, Анна Владимировна? – спросила первой Мирослава.

– Как старая развалина. Даже встать не могу, – казалось, что женщина вот-вот расплачется.

– Не надо так расстраиваться, мама, – стал успокаивать мать Максим. – Всё будет хорошо, скоро поправишься. Я спрошу у врача, что нужно, какие лекарства. Если нужно, переведём в областную клинику.

– Вот, лежу здесь совершенно беспомощная и никому не нужная, – говорила с трудом женщина. – Столько дум передумала о жизни своей. Может, и болезнь эта для того нужна, чтобы остановиться, подумать о многом. Очень я на тебя, сынок, обижена была, что без моего родительского благословения женился. И на тебя, Мирослава… А выходит, что сама во всём виновата. Ведь это ваша жизнь. Получается, хотела помешать вам прожить её так, как сами хотите. Простите меня, – Анна Владимировна расплакалась.

– Мама, тебе нельзя волноваться, – успокаивал Максим.

– Кто знает, сынок, сколько мне осталось? Хочу успеть попросить прощения. Особенно у тебя, Мирослава. Я ведь хотела как лучше. Всё видела в Максиме мальчика, а не мужчину. А теперь вижу, что ошиблась. Думала, что Павлу повезло больше, чем тебе, а вон оно как вышло… Жизнь изменчива… Максим, вижу, счастлив с тобой, а Павел и дети его страдают.

– Анна Владимировна, вашей вины в том, что Настя такой стала, нет, не корите себя.

– У вас и так семья большая, а тут ещё я с Полиной. Прости, Максим, что добавляю тебе хлопот.

– Ничего, справимся как-нибудь, – отвечал бодро Максим. – У нас теперь и помощницы есть – Маша с Наташей.

– Полина тоже хорошая девочка, можешь и на неё рассчитывать.

– Ну, тем более, будет ещё проще. Пополнение в нашем женском монастыре. Так моё семейство в шутку мой начальник называет.

– Ничего с этим не поделать, Максим. В нашем роду почему-то в последнее время одни девочки рождаются, и у Павла, и у ваших двоюродных братьев и сестёр. Отец всё переживал, что некому даже фамилию по наследству передать, но уже, кажется, смирился с этим.

Мирослава знала, что в семье Максима все родственники переживали о том, что рождение девочек по отцовской линии не сохранит фамилию Арашкевичей. Она ничего не говорила пока Максиму, не знала, как он отреагирует в такой и без того сложной ситуации на новость о её новой беременности, но сейчас подумала, что это известие может обрадовать хотя бы Анну Владимировну, мечтавшую давно о внуке.

– Я недавно на УЗИ была, срок ещё небольшой, но врач сказала, что будет мальчик, – сказала Мирослава и с опаской посмотрела на Анну Владимировну и на Максима.

– Если родится наследник, нужно будет этому врачу подарок купить за такую новость, – глаза Максима сияли от радости.

Лицо Анны Владимировны тоже посветлело, видно, и она, и её муж действительно мечтали о наследнике. Эта новость, было видно, её тоже обрадовала.

– Не переживай, Мирослава, мой отец тебя всегда подменит, он так давно мечтал о наследнике; так что кроме меня и девочек, у тебя будет ещё одна нянька.

– Думаю, Максим прав, – улыбнулась Анна Владимировна. Она знала и даже не сомневалась, что мужа эта новость обрадует ещё больше. Сейчас она на многое смотрела иначе, рождение детей воспринималось ею как радость и подарок судьбы. Болезнь и смерть – вот единственное горе, которое нельзя предотвратить. Нужно иметь стойкость, мужество, чтобы встретиться и с ними. Судьба ведёт своей дорогой, крутые повороты которой нам неизвестны.