bannerbanner
Злой город
Злой город

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
7 из 7

– Эдак они до лета кругами ходить будут, – проворчал кто-то в толпе.

Скоморох, похоже, те слова услышал, подхватил бубен, ударил в него и заорал:

– Хорош топтаться, сердешные! Бой окончен. Нет победителя.

– Как это нет? – оскорбился Митяй. – Так я ж его…

– Ты – его, а он – тебя, получается ничья, – отозвался скоморох Васька. – Иди, иди отсель, детинушка, тебя свалить – это наковальню надо у кузнеца одолжить и с утра до вечера той наковальней тебя охаживать. Дай другим бойцам кулаками помахать-потешиться.

Митяй насупился, повернулся спиной и пошел прочь. Кудо, не утруждая себя разборками, уже стоял за спиной купца Игната в своем кожаном доспехе – и когда успел надеть?

Скоморох снова скакал по помосту, завлекая народ серебряной гривной и покрикивая:

– Гей, народ козельский, кто следующий?

Семен, бросив взгляд в сторону Игната, усмехнулся криво и сбросил с плеч на руки работника медвежью шубу.

– Пойду-ка и я разомну косточки, – громко сказал он. – Авось на бедность чуток денег заработаю.

Народ шутку воспринял благожелательными смешками. Купец Семен славился в Козельске не только своим богатством, но и сноровкой в кулачном бою. К слову сказать, не было еще случая, чтобы Семен проиграл кому-либо в ярмарочном поединке. Однако охотники помериться силами находились всегда – и всегда уходили ни с чем. Если уходили. Бывало, что смельчаков уносили. Кулачный бой на Руси – забава жестокая…

Семен легко запрыгнул на помост и развел руки в стороны, разминая плечи.

– Ну что, люди добрые, позабавимся? – крикнул он. – Побьет сегодня кто-нить купца али снова не получится?

– А ежели вдруг получится? – крикнул кто-то из толпы.

Семен хмыкнул.

– А ежели получится, тому сверх скоморошьей гривны еще две своих положу.

Толпа зашевелилась – кто-то напористо протискивался к помосту.

– Ишь, как старается, – негромко сказал скоморох.

Семен пожал плечами.

– Знамо дело – три гривны деньги немалые.

Скоморох присмотрелся.

– Так это же…

Из толпы вывалился Никита и решительно полез на помост.

Семен выпучил глаза.

– Ты?!!

– Я, брат! – сказал Никита, играя желваками.

– Не буду я с тобой биться, – сказал Семен. – Еще зашибу ненароком – люди скажут, меньшого брата убил.

Никита засмеялся. Но не было в том смехе веселья.

– А что люди скажут, – громко сказал он, отсмеявшись, – когда узнают, что ты у меньшого брата невесту увел и силком за себя замуж брать собираешься супротив ее воли? Об том ты не подумал?

В толпе начали шептаться. Глаза Семена медленно стали наливаться кровью.

– Ладно, щенок, пожалеешь, – прошипел он сквозь зубы. – Убить не убью, но покалечу. Чтоб впредь неповадно было за чужими невестами бегать.

– А я тебя, ежели чего, и калекой достану, – тихо сказал Никита, сжимая кулаки. – Только ты не хвались, братец, идучи на рать, а похваляйся, коли верх возьмешь.

Глаза Семена стали пустыми и холодными. Похоже, ему удалось совладать с собой. Злость – плохое подспорье хорошему бойцу.

– Возьму, не сумлевайся, – сказал он, становясь в боевую стойку. – А три гривны бабке Степаниде отдам, пусть тебя, дурня, опосля выхаживает.

Никита прищурился, словно охотник, выискивающий место, куда всадить стрелу.

– Гривны свои себе оставь, – процедил он сквозь зубы. – Может, у чертей в аду для себя местечко потеплее прикупишь.

Хоть и был Семен бойцом опытным да бывалым, но всякому хладнокровию предел бывает. Взревев, он бросился на брата. Но тот, как давеча Кудо, увернулся ловко и со всей дури звезданул наотмашь кулаком, будто нож всаживал. Кулак попал точно в нос, кровь хлестанула ручьем.

Семен издал какой-то утробный звук, мотнул головой и, не обращая внимания на кровь, ринулся вперед, расставив ручищи. Уже не драться, а поймать, сдавить, задушить, втереть в струганые доски помоста.

Отступать было некуда. Никита попятился.

– Поберегись! Край! – крикнули из толпы.

Никита отпрянул от края помоста – и угодил прямо в расставленные лапы. В лицо изо рта Семена дохнуло чесночным духом и сладковатым запахом крови. Потом живой капкан захлопнулся. Страшно сдавило ребра.

– П-попался… змееныш, – выдохнул Семен.

Жуткая, заляпанная кровищей борода придвинулась к лицу Никиты. Он попытался вздохнуть – не получилось. Тогда он с усилием вытолкнул из груди остатки воздуха и плюнул в глаза брата.

Кривая ухмылка исказила лицо Семена. Он лишь сдавил сильнее руки, сморгнул слюну и ближе придвинул лицо, внимательно глядя в глаза Никиты и наблюдая, как гаснет в этих глазах жизнь.

Тягаться с Семеном и вправду было бессмысленно. Никита понял: еще немного – и всё. Эта борода в уже подсохших на ветру кровавых сосульках и эта ухмылка поверх нее – последнее, что он видит в жизни.

Образ Насти возник перед глазами.

– Хххрррр…ен тебе!!! – вытолкнул из себя Никита и – откуда силы взялись – со всей мочи ударил лбом в эту самую омерзительную ухмылку.

Кровь хлынула у обоих. У Семена изо рта, а у Никиты – из широкой ссадины на лбу. Семен икнул, недоуменно хлопнул глазами и чуть ослабил хватку – но этого хватило Никите, чтобы щукой выскользнуть из смертельных объятий.

Они стояли друг против друга, пошатываясь и сглатывая кровь. Толпа затаила дыхание.

– Будя! – прогремел над людскими головами голос воеводы. – Люди на забаву пришли смотреть, а не на смертоубийство.

Но братья его не слышали. Сейчас во всем мире было только два человека – и для каждого из них это было слишком много.

Семен сделал шаг вперед.

– Разнять!

Приказ воеводы прозвучал резко и отрывисто, будто плетью хлестнули. Несколько мужиков ринулись на помост и, схватив братьев за руки, оттащили их друг от друга. Семен, не отрывая от брата налитых кровью глаз, все порывался броситься в драку. Впрочем, младший тоже дергался, но слабее – все ж помял его родственничек изрядно.

– Окатить обоих водой, – приказа воевода, – а потом…

Что делать потом с братьями-врагами, так и осталось неизвестным.

С другого конца площади раздался крик:

– Беда!!!

И было что-то в этом крике такое, чего не услышишь в вопле подвыпившего мужика, упавшего в стылую лужу, или торговца, обворованного залетным ярмарочным воришкой.

Тишина повисла над площадью. Даже Семен с Никитой перестали трепыхаться в руках мужиков.

А через площадь на взмыленных конях скакали два всадника. Один в кольчуге, шлеме и при мече, у другого руки связаны сзади, и сам он накрепко примотан ремнями к седлу, а ноги – к стременам, которые для надежности были стянуты под брюхом коня.

– Тимоха? – удивленно произнес воевода. – Ты пошто коня-то…

Тимоха круто осадил скакуна и едва успел спрыгнуть. Белая пена на губах животного окрасилась кровью, ноги подломились, и конь, тяжело рухнув на землю, завалился на бок и забился в агонии.

Тимоха одним движением выдернул меч и кольнул коня в сердце. Тот дернулся в последний раз – и затих.

Второй конь оказался крепче собрата. Он лишь поводил боками и тяжело дышал, кося глазом на привязанного у него на спине седока.

– Беда, воевода! – хрипло выдохнул витязь, пряча меч в ножны. – Орда!

Охнул кто-то в передних рядах. «Орда! Орда!» – разнеслось по толпе и покатилось по торговым рядам, словно круги по воде от брошенного камня.

– Далече? – быстро спросил воевода.

– Три дня пути. Мы скакали почитай без остановки день и ночь. Орде же с обозами как раз еще три дня пути до Козельска.

– Так… Откель знаешь, что Орда, а не разбойный разъезд?

Скрипнули звенья окольчуженных перчаток витязя, словно душил он кого-то невидимого.

– У ихнего главного на поясе бронзовая пайцза, знак сотника, – сказал он. – Ты сам знаешь, воевода, – это отряд лазутчиков, который Орда высылает вперед, когда идет в набег.

– Или с набега, – произнес воевода, хмуря брови, меж которых пролегла глубокая складка, словно разом состарился Федор Савельевич на десяток лет. Его взгляд зацепился за Степана, привязанного к седлу. – Ты пошто родного дядьку как барана связал?

– Они его семью истребили и дом сожгли, – ответил Тимоха. – А он, кажись, умом повредился. Все рвался с голыми руками на ордынцев кинуться.

Воевода кивнул.

– Ясно. Спасибо тебе, воин, за весть. Хоть и недобрая она, а все равно спасибо. За подвиг твой, за то, что упредил город. И за то, что родича спас. Хотя – кто знает… Может, ежели бы он с семьей погиб, для него ж лучше б было…

Степан медленно поднял голову. В его растрескавшихся красными прожилками глазах проскользнуло что-то осмысленное.

– Не лучше, воевода, – прохрипел он. – Лучше ты мне меч дай, когда в битву пойдешь. А я хоть одного басурмана поганого с собой заберу. Все не зазря помру. Вот так оно всяко лучше будет.

Воевода кивнул.

– Добро. Отвяжите страдальца, – бросил он дружинникам, которые тут же кинулись выполнять приказ.

Воевода повернулся к толпе, которая волновалась и шумела, словно море в великую бурю, вот-вот готовое выплеснуть на берег девятый вал, сметающий все на своем пути. Что такое безумие толпы, которая мечется в отчаянии, уничтожая самое себя, воевода знал хорошо. Видел однажды, когда обращенные в панику союзные половецкие полки смяли и разбросали по полю строй русичей, ставших легкой добычей для конных ордынских лучников, а после – для таранного, сметающего удара тяжелой, закованной в броню кавалерии. А ведь наша сила тогда была едва не вчетверо больше…

– Слушай меня, люд козельский! – во всю силу легких вскричал воевода.

Его трубный глас разлетелся над толпой, словно переменившийся ветер, гасящий неистовую силу шторма.

– Слушай меня!!!

Толпа притихла.

– Невеселая у нас нынче вышла ярмарка, – продолжал воевода. – В трех днях пути от нас Орда. И Козельск у нее на дороге…

Толпа зашевелилась, заворчала, забубнила многоголосо.

– А может, она мимо прокатится? – крикнул кто-то. – Даров хану ихнему пошлем…

Воевода отрицательно покачал головой.

– Чтоб хан укрепленный град у себя в тылу оставил? А ну как мы сзади да по обозам ударим? И свернуть им некуда – тракт один, а вокруг грязища-распутица… Да и не сворачивает никогда с дороги степная Орда, а выжигает и выжирает все на пути, словно стая саранчовая.

Воевода задумался, глядя в растерянные лица людей. Не толпа это. Люди. Простые люди со своими радостями, заботами, бедами… Но что их беды против одной, общей на всех, что свалилась на головы, ожидаемая давно, но с извечным русским «авось пронесет, прокатится мимо, минует, как сотни других городов».

Не минула беда Козельска. Как и сотни тех, других городов, что были сожжены, стерты с лица земли, словно их и не было вовсе. Даже памяти о них не осталось. Потому как не осталось тех, кто бы помнил…

Воевода поднял голову. Конь под ним, словно почуяв важность мгновения, замер как вкопанный.

– Я вам вот что скажу, люди, – произнес воевода. На этот раз негромко. Но услышали все. Тишина стояла гробовая, словно не было никого вокруг – только чирикала где-то птаха, приветствуя приход ранней весны. – Вижу я два пути, – продолжал воевода. – Первый путь таков. Нынче же мы со всем скарбом снимаемся с места, бросаем город и уходим куда глаза глядят.

Воевода выдержал паузу, обвел глазами толпу и просто сказал:

– И второй путь имеется – закрываем ворота и бьемся с Ордой, покуда все здесь не поляжем.

– А ну-ка пусти! – раздалось с помоста. – Пусти, говорю, слово хочу молвить!

Семен Васильевич рванулся из рук мужиков. Да они уже и не старались удержать – весть словно дубиной по затылку жахнула, не до мелких свар как-то сразу стало.

Семен утер рукавом юшку с лица и шагнул к краю помоста. Жутко смотрелся он сейчас с лицом, измазанным кровью, с всклокоченной бородой и горящими ненавистью глазами.

– Есть и третий путь, воевода, – сказал Семен. – Сделать как люди говорят. Поднести дары ордынскому хану да и сдаться ему на милость. Авось беда и минует?

В тишине, повисшей после произнесенного, послышался тихий, равномерный звук шагов. Толпа расступилась, пропуская отца Серафима.

– Не минует, Семен, – спокойно произнес священник, подойдя к помосту. – Орда – беда неминучая. Кочевники слова не держат, ежели дадено оно не кочевнику. Наобещают, а сдашься: захотят – зарежут, захотят – продадут как скот купцам иноземным. А коли ни то, ни другое, так до конца дней своих в невольниках у ордынцев ходить будешь.

Серафим взошел на помост, сказал тихо:

– Слазь, Семен, не смущай народ. Сходи личину умой да меч подыщи себе понадежней – прошло время кулаками махать.

Семен скрипнул зубами, но перечить не осмелился. Не произнеся более ни слова, он соскочил с помоста и нырнул в толпу. Священник кивнул Федору Савельевичу.

– Хорошо ты сказал, воевода, но не два пути у нас, а один. Нет нынче иных путей, кроме битвы, – сказал громко, не только для воеводы – и для остальных тоже. – Куда идти-то? Впереди Орда, позади – Дикое Поле, их дом родной, куда они сейчас после набега возвращаются. Велика Русь – а отступать нам отсюда некуда. Только и осталось, что биться насмерть и, ежели потребуется, голову свою сложить на земле пращуров наших. Ибо сказано в Писании: мститель за кровь сам может умертвить убийцу, лишь только встретит его… Потому не будет греха на нас, как и на любом, кто бьется насмерть с врагами за свое Отечество.

Тихий бабий плач послышался в толпе, но тут же потонул в одобрительном гудении.

– Благослови… Благослови на правое дело, отче, – слышалось все явственнее.

Воевода поднял руку. Гул толпы мало-помалу стал затихать.

– Благословишь ли ты нас, отец Серафим, на ратный труд за обиду сего времени, за землю русскую, за единоверцев наших, от руки ордынцев погибших безвременно?

Мощный голос воеводы плыл над безмолвной площадью, и вдруг все услышали, как в тон воеводиной речи словно сам собой тихо загудел вечевой колокол, будто сопровождая человеческую речь тихой, печальной песней.

Отец Серафим прислушался. Пораженная толпа затаила дыхание. Изумленные мужики стаскивали с голов шапки, бабы крестились. Странный звук продолжался еще мгновение – и угас, словно растворился в небесной синеве…

– Знак… – прошептал отец Серафим.

– Знак… – прошелестело в толпе.

Священник размашисто осенил толпу крестным знамением.

– Господь с нами, детушки! Коли судьба нам победить – победим с честью! Ну, а коль доля наша за Русь погибнуть – погибнем, да не посрамим знамени, на коем лик Христа нашего Спасителя. И да не оставит он нас ни на земли ни на небе, ибо бьемся мы не за серебро да злато, а за землю нашу, за дома наши, за церкви русские, за веру да за детей наших. Благословляю вас во имя Отца, Сына и Святаго Духа. Аминь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
7 из 7