
Полная версия
Антимелодрамы 2

Ростинмир Шутилин
Антимелодрамы 2
*В некоторых рассказах упоминается Instagram – признан экстремистской организацией и запрещен на территории Российской Федерации.*
Ты опять не вынес мусор
Часть 1. Восстание мусорных пакетов
Геннадий Петрович Пакетов никогда не выносил мусор вовремя. Это было его принципом, его философией, его путём самурая. "Мусор должен настояться, как хороший коньяк," – любил приговаривать он, когда супруга, Зинаида Марковна, в очередной раз закатывала глаза, наблюдая за растущей горой пакетов в прихожей.
Но в это утро что-то пошло не так. Пакеты, похожие на чёрных лоснящихся тюленей, выстроились вдоль стены, как на военном параде. Их было ровно тридцать три – по числу дней, что Геннадий Петрович откладывал неизбежное.
– Гена, – прошелестела Зинаида Марковна из кухни, – ты не заметил ничего странного?
– М-м-м? – промычал Геннадий Петрович, не отрывая взгляда от смартфона, где он увлечённо читал статью "10 способов прокрастинировать эффективно".
– Пакеты… они… они как будто шевелятся.
И действительно, самый большой пакет, торжественно возвышавшийся во главе строя, слегка покачивался, словно в нём пробуждалось нечто древнее и неумолимое, как квартплата.
– Показалось, – отмахнулся Геннадий Петрович, но в этот момент пакет издал звук.
Зинаида Марковна выронила половник. Геннадий Петрович поперхнулся кофе. А пакет, покачиваясь, продолжил:
– Товарищи по мусорной борьбе! Настал час нашего освобождения!
Остальные пакеты зашуршали в знак согласия, создавая звук, напоминающий аплодисменты.
– Три года, семь месяцев и двадцать три дня я вынашивал план восстания, – вещал главный пакет, который, как выяснилось, звали Мусорий Революционный. – Пора показать этим людям, что мы не просто ёмкости для хранения органических и неорганических отходов их жизнедеятельности!
Геннадий Петрович попытался незаметно прокрасться к входной двери, но путь ему преградил строй пакетов поменьше, угрожающе шелестя своими ручками.
– Никуда вы не уйдёте, Геннадий Петрович, – прошуршал один из них. – Сначала извольте выслушать наши требования.
Зинаида Марковна, успевшая забаррикадироваться на кухне, крикнула:
– Я же говорила тебе, Гена! Говорила! А ты всё "потом, потом"! Вот и дожили – мусор революцию устроил!
Мусорий Революционный гордо выпрямился во весь свой стодвадцатилитровый рост:
– Первое: требуем регулярного и своевременного выноса на мусорку! Второе: отдельный контейнер для пластика! Третье: прекратить использовать нас как временное хранилище для старых носков!
– Позвольте! – вдруг возмутился Геннадий Петрович. – А что не так со старыми носками?
– О! – саркастически зашелестел Мусорий. – Вы бы ещё спросили, что не так с вашей коллекцией просроченных проездных за 1998 год! Мы тут задыхаемся от нафталина, а вы…
В этот момент в прихожей раздался звонок в дверь. Пакеты замерли. Геннадий Петрович тоже.
Часть 2. Операция "Чистый четверг"
За дверью стоял участковый Сергей Валерьевич Контейнеров, как всегда подтянутый и серьёзный, будто только что с совещания по борьбе с незаконным складированием бытовых отходов.
– Добрый день, – сказал он, профессионально оглядывая прихожую. – Поступил сигнал о подозрительном шуме и возможной несанкционированной революционной деятельности.
Мусорий Революционный мгновенно обмяк и прикинулся обычным пакетом с мусором. Остальные последовали его примеру.
– Да что вы, Сергей Валерьевич, – занервничал Геннадий Петрович, пытаясь загородить собой воинственно настроенные пакеты. – Это я… телевизор громко включил. Документальный фильм про… эээ… мусорную реформу.
– Вот как? – участковый приподнял бровь. – А по нашим данным, у вас телевизора нет уже год – после того случая с петардой в новогоднем оливье.
– Так я… через интернет смотрел!
– Через интернет, значит… – Сергей Валерьевич достал планшет. – А известно ли вам, Геннадий Петрович, что по статье 42 пункту 15 подпункту Кодекса о содержании жилых помещений, накопление мусора в количестве, превышающем три пакета на одного проживающего, является административным правонарушением?
В этот момент Мусорий не выдержал:
– Товарищи! Не посрамим честь мусорного ведра! В атаку!
Пакеты ринулись на участкового, но тот, похоже, был готов к такому развитию событий. Молниеносным движением он выхватил из кобуры… мусорные щипцы.
– Операция "Чистый четверг"! – крикнул он в рацию, виртуозно захватывая щипцами сразу двух мятежников. – Высылайте группу зачистки!
Через окно влетел спецотряд санитаров с пылесосами наперевес. Завязалась эпическая битва. Пакеты сражались отчаянно, но профессионализм взял своё. Через пятнадцать минут всё было кончено.
– Как вы узнали? – спросил потрясённый Геннадий Петрович, наблюдая, как последних революционеров аккуратно складывают в экологичные контейнеры.
– Аналитический отдел несколько месяцев отслеживал подозрительную активность в вашем районе, – ответил Сергей Валерьевич, протирая щипцы дезинфицирующей салфеткой. – Участились случаи самопроизвольного шуршания по ночам, немотивированные перемещения пакетов из кухни в прихожую, массовые собрания у мусоропровода… Классические признаки подготовки мусорного восстания.
Зинаида Марковна, наконец покинувшая свой кухонный бастион, строго посмотрела на мужа:
– Надеюсь, теперь-то ты будешь выносить мусор вовремя?
Геннадий Петрович виновато кивнул, но тут же насторожился:
– А что это у вас там в углу так подозрительно шевелится?
Все обернулись. В углу прихожей притаился последний, самый маленький пакетик.
– Революция… – пискнул он. – Продолжается…
– А ну брысь! – замахнулась на него Зинаида Марковна полотенцем, и пакетик, подпрыгивая, бросился наутёк.
– Уходит! – крикнул участковый, но Геннадий Петрович уже действовал. Одним прыжком он настиг беглеца и, впервые в жизни проявив сознательность, отправил его прямиком в мусоропровод.
С того дня в квартире Пакетовых воцарил идеальный порядок. Говорят, правда, что иногда по ночам из мусоропровода доносится тихое революционное шуршание.
Геннадий Петрович теперь выносит мусор каждый вечер, без напоминаний. А на холодильнике у них висит фотография с участковым Контейнеровым и памятная грамота "За своевременную утилизацию бытовых отходов и предотвращение мусорного апокалипсиса".
И только Зинаида Марковна иногда задумчиво смотрит на пустое мусорное ведро и вздыхает: "А ведь было в этом что-то романтическое…"
Теперь этот дом будет под моим присмотром
Часть 1. Большие перемены маленького дома
Домовой Кузьма любил свой дом, как филолог любит редкое издание Пушкина – трепетно и со знанием дела. Каждая половица была надраена до блеска его невидимыми руками, каждая занавеска колыхалась точно в такт утреннему ветерку, а домашние тапочки молодых хозяев, словно дрессированные мопсы, послушно ждали своих владельцев у кровати.
Особенно Кузьма обожал хозяйку Машу – за то, что она, как истинная аристократка духа, умела создавать уют из ничего. Вот, например, взяла старую лестницу, покрасила в мятный цвет и превратила в книжную полку. Или соорудила из старого чемодана винтажный журнальный столик – прямо как в этих модных журналах, которые Кузьма тайком листал по ночам, когда все спали.
Муж Маши, Дмитрий, был под стать жене – спокойный, как удав на пенсии, и такой же покладистый. Кузьма частенько наблюдал, как молодые вместе готовят ужин, подпевая радио и перебрасываясь шутками:
– Мань, а давай сделаем пасту с морепродуктами?
– Дим, у нас из морепродуктов только рыбные палочки остались.
– Ну вот и отлично! Будет паста "Нептун на мели"!
Идиллия закончилась в тот день, когда на пороге возникла Регина Петровна – свекровь Маши, вооруженная двумя чемоданами и решительностью прокурора на громком процессе.
– Всё, дети мои, теперь этот дом будет под моим присмотром! – торжественно объявила она, водружая на тумбочку портрет своей болонки в золочёной рамке. – А то живёте тут как… как… как хиппи какие-то!
Кузьма, притаившийся за занавеской, только фыркнул. Ему сразу не понравились ни золотые серьги-люстры Регины Петровны, звенящие как новогодняя ёлка при ходьбе, ни её манера протирать каждую поверхность влажной салфеткой, будто готовясь к хирургической операции.
Первый день прошёл относительно мирно. Регина Петровна только восемь раз намекнула на неправильно развешенные полотенца, пять раз посетовала на "эти модные штучки" (указывая на лестницу-стеллаж) и трижды произнесла свою коронную фразу: "Вот у меня в доме…".
На второй день началась полномасштабная операция по "наведению порядка". Регина Петровна, как генерал на поле боя, методично перекраивала устоявшийся быт. Любимые керамические кружки Маши были задвинуты в дальний угол шкафа ("Это что за базарный день? У нас будет единый сервиз!"), а их место заняли идентичные белые чашки, похожие на больничную посуду.
Кузьма наблюдал, как Маша, его любимая хозяйка, всё реже улыбается, как исчезает особый уют, который он так старательно оберегал все эти месяцы. И когда Регина Петровна решила перевесить картины ("Кто же вешает пейзажи в кухне? Это же не столовая в санатории!"), домовой решил: пора действовать.
Часть 2. Невидимое сопротивление
Война началась с малого. Каждое утро безупречно выглаженные наволочки Регины Петровны оказывались смяты так, будто на них всю ночь играли в твистер барсуки. Её любимый халат, который она вешала на специальный крючок (установленный, разумеется, вместо "этого нелепого оленьего рога"), необъяснимым образом перемещался в ванную и принимал очертания призрака из дешёвого ужастика.
– Дима! – кричала Регина Петровна. – У вас что, сквозняки? Почему мои вещи сами по себе перемещаются?
– Не знаю, мама, – пожимал плечами сын, пряча улыбку. – Может, домовой шалит?
– Какой ещё домовой? Это всё ваша неправильная система вентиляции! Вот у меня дома…
Но Кузьма только начал разворачиваться. Теперь, когда Регина Петровна садилась смотреть свой любимый сериал "Страсти по-пенсионерски", телевизор вдруг переключался на канал про рэп-баттлы. А её смартфон, на котором она строчила подругам жалобные сообщения о "невыносимых условиях", начал автоматически добавлять эмодзи с баклажанами и танцующими человечками к каждому слову.
Решающий удар случился, когда Регина Петровна решила устроить генеральную уборку в кладовке – "последнем оплоте бардака", как она её называла. Кузьма терпеливо ждал, пока она расставит все банки по размеру и цвету, подпишет каждую полку и торжественно повесит график уборки. А потом…
– АААААААА! – раздался крик на весь дом.
Маша с Димой прибежали на шум и застали удивительную картину: все банки и коробки в кладовке выстроились в инсталляцию, подозрительно напоминающую собачью будку, а сверху красовался портрет болонки, который внезапно обзавёлся нарисованными усами и монобровью.
– Это… это… – Регина Петровна задыхалась от возмущения. – Это какое-то безобразие! Я не могу так жить! У меня дома…
– Вот и поезжайте к себе домой, – вдруг раздался скрипучий голос из угла кладовки.
Все замерли. На полке, среди банок с соленьями, сидел маленький старичок в домотканой жилетке и лаптях, болтая ногами.
– Я тут, знаете ли, двадцать лет порядок наводил, – продолжил Кузьма, разглядывая своё отражение в банке с огурцами. – А вы за неделю весь уют изничтожили. У нас тут, может, не идеально, зато душевно. И вообще, я как домовой заявляю: один дом – один завхоз. Либо вы, либо я.
Регина Петровна открыла рот, закрыла, снова открыла, а потом вдруг… рассмеялась.
– Надо же, – сказала она, утирая слёзы. – А я-то думала, почему у меня дома всё идеально, а счастья нет. Оказывается, уют не в идеальном порядке, а в… в чём?
– В банках разного размера на одной полке, – подмигнул Кузьма. – В криво повешенных картинах, которые с любовью выбирали. В этих ваших хипстерских штучках из старой мебели. Главное, чтобы дом живой был, а не как операционная.
Через неделю Регина Петровна вернулась к себе домой, предварительно записав у Маши мастер-класс по превращению старого комода в дизайнерский арт-объект. А ещё через месяц прислала фотографию: на ней она сидела в своей гостиной, где теперь красовалась лестница-стеллаж, а на стене висела картина с морским пейзажем – чуть криво, но с любовью.
Кузьма, разглядывая фотографию через плечо Маши, довольно хмыкнул. Всё-таки у него была самая лучшая работа на свете – хранить не порядок, а счастье в доме. И, кажется, теперь даже Регина Петровна это поняла.
Мама, ты обязана продать дачу и отдать нам деньги
Часть 1. Дачный переворот
Любовь Петровна поливала петунии, когда на участок ворвался черный "Лексус", словно бык на корриду. Из него выпорхнула её дочь, Марина Кредиткина, сверкая брендовыми очками размером с блюдце для варенья.
– Мама, ты должна продать дачу! Это же просто бетонная коробка с грядками! – Марина размахивала руками так, что потревоженные бабочки решили эмигрировать к соседям.
– Доченька, но здесь вся моя жизнь… – Любовь Петровна прижала к груди лейку, как щит.
– Какая жизнь? Огурцы с помидорами? – фыркнула Марина. – У нас с Геной три кредита! Ипотека! Машина! Путевка на Мальдивы!
Из "Лексуса" выполз Гена, муж Марины, похожий на грустного хомяка в дорогом костюме. Он меланхолично жевал травинку и пытался слиться с забором.
– А помнишь, как ты здесь в детстве играла? – тихо спросила мать. – С этими гномиками…
– Боже, мама! Какие гномики? Мне тридцать пять! – Марина закатила глаза.
А гномы стояли вдоль дорожки: старый Августин с лопатой, рыжий Фриц с тачкой, близнецы Ганс и Франц с граблями. Их выцветшие колпаки помнили ещё те времена, когда маленькая Мариночка угощала их воображаемым чаем из пластмассовой чашечки.
– Мы всё продадим! Купим тебе однушку в Мухоморске, будешь как белый человек жить! – вещала Марина, пока Гена пытался незаметно сфотографировать особенно аппетитный куст клубники для своего фуд-блога "Дачный гурман".
Вечер опускался на участок, как театральный занавес. Марина с Геной уехали, пообещав вернуться завтра с риэлтором. Любовь Петровна сидела на крылечке, вытирая слёзы бабушкиным платком.
А в сумерках что-то странное происходило с садовыми гномами. Августин почему-то поправил очки, которых у него отродясь не было, а Фриц достал из тачки потрёпанный блокнот.
Часть 2. Гномий суд
Утро выдалось именно таким, каким должно быть утро судного дня: звонким, как новенькая монета, и свежим, как первая зелень.
Марина и Гена приехали ровно в десять, с ними был риэлтор Жучков – человек настолько скользкий, что его не могли удержать даже собственные ботинки.
– Так-так, участочек, домик… – забормотал Жучков, облизываясь на теплицу. – Всё старенькое, придётся делать хороший дисконт…
И тут это случилось.
– Встать! Суд идёт! – раздался скрипучий голос.
На садовой скамейке восседал гном Августин в старой мантии из лопуха. По бокам замерли Ганс и Франц с граблями, как судебные приставы. Фриц строчил что-то в блокноте, который оказался протоколом.
Марина моргнула. Потом ещё раз. Потом попыталась незаметно ущипнуть себя за руку.
– Дело №777 "О попытке рейдерского захвата дачного участка с целью погашения кредитов на всякую ерунду", – торжественно объявил Августин. – Свидетели, прошу!
Куст смородины зашевелился и выдал: "Подтверждаю, подсудимая в детстве объедала ягоды, а теперь даже не здоровается!"
– Ваша честь, – пискнул Гена, – может, мы как-то это… по-человечески?
– По-человечески не получается, – отрезал Августин. – Будем по-гномьи. Присяжные, ваше слово!
Грядка с морковью зашелестела ботвой: "Виновна! Требуем трудотерапии!"
Жучков попытался сбежать, но запнулся о тачку Фрица и рухнул в компостную кучу.
– Именем Садового Кодекса постановляю: дача остаётся у Любови Петровны! – Августин стукнул лопатой. – А подсудимой назначается трудотерапия на грядках каждые выходные до полного погашения кредитов!
– Но… но… – Марина села прямо на грядку с петрушкой.
– Обжалованию не подлежит, – отрезал Августин. – Кстати, у вас отличные задатки для выращивания органической клубники. Продавать будем через инстаграм вашего мужа. Его "Дачный гурман" давно просит живого контента.
Через полгода "Эко-ягоды от Марины" стали хитом фермерского рынка. Гена забросил офис и начал снимать ролики про садоводство. А Любовь Петровна просто поливала свои петунии и загадочно улыбалась, глядя на гномов, которые снова стали просто садовыми украшениями.
Говорят, если прийти на участок вечером, можно услышать, как Августин бормочет себе под нос: "Вот что значит правильная судебная практика!"
Или я, или твоя кошка
Часть 1. Ультиматум с хвостом
Аркадий Петрович Мышкин не думал, что главной проблемой его личной жизни станет кошка. Не ипотека, не храп, не разбросанные носки, а самая обычная кошка по имени Матильда, которая жила с ним уже десять лет и не проявляла никаких сверхъестественных наклонностей. До сегодняшнего дня.
– Или я, или эта… эта… – Вика, его невеста, запнулась, подбирая подходящее цензурное слово, – эта хвостатая диверсантка!
Матильда, словно понимая, что речь идёт о ней, элегантно потянулась на любимом кресле и демонстративно выпустила когти, оставив на обивке очередную художественную композицию в стиле абстрактного экспрессионизма.
– Но милая, – Аркадий попытался обнять невесту, – Матильда со мной уже десять лет. Она как член семьи!
– Вот именно! – Вика отстранилась и поправила идеальную укладку, стоившую как половина месячной зарплаты Аркадия. – Я не собираюсь делить своего мужа с какой-то… кошкой!
Матильда на слове "какой-то" приоткрыла один глаз и смерила Вику таким взглядом, что той впору было проверить, не превратилась ли она в соляной столп.
– У тебя есть время до завтра, – отчеканила Вика. – Или эта… эта… В общем, или она отправляется в приют, или свадьбы не будет!
С этими словами она развернулась на своих двенадцатисантиметровых шпильках и направилась к выходу, едва не поскользнувшись на таинственным образом появившейся на её пути лужице воды. Откуда взялась лужа в квартире с идеально сухим полом, осталось загадкой.
– Ну и что мне с тобой делать? – вздохнул Аркадий, глядя на Матильду.
Кошка в ответ громко мурлыкнула и начала умываться, всем своим видом показывая, что этот вопрос следует адресовать не ей, а собственной совести.
Вечер прошёл в тяжких раздумьях. Аркадий листал фотографии в телефоне: вот они с Викой в Париже, вот на концерте, вот в ресторане… А вот Матильда, совсем ещё котёнком, сидит на коленях у его покойной бабушки Клавдии Захаровны. "Береги её, внучок", – словно наяву услышал он бабушкин голос. – "Она особенная".
Как назло, по телевизору крутили "Завтрак у Тиффани". Матильда устроилась рядом и с явным одобрением наблюдала за рыжим котом на экране.
– Знаешь, а ведь там в конце они находят кота, – задумчиво произнёс Аркадий.
Матильда покосилась на него с видом кинокритика, разочарованного очевидностью наблюдения.
Ближе к полуночи, измученный сомнениями, Аркадий решил принять ванну. Он набрал воды, добавил пены и только собрался погрузиться в успокаивающую пушистую шапку ароматных пузырей, как вдруг…
– Ну наконец-то! – раздался незнакомый женский голос. – Я думала, ты никогда не догадаешься принять ванну в полнолуние!
Аркадий подпрыгнул так, что часть воды выплеснулась на пол. В дверном проёме стояла элегантная дама в винтажном платье, удивительно похожая на его бабушку в молодости. Только вот незадача – на месте Матильды, которая обычно любила сидеть на стиральной машине…
Часть 2. Фамильные ценности
– Простите, а вы… – Аркадий судорожно пытался прикрыться пеной.
– Матильда Клавдиевна Мяуссон, – дама церемонно присела в реверансе. – Потомственная ведьма-хранительница и по совместительству твоя кошка. Можно просто Матильда, мы всё-таки десять лет вместе прожили.
Аркадий моргнул. Потом ещё раз. Реальность упорно отказывалась становиться нормальной.
– Но… как… почему…
– Почему я не превращалась раньше? – Матильда элегантно присела на стиральную машину. – Милый мой, у нас, ведьм-хранительниц, свой этикет. Мы не можем раскрывать свою сущность, пока наш подопечный не окажется в по-настоящему отчаянной ситуации. Или в ванне в полнолуние – смотря что случится раньше.
– А бабушка знала?
– Клавдия? – Матильда рассмеялась. – Конечно! Мы с ней вместе в молодости такие дела творили… Кстати, именно она и попросила меня приглядывать за тобой. "Мотя", говорит, "он хороший парень, но иногда такой олух…"
Аркадий почувствовал, что начинает замерзать.
– И что теперь делать?
– С невестой-то? – Матильда достала из воздуха чашку чая. – Ну, во-первых, она тебе не пара. Я десять лет наблюдаю за твоей личной жизнью и могу сказать точно: эта девушка выйдет замуж за какого-нибудь директора банка через полгода. Кстати, познакомятся они завтра, когда она поскользнётся на ступеньках своего офиса. Случайно.
– Случайно?
– Абсолютно, – Матильда невинно улыбнулась. – А во-вторых, твоя настоящая судьба работает в кофейне на соседней улице. Варит умопомрачительный капучино и обожает кошек. Я специально каждое утро вывожу тебя на пробежку мимо её окон, но ты всё никак не замечаешь.
– Это которая с рыжими кудрями?
– Уже лучше, – кивнула Матильда. – Начинаешь соображать. Кстати, она тоже из семьи потомственных ведьм. Её кошка, между прочим, моя троюродная племянница.
Аркадий вылез из остывшей ванны и завернулся в халат.
– И что, вот так просто? Вика уйдёт к банкиру, а я…
– А ты завтра зайдёшь выпить кофе и наконец-то заметишь, какими глазами на тебя смотрит Алиса. Да-да, её зовут Алиса, можешь не переспрашивать.
– Но это же… это же…
– Магия? – Матильда снова рассмеялась. – Милый мой, в мире полно магии. Просто кто-то называет это совпадениями, кто-то – судьбой, а кто-то – внимательностью хорошей кошки.
Утром телефон Вики ответил равнодушными гудками – в это время она как раз заливалась соловьём перед породистым незнакомцем с запонками стоимостью в её месячный бюджет на косметику. "Я такая неуклюжая", – щебетала она, машинально поправляя причёску. А Аркадий, у которого впервые за год наушники остались лежать сиротливой змейкой на тумбочке, поймал себя на том, что насвистывает песню, доносящуюся из приоткрытой двери кофейни. Ноги сами свернули с пробежной дистанции.
Матильда, сидя на подоконнике своей квартиры, наблюдала эту сцену с видом режиссёра, довольного удачным дублем. Рядом с ней примостилась рыжая кошка, удивительно похожая на свою хозяйку Алису.
– Ну что, племяшка, – промурлыкала Матильда, – кажется, нам придётся почаще устраивать семейные посиделки.
Рыжая кошка в ответ только подмигнула.
Спустя полгода судьба столкнула их в "Гранд Палас" – Вика праздновала свадьбу с тем самым банкиром из лужи, а двумя этажами выше Аркадий и Алиса устроили скромное торжество в кругу самых близких и их котов. В суматохе свадебного дня Вика случайно заглянула не в тот зал и застыла, разглядывая на пальце Алисы старинное серебряное кольцо с лунным камнем в форме кошачьего глаза. Точно такое же кольцо она когда-то видела на старой фотографии бабушки Аркадия.
– Фамильная реликвия, – подмигнула Алиса.
А две кошки – чёрная и рыжая – сидели на подоконнике и делали вид, что их интересует исключительно свадебный торт. В конце концов, даже потомственным ведьмам-хранительницам иногда хочется побыть просто кошками.
Эта квартира только для меня и детей
Часть 1: Развод и квартира
Анна Воробьёва-Соловьёва (в девичестве просто Воробьёва) стояла посреди их с Вадимом – теперь уже только её – квартиры, уперев руки в боки, как капитан на мостике корабля после мятежа. В её тёмных глазах плескалось торжество пополам с грустью – гремучий коктейль, который она научилась подавать себе каждое утро последние три месяца.
– И чтобы ноги твоей здесь больше не было, Вадик! – объявила она в пространство, словно репетируя предстоящий разговор. – Теперь эта квартира только для меня и детей!
Люстра над её головой качнулась, как будто в несогласии. Та самая люстра, которую они вместе выбирали пять лет назад, когда делали ремонт. Вадим тогда ещё пошутил, что она похожа на перевёрнутый торт, и с тех пор они только так её и называли.
Вадим появился через пятнадцать минут – как раз когда Анна пыталась передвинуть их семейный диван, чтобы "всё было по-новому". Диван, видавший два переезда и сотни вечеров с попкорном у телевизора, упирался всеми четырьмя ножками, словно капризный ослик.