Мой первый, мой истинный

Да и вообще я его раскусила. Его приставания. Да еще такие грубые. Это могло сработать на Мирабель, но не на мне.

– Руки не распускай! – рыкнула я так, что это, наверное, было бы достойно волчицы, а улыбка вервольфа растаяла, уступив место раздражению. Он сжал зубы, мигом меняясь в лице, и вновь шагнул ко мне. Я метнулась в сторону и чуть сама не снесла очки палкой колбасы. Пришлось придержать их двумя руками. Бегаю тут как суслик от… волка! Было бы смешно, если бы я не застряла с незнакомцем в этом узком пространстве. Потенциально опасным незнакомцем.

– Я тебя не обижу, Изабель. – Из-за акцента он разбивает мое имя на два слога, будто оно для него слишком длинное. Получается Иза-Бель.

– Откуда ты знаешь, как меня зовут? – растерялась я.

– Твоя тетя тебя так назвала.

– Ты не мог услышать, ты был на улице… Ты что, подслушивал?

Вот и слушай передачи-триллеры про преследователей! Или у меня слишком живое воображение? Пожалуйста, пусть будет последнее! Пожалуйста-пожалуйста.

– Да где же дядюшка Тонио?! – в сердцах поинтересовалась я.

Вервольф нахмурился, тяжело, как-то по-звериному вздохнул, будто действительно был волком, но, к счастью, больше не попытался меня коснуться. Может, конечно, появление Тонио напомнило ему о правилах приличия. Хотя, где он, а где приличия? Он же дикарь! Никто не предлагает девушкам в первую встречу заглянуть под дождевик и не пытается снять с них очки!

– Хуан, здравствуй! – радуется ему как родному дядюшка. Тонио вообще дружелюбный, но особенно он счастлив клиентам, которые покупают у него много мяса. – Ужасная погодка, не так ли?

– Если только вы не любите воду, Тонио, – улыбнулся… Хуан. Какой же он Хуан, если не вилемеец?

Дядюшке шутка пришлась по нраву: он расхохотался на всю лавку. Зато быстро меня обслужил, видимо, чтобы пообщаться с любимым клиентом. Я была этому рада, не оглядываясь выбежала из лавки, будто за мной гнались волки. Впопыхах забыв накинуть капюшон. Чем тут же «воспользовался» ливень, щедро полив меня водичкой. А очки на контрасте температур с магазинчиком еще и запотели. Надо было остановиться, вернуть капюшон на место и протереть их, но я понеслась по улице с желанием убраться подальше от вервольфа. Потому что жар никуда не делся, хотя он больше не маячил перед глазами в своей… недообнаженной мужской красоте.

Перед глазами снова промелькнули все эти капельки, стекающие по груди вервольфа, в мельчайших деталях, и у меня запылали щеки. И я все-таки оглянулась, замечталась… Нет, решила посмотреть, не преследует ли он меня. Поэтому не смотрела вперед и на скорости, с размаху, врезалась в кого-то.

В кого-то – это я поняла по тому, что он был горячим на ощупь и перехватил меня за запястья, не позволяя мне упасть. По ощущениям же, я врезалась во что-то. Во что-то твердое и каменное. Рассмотреть я уже не могла: хозяйственную сумку с покупками я удержала, а вот мои очки все-таки сорвались и полетели на брусчатку.

Что было просто кошмаром, потому что мое зрение было таким, что краски мира, размытые дождем, вовсе превратились в серые пятна. Светлые, где небо, и темные, как человек, с которым я столкнулась.

– Прошу прощения, – выдохнула я, запаниковав. Представив, как сейчас буду ползать по дороге в поисках очках. А вдруг они попали в лужу? Вдруг их смыло дождевой рекой?! – Помогите найти очки. Без них я почти ничего не вижу.

– Хм, – прокомментировали сверху незнакомым голосом, – как же ты живешь?

У этого незнакомца почти не было акцента, разве что похожая звериная хриплость. Но я узнала его и без очков: больше пришлых в нашем городе не было, а значит, это второй брат. Тот который в прошлый раз смотрел на меня как на букашку.

Только сейчас я поняла, что, испугавшись за очки, которые папа мне привез из столицы на тринадцатилетие, я не обратила внимание на тревожное, давящее чувство, что во мне вспыхивало при моем приближении к братьям Рамирес. Или, вернее, при их приближении ко мне.

Их сила давила на плечи, словно заставляя согнуться, преклонить колени, но, видимо, я сегодня достаточно перенервничала, чтобы убегать. Да и куда я побегу? Даже «куда глаза глядят» не получится, потому что они у меня не глядят!

– В очках, – ответила я, облизнув губы и почувствовав, что он убрал пальцы, которые до этого браслетами стискивали мои запястья. Убрал, а призрачный жаркий след остался. – Вы поможете?

Я протянула руку, не особо на что-то надеясь, но сейчас я действительно могла передвигаться разве что на ощупь. Вервольф молчал и не шевелился, и, если бы не по-прежнему не размытый силуэт передо мной, я бы решила, что давно ушел, оставив меня стоять с протянутой рукой. Хотя вру. Я его чувствовала. Не знаю как, но чувствовала. Силу. Ярость. Я почему-то была уверена, что он злится. Но не понимала, почему. Вряд ли на меня. С чего бы?

– Не поможете, – решила я и, осторожно перехватив сумку, попыталась опуститься на корточки. – Скажите хоть, в какой они стороне.

Он меня остановил, поставил ровно, будто я была упавшей с полки куклой. А затем силуэт исчез, но ненадолго. Потом он шагнул ко мне, загородив своей тенью остальную серость ненастного дня. Испугаться я не успела: и так из-за очков переживала. До меня донесся самый желанный звук в мире – так щелкали крепления на дужках, когда я раскрывала очки.

– Спасибо, – улыбнулась я, снова протягивая руку и упираясь ладонью в горячую грудь. Кажется, у братьев было такое хобби – гулять под дождем без курток или дождевиков, потому что я словно обнаженной кожи коснулась. Но нет, это вроде тоже тонкая ткань рубашки.

Рамирес дернулся, и я тоже. А потом вздрогнула повторно, когда ощутила пальцы на своем подбородке. Он меня рассматривал?! Пару мгновений, но я чувствовала его блуждающий взгляд. Даже увидела его, хорошенько прищурившись. Увы, не настолько четко, как хотелось бы, но увидела.

– Ничего особенного, – припечатал вервольф.

– Простите? – переспросила я, чувствуя, как к щекам приливает краска, а он взял и надел на меня очки. Реальность обрела резкость и яркость. Я смогла рассмотреть мужчину, возвышающегося надо мной, его темные глаза, резкие черты, более тонкие, чем у брата, губы, щетину на подбородке. За мгновение смогла. Потом он просто обошел меня и отправился своей дорогой, а я двинулась домой. Хотя, наверное, я двинулась головой, потому что весь путь до дома думала о той его фразе.

Ничего особенного.

Они явно иностранцы. Так что, наверное, он хотел сказать «не за что», просто перепутал. Но почему-то мои самооценка и проклятая интуиция подсказывали, что говорил он обо мне. Обо мне, о моей внешности.

Глава 5

Я думала о бесовых вервольфах весь оставшийся день. И когда помогала матери на кухне, и когда убирала свою комнату, и когда решила почитать. Захлопнула книгу, осознав, что перечитываю один абзац по третьему разу, но смысл слов от меня ускользает. В моей памяти братья Рамирес слились в одного мужчину, который сначала тянулся ко мне, чтобы снять очки и посмотреть, насколько я красива, а затем с разочарованием сообщал: «Ничего особенного».

Вот это «ничего особенного» и не давало мне забыть этот эпизод и бесовых Рамирес!

Я бросила книгу на кровать, поднялась и направилась в ванную. Включив свет и заперев двери, я уставилась на себя в старенькое, потертое временем зеркало. Не просто уставилась – придирчиво всю себя осмотрела. Начиная от волос, привычно стянутых в хвост, до фигуры. Немного подумав, распустила волосы. Они мне нравились: не такие длинные, как у Миры, но густые, блестящие. Фигура у меня, конечно, не классическая, но и не похожа на яблоко, как у тетки Андреа. Спасибо Владыке! Но подержаться, как говорит Артурио, не за что. Мне уже двадцать, а нужные женские изгибы у меня так и не появились. Не то, чтобы совсем, небольшая грудь у меня была, и ягодицы тоже, но вот не такие, за которые приятно держаться по мнению Артурио. Впрочем, вервольфы смотрели не на мою фигуру, им не понравилось мое лицо.

Я подалась вперед, сосредоточившись на нем. Брови широкие, нос небольшой, рот наоборот большеват, но зато зубы ровные и кожа чистая: ни шрамов, ни следов от подросткового периода. Золотистая и с ровным загаром. Лицо как лицо, конечно. До этого дня я всерьез не задумывалась о том, красивая я или нет. Но, как, наверное, каждой женщине на свете, мне хотелось быть красивой.

Все портили очки. Они, как забрало у рыцарского шлема, заслоняли меня, перетягивая на себя все внимание с загара и улыбки. Поэтому я решительно стащила их, чтобы оказаться в туманной реальности. Мое отражение в зеркале поплыло, словно его размыло дождем.

Папа с детства называл меня совенком, значит ли это, что у меня большие глаза? В очках они казались маленькими и не очень красивыми, а какая я без очков – я не знала. Наверно, я выгляжу не совой, а кротом, который щурится и промахивается мимо вещей.

Ничего особенного.

Внутри меня вспыхнул гнев. Сдалась мне ваша красота и особенность! Никуда от этого не деться, если выбирать между красотой и чтением, то я выберу последнее. А еще ходить и не натыкаться на мебель. Поэтому я вернула очки на место и мысленно приказала себе выкинуть из головы всякую ерунду. Вервольфы даже мне не нравятся, так почему мне так важно понравиться им? Не важно! Бред же. Красота вообще не главное. Мой муж, если он когда-нибудь у меня будет, полюбит меня за мой характер. За мою душу.

Спускаясь по лестнице, я рассерженно вела ладонью по перилам и вдруг руку больно кольнуло. Поднеся ее к глазам, осознала, что занозила палец. И вздрогнула, вспомнив свои детские приметы. Занозить палец – это к неприятной встрече. Запоздалая примета, скажу я вам, у меня уже столько неприятных встреч за сегодня было, куда больше?

Я сунула палец в рот и присоединилась к маме, которая делала тесто для пирожков.

– Надень сегодня платье, Изабель, – попросила мама. – К нам на ужин придут гости.

– Тетка Марисиэла? – уточнила я. Мама, конечно, часто ворчала, что я больше похожа на ковбоя, чем на молодую женщину, но обычно не была против того, чтобы я носила штаны. Исключение она делала только для визитов кузины. Потому что мне проще нарядиться в платье, чем потом весь вечер слушать, как меня неправильно воспитали.

– Нет, – покачала головой мама, раскатывая тесто. – Папа пригласил наших новых соседей.

Я была в очках, но чуть не села мимо стула.

– Соседей? – переспросила, уже догадываясь каким будет ответ.

– Братьев Рамирес.

Ну зачем, пап? Это единственный вопрос, который мне хотелось задать отцу. Но я его не задала. И так было понятно, зачем. Точнее, из-за кого. Из-за меня. Я прекрасно знала своего папу: таким образом он хотел доказать мне, что Рамирес просто соседи. Тихие, мирные, безвредные… волки. Также посмотреть, не расистка ли его дочь. Если это правда, то притвориться больной и отказаться от ужина не получится. Папа пригласит их в следующий раз.

Думаю, была и иная причина: братья – новые люди, то есть, вервольфы, в наших краях, поэтому все хотят, если не сказать жаждут, познакомиться с ними. Моя семья не исключение, а Мирабель вовсе пустится в пляс, когда увидит своих новых кумиров близко-близко. Вопрос в другом: почему Рамирес приняли это приглашение?

Почему именно приглашение отца? Уверена их позвали родители Люсиэль и даже Энцо на ужин пригласил в качестве рекламы закусочной. Он всегда так делал, когда в Лысую бухту забредали туристы. Мой папа рыбак, он ходит на своей лодке в море и вместе со своей командой ловит рыбу для всего городка. Он уважаемый человек, но не сказать чтобы влиятельный. Мэр, конечно, всегда прислушивается к его словам, но пришлые вряд ли знают такие тонкости.

Все это более чем странно.

К счастью, Рамирес не в курсе, что он мой отец, поэтому увидят меня, почувствуют себя неловко и быстро уйдут. Такой был план. Я только не учла того, что Рамирес и неловкость – несочетаемые вещи.

Братья вошли через парадную дверь так, будто это они владели этим домом, а не моя семья. В рубашках в клетку и в джинсах они все равно выглядели хозяевами жизни. На этот раз каждый воспользовался зонтом-тростью, поэтому дождь их не коснулся. Я наблюдала за ними с лестницы на втором этаже. Вообще-то не только я: рядом, перегнувшись через перила, торчал кузен Адриан, а чуть ниже зависла нарядная Мира. Хотя нарядная – это не то слово, она вплела живые цветы в прическу, надела красное платье, в котором бегала на свидания с Артурио.

Мой наряд был поскромнее: белое платье с лиловой каймой по краю юбки и по оборкам лифа. На талию я повязала лиловую, в тон, ленту. Пока одевалась, успела несколько раз обругать моду на обнаженные плечи. Причем Мире такой фасон шел, у нее лиф держал грудь, а вот по моей платье соскальзывало, как-то слишком меня обнажая. Конечно, я могла наплевать на мамину просьбу и спуститься на ужин в джинсах. Но какой-то бес, не иначе тот самый, что заставил меня рассматривать себя в зеркале, толкнул меня в сторону выбора платья.

Ничего особенного? Я очень даже особенная! Именно мне хотелось доказать если не Рамирес, то самой себе. Особенная, красивая даже в очках.

Все мои планы полетели койоту под хвост, когда Рамирес перешагнули порог моего дома со скучающими лицами. Впрочем, младший, Хуан, тут же задрал голову и безошибочно отыскал меня. Его взгляд скользнул по моим обнаженным плечам так откровенно, будто я была голой полностью. Откровенно, жадно, жарко, а после вервольф самоуверенно улыбнулся. Я не ответила на улыбку, отвернулась, но спускаться вниз все равно пришлось. Спускаться и одергивать себя, чтобы не натягивать на плечи платье, которое на них в принципе не натягивалось по фасону.

Конечно, взгляд второго вервольфа я пропустила, да и не уверена, что он на меня смотрел: он сразу направился к отцу, пожимая его ладонь.

– Добро пожаловать в мой дом, Даниэль, – поприветствовал их папа. – Хуан. Я слышал, что вы не терпите чужих прикосновений.

– Не терпим, – подтвердил Даниэль, – но уважаем чужие традиции.

– Мы тоже их уважаем. Расскажете о своих?

– Даниэль, – мечтательно пропела Мира, спеша вниз. – Какое красивое имя.

– Уже не боишься, что нас услышат? – поинтересовалась я, пропуская ее вперед.

На что она лишь поиграла густыми бровями:

– Я хочу быть услышанной.

– Делай, что хочешь, только не втягивай меня в это, пожалуйста, – попросила я и почувствовала спешащие вдоль позвоночника мурашки – верный признак волчьего взгляда. И чуть не подпрыгнула от раздавшегося буквально за спиной бархатного голоса:

– Втягивать во что?

Достижение – я даже не врезалась в Хуана, обернувшись. Видимо, поняла на уровне инстинктов, что рядом с ними лучше не делать резких движений.

– Моя сестра говорит про гуляния в Лысой бухте, – Мира шагает к нему. – Традиционный праздник. Через две недели. Вы с братом придете?

Он почему-то снова посмотрел на меня.

– А Изабель, значит, не собирается на него идти?

Вообще-то, на гуляния ходили все, и я не исключение. Ежегодный праздник представлял собой конкурс на лучший пирог, разные игры на силу и ловкость, танцы и, конечно же, просмотр фильма на большом полотне под открытым небом после заката. В нашей глубинке не так много бывает развлечений, чтобы пропускать хотя бы одно из них! Тем более такое масштабное.

– Я еще раздумываю, – ответила я.

– Вы знакомы? – ревниво поинтересовалась Мира. Она посмотрела на меня своим фирменным взглядом, которым отваживала других девиц от Артурио, но на мне это не работало.

– Познакомились в мясной лавке. – Пусть теперь кусает локти, что не пошла со мной за цыплятами.

Судя по виду сестры она тоже об этом подумала, но тут же нацепила самую лучшую свою улыбку и протянула Хуану руку.

– Мирабель. Ее младшая сестра. Для друзей просто Мира.

Вместо того, чтобы галантно поцеловать тыльную сторону ладони, Хуан ее просто пожал, раздосадовав Миру.

– А мы уже друзья? – усмехнулся Хуан, почему-то посмотрев на меня. И так, будто невинное «друзья» подразумевало что-то еще.

– Папа не приглашает в гости врагов, – сказала я и направилась в столовую под недовольное шипение Миры:

– Изабель!

Сегодня мама расстаралась: достала старинный фарфоровый сервиз, наследие ее прабабушки, приготовила множество деликатесов – рыба, морепродукты, мясо, и даже приоделась в платье цвета красного вина, а волосы, как и Мирабель, украсила живыми цветами белого гибискуса. Помимо вервольфов на ужин пришла моя старшая сестра Вероника вместе с супругом. Уверена, узнай весь город, что мы пригласили Рамиресов в гости, все жители напросились бы тоже. Или, по крайней мере, попытались бы втиснуться в наш дом. Например, родственники.

Кстати, о родственниках.

– А тетушки Марисиэлы сегодня не будет? – поинтересовалась я у матери, сбежав от Хуана и Миры.

– Я ее пригласила, но у нее прихватило сердце.

Действительно прихватило, раз тетка не пришла посмотреть на вервольфов. Но, может, это и к лучшему.

Додумать мысль я не успеваю: через другую дверь, из гостиной, появляются отец и Даниэль. Даниэль? Имя ему совершенно не подходит, слишком мягкое для мужчины, сделанного словно из камня, из острых граней, о которые можно порезаться. Старший Рамирес на меня не смотрит, но я все равно чувствую его присутствие всей своей сутью. Комната будто заполняется силой, как воздушный шар воздухом. Вот только от нее сложно дышать. У Хуана другая энергетика, более мягкая, не такая подавляющая. Рядом с ним я могу находиться, но в одной комнате с Даниэлем мне находиться почти больно. Сердце будто сдавливает невидимой рукой, и я вспоминаю Марисиэлу и Тонио. Им тогда стало плохо в лавке незадолго до появления Хуана. Может, у нас с ними какая-то сверхчувствительность к вервольфам? Аллергия? Но, помимо этой энергетики, есть в этом Рамиресе что-то слишком властное в том, как он двигается, как себя ведет. Спокойно. По-королевски. Словно он уже король этого мира. Вождь. Альфа.

Так вервольфы называют главного волка, главу стаи – альфой. Чем могущественнее альфа, тем многочисленнее у него стая. А у Даниэля всего лишь один брат. Как такое возможно? Или мое предположение верно? Насчет того, что его изгнали. Могут ли вообще изгнать альфу? А главное – за что?

Пока я все это думаю, все занимают свои места. Даниэль, как почетный гость, садится возле отца, напротив матери, а вот Хуан занимает место кузена Адриана возле меня, чем вызывает новую вспышку недовольства у Миры, которая оказывается по другую сторону стола – тетка Андреа не желает уступать ей свое место рядом с младшим вервольфом.

– Кажется, твоя сестра преследует меня, – прошептал Хуан, склонившись ко мне и согревая дыханием мою шею. Всего лишь на секундочку, но это заставило меня сесть ровнее.

– Теперь ты понимаешь, что чувствую я, – припечатала я.

– Я мужчина, – вполне серьезно заявил он, – мне можно. Это суть всех брачных игр – охотиться за волчицей. Она убегает, ты догоняешь. Не наоборот.

Брачных игр?!

– Я не волчица.

– Нет, – покачал он головой. – Но ты мне нравишься.

– Чем?

– По запаху. Ты приятно пахнешь.

От подобной откровенности я опешила.

– И девушки на это ведутся?

Хуан нахмурился, очевидно, силясь понять, что делает не так.

– Я не говорил это никому, кроме тебя.

– Конечно-конечно, – кивнула я, но сарказма в этих простых словах было столько, что им можно было наесться взамен маминой стряпни.

– Я рад, что вы приняли наше приглашение, – сказал папа гостям. – Нечасто увидишь новых жителей в наших краях. Вы к нам надолго?

– Как получится, – ответил Даниэль. Он сидел по диагонали, и я отлично его видела, как и он меня. – Нас привело сюда одно дело. Уедем, как только сможем его выполнить.

Вот вроде ничего особенного, но я почему-то поймала его мимолетный взгляд на себе. Бред! Их дела никак не могут быть связаны со мной.

– Мы можем вам как-то помочь? – поинтересовался папа. – В ваших делах.

– Спасибо за доброту, но это семейное, – ответил за брата Хуан, за что поймал одобрительный кивок.

– Расскажите, откуда вы родом, – попросила мама.

– Мапинту. Полуостров Роага.

Не край мира, конечно, но достаточно далеко от Вилемии. Впрочем, на Роаге когда-то были вилемейские колонии, это объясняло их имена и знание языка. И экзотичную внешность.

– Ваши предки, наверное, смешивались с местными волчьими племенами, – озвучил мою мысль дедушка. И за столом повисла неловкая пауза.

У того, что мы не сталкивались с вервольфами, была и обратная сторона – все знания о них ограничивались выпусками радиопередач. Но эти передачи создавались людьми для людей, а значит, где-то ведущий мог приукрашивать, где-то вовсе выдумывать, а что-то в принципе мог не знать. Например, вещи, которые могли их оскорбить.

Вот и сейчас напряжение повисло в воздухе. Той самой силы, которую я чувствовала в присутствии вервольфов, будто стало больше. Я метнула взгляд на Даниэля, пытаясь предугадать, как он отреагирует, но внешне он остался невозмутим.

– Я и Хуан – чистокровные представители одного из этих племен, – ответил он спокойно, но вместе с этим высокомерно.

– Значит, там ваш дом, – улыбнулась мама. – Скучаете по нему? По родным?

– Да, – так же коротко подтвердил Даниэль. Но не расслабился, наоборот, силы стало как будто больше. Словно напоминание о родных всколыхнуло не лучшие чувства, а мамина попытка сгладить угол только его обострила.

– Далеко же вас занесло от дома, – присвистнул муж Вероники. – Надеюсь, ваше дело того стоит.

– Стоит, – ответил на этот раз Хуан. – Оно очень важное для нашей семьи.

И за откровенность получил неодобрительный взгляд старшего брата.

– Прости нас, Даниэль, – разрядил обстановку папа. – И ты, Хуан, прости. Мы мало знакомы с традициями вервольфов, но будем рады, если вы расскажете о них.

– Только если взамен поделитесь рассказом о своих, – кивнул Даниэль. Это меньше всего напоминало вежливые беседы за ужином, скорее, какие-то бизнес-переговоры.

– Договорились, – улыбнулся папа. – Что за дело привело вас в Лысую бухту? Возможно, мы можем с ним помочь.

– Дай нашим гостям поесть! – игриво попросила мама, хотя за этой игривостью я уловила привычное раздражение, которое ее охватывало, когда кто-то недооценивал ее готовку. Поэтому лично я утащила с общего блюда несколько закусок: зря что ли я их делала? Обычно на нервах у меня пропадал аппетит, но тут, наоборот, проснулся.

Остальные тоже потянулись за едой. Вервольфы – за мясными деликатесами, кто бы сомневался.

– Возможно, с одним из них вы, как потомственные жители Лысой бухты, сможете, – продолжил разговор Даниэль, когда все по-настоящему приступили к ужину. – Мы ищем женщину с даром видящей. Прорицательницу. По нашим сведениям, в этих краях как раз жила такая.

То ли от его слов, то ли от взгляда, ввинтившегося в меня, корзиночка с вареными кальмарами пошла не туда, куда нужно. Я подавилась и закашлялась. Правда, сильная ладонь, с глухим стуком опустившаяся мне на спину, заставила проглотить все крошки-кусочки. Прикосновение Хуана обожгло, еще больше меня обожгло, когда он провел пальцами вниз по моей спине до самой поясницы. Когда я уже хотела возмутиться, отдернул руку, будто и не было ничего. Может, и не было. Может, мне все показалось. Тогда почему поясницу по-прежнему печет там, где он прикасался?

– Все в порядке, Изабель? – поинтересовался он участливо.

– Да. Просто подавилась.

– Моя жена видела будущее, – признался дед, возвращая меня к моменту, из-за чего я вообще подавилась, – волшебница была. Ураганы предсказывала. Имена тех, кто в море сгинет, знала. Но ее уже год как нет с нами.

– Мама умерла восемь лет назад, – поправила его тетка Андреа.

– Ваша мама? – уточнил Даниэль.

– Нет, она была моей свекровью, но перед смертью успела стать мне матерью.

– Жаль. Сочувствую вашей потере.

Не знаю, испытывает ли он настоящее сочувствие, по его голосу это невозможно почувствовать. Вежливый интерес, но не сопереживание. У меня вообще возникло ощущение, что все свои эмоции Даниэль держит под замком, а на лице у него лишь маска цивилизованности. И на меня он будто старается не смотреть. Не знаю, чем я ему не угодила.

– Уверен, мама – моя родная мама, в лучшем мире, – кивнул отец. – Зачем вам видящая?

– Это уже личный вопрос.

– Понимаю.

– Я слышал, дар передается по наследству, – вот теперь Даниэль посмотрел на меня, и мне стало по-настоящему неуютно. При чем здесь я? Посмотри на Веронику или Мирабель!

– Так и было в моем роду, – согласился папа. – Он переходил от матери к дочери. Но потом у родителей рождались только сыновья, и на этом цепочка, наверное, прервалась, потому что мои дочери его не унаследовали.

– Жаль. – В этом «жаль» было не больше чувств, чем в предыдущем.

– Я надеюсь, что вы найдете видящую в другом месте, – пожелала я, – и узнаете ответы на все свои вопросы.