Бытовой шпионаж. Нет вариантов возможного

К ним подошла официантка.

ОФИЦИАНТКА

Всё. Проходите на веранду. Я вам всё туда принесла.

Парни поднялись и вышли на улицу. Вдоль стены под навесом стояли два стола. За одним сидела шумная компания. На другом были две большие пустые тарелки, салфетки, пепельница, напротив друг друга стояли две кружки с пенным тёмным и светлым пивом, между ними круглый железный поднос с горой варёных раков.

Иван и Славян сели за этот стол. Славян поднял кружку темного пива: «Ну, давай, Ванёк, за встречу! Не виделись давно», – они чокнулись кружками и стали прихлёбывать пиво, попутно разделывая пальцами и высасывая сок из раков.

СЛАВЯН

Ты мне скинь, что есть у тебя по этой конторе, на ватсап.

ИВАН

Да нет ни хуя толком. Есть письмо только от них, ну и адрес знаю. На заводе они были радио… бывшем… Там ангар огромный железный… Могу показать.

СЛАВЯН

Скинь это письмо мне.

ИВАН

Не вопрос. Сейчас скину. (Он стал возиться в смартфоне, вскоре в кармане у Славяна раздался характерный сигнал.) Посмотри, пришло?

Славян достал из кармана смартфон, включил его: «Да, пришло, потом гляну», – он снова разложил на столе свои два смартфона, рядом кинул пачку сигарет и тут же закурил. На его второй смартфон пришло сообщение. Славян открыл его, и стал читать, дымя в углу рта сигаретой.

СЛАВЯН

Короче, отвалить мне надо.

ИВАН

Что, прямо сейчас?

СЛАВЯН

Ага. Пиво допью и покачу. Ты извини, братан. Я понял, что тебе надо. Что смогу, по этой конторе узнаю. Отзвонюсь.

ИВАН

Что-то случилось? Или почему хочешь уехать? Только сели…

СЛАВЯН

Ну так фишка легла. Прислала сообщение любовница. Поеду дрючить её. Не видел давно, соскучился. Муж у неё дальнобойщик, в рейс запиздил на неделю, так что поеду я… пристроюсь…

ИВАН

Какая хуйня! Что, не можешь подождать пару часов?

СЛАВЯН

Не, не могу. Она обидится и… Хуй уже аж заволновался в штанах.

ИВАН

Да ты прикалываешься, что ли! Что за баба? Прям такая звезда?

СЛАВЯН

Ну, мне нравится.

ИВАН

Сколько лет ей?

СЛАВЯН

Сорок семь.

ИВАН

Ух, ебать! Мамочка! Точно, гонишь ты. Я думал, ты на малолетку запал, а ты пристрогался дрючить бабушку!

СЛАВЯН

Сам ты бабушка. Она сто в гору даст любой малолетке. Меня вообще мамочки больше заводят, чем дочки. Они пиздец изощрённые в сексе, развратные… Малолетки тупые… чистые овцы безмозглые.

ИВАН

Так а жена у тебя, по ходу, моложе в два раза.

СЛАВЯН

Жена охладела. Дети для неё в первую очередь… Сопли, пелёнки… Мне кажется, ей вообще уже ебли не надо. А эта пиздец какая темпераментная. Она таджичка сама. Кровь горячая. Её муж вообще не удовлетворяет ни хуя. Она от недоёба озабоченная. Я её часами долблю, аж заёбываюсь. Тут тебе сразу и фитнес, и кайф – всё в одном флаконе.

Иван промолчал, не найдя нужным дальше обсуждать все перезрелые прелести любовницы Славяна. Славян быстро съел рака и допил залпом сразу полкружки пива.

СЛАВЯН

(Поднялся из-за стола, стал распихивать по карманам телефоны.) Короче, поеду я.

ИВАН

Ну а с этим что делать? (Указал рукой на гору раков.)

СЛАВЯН

Хавай! Или попроси, упакуют, домой возьми.

ИВАН

Да куда?! С ума сошёл?

Славян достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и выложил на стол пятитысячную купюру, немного подумав, положил ещё тысячную рядом.

СЛАВЯН

Рассчитаешься.

ИВАН

А это не до хуя им?

СЛАВЯН

Может, и до хуя. Раки тут по полтиннику штука и пиво дорогое. Что останется, пусть эта пизда возьмёт на чай, а то она плачет, что платят ей мало… Короче, давай! (Он протянул руку.) Погнал я.

ИВАН

Давай! (Пожал руку.)

Славян ушёл. Иван заказал ещё пару кружек пива, съел десяток раков и отправился домой. Он надеялся, что попросит Славяна проводить его, следуя в своей машине рядом, чтобы в случае остановки гаишников отмазал его, но ситуация изменилась, и теперь Ивану приходилось испытывать нервное напряжение из-за страхов, что его остановят и, учуяв перегар, заберут водительские права. К счастью, по дороге домой ему не попалось ни одной патрульной машины.

Иван снял обувь и завалился на диван перед телевизором. Пиво сморило его, и он провалился в тяжёлый сон под монотонное бубнение телевизора.

Иван проснулся глубокой ночью. Он был в поту. Ему снились кошмары. В незнакомом городе его всюду преследовали враги, от которых не было спасения. Иван прошёл на кухню и выпил воды. Его мучила сухость во рту от съеденных раков. Он разделся и лёг в постель, но заснуть никак не получалось. Проворочавшись без сна пару часов, Иван снова переместился на диван, включил телевизор и, снова углубившись в просмотр древнего черно-белого фильма, уже под него уснул.

Его разбудил звонок в дверь. Было утро. Иван пошёл открывать, а звонок всё трещал не прерываясь. «Сука, вот кто так навязчиво звонит? – подумал Иван. – Сейчас открою, как дам по башке, чтоб честь знали…» Он отворил дверь. Вся площадка перед квартирой была занята суровыми мужчинами. Перед самой дверью стояли двое в костюмах, за ними ещё два совсем молодых парня в джинсах и уже за ними несколько собровцев или омоновцев по полной выкладке – в шлемах, бронежилетах и с автоматами. «Вы Оршанский Иван Олегович?» – спросил один из мужчин в костюме. «Я», – ответил Иван. Мужчина сунул ему под нос бланк с текстом, на котором крупными буквами было написано «Ордер на обыск». Затем все эти люди вошли в квартиру, Ивану представили понятых, тех двух зелёных пацанов в джинсах, и обыск начался. Ивана держали на кухне, а опера шарили по шкафам, переворачивая постель и перетряхивая одежду. Ивану даже показалось, что они начнут пороть подушки и матрацы, но опера ограничились тем, что только прощупали их. Процесс был долгим. Его квартиру обшаривали не один час. На все протесты Ивана и требование объяснить, в чём дело, следовало гробовое молчание. Когда обыск был завершён, один из оперов попросил его подписать протокол. Иван подписал. Тогда ему объявили, что он задержан и должен следовать с ними в полицейский участок. Ему надели наручники, завернув руки за спину, так вывели на улицу и повезли, посадив в железную будку полицейского микроавтобуса.

В участке его завели в кабинет, усадили на стул, пристегнув руки наручниками к подлокотникам. Опер стал его спрашивать, когда он видел последний раз Вячеслава Михайловича. Иван стал говорить, что последний раз они виделись вчера в пивном ресторане вечером, а затем Вячеславу пришло на смартфон сообщение, и он уехал. Второй опер подошел с толстым томом Уголовного кодекса с комментариями, неожиданно поднял его над головой, аж привстав на цыпочки, и что есть силы ударил им сверху Ивана по темени. Удар едва не оглушил его. «Колись! Колись, сука! – орал, выпучив глаза, опер. – Зачем ты Славика убил, пидорас?!»

Иван не мог поверить в услышанное. Его поразило даже не то, что в убийстве Славяна обвиняют его, а сам факт, что Славян, такой сильный, весёлый, жизнерадостный и молодой, так неожиданно покинул этот мир. Ивана снова что есть силы стукнули книгой по темени, да так, что хрустнула шея. Затем его стали бить в живот. Иван едва успевал напрячь мышцы пресса, чтобы как-то смягчать эти удары. Его так били около часа и требовали сознаться в убийстве. Он всё отрицал, говорил, что, возможно, это сделал муж знакомой Вячеслава из ревности. На что ему отвечали, что муж знакомой Вячеслава находится за тысячу километров отсюда и что Вячеслав не доехал к ней, а был найден по дороге в своей машине.

Затем, видимо, устав бить Ивана, опера натянули ему на голову противогаз. Иван едва видел комнату сквозь стеклянные очки, помутневшие от времени, и дышал спёртым, неприятным воздухом.

В кабинет вошёл ещё один сотрудник. Теперь двое держали Ивана с обеих сторон, а третий пережимал гофрированный шланг, пресекая подачу воздуха. Иван задыхался. Когда шланг слегка освобождали и он мог дышать, это не давало ему полностью набрать в лёгкие воздуха, и удушье продолжалось. Так его мучили, пока он не потерял сознание.

Иван пришёл в себя на полу. Он был мокрый. Ему лили на голову воду из графина. Опера подняли его, поволокли к стене, подняли и застегнули наручники между стеной и трубой отопления вверху направляющего трубу, вбитого в стену железного костыля. Получилось так, что Иван стоял с вытянутыми вверх руками, едва касаясь земли носками туфель.

Один из оперов извлёк из ящика письменного стола резиновую дубинку, и экзекуция продолжилась. Теперь Ивана лупили резиновой палкой по бокам. От первого удара боль пронзила его до самого позвоночника, словно электрический разряд. Иван снова пытался напрягать мышцы, но в этой позе это сделать было тяжело. К тому же опера били его не только по спине и бокам, но и по внешней стороне бедер, пытаясь попасть в нерв. Это приводило к ужасным страданиям, и из горла Ивана вырывался вопль. Этот дикий крик как бы на несколько секунд останавливал мучителей, а затем они принимались бить его снова, меняясь по мере усталости. Тогда один из них бил, а двое других курили, наблюдая за этим. Под конец, казалось, они полностью вошли в раж и решили так забить его до смерти.

В окнах стемнело. В кабинет заглянул пожилой мужчина в форме и сказал, что на сегодня хватит. Ивана поместили в камеру там же, в отделе полиции. Тут он был один. Иван попросил, чтобы его отвели в туалет, на что ему сказали, что отведут потом, когда сменится смена. Тогда Иван подошёл к углу и справил малую нужду прямо в камере. Затем он лёг прямо на пол. В камере был только деревянный уголок над плинтусом одной из стен, но на нем даже сидеть было нельзя, он был от силы шириной сантиметров десять. Всё это было намеренным издевательством над задержанными.

Иван пытался спать, это было нелегко от непрекращающейся боли во всём теле. Казалось, что на нем не осталось ни одного живого места. Тем не менее ему удалось заснуть, а ранним утром его подняли и пытки продолжились снова. Только уже без такого рвения, как вчера. Видимо, опера осознали, что явку с повинной им так, нахрапом, увы, получить не удастся. Они уже не пристёгивали его к трубе. Видимо, орудовать палкой было им лень. Они просто орали на него, требуя признания, изредка били в живот и лупили пощёчины. Затем, видимо, от безысходности они снова решили вернуться к противогазу. Едва они нахлобучили его Ивану на голову, в кабинет вошёл мужчина с тонким портфелем. Он был в синей форме Следственного комитета. От увиденного в кабинете он предпочёл мгновенно ретироваться. Двое оперов вышли за ним. Они вернулись и, насколько это было возможно, привели Ивана в надлежащий вид. Они вытерли ему пот бумажной салфеткой, поправили одежду, отстегнули его от стула и сковали руки перед собой. Затем они все вышли, а в кабинет снова зашёл мужчина с портфелем. Он сел за стол, не глядя на Ивана, достал из портфеля какой-то бланк и стал от руки заполнять его. Он спросил фамилию, имя, отчество, год и место рождения. Иван ответил. Мужчина всё занёс в бланк.

МУЖЧИНА

Я вхожу в следственную бригаду по делу об убийстве Вячеслава Лавриненко. Вы являетесь подозреваемым по делу… пока. В отношении вас проводится проверка. Я сейчас опрошу вас.

ИВАН

Мне наручники сильно застегнули. Давят ужасно.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Потерпите. У меня нет ключа.

ИВАН

Невозможно терпеть это. Руки синие. Скажите, чтобы ослабили.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Я сейчас опрошу вас и отпущу. Это будет быстро.

ИВАН

Как это опросите? Допросите? Мне адвокат тогда нужен.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Конечно, нужен… потом. Вы мне просто подтвердите, что уже заявляли следствию, и на сегодня закончим. И дальше будете связываться с адвокатом, предпринимать все положенные законом действия.

ИВАН

Хорошо.

Следователь достал другой лист из портфеля и зачитал Ивану то, что он до этого уже объяснял операм. Иван подтвердил, что всё так именно и было.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Инициатором встречи с убитым были вы?

ИВАН

Ну да. Позвонил ему, договорились пива выпить.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Жена убитого заявляет, что вы не поддерживали с ним отношений, по крайней мере последнее время. Так зачем попросили о встрече?

ИВАН

Не виделись давно… Соскучился… И насчёт работы с ним поговорить хотел. У него ж фирма была охранная. Вы уже знаете об этом? Хотел попросить, чтобы трудоустроил меня туда…охранником. А насчёт того, что не общались, то да… виделись редко. Мы раньше дружили, а потом он занят был всегда по работе… Должности занимал серьёзные…

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Да… занимал… пока не грохнули. Ладно, подойдите к столу. (Иван поднялся и с гримасой боли стал над столом. Следователь подсунул ему заполненный лист и ручку.) Прочитайте, и на каждой странице – «с моих слов записано верно, мною прочитано» и подпись.

Иван пробежал глазами текст и подписал на каждой странице.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

На стул вернитесь. (Иван снова сел.) Я вас пока помещу в изолятор временного содержания до суда. Сейчас сделают вам дактилоскопию, потом отвезут туда.

ИВАН

Так вы сказали, что опросите меня и отпустите.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

Ну вот и отпускаю.

ИВАН

Ну а что, нельзя под домашний арест хоть? Я же не виноват ни в чём! Нет никаких улик против меня…

СЛЕДОВАТЕЛЬ

(Усмехнулся.) Ну да! Под домашний арест! Нельзя. Вы так скроетесь от следствия. Потом ищи вас. А улики найдём. Работаем над этим.

В кабинет вошёл избивавший Ивана опер.

СЛЕДОВАТЕЛЬ

(Сунул бумаги в портфель и встал.) Всё. Мы закончили. Отпечатки снимите ему и вызывайте машину. Или сами его на ИВС отвезите.

Они вместе вышли из кабинета, и вскоре опер вернулся в сопровождении молодой девушки в полицейской форме. Девушка держала в руках плоскую подушечку, пропитанную типографской краской, валик с деревянной ручкой и бумажные листы, распечатанные в виде таблиц. Они посадили Ивана за стол, прокатали ему по очереди все пальцы валиком и круговыми движениями отпечатали их в клетках таблиц. Затем прокатали все ладони и сделали отпечатки рук, с силой надавливая сверху на кисти.

Ивана снова перевели из кабинета в камеру. Там он ходил из угла в угол до самого вечера. На ИВС его привезли затемно. Его приняли явно подвыпившие охранники. Они сняли с него ремень, заставили вытащить из туфель шнурки, а затем и вовсе оторвали подошвы. Иван протестовал, на что охранники заявили, что не положено помещать его в камеру с обувью, в которой имеются супинаторы. Они ловко вырвали ему из-под подошв узкие металлические рёбра жёсткости, приказали сложить руки за спину и повели в камеру.

Ивану было непривычно идти с оторванными подошвами. Туфли стали мягкими, как тапочки. Это были его последние башмаки. У него ещё некоторое время назад была дилемма – купить кроссовки или туфли. Ивану показалось, что ходить в красивых туфлях будет солиднее, и он потратил последние деньги на туфли фирмы «Ллойд». Они были надёжные и вечные, как немецкая винтовка. И вот сейчас Иван жалел об этом: «Почему не взял я кроссовки? – думал он. – Их бы точно не порвали, там нет никаких супинаторов… Эх, – думал он, – вот она, расплата за моё пижонство».

Его завели в камеру номер три. Камера была крошечная. В углу на небольшом возвышении было отхожее место, над ним торчал кран. Через не более полшага от входа был метровый деревянный настил во всю ширину камеры. Это было спальное место. Настил упирался в стену, на которой был виден большой железный квадрат, служивший для отопления в зимнее время. Окон в камере не было, но хорошо доходил свет из общего коридора через решётчатое окно вверху железной двери.

В камере находились двое возрастных низкорослых, кряжистых мужичков. Они имели вид уже бывалых зеков. Их пальцы и кисти рук были забиты блатными портаками. Мужики сидели на деревянном настиле, свесив вниз ноги. Охранник закрыл за Иваном дверь, громко лязгая старым замком. Мужики участливо посмотрели на его просящие каши, изуродованные башмаки. «Конченые пидары», – сказал хрипло один из мужиков.

ИВАН

Да. Хули, бляди. (Он опустил взгляд на свои порватые туфли.) Добрый вечер… вашей хате!

МУЖИК

И тебе того же. Давай проходи, присаживайся.

Иван скромно сел между мужиками.

ИВАН

Меня Иван зовут.

МУЖИК

Я Колёк, а он (кивнул на другого мужика, через Ивана) Эдик. Чай будешь? (Он потянулся и взял стоящую в углу наполовину полную пластиковую бутылку.) Правда остыл уже, часа два назад варили.

Иван взял бутылку, сделал глоток горького, как дёготь, чифира.

КОЛЁК

Ты, Ваня, не богат на курево?

ИВАН

Не курю я.

КОЛЁК

Это плохо. Мы тоже на подсосе. Осталась пара сигарет до утра. Он сегодня в суд ездил (кивнул на Эдика), ему туда дочка передала булочку, сырок плавленый и всего пачку сигарет…Нищета… хули делать… Сама дочку растит маленькую… На хуй эти булочки, лучше б ещё пачку сигарет купила. Скурили всё.

ЭДИК

Шумани на продол. Может, кто подкинет курёхи?

КОЛЁК

(Подошёл к двери и закричал.) Эй, братва, кто на курево богатый? Пиханите в третью хату.

В коридоре раздался раздражённый крик охранника.

ОХРАННИК

А ну-ка ебальники закрыли! Успокоились все! Я сейчас дам кому-то закурить по горбу киянкой!

Колёк сел обратно на настил.

КОЛЁК

Гондоны! Нажрались, быкуют, падлы! Сегодня вообще смена хуёвая. Самые гады собрались.

ЭДИК

Да хули им, блядям?! Жены повыпирают их с утра, сами блядуют с соседями, а этих хуесосов жаба душит, водку жрут и зло на нас срывают. Мрази…

КОЛЁК

Мы за делюгу не спрашиваем, ты вроде парень порядочный. Надеюсь, по жизни всё нормально у тебя?

ИВАН

По жизни всё правильно. А за делюгу вообще хули базарить, невиновен я.

Мужики при этих словах рассмеялись.

КОЛЁК

Так тут все такие. Невиновные! Других нет!

ИВАН

Да я в натуре не при делах. Меня по сто пятой крутят. Прессовали два дня. Явку с повинной хотели, твари. Еле двигаюсь, болит всё тело.

КОЛЁК

Да, это плохо… Вон Эдик, коллега твой, тоже припорол баклана на остановке. Только он в сознанке. Сегодня на суде арест подтвердили на два месяца, на тюрьму поедет. И то лучше, чем тут: сидишь безвылазно в этой конуре, как в гробу, хуй повернуться. На тюрьме хоть какая-то тасовка. Прогулки… и вообще есть движняк минимальный…

ИВАН

(Повернулся к Эдику.) Что, подрезал кого-то?

ЭДИК

На работе нажрались. Всю ночь бухали. Утром домой пошёл. Рань. Транспорт не ходит. Сел на остановке ждать первого троллейбуса. И хуйло какое-то конченое как доебался до меня… Тоже пьяный. Я его осадил. Он, сука, в драку… Ну, хули делать? Приблуда у меня на кармане. Потыкал эту живность, чтоб отъебался. Он, сука, упорный, всё лез на меня, пока совсем не упал. Короче, хули ловить тут, думаю, на ноги становиться надо. Покатил так, по задворкам, и тут хуяк – патрулька. Приняла меня. Я в крови весь, и оказывается, свидетели наблюдали из окон всю эту хуйню, позвонили ментам. Короче, хули мне отпираться, по хуй… Посижу… Не первый раз. При хорошем раскладе лет шесть наболтают… Да и хуй с ним. Судьба такая.

КОЛЁК

У тебя махласы есть? Бабки?

ИВАН

Не-е… Денег нет. Меня прямо из дома в одних трусах приняли, я еле успел надеть футболку и джинсы.

КОЛЁК

Хуёво… Заморозили нас с куревом… Если б деньги были…Завтра смена хорошая будет, они купили бы нам, да и водки могла бы занести… Ну хули… Не везёт. Спать давайте.

Спальное место было совсем крохотным, и лечь втроём можно было, если все повернутся на один бок друг за другом. Так и легли. Ивана мучили боли, но усталость взяла своё, и он вскоре забылся сном под раскатистый храп лежащих к нему вплотную мужиков. Его разбудил скрежет замка. Дверь раскрылась настежь, в камеру вошли трое охранников, один держал деревянный молоток с длинной ручкой.

ОХРАННИК

Поднимайтесь! Живее! Вставайте, уроды! Проверка. Вышли из камеры. (Иван и двое его сокамерников, всполошившись, спросонок проскочили в дверь мимо охранников.) Лицом к стене, руки за спину.

Пока Иван с мужиками стояли лицом к стене у двери. Охранники бегло осмотрели камеру, простучав настил и стены молотком. Затем они запустили задержанных обратно, и слышно было, как они отворяют дверь соседней камеры.

КОЛЁК

Вот бляди! Поспать не дадут.

ЭДИК

Хуйня, скоро сменятся. Следующая смена хорошая. Были бы бабки, можно было бы кутнуть.

КОЛЁК

Кутнуть, блядь! Сигарет бы разжиться!

Колёк подтащил к себе срезанную пластиковую бутылку без горлышка, доверху набитую окурками и выполнявшую роль пепельницы. Он расстелил газету и начал потрошить на неё окурки. Когда собралась порядочная горка табака, Колёк оторвал от той же газеты толстую полоску, свернул её по спирали кольцами так, что получился тонкий длинный конус. Тонкий конец этого конуса он загнул, а в толстый набил табак и завернул кончик внутрь.

КОЛЁК

Хоть самокрутку покурим… (Он поджёг толстый конец и с наслаждением сделал несколько затяжек, пуская струйками густой дым, затем передал самокрутку Эдику.)

Эдик покурил немного, посмотрел на Ивана и протянул ему самокрутку.

ЭДИК

На, смыгани, студент.

КОЛЁК

(Отобрал у него самокрутку.) На хуя предлагаешь? Тебе же сказали: не курит человек. Он вообще, по ходу, спортяга… Крепкий пацан. Спортом занимаешься? (Обратился к Ивану, который лёг и снова пытался спать.)

ИВАН

Да. По мелочи… Болит всё тело – пиздец. Ещё больше, чем вчера…

ЭДИК

А так всегда и бывает: пиздюлей выхватишь, на второй третий день – самая боль.

ИВАН

Посплю я немного. (Он лёг на бок и закрыл глаза.)

Иван увидел, как на край настила у его ног сел Арсений. «Откуда он тут?» – подумал Иван. Арсений стал говорить, что Славян погиб из-за того, что Иван поделился с ним информацией об их организации. «Тебя же предупредили, нельзя болтать. На тебе труп твоего друга». Иван проснулся и почувствовал, что дышит так часто, что почти задыхается, а его сердце билось с такой скоростью и силой, что пульс стучал в висках.

Он сел на спальном месте. В углу мужики мутили чифир. Они уже вскипятили воду в пластиковой баклажке и насыпали сверху пригоршню чая. «Нет, – подумал Иван, тупо глядя на их манипуляции, – нет, это всё не просто так. Сон ли вообще я сейчас видел? И Славяна, видимо, точно… завалили из-за меня… Но как? Они что, за мной следили, или… или они мне всунули “жучка”, пока я валялся в их ванне…»

Иван вскочил и начал судорожно с себя снимать одежду. Так он быстро разделся до трусов и носков. Мужики молча смотрели на его синее от кровоподтёков тело. «Что за стриптиз, земеля?» – сказал Колёк. Иван, не обращая на них внимания, свалил свои вещи в кучу на помост, стал брать их по одной и тщательно осматривать, прощупывая пальцами все швы. Так, в рубашке прямо под воротником его внимание привлёк небольшой узел. Этот узел оказался на поверку крохотным металлическим шариком. Иван потянул за него и вытащил. К шарику был прикреплён тонкий, как волос, усик. Несмотря на свою тонкость, этот усик был крепкий, как иголка. «Неужели это антенна?» – мелькнуло в голове у Ивана. Такой же предмет он извлёк и из шлицы своих джинсов. Некоторое время Иван разглядывал эти шарики с хвостиками на своей ладони, а затем подошел к параше и выбросил в очко. «Что, брателла, крыша едет – дом стоит?» – сказал смеясь Эдик. Иван стал одеваться.

ИВАН

Жучка мне поставили. Засунули в рубашку и штаны.

ЭДИК

Кто поставил? Мусора, что ли?

ИВАН

Да… мусора…

ЭДИК

А разве такое бывает?

КОЛЁК

В принципе, всё бывает… Сейчас техника такая, что что угодно может быть. Он же парень здравый. Не похоже, что у него чердак потёк.

Эдик достал спрятанную между досок тонкую заточку, бережно развернул целлофановый пакет, извлёк из него маленький кусочек сала и стал аккуратно нарезать его очень тонкими ломтиками.