Жить

Как следовало из скудных обрывочных комментариев тех, с кем Саше пришлось эти пару дней пересекаться, спортивный клуб «Витязь» оказался втянут в какие-то разборки из-за государственного финансирования. Поначалу ему казалось, что его отпустят, как только выяснится, что лично он, Саша, никакого отношения к деньгам не имеет, не владеет информацией, каким образом формируется и как тратится бюджет клуба. Он честно рассказал, как структурно устроена организация, кто руководит и определяет стратегические цели, кто отвечает за тренировки и соревнования, а кто – за материально-технические вопросы. Отдельно интересовались Иванычем, администратором клуба, бухгалтером и тренером команды.

Следователь, к которому Саша попал уже во второй половине дня после утреннего задержания, ознакомившись с его показаниями, добродушно сказал:

– Александр, нам известно, что вы честный и порядочный человек. По всей видимости, вы не знали о том, что под вывеской вашего клуба была сформирована вооруженная организация, имеющая не просто криминальные, а сугубо антигосударственные цели. Сейчас от вас, от вашей искренности зависит ваше дальнейшее будущее. Если вы будете сотрудничать с нами, то сможете вернуться домой к вашей красивой жене в статусе лица, неосведомленного о планах организованной преступной группы. В противном случае, на ближайшие несколько лет вам придется сменить место жительства и переехать из элитной квартиры в казенные палаты. Надеюсь, вы меня услышали и сможете принять правильное решение.

Закончив монолог, Следователь придвинулся к столу, на котором стоял открытый ноутбук, и начал что-то печатать.

– Подождите, – Саша пытался привлечь его внимание. – Я ничего не понимаю. О какой вооруженной организации идет речь? Меня целый день спрашивали про спортивный клуб «Витязь». Я больше не вхожу ни в какие организации.

– Верно, – Следователь, не поднимая глаз, продолжал стучать по клавиатуре, – о «Витязе» и пойдет речь.

– Но… я не понимаю, при чем тут антигосударственные цели?

– Значит, Александр, сотрудничать не будете? – Следователь оторвался от экрана ноутбука и наигранно сурово глянул на Сашу.

– Почему не буду? Я готов помогать следствию. Я просто не могу понять, что от меня требуется. Что я должен сообщить? Про вооруженные преступные группы мне ничего не известно.

– Александр, давайте мы вот как с вами поступим. Я буду задавать вам вопросы, а вы будете на них отвечать. Не спешите, ваши ответы я записываю в протокол. И помните про искренность. Начнем. Что вам известно о закупках «Витязем» огнестрельного оружия и боеприпасов?

Саша был шокирован. Он совершенно растерялся. В голове проносились какие-то бессвязные мысли, одна абсурдней другой.

Он, запинаясь, спросил:

– Оружия? Мы не используем оружие. Для игры в пейнтбол используются пейнтбольные маркеры. Это же, по сути, пневматические, работающие за счет газа пистолеты. Это не оружие в смысле боевого оружия…

Следователь оборвал Сашу:

– Я повторю вопрос. Что вам известно о закупках огнестрельного оружия?

– Да ничего мне об этом не известно.

Следователь зафиксировал ответ и задал следующий вопрос:

– Кто в вашем клубе занимается закупкой снаряжения и экипировки?

– У всех спортсменов имеется собственное снаряжение. Я точно знаю: что-то закупается для коммерческого использования, чтобы сдавать в прокат. Для новичков также все предоставляет клуб. Но я не знаю, кто конкретно этими вопросами занимается.

– Кто закупает имитационную пиротехнику?

– Тоже не знаю. Есть администратор, обычно он решает вопросы по снабжению. Но я не могу сказать наверняка, вы его и спросите.

– Вам известно о существовании бункера № 3?

– Да, это одна из площадок, оборудованная для проведения тренировок.

– Как часто в этом бункере проводятся тренировки?

– По-разному бывает. У нас нет постоянного расписания. Это зависит от коммерческой загрузки. Бункер иногда сдавался в аренду.

Следователь закончил стучать по клавиатуре, глянул на Сашу и участливо спросил:

– Есть хотите? У меня пицца осталась.

– Спасибо, откажусь. Я рассчитываю вернуться домой и нормально поесть. Я ответил на все вопросы?

– Мы только начали. Настройтесь на длительную беседу, Александр.

Саша заерзал на стуле и спросил:

– А разве мне не положен адвокат?

– Вам – нет. В соответствии с действующим законом, подозреваемым в совершении преступлений против безопасности Государства адвокат предоставляется только после окончания расследования.

Смысл слов Следователя не сразу дошел до Саши. Он повторил про себя услышанное, и его окатила горячая волна паники. Сразу стало трудно дышать.

Саша произнес вслух:

– Вы намекаете на то, что я являюсь подозреваемым в преступлении против безопасности Государства?

Следователь, молодой темноволосый парень, с широкими скулами и неестественно узким подбородком, что делало его лицо похожим на репку из детской книжки, откинувшись в кресле, отчетливо проговорил:

– Александр, я вам ни на что не намекаю. Я ответил на ваш вопрос о том, почему наше общение происходит без адвоката.

– Но подождите. В начале нашего разговора вы сказали, что я могу остаться в статусе свидетеля, а вот только что объяснили отсутствие адвоката подозрениями в каких-то жутких преступлениях. Я пытаюсь понять, в качестве кого я здесь нахожусь? Какие у меня есть права? И вообще, что все это значит?

– У вас излишне много вопросов, Александр. А вопросы здесь задаю я. Давайте не будем отвлекаться.

В этот момент на столе зазвонил телефон. Следователь поднял трубку и, выслушав звонящего, поднялся:

– Нам необходимо прерваться.

Он выглянул в коридор. В кабинет вошли двое в штатской одежде и, надев на Сашу наручники, вывели его из кабинета.

* * *

Совещание по «Витязю» проходило на пятом этаже Главного управления СТОЗА. В кабинете руководителя собралось несколько человек – следственно-оперативная группа, в числе которых был и Следователь, допрашивавший Сашу. Требовалось актуализировать полученные сведения. Каждый из присутствовавших кратко доложил о проделанной за день работе, акцентируя внимание на информации, имеющей значение для расследования.

Руководитель подытожил. Всего в управление доставлено 24 человека, проведены обыски, практически у всех задержанных по месту проживания изъято охотничье оружие, в том числе нарезное. В подземном бункере № 3, принадлежащем спортивному клубу «Витязь», обнаружен склад огнестрельного оружия: винтовки, автоматы и патроны к ним, гранаты. Ключи от бункера, помимо поста охраны, были изъяты также из квартиры администратора и загородного дома Иваныча. На территории клуба обнаружена взрывчатка, упакованная в коробки из-под пиротехники. Все спортсмены клуба из первого дивизиона прошли специальную подготовку по тактической стрельбе и ведению ближнего боя. Финансирование ряда мероприятий осуществлялось за счет полученных из-за границы денежных средств. Иванычем написана явка с повинной с подробным описание схемы функционирования преступной организации, имеющей целью свержение действующей власти; с остальными задержанными работа только началась.

– Ребята, теперь важно не облажаться, потому как совсем не простую тему мы с вами зацепили. Нужна предельная концентрация и полная отдача. Сохраняется режим тишины. В 20:00 еще раз собираемся здесь. После я делаю доклад Уполномоченному. Будет хорошо, если явка с повинной Иваныча будет подтверждена и другими задержанными.

Ближе к вечеру следующего дня Следователь еще раз вызвал Сашу. До этого момента его переводили из одних кабинетов в другие, о чем-то спрашивали, предлагали что-то подписать. Он очень устал и хотел спать. Заснул сидя на стуле, когда его на какое-то время оставили в покое, предварительно пристегнув наручниками к батарее.

Следователь, выглядевший не таким лощеным, как при их первой встрече, видимо, сказывался недосып, стал задавать Саше вопросы об изъятых у него из квартиры винтовке и гладкоствольном ружье, об увлечении охотой и участии в международных соревнованиях по пейнтболу. На все вопросы Саша старался отвечать кратко, поскольку не очень понимал, куда клонит Следователь. Распечатав набранный на компьютере текст, именуемый протоколом допроса, Следователь передал его Саше на подпись.

– А я должен это подписывать?

– Ну, это же ваши ответы. У нас ведется аудиопротоколирование. Содержание ваших ответов, помимо бумаги, зафиксировано на аудиозаписи. Даже если вы не подпишите протокол, наша беседа имеет объективное подтверждение. Вы чего-то опасаетесь?

– Я просто не совсем понимаю, что тут происходит. Вернее, я совсем не понимаю, что я тут делаю вторые сутки. Почему вы не хотите меня услышать? Я первый раз оказался в такой ситуации. И я действительно не знаю, что я могу и должен делать. А чего делать не должен.

Саша демонстративно оттолкнул лежавший перед ним документ.

– Ваш протокол я подписывать не буду. Ничего личного, извините.

– Ну, как я понял, признаваться вы не собираетесь. А зря, – Следователь сочувственно вздохнул, делая какую-то отметку в протоколе. – Ваш заговор раскрыт, и это дело техники облечь имеющиеся у нас сведения в процессуальную форму. У вас есть время подумать до завтра. Завтра я вас снова вызову. Доброй ночи.

Глава 6

Антон смог встретиться с Полковником только через два дня после Машиной просьбы. Полковник почти не изменился.

«Как все-таки должность влияет на человека!» – подумалось Антону.

Несмотря на свой солидный возраст, Полковник был крепок и бодр. Одутловатое лицо с выступающими вокруг носа красными ниточками капилляров выдавало его старую, но верную привычку снимать напряжение алкоголем. Твердое рукопожатие и отеческое похлопывание по спине. Он так же смотрел прямо в глаза собеседнику, говорил отрывисто и конкретно, приправляя свою речь матерком. На что Антон обратил внимание, так это на количество пауз. Казалось, что Полковник тщательно обдумывает свои слова, прежде чем их произнести.

«Или старческая мудрость, или страх сказать что-то лишнее», – так для себя определил Антон отмеченные изменения.

Полковник гулял в сквере с немецкой овчаркой, когда к нему подошел Антон. Казалось, что Полковник ничуть не удивился встрече, отстегнул поводок, отпустив собаку, и они медленно двинулись с Антоном по расчищенной дорожке. Поскольку для обоих прогуливающихся было очевидно, что их встреча не случайна, после нескольких дежурных фраз Антон сразу же перешел к делу. Он сообщил о задержании Машиного мужа, который оказался хорошо знаком Полковнику. Вопрос Антона о том, можно ли что-то сделать, повис в морозном воздухе. Полковник позвал собаку, потрепал ее за ушами и оттолкнул в сторону:

– Гуляй! Гуляй!

Пес без особого желания все же нырнул в темноту. Полковник, проваливаясь в сугроб, последовал за собакой, увлекая за собой Антона. Они приблизились к заваленной снегом скамейке, расположившейся вдали от дорожки, в окружении темных елей. Снег перед скамейкой был примят множеством ног тех, кто, несмотря на холодную погоду, искал уединения. Стоявшая рядом урна, не вмещая излишки праздного времяпрепровождения, возвышалась над грудой остатков еды, пустых бутылок и пакетов. Собака тщательно все обнюхивала, поднимая носом из снега примерзшие кучки, и как будто чихала: содержимое ей, кажется, совсем не нравилось.

– Погон, отставить! – рявкнул Полковник, и пес послушно сел рядом с хозяином.

Из внутреннего кармана куртки он извлек термос, открутил туго сидящую крышку, и, налив в нее чай, протянул Антону:

– На травах, исключительно полезная вещь. Врачи рекомендуют.

Антон, не желая показаться невежливым, взял из рук Полковника пластиковую емкость, от которой поднимался пар, и сделал пару глотков. Вкус был необычный, чуть горьковатый. Тепло потекло внутрь. Допив, он вернул Полковнику крышку от термоса.

– Антон, ты женат? – спросил Полковник, наливая себе чай.

– Не-а, как-то не сложилось.

– А дети сложились?

– Нет, откуда?

– Да мало ли, так бывает…

– Мне, по крайней мере, об этом ничего не известно.

– Ладно, – Полковник подул в парящую чашку и сделал глоток. – Отменный чай, а?

Антон кивнул: «Так точно, отменный!»

Собака, поднявшись, навострила уши и через секунду рванула с места.

Полковник продолжил:

– Знаешь, что отличает солдата от человека?

Антон отрицательно покачал головой, а про себя подумал: «Ну, понеслось. Философия кирзовых сапог. Есть, товарищ Полковник! Так точно, товарищ командир!»

Полковник внимательно посмотрел на Антона:

– У солдата есть долг перед Родиной и, защищая ее, служа ей, он служит всем тем, кого любит. И своей матери, и своей жене, и своим детям. Только любит он их опосредованно – через служение делу. Обычный человек сначала заботится о своих близких, а уже потом вспоминает про Родину. И вот ты, Антон, солдат довольно неплохой. Я бы даже сказал – хороший солдат. Был. Что с тобой произошло?

Антон молчал, не улавливая нити разговора.

– Молчишь.

Полковник тоже помолчал и налил еще чаю.

– В последнее время я все чаще думаю, может быть, мы не тому служим? Или не так любим? Знаешь, чем дальше, тем больше я начинаю сомневаться в понятных мне с юных лет истинах. Но у солдата не может быть сомнений. У него есть долг и приказ командира. Именно так солдат менее уязвим. Чем больше служения, тем меньше отвлечений на посторонние темы, тем легче совершать поступки, необходимые для общего дела, общей пользы. Что скажешь, Антон?

Антон потер начавшие замерзать руки. Попросил отменного полковничьего чая. Он не знал, как поступить: в его планы не входило ни обсуждение личной жизни, ни выслушивание умозаключений бывшего начальника. Но поскольку он ожидал помощи, то не мог просто отмахнуться от предложенного формата общения. Значит, нужно поддерживать беседу.

Антон сказал:

– Однажды я почувствовал, что я человек. А солдат – это всего лишь роль. С тех пор у меня нет сомнений в том, что первично. Я это точно знаю. Да, у меня нет детей. Но когда у меня появится сын, я точно не буду говорить ему о необходимости служения всеобщему благу. Про это ему и без меня расскажут в школе, в армии, по телевизору. А я буду стараться научить его быть человеком.

Антон чуть замялся, глянул на Полковника, и продолжил:

– Быть человеком не в тренде. Сейчас как никогда ценится служение. Вот я и не тороплюсь с детьми. Зачем подвергать ребенка опасности только потому, что он не думает так, как принято думать? Почему он должен чувствовать то, что кем-то считается необходимым? Почему он должен бояться быть таким, какой он есть, если он не такой, каким его хочет видеть Государство? У меня нет иллюзий относительно всеобщего процветания в мире, в котором правит страх. Я убежден, что страх – это сильнейшее из человеческих чувств, используя которое человеком можно манипулировать, можно даже заставить его забыть о том, что он человек. Костер страха будет гореть тем сильнее и ярче, чем больше в него будут подкладывать дрова – реальные или мнимые опасности. Для меня, – Антон допил остывший чай, – по-настоящему страшным видится ответ на вопрос: контролируют ли пламя те, кто его раздувает? Что будет, если вдруг неожиданно поднимется сильный ветер и пламя разойдется на много километров вокруг? Кто-то или что-то сможет потушить неуправляемый пожар, пожирающий не только бренные тела, но и идеи о спасении?

Полковник встал со скамейки, стряхнул снег, налипший на добротную непромокаемую куртку.

– Да ты философ, блин, – и, заглянув в лицо Антону, тихим охрипшим голосом произнес: – А я в тебе не ошибся. Знаешь, в чем разница между тобой и мной? – Полковник не ждал ответа и продолжил. – Ты смог выпрыгнуть из несущегося поезда, а я все еще еду в долбаном мягком вагоне со всеми удобствами. Да, иногда дует из окон, иногда не работает обогреватель или сортир. Да, уже не я определяю направление движения и конечную точку маршрута. Но при этом, и здесь ты абсолютно прав, я живу с постоянным чувством страха потерять место в этом теплом вагоне. Вот так-то! Мне хватает мудрости это признать.

Полковник похлопал Антона по спине, вылил из термоса остатки чая и сказал:

– У меня нет права на сомнения. Я всегда должен точно знать правильное решение. И странным образом я его всегда знаю. Пусть оно иногда не совпадает с моим внутренним, как ты говоришь, человеческим голосом. Тем не менее, у меня есть правильное решение. А вот чего у меня действительно нет – так это удовлетворения от него. Я занимаюсь тем, чем мне приказано заниматься. А в это время настоящие злодеи перебрались в высокие кабинеты или получили покровительство тех, кто уже давно сидит в этих кабинетах. И знаешь, вот еще. У меня нет радости от жизни. И дело не в хронической язве желудка. Иногда мне кажется, что лучше сделать прививку, будет проще и спокойней. – Он вскинул брови и поджал в сомнении губы. – У меня уже два внука, и они, ты не поверишь, каждый раз из меня – солдата – вытаскивают меня – человека.

Антон молчал. Полковник взял его под руку, свистнул собаке и направился к освещенной дорожке.

– Про Сашу-Машу сказать ничего определенного не могу. Информации пока минимум. Был доклад о разоблачении организованной преступной группы, действующей под видом спортивной команды. Человек двадцать арестовано. У них изъяли оружие, взрывчатку. Кто-то из них начал говорить. Конечные цели деятельности вооруженной банды еще не установлены. Но их, как ты понимаешь, обязательно установят. Они этим своим «Витязем» кому-то дорогу перешли. Тема не наша, материал в Главном управлении СТОЗА. Излишний интерес с моей стороны вызовет подозрения.

Отца Машиного я знаю очень хорошо. И парень этот, Саша, неплохой, и вроде должен быть доволен жизнью. Но это не исключает возможности дурного влияния на него компании. Стрельбы их – дисциплина почти военная… Зачем нормальному мужику с пукалкой бегать? Семейному к тому же? Тише нужно быть, незаметней. А у него одних выездов за границу в год больше, чем у меня за десять. Что туда так тянет? Родина не мила? Кто оплачивает? Тесть?

В общем, ты понимаешь, с ними работают сотрудники СТОЗА. Работают по полной. И сейчас все будет зависеть от крепости духа каждого члена этой спортивно-преступной группы и сговорчивости их командира. Если окажутся не идиотами, отделаются десятью годами колонии. Ну, а если упертые и принципиальные, то будет показательный процесс разоблачения государственных преступников, и тогда лет на двадцать могут уехать.

Антон понял, что Полковник владеет большей информацией, чем ему полагается знать по службе, значит, наводил справки. Если ничего сразу не сделал, значит, не мог светиться. Полковник подтвердил, что у истории есть заказчик, а это означает, что заказ будут отрабатывать по полной. Чуть помедлив, Антон сказал:

– Ясно. И последний вопрос. А у вас не осталось контактов Адвоката?

– Адвоката? – медленно, как будто что-то припоминая, проговорил Полковник. – Да, да, есть номер телефона. Но мы давно не общались. Насколько я знаю, он бросил практику и переехал в горы. Кстати, это мысль! Давай я тебя с ним свяжу. Вдруг он заинтересуется?

– Буду признателен.

– Тогда завтра в это же время.

* * *

Маша восстановила сим-карту из изъятого на обыске телефона, но ни от Саши, ни о Саше никаких вестей не было. Шли третьи сутки с момента его ареста. Отец на связь тоже не выходил. Маша не спала и практически ничего не ела. Она не ходила на работу и, оставаясь дома, не могла себя ничем занять. Все мысли – одна страшней другой – были о Саше. Она собрала ему вещи для передачи и каждый раз, проходя мимо оставленной в прихожей сумки, начинала что-то перекладывать, добавлять или убирать.

«Зачем ему белые футболки? Там, наверное, грязь, они быстро испачкаются», – рассуждала Маша и укладывала в сумку черные футболки. «Черная футболка, черные штаны – это прямо траур какой-то. Нет, так не надо», – была следующая мысль. И она снова вынимала Сашины вещи, несла что-то другое, складывала и представляла, как Саша получит свою сумку и станет ее разбирать. «Что он подумает? Что почувствует? Останется ли доволен?»

К горлу подкатывал комок, из глаз выступали слезы. Маше представлялось, что сейчас раздастся звонок в дверь, она откроет и увидит на пороге Сашу. Он скажет, что все случившееся – это просто недоразумение, досадная оплошность, сбой в системе. Он никого не станет винить, никому не станет предъявлять претензии. Он будет рад снова оказаться дома. Он схватит Машу в охапку и закружит по комнате. Потом они заберутся в горячую ванну и будут пить ледяное шампанское, весело болтая и посмеиваясь над своими переживаниями. И, конечно же, улетят на море. И будут свободны и счастливы.

Звонков не было ни в дверь, ни по телефону. В мессенджере писали коллеги и заказчики, валился рекламный спам, пришло уведомление о штрафе. И тишина. Машу как будто поместили в банку, заполненную тревогой, которая забивалась в уши, глаза и нос, липла к рукам, давила на голову.

Вечером позвонил Антон, позвал выпить кофе в той же кафешке на бульваре.

Маша приехала первой и, ожидая Антона, смотрела новостную передачу по телевизору, висящему под потолком. Диктор торжественно сообщил, что завтра будет транслироваться доклад Уполномоченного СТОЗА на Совете безопасности.

«Так странно, – подумала Маша, – с тех пор как Государство озаботилось всеобщей безопасностью, лично я стала чувствовать себя более уязвимой. Я живу с постоянным ощущением, что за мной следят как за каким-то преступником, я все время боюсь что-нибудь нарушить, не то сказать, не так сделать. Люди вокруг словно с ума посходили, разоблачают врагов, террористов, а на самом деле попросту стучат или, как принято говорить, сигнализируют. Подозрения рождают страх. Угрозы безопасности видятся уже не только в поступках или действиях, но и в словах. Это как масляное пятно, расплывающееся на воде. Чем больше движений, тем шире площадь его поверхности.

Двойные смыслы. Нет, это уже целое искусство интерпретации смыслов…

А в самом искусстве как раз все наоборот: полный застой. Ни новых образов, ни интересных решений, потому что страшно быть неправильно понятым. Все художники пережевывают жвачку исторически одобренного соцреализма. В театре – традиционная выверенная классика, в кино – сплошь подвиги героев, готовых жертвовать собой во имя светлого будущего. Искусством стали парады и демонстрации в поддержку действующей власти. Вот уж где организаторам можно развернуться, сделать монументально, гротескно и скрепно. Так мощно, что аж давит. Начинаешь чувствовать себя маленькой и никчемной.

А эти ночные байк-шоу: факелы как во времена инквизиции, знамена, барабаны, суровые бородатые лица здоровенных мужиков и ярко-красные губы затянутых в латекс длинноногих девиц, звуки каких-то маршей, заглушаемые грохотом двигателей. Мурашки по коже».

Пришел Антон, заказали кофе. На экране телефона он написал: «Ни о чем не спрашивай», стер и убрал в карман. Минут через десять они вышли из кафе и, оставив телефоны в машине, переместились к автобусной остановке. Зашли за торец, чтоб не попадать под камеры.

Антон рассказал Маше о встрече с Полковником, сообщил, что попробует связаться с Адвокатом.

– Кстати, Полковник сказал, что знаком с твоим отцом. Давно?

– Насколько я понимаю, со времен работы отца в органах правопорядка.

– Я не знал. Ты мне не говорила.

– Так ты и не спрашивал. И к отцу моему, насколько я помню, у тебя было презрительное отношение. Что-то про невозможность честным путем заработать такое положение в обществе… Я, кстати, съездила к нему, все рассказала.

– Как он отреагировал?

– Ну, он тертый калач. Знаешь, он настолько системный, что я иногда и сама теряюсь, можно ли мне его просто обнять или сначала нужно подать ходатайство, – Маша вздохнула. – Он ничего не знал, новостями моими был недоволен, но делал вид, что все под контролем. С тех пор не выходил на связь.

– Странно как-то все. Если бы это было резонансное дело, СМИ бы уже оповестили население об очередных подвигах правоохранителей. Если молчат, значит – дело рядовое. Но почему тогда тебе до сих пор не сообщили о задержании мужа и о его местонахождении? Что-то тут не складывается.

Глава 7

Доклад Уполномоченного СТОЗА на Совете безопасности был, как всегда, четок и конкретен. Приводимые им сведения были подкреплены статистическими данными, что, с одной стороны, сложно воспринималось на слух, но с другой – не оставляло никаких сомнений в достоверности излагаемой информации. Статистика с недавних пор была в ведение СТОЗА, и это исключало какие бы то ни было неоднозначные толкования.

Уполномоченный СТОЗА – статный, под два метра ростом, с небольшим животиком, почти незаметным под строгим кителем, с открытым чуть вытянутым лицом, высоким лбом и седыми редеющими волосами – блистал на протяжении всего выступления, оставляя впечатление знающего и ответственного профессионала своего дела. Он пользовался уважением у населения. Ему верили. Этот человек стоял в авангарде борьбы с самыми тяжкими преступлениями, результаты деятельности его Службы по тотальной защите общества и Государства были очевидны многим. А само ведомство отличалось дисциплиной и исполнительностью. Во многом безупречная репутация СТОЗА была обусловлена обстоятельствами ее формирования, в числе которых не последнее место занимало вакцинирование всех сотрудников специально разработанным препаратом, блокирующим чувственную сферу.