Выбор

Ошеломляющий, превосходящий все, с чем эти мальчики когда-либо сталкивались.

Краем глаза я заметил, как она протянула ладонь и поцеловала их.

Некоторые из них бросились ловить его. Никто не слушал проповедь.

Я наклонился к ней и прорычал ей на ухо. "Это твое единственное предупреждение.

Повторите это еще раз, и вы получите еще один удар".

"Эти удары наносятся ремнем или тростью?" – прошептала она.

"Заткнись и будь внимателен".

Через пять минут она уже спала, ее шея свисала под неудобным углом, голова покачивалась.

Я взял с книжного стеллажа миссал и бросил тяжелый текст ей на колени.

Она подпрыгнула, ее рука вылетела и ударила меня в грудь.

"Извините, – пробормотала она.

Через несколько минут ее голова снова покачивалась.

Так и пошло. На протяжении всей мессы она была в сознании, стонала между коленопреклонением и стоянием, зевала во время молитв, улыбалась и подмигивала мальчикам, испытывала мое терпение. Она все делала неправильно.

Но она будет учиться. К концу дня она поймет смысл трудного урока.

ГЛАВА 9

У меня заложило голову, когда я уставился на ноутбук, экран которого становился все более расплывчатым с каждым тяжелым миганием. Я закрыл его. После трех часов тестирования я едва мог держать глаза открытыми.

Я встал из-за стола и вытянул руки к куполообразному потолку, потянувшись в йоговском приветствии вверх, пытаясь разбудить свои мышцы.

Все утро класс отца Магнуса был пуст, если не считать самого человека. Последние три часа он сидел в ряду позади меня и работал на своем ноутбуке. Он был так жутко тих, так неподвижен, что я мог бы забыть о его присутствии. Но это было невозможно.

Его присутствие переполняло воздух, пропитывая его темной мужественностью и отголосками обещания.

Это будет неприятно.

Он действительно играл на моем предстоящем наказании, нагнетая напряжение и страх. Это сработало. Я представил себе физическое избиение с помощью какого-то приспособления, похожего на темницу, и я буду бороться с ним до последнего. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы он пожалел, что оставил меня здесь.

Но в глубине души мне было страшно.

Затаив дыхание, я повернулась к нему лицом.

"Вы закончили?" Его низкий, богатый тембр вибрировал во мне, когда он поднял глаза от своей работы.

"Раздавил его".

Я уже подумывал о том, чтобы не сдавать его. Если бы плохие результаты тестов означали больше времени, проведенного один на один с отцом Малисией, это дало бы мне больше возможностей попасть в его список запрещенных в Сионе.

Но я не могла этого сделать. Мне было все равно, что меня сочтут непослушной, правомочной или распутной. Но я не могла смириться с мыслью, что кто-то считает меня глупой.

Моя гордость могла выдержать только такое количество ударов.

Он посмотрел на часы. "У вас еще есть сорок минут. Большинство студентов не успевают во время этих тестов".

"Я не знаю, что вам от меня нужно. Я ответил на все вопросы".

"Если вы не сделали все возможное…"

"Да, я знаю. Больше ударов. Боже."

"Отправляйтесь в столовую. После обеда я жду вас в этой комнате. После обеда у меня два урока. Вы посидите на них, и к завтрашнему дню у меня будут результаты ваших тестов и расписание занятий". Он вернулся к своему ноутбуку. "Свободны".

Когда я выходила из класса, его взгляд прожигал дыру между моих лопаток, и я знала. Я просто знала, что он отсчитывает минуты до того наказания, которое запланировал для меня.

В дверях я оглянулась, и, конечно, его глаза ждали, наблюдали, светились предвкушением.

Дрожа от страха, я бросилась по коридору.

Спустившись по лестнице и обогнув несколько поворотов, я без труда нашла столовую. Проголодавшись, я направилась к линии подачи блюд. Если еда была похожа на липкий домашний рулет с корицей, который я взяла здесь после мессы, меня ждало удовольствие.

Около тридцати студентов и преподавателей сидели за круглыми столами, разбросанными по всему помещению. Их разговоры стихли, когда я вошла, а их глаза проследили мой путь к прилавкам с едой.

Я ненавидел это. Неважно, куда я шла и что делала. Всегда находились зрители, которые осуждали меня, выискивали мои недостатки и искали способы использовать меня для своей семьи.

Не обращая на них внимания, я наполнил тарелку органическими фруктами, теплым хлебом и ярким зеленым салатом с курицей-гриль. Все выглядело таким свежим и качественным, приготовленным из лучших ингредиентов. Учитывая непомерно высокую плату за обучение, было логично, что в стоимость входит первоклассное питание.

Я взял бутылку воды и принялся за нелегкую задачу – найти место, где можно присесть.

Каждая пара глаз в столовой наблюдала за тем, как я раздумываю, куда пойти. Но никто не предложил мне сесть за свой столик. Даже Невада и ее рыжеволосая подружка. Они отворачивались при моем приближении. Неважно. Я не хотела с ними дружить. Я просто хотела съесть свой обед, не представляя себя другой группе.

"Что ты делаешь, сестра Китона?" спросила Невада, присаживаясь напротив нее.

"Не будь засранцем. Ты знаешь мое имя". Я уплетала свой салат.

"Каждый получает прозвище. Вот как это работает". Она посмотрела на что-то позади меня и повысила голос. "Не так ли, Утконос Дейзи?"

Я крутанулся на стуле, когда девушка вошла в столовую. Ее плечи поникли. Ее волосы свисали ниспадающими каштановыми прядями. Но именно ее изуродованное лицо, скорее всего, и послужило причиной злого прозвища.

Кожа отвисла от глазниц, оттягивая внешние уголки век вниз, как будто не было костей, удерживающих плоть щек на месте. На первый взгляд мне показалось, что ее лицо расплавилось в огне. Но ее неправильной формы рот, казалось, не имел нижней челюсти или, по крайней мере, был сильно недоразвит.

Однако уродство не скрывало ее выражения. Искаженные черты подчеркивали обиду и боль, горевшие в ее глазах.

Если бы я была хорошим человеком, я бы отчитала Неваду за то, что та оказалась мерзкой сукой, и нашла бы другой столик, чтобы закончить свой обед. Но это не так. Я не мог позволить себе нажить врагов среди этих девушек. Не раньше, чем я обеспечу себе выход отсюда.

Поэтому я оставил свое неодобрение при себе и стал поглощать еду.

"Угрюмая Дейзи – старшая сестра на вашем этаже". Невада откусывала морковку, изучая меня. "Будь осторожен. Она может настучать на тебя, если ты используешь больше двух квадратиков туалетной бумаги".

"Приятно слышать".

"Я Элис". Рыжая откинулась назад и постучала ногтями по столу. "Вы должны мне коробку печенья".

Черт. Я не подумал о том, у кого я мог украсть сегодня утром перед мессой. Но, учитывая количество еды, припрятанной у нее в комнате, она не скупилась на печенье.

"Я верну тебе долг". Я пожал плечами.

"Отплати мне тем, что познакомь меня со своим братом Уинстоном".

Гросс. "Он вдвое старше тебя".

"Именно. И он чертовски великолепен".

"У него есть девушка".

"Скажи ему, чтобы приходил к тебе без девушки. Об остальном я позабочусь".

С Уинни у нее не было ни единого шанса. Он был одержим своей маленькой игрушкой, Эшем Эллиотом, и слишком занят, чтобы ехать в Мэн. Если кто-то и навещал меня, то это был Китон.

Я не собирался делиться с ней ничем из этого. Поэтому я встал и взял недоеденный хлеб со своей тарелки. "Мне нужно идти. Увидимся позже".

Согласно расписанию, вывешенному на стене, у меня было тридцать минут. Свежий воздух и солнечный свет манили меня на улицу, и не успела я оглянуться, как уже сошла с асфальтированной дорожки и прошла сквозь густую рощу тенистых деревьев.

Через месяц в Мэне будет так же холодно, как на Северном полюсе. Но сегодня осенний воздух казался великолепным, полог из листьев горел золотыми и красными оттенками. Мне захотелось сидра, пушистых одеял и дома.

Мне многое не нравилось в Бишопс-Лэндинге, например, вычурные вечеринки и фальшивые улыбки. Но я скучала по своим братьям и сестрам, по знакомому комфорту и свободе.

Здесь я был заключен в стену, настоящую электрическую ограду. С каждым часом клетка становилась все меньше и меньше, закрывая меня и затрудняя дыхание.

Если я соглашусь с этим, если приму эту школу и закончу здесь год, что тогда?

Моя мать принесет свою девственную принцессу в жертву самой богатой и влиятельной семье, которую только сможет найти, и тем самым передаст контроль над моей жизнью очередному засранцу.

Если я не возьмусь за свое будущее сейчас, то уже никогда не возьмусь.

Через рощу шла грунтовая тропа. Я откусил корочку хлеба и зашагал по ней, погрузившись в размышления. Пока мое внимание не привлекло движение.

Что-то извивалось в подстилке из листьев. Я не шевелился, прищурился и заметил узкое белое лицо. Нет, два лица.

Два крошечных серых меховых шарика длиной около пяти дюймов прижались к поваленной ветке. С черными глазками-бусинками, ушками Микки-Мауса и хвостами, похожими на крысиные, они были самыми милыми опоссумами, которых я когда-либо видел.

"О! Вы однопометники?" Я осмотрел окрестности и понял, что они, скорее всего, осиротели.

Они были слишком малы, слишком шатались на своих маленьких пальчиках. Такие маленькие опоссумы жили в сумке своей матери. Я не знал, как они переживут зиму здесь, не говоря уже о следующих нескольких днях без еды и крова.

Я опустилась на колени рядом с ними, и сердце мое сжалось. Они были такими милыми, с их маленькими розовыми носиками и подергивающимися усиками. Казалось, они не боялись меня. Более того, их головы поднялись с ветки, а мордочки потянулись к моей руке.

Хлеб.

"Вы голодны". Я огляделся в поисках безопасного места, где можно было бы их покормить.

В нескольких футах от них, у основания огромного дерева, было множество укрытий. Если я перенесу их туда, мне не придется беспокоиться о том, что сапсан слетит и съест их.

"Я буду звать вас Джейден и Уиллоу". Медленно подняв их за ветки, я потащил их к дереву.

Запутанная надземная корневая система образовала глубокое углубление, идеально подходящее для укрытия их крошечных тел от хищников и холода.

Я сделал мягкую подстилку из листьев и добавил хлеб. Затем, используя другую палку, я перенес каждого опоссума в полость. Они тут же набросились на хлеб, отрывая крошечные кусочки.

Фрукты или овощи были бы лучше, но я был уверен, что они съедят все. В Бишопс-Лэндинге наш садовник жаловался на опоссумов, рывшихся в мусоре.

После ужина я приносил им воду и разнообразную еду. Но пока что я лежал на боку и удовлетворенно наблюдал за тем, как они едят.

Пока я не заснул.

Это был ужасный несчастный случай. Я даже не собирался закрывать глаза. Но когда я проснулся, то понял, что прошел час или два.

Я был в полном дерьме.

Укрывшись под корнями деревьев, Джейден и Уиллоу свернулись калачиком рядом с недоеденным хлебом. Крепко спали. В безопасности.

Я оставила их там и помчалась обратно в главное здание, с ужасом разминая желудок. Когда я добрался до его класса, мне казалось, что меня сейчас стошнит.

Дверь была закрыта, но, судя по часам, мимо которых я прошел в коридоре, я пропустил оба его урока.

Сердце гулко стучало, когда я потянулась к ручке, и рука дрожала над защелкой.

Я не мог этого сделать. Не так. Я не могла прийти туда напуганной, измученной и виноватой. Не говоря уже о том, что мне очень хотелось в туалет. Казалось, что мой мочевой пузырь вот-вот лопнет.

Скрючив пальцы, я выдернул руку из ручки и медленно отступил назад.

Через две секунды дверь открылась.

Я затаил дыхание, когда Кэрри выскочила из дома. Она свернула в противоположном направлении и привалилась к стене, закрыв глаза. Она прижала руки к сердцу и вздохнула с тошнотворным удовольствием.

Тем временем я стояла в нескольких футах от него, испытывая ужасные чувства по отношению к мужчине в этой комнате. Но это не она испортила свою форму, нарушила правило поста, заснула в церкви и пропустила два занятия.

Я так мертва.

Выпрямившись, Кэрри зашагала по коридору и исчезла за углом. Она даже не заметила, что я стою здесь.

Но он это сделал.

Заполнив дверной проем, он уперся руками в бока, выражение его лица было пустым. Неразборчивое.

Его испепеляющий взгляд скользнул по мне, и, хотя я была готова к его острым краям, по всему телу пробежала дрожь. Я сцепила ноги, чтобы они не шатались. Я не дрогнула, не показала слабости.

Я прикусила губу – место, которое беспокоило меня с тех пор, как я покинула Бишопс-Лэндинг. Зубы заскрежетали, рассекая ее, и на язык попала кровь.

Он заметил, что его взгляд увеличивается, а зрачки расширяются. Его темные ресницы опустились, как щиты, закрывая эмоции, а пальцы стали теребить большой палец, загадочно и запрещающе.

Что бы ни происходило во внутренних областях Отца Магнуса, это было нехорошо.

Его молчаливая неподвижность безжалостно питалась моими нервами, пока по коже не побежали мурашки, а волосы на затылке не отклеились от кожи.

Его пальцы перестали двигаться, а его глубокие голубые глаза впились в мои.

"Закройте за собой дверь". Он отдал приказ с пугающим спокойствием и зашагал обратно в комнату. У меня не было выбора, кроме как последовать за ним.

ГЛАВА 10

Страх ворвался в мою кровь, сотрясая конечности. Я закрыл дверь со звонким щелчком и уменьшился на десять размеров, когда отец Магнус повернулся, одарив меня всей силой своего взгляда.

"Я гуляла на улице во время обеда". Я провела липкими ладонями по юбке. "Я заснула в роще. Клянусь, я не хотела. Просто… я не могла уснуть прошлой ночью и…"

"Заткнись". Его резкий тон рикошетом пронесся по классу, заставив меня сглотнуть.

Он сидел на краю стола, не сводя с меня глаз. Мои были прикованы к нему. Я не знала, о чем он думает и что собирается делать, но я сама попала в эту ситуацию. Меньшее, что я могла сделать, это посмотреть ему в лицо, как взрослая.

"Я не буду повторять ваши нарушения". Он постучал пальцем по столу. Постукивание. Постукивание. Постукивание. Его рука замерла. "В общей сложности вы накопили восемьдесят семь минут наказания".

"Что? У меня не было столько…"

"Тихо!"

У меня болела челюсть, когда я крепко сжимала ее, желая больше всего на свете исчезнуть. Он собирался избивать меня восемьдесят семь минут? Боже правый, я бы этого не пережила.

Сколько ударов я смогу выдержать, прежде чем потеряю сознание? Никто никогда не бил меня раньше.

"Услышьте меня громко и четко, мисс Константин". Он оттолкнулся от стола и подошел к огромному распятию на стене. "Вы будете отбывать наказание без жалоб и небрежности. В противном случае часы будут перезапущены, и в конце добавится еще один срок".

"Мне нужно в туалет".

"Нет". Он изогнул палец. "Иди сюда".

С каждым шагом я с трудом удерживала его взгляд. Это было нелегко. Его игра с глазами намного превосходила мою, а взгляд был гораздо более надменным и угрожающим. Но я не желала доставлять ему удовольствие, видя, как я трушу. Я был Константином и, черт возьми, должен был вести себя соответственно. Поэтому, не сводя с него глаз, я пронесся через короткую дистанцию.

"Встаньте здесь и повернитесь лицом к стене. Он указал на место под немощным крестом.

Мне ни разу не захотелось отдать ему свою спину. Я не видел ни ремня, ни трости, но он носил ремень. И пугающе жестокий оскал. Он собирался сделать мне больно.

Если бы я не встала туда, куда он указал, он бы сделал мне еще больнее.

Поза заставила меня обратить внимание на ужасное зрелище, висевшее на стене. Деревянные ступни Иисуса были в натуральную величину, прибиты друг к другу на доске и раскрашены так, будто с них капала кровь.

Почему кто-то решил, что это хорошая идея – поместить это в классную комнату?

Я положила ладони на кирпич и пыталась умерить дыхание, пока он приближался к моей спине. Каждый угрожающий шаг повторял стаккато моего пульса. Прижимаясь все ближе, он выровнял длину своего тела с моим. Он был карликом, насыщая мою кожу своим жаром.

Ни одна его часть не касалась меня. Кроме его дыхания. Его горячие, вкрадчивые выдохи гладили мой затылок и закручивались вокруг моего горла.

Затем огромная, несимпатичная рука легла рядом с моей на стену, и он придвинул свой рот к моему уху. "Прикоснись губами к его ногам".

"Фу! Что?" Мой взгляд метнулся к распятию. "Я не буду этого делать!"

"Девяносто минут".

"Боже мой, что это такое? У вас какой-то фут-фетиш?"

"Девяносто три минуты".

"Ты не можешь быть серьезным! Сколько ртов прикасалось к этой штуке?" Мое дыхание участилось. "Это не гигиенично".

"Девяносто шесть минут". Он приблизил свое лицо на миллиметры к моему. "Мы можем заниматься этим всю ночь, мисс Константин. Но вы будете целовать его ноги в течение всего отведенного времени".

Он не трахался. Он даже не переступал никаких границ. Вместо физического избиения он хотел, чтобы я девяносто шесть минут целовал распятие.

Трахни меня.

Разве это лучше, чем синяки и шрамы? Я действительно не знал. Я, черт возьми, не могла нормально думать. Он был так близко, дышал мне в затылок.

Я приподнялась на носочках, упираясь в стену, его жар обволакивал меня, душил. Вырваться было невозможно. Его твердая фигура облепила мою спину, прижав меня к себе, не давая прикоснуться.

Это было неправильно. Греховным. Запретным. Если бы он был кем-то другим, может быть, мои мысли не устремились бы туда. Но в отце Магнусе было что-то глубоко сексуальное. Не только его мужественность и поразительно красивые черты лица. Это было в его повадках, в том, как он командовал мной, подходил ко мне со всех сторон и наблюдал за мной с расстояния в несколько дюймов, неровно дыша и жарко прижимаясь к моему лицу. Как будто он хотел перегнуть меня через свой стол и трахнуть в сыром виде.

Я не хотела этого. Не с ним. Но моя киска считала, что это великолепная идея.

Потеря девственности была в списке моих дел. Но отдать ее священнику? Этому священнику? Эта мысль была безумной. Ужасающей.

И блестяще.

Если бы он отверг мои ухаживания, меня бы исключили. Если бы он был таким же продажным, как и все остальные в этом мире, и приветствовал мои ухаживания, я бы донесла на него и закрыла всю эту чертову школу.

Но существовала чрезвычайно срочная проблема.

"Мой мочевой пузырь. Он так сильно болит. Пожалуйста…" Ноющая мольба в моем голосе перешла в хныканье, набранное до предела, чтобы вызвать его сочувствие, если бы он обладал таковым. "Пожалуйста, позвольте мне сбегать в туалет…"

"Если вы скажете об этом еще хоть слово, я удвою срок вашего наказания".

Железный, обтянутый замшей голос принадлежал человеку, который не гнушался никем. Его скульптурные губы заманивали жертв к алтарю обещанием небесного спасения, а затем обрекали их на вечный ад.

Девяносто шесть минут покажутся вечным проклятием, когда мой мочевой пузырь будет кричать, а рот будет прижат к могильному изображению распятого белого парня.

"Прежде чем мы начнем…" Он переместился, освободив мою спину, чтобы прислониться плечом к стене. Благодаря этому положению его синие глаза оказались невероятно близко. "Кэрри только что сообщила мне о собрании девушек, которые собираются перед мессой, чтобы посмотреть, как я бегаю".

Кэрри настучала? Потому что она была старшей сестрой на третьем этаже? Неужели она и на себя донесла? Она вместе с остальными прижималась к окну, пуская слюни на полуголого священника.

"Почему ты думаешь, что кто-то будет наблюдать за твоим бегством?" Я изогнула бровь, стараясь не обращать внимания на точеные плоскости его потрясающе красивого лица.

"Я так понимаю, это означает, что вы не принимали участия в утренней встрече".

"О, нет. Я ползла вместе с твоим возбужденным фан-клубом".

"Мне нужны имена всех присутствующих".

"Да. Эта девушка", – я показал большой палец на себя, – "не стукачка. Но вот тебе совет. Надень рубашку. Увеличь количество углеводов. Отрасти пузо. Потому что, что такое дощечка и восьмой пресс? Это будет просто притягивать их. Может быть, ты не заметил, но у каждой женщины в этой школе на тебя встает".

Он старался сохранять стоическое выражение лица, но в нем сквозило отвращение.

"Они называют это "Утренним поклонением". Я уставился на стену перед собой, наслаждаясь его дискомфортом. "Подумать только, когда гаснет свет, все эти послушные молитвенные руки гладят котика в твою честь".

"Хватит".

"Нельзя винить девушку за то, что она раскрывает свой потенциал. Постукивание и растирание

–"

"У вас осталось девяносто девять минут. Мне добавить еще?" "Я в порядке". Я заскрипел зубами.

"Снимите обувь и носки".

Что? Я не осмеливался озвучить вопрос. Каждый ответ увеличивал время. Но, черт возьми, я не хотел терпеть это, ступая холодными ногами по паркету. Не то чтобы у меня был выбор.

Отбросив туфли и носки, я решил, что это еще один слой мучений.

Пока он не обошел меня сзади. "Теперь твое нижнее белье". Я перестала дышать.

Лишь несколько человек когда-либо просили меня снять трусики, и это были парни, которых я активно пыталась трахнуть. Я мало что знала о священниках и их правилах, но это было предосудительно. Это было слишком интимно, слишком извращенно. Это не могло быть ничем иным, кроме как сексуальным.

"О чем бы ты ни думала, остановись". Его тело приблизилось к моей спине, его дыхание коснулось моей шеи, когда он заговорил глубоким, обжигающим голосом. "Я

не интересуется ничем под твоей юбкой".

Слова сдирали с меня кожу, испепеляя ядом, причиняя нескрываемое отвращение.

Осколки унижения захлестнули меня, и я пожалела, Боже, пожалела, что не вздрогнула. Даже сейчас мои плечи сжимались вокруг ушей от тонущего осознания того, что мне никогда не стать такой же фигуристой, как Невада, или соблазнительной, как Кэрри, или манящей и стильной, как моя мать. Я была слишком маленькой и плоскогрудой, слишком болтливой и язвительной.

Стоя там, пристыженная до глубины души, я понимала, что остановить то, что последует дальше, невозможно. Не с тем недовольством, которое исходило от священника за моей спиной.

"Возьми. Их. Снимай". Бескомпромиссный приказ в его голосе сдавил мне грудь.

Ебля билась о мою грудную клетку, умоляя вырваться на свободу.

"Скажите это, мисс Константин". Его шаги шаркали по полу, а близость дразнила. "Используй свой острый язычок и удвой свое время". Я просто хотела покончить с этим.

Потянувшись под юбку, я схватила нижнее белье и толкнула. Мягкая ткань скользнула по бедрам и зацепилась за голые колени. Я раздвинула ноги. Белые трусики упали вокруг моих лодыжек, а мужчина в моей периферии даже не дернулся.

Я быстро подняла белье с пола. Когда я выпрямилась, его лицо ждало, затаив дыхание.

"Послушание – это погребение воли и воскресение смирения". Слова святого Иоанна Климака". Он кивнул на стоящий рядом стол. "Сложите свои вещи там. У вас есть три секунды".

Я сомневался, что святой Иоанн имел в виду женское нижнее белье, когда говорил о смирении. Но я оставил это при себе и выполнил приказ.

Когда я вернулась к распятию, то стала отчетливо осознавать свою наготу под юбкой. Но отца Магнуса интересовало только мое лицо.

Он ждал.

Ждет, пока я поцелую ноги статуи.

Я уперся руками в стену. Сердце за грудиной заколотилось в приступе бешеного крика. Не делай этого. Не сдавайся. Беги! Беги! Беги!

Я собрал всю злость и устремил взгляд на чучело полумертвого бога, на котором не было ничего, кроме полотенца на талии. "Ты можешь получить мой рот, жуткий голый Иисус, но это все, что я тебе дам. Пока я вынужден

целовать твои ноги, я буду проклинать тебя каждую мерзкую минуту".

Если это и не был Девятый круг ада, то я точно направлялся туда. Я ждал, что отец Невеселый начнет бить меня по голове, но он лишь опустил бровь на руку и вздохнул.

Выпустив собственный вздох, я приложила рот к старинным пальцам и постаралась не думать о микробах. В нос ударил запах затхлого дерева, и я тоже постарался не думать об этом.

Он отошел к своему столу и вернулся в поле моего зрения с Библией в руках. Подойдя к стулу, он устроился поудобнее, открыл книгу и начал читать.

Вслух.

Нет. Господи, пожалуйста, нет.

Он читал рассказ за рассказом о старинных людях, занимающихся скучными делами. Каждый отрывок сопровождался уроками смирения, но мне это дерьмо было ни к чему. Мои чертовы губы были прикреплены к скульптуре. Я снял нижнее белье перед священником. Изнеможение било в меня со всех сторон, и я не мог перестать подпрыгивать, потому что мой мочевой пузырь…